Я всё знаю

— Остановись! — кричал я хриплым еле слышным голосом. Он казался таким тихим и слабым. Но как бы я не старался, попытки остановить убийство были тщетны. Я вновь оказался беспомощным и не способным помочь.       Передо мной, почти во мраке с небольшим количеством света от куда-то, брат в фиолетовой маске и садистской улыбкой до ушей душил Лео. Страшно произносить имя «убийцы», но это действительно он… Это правда Донни. Он голыми руками сжимал горло Лео, давя большими пальцами на трахеи. Расстояние между мной и братьями доходило примерно до пяти метров, но готов заверить, что я видел красные отметены на шее Лео. Ужасная картина: оскал Донни, раскрытый рот Лео от ужаса, который пытался выдавить зов о помощи, выпирающие вены на руках Ди. Единственное, чего я не видел — глаза: ни садиста, ни жертвы. Обычно говорят, что глаза — зеркало души, но здесь зеркалом являлись действия. Жуткий смешок послышался из уст Ди, когда Лео начал хрипеть не из-за боли или сопротивления, а от выдыхания. Это последние его минуты жизни. Его руки, ранее цепляющиеся за Ди, обмякли, как и само тело. Донни не просто отпустил, а оттолкнул труп Лео от себя, наблюдая теперь, как тот бездыханно валяется.       Хотя в кошмарах я не вижу глаз, мне всё равно казалось, что Лео смотрит мёртвым взглядом именно на меня. Донни, наверно, смотрел на труп с неким злорадством, расплываясь в улыбке. Красные пятна на шее брата постепенно темнели, став фиолетовыми под цвет маски Ди. — Донни? — позвал я брата, всё ещё маниакально глядящего на труп. — Почему ты стоял? — послышался низкий голос сзади меня.       Обернувшись, я увидел Рафа, который был в два раза крупнее, чем в жизни. Или это я стал меньше? Он смотрел на меня свысока, словно насмехаясь над чем-то. Если бы я видел его глаза, то он бы наверняка меня осуждал, но его надменного тона хватало. — Ч-чего? — заикаясь, спросил я. — Ты ведь видел убийство. Почему не предотвратил его?       Дрожь прошла по всему телу и забрела в самое дно моей души, которая провалилась вниз. Я словно задыхался, когда пытался что-то выдать. — Ты же понимаешь, что теперь являешься соучастником?       Я поднял взгляд чуть выше, так как показалось, что Раф вырос в размере или я стал ниже. Я покачал головой, пытаясь опровергнуть сказанное братом. Я хотел что-нибудь сказать, но горло будто перекрыли, и меня хватило лишь на этот жест. — Ты просто наблюдал за смертью. Значит, был не против этого. — Не правда, — поборов себя, я смог всё-таки ответить, — я пытался остановить Донни. — Каким образом? — с ухмылкой поинтересовался Раф. — Просто позвав его? Глупость. Это даже нельзя назвать «усилием».       В горле застряла моя храбрость. Я хотел отойти назад, когда Раф подошёл ко мне почти в плотную, но ноги словно прилипли к полу. Они начали предательски дрожать, после чего Раф засмеялся. — Микки, ты соучастник убийства.       Сердце остановилось, а дыхание сбилось, став неровным, дрожащим. — Прекрати… — потребовал я, отходя немного назад. — Прекратить что? Говорить правду? — уточнил Раф. — Не тебе ли давался шанс на спасение Лео?       Раф приближался ко мне, в то время как я — отдалялся. Страшно было идти спиной, не зная обо что, а точнее, кого, споткнусь, но ещё страшнее — неожиданные действия. Брат идёт на меня, словно хищник на жертву и вот-вот сцапает мою шею огромными руками. Что, если он поступит со мной так же, как Донни поступил с Лео? Это моё наказание за бездействие? Я не заслуживаю такого. Я ничего не мог поделать. Это не моя вина.       Я вскрикнул, когда чьи-то руки схватились за мои плечи. Они вцепились до такой степени, что можно было почувствовать острую боль: как иголки, уколовшие мои нервы. Мандраж вновь накрыл и я судорожно начал дёргаться, чтобы выбраться из этой болезненной хватки, но с каждым сопротивлением, ногти «неизвестного» пронзали мою кожу. Я почувствовал, как что-то жидкое стекает с моих плеч. — Может, ты не спасал его, потому что не хотел? — послышался голос Ди сзади.       Брат насильно повернул меня лицом к нему и вновь вцепился пальцами в мои плечи. Боковым зрением, я заметил его ногти, которые были в крови: в моей крови, которая сочилась из свежих царапин на плечах. Всё ещё чувствовалась острая боль, которая усугублялась касанием Ди. Страх парализовал меня окончательно, когда из Донни вырвался смешок. Смешок звучал так высокомерно, и в то же время безумно. Позабыв о вопросе, я начал рассматривать лицо брата, на котором выражалась жесткость и ничего больше. — Н-не хотел? — запнувшись спросил я. — Если бы ты любил Лео, то сделал бы всё, чтобы помочь ему. Тебе просто было западло это делать, ведь он тянул тебя вниз.       Последнее предложение прозвучало как лезвие, пронзившее мне грудь. Естественно, услышанное было очень болезненным, но в то же время я возмутился. Я немедленно отскочил в сторону и отцепил руки Ди от себя. Однако посмотрев на братьев вновь, их лица стали спокойными и расслабленными, что было не только странно, но и пугало меня. — С чего вы взяли, что Лео кого-либо тянул вниз? Он всегда нам помогал, и мне в частности. Просто… ну…       Повисла нагнетающая тишина, которая затуманила все мои мысли. Вот чёрт, я не знаю, что дальше ответить. Братья оскалили на меня зубы и начали медленно приближаться, из-за чего пришлось отходить назад. — Что такое? Не можешь придумать оправдание? — фыркнул Раф. — Правда не нравится? — добавил гнёта Донни. — Уйдите…       Паника возросла, когда я упёрся впритык к стене, которую из-за тьмы не было видно, а ведь казалось, что пространство здесь безгранично. Я начал судорожно дышать, опустив голову и зажмурив глаза. Это ведь всего лишь кошмар, но почему они все настолько реальны? Почему я не могу толком проснуться? Я схватился за голову, уткнувшись лицом в колени, надеясь, что кошмар пройдёт. Интересно, что моя поза «запуганного комочка», как я его называю, немного успокаивает меня, так как морально защищает. Однако голоса моих братьев становились громче, настойчивее и искаженнее, что только больше тревожило меня. Мои тихие мольбы о прекращении давления доносились до братьев, но они не обращали внимания. — В каждой семье найдётся изгой, такой как Лео, — засмеялся Раф. — Но теперь кое-кто может занять его место…       Я зажмурил глаза и закрыл уши руками. Ди говорил обо мне. Я чувствовал приближающие шаги братьев и как кто-то из них опустился примерно на мой уровень. — Ты заслужил стать изгоем, Микки, — близко ко мне произнёс Донни, — посмотри на меня. Прими этот факт. Тебе же будет легче от этого. Донни настойчиво схватил мою руку. И хватка, видимо, была достаточно сильной, потому что боль прошлась по всей руке, но я продолжал прятать лицо в колени. Не хочу смотреть в лицо убийцы. Я и сам не являюсь ни убийцей, ни соучастником. То, что я ничего не сделал, не даёт права никому меня винить. — Микки… — шёпотом кто-то произнёс моё имя. Шёпот был ласковым, и в то же время напряжённым. — Перестань… — отозвался я. — Микки.       Это был голос не Рафа, и даже не Донни, что смутило и насторожило меня ещё больше, чем когда оба брата загнали меня в угол. Я не решался поднимать голову, но мой друг-враг «любопытство» как обычно выиграл. Осторожно подняв голову, я заметил сначала знакомую нижнюю часть лица, а потом и остальные черты. Красные полосы, голубые глаза, синяя маска… Это был Лео! Удивительно, но даже глаза есть. Кошмар закончился! Я даже подскочил от радости и, подвинувшись ближе, крепко обнял брата за плечи. Я упёрся щекой в его шею и начал тереться. Брат смущённо посмеялся, обняв меня за плечи. Счастье мигом возросло, но и так же быстро упало, когда вспомнил печальную реальность… Лео мёртв, а это всё сон. Я обнимаю обычную иллюзию, не имеющую ничего общего с братом. Хотя даже эта мысль не даёт мне не насладиться моментом. Тело Лео было настоящим; его панцирь — твёрдым, реальным; кончики маски такие же мягкие как при жизни. Понимаю, что это всё сон, но он настолько кажется реалистичным, что тяжело сдержать слёзы, которые как раз текли по моим щекам. — Лео, пожалуйста, не уходи! Не покидай нас!       Мои мольбы доносились эхом до самых границ комнаты, если они вообще были. Вряд ли они бы исполнились, однако вера во что-то хорошее снова родилась во мне. Хочется думать, что мои слова как-то воскресят брата. Этот сон, частично, и является «воскрешением» брата, но только в моей голове. Считается ли это чем-то ненормальным? Я просто скучаю по брату, так почему бы не насладиться объятиями с иллюзией? Это же не галлюцинации, а то тогда точно считалось бы сумасшествием. — Я не собирался уходить, братец, — Лео выпустил меня из объятий и добродушно улыбнулся мне. Невозможно было сдержать глупую улыбку, которая дотянулась почти до ушей, формируя рядом ямочки. Внезапно моя улыбка потухла и сменилась на страх, когда брат сжал мои плечи, дотронувшись большими пальцами до шеи. — По крайней мере, от тебя.       Меня напрягла его интонация: замедленная и слегка зловещая, но даже такое обычное предложение, которое должно было успокоить, наоборот встревожило. Я попытался встать, но Лео давил всё больше на плечи, а потом и вовсе рывком придавил меня к стене. Столкнувшись панцирем о твёрдую поверхность, руки Лео перешли с плеч на мою шею. Я схватился за руки брата, но почувствовал, как он начал крепко сжимать моё горло, не давая даже шанса на вздох. Появилось лёгкое головокружение, после чего вокруг всё размылось и потемнело раза в три больше, затем услышал знакомую смертельную усмешку. Кошмар повторяется… — Микки, я теперь всегда буду с тобой. Как я могу тебя покинуть?       Я начал хрипеть и приоткрывать рот, но никаких результатов мне это не дало: я продолжал задыхаться, пытаясь выбраться из лап «чудовища», однако «оно» сильнее. Разве кошмар не закончился, когда я увидел глаза близкого? — Это твоё наказание, — словно прочитав мои мысли, ответил Лео, — наказание, за твоё бессилие. Твоя слабость только убивает других. Ты всегда был трусом. — Прошу, — с тяжёлым трудом выдавил я просьбу прекратить, хотя это больше походило на стон. — А ты заслужи пощаду. Что ты сделал для семьи? Например, для Рафа и Ди?       Удушье потихоньку, да стремительно усиливалось, отчего уже практически не соображал, о чём спрашивает Лео. Однако первое предложение я точно услышал. Как бы это жалко не звучало, но заслужил ли я жизнь? Я знал о суицидальных наклонностях брата, и, никому не сообщив об этом, позволил ему наложить на себя руки. Да и сам особо не пытался как-то напрямую поговорить с ним об этом, ведь когда я первым (и видимо последним) увидел его шрамы на запястьях, дальше никогда не поднимал эту тему. Я не пытался изучить в интернете, как разговаривать с подобными людьми, или как поднять эту тему и решить её вместе с родными. Это называется ленью или трусостью? Побоявшись, непонятно чего, я никому не стал рассказывать о состоянии Лео, хотя должен был. Возможно, я испугался реакции остальных членов семьи, но что трудного было довериться хотя бы Рафу?       Донни… А если я боялся реакции Ди? Да, это можно объяснить… Лео несколько лет не решался кому-то открыться, но тут он захотел поделиться об этом с Донни, но тот лишь, по словам Эйприл, посмеялся! Так ещё и косвенно… Нет, даже прямо пожелал смерти. По-моему, тут другой виновен в смерти Лео. Да, и виной тому — безразличие Ди.       Я начал давить на локтевые суставы брата, пинаться, но всё бестолку. Удушье продолжалось. Постепенно туман начал превращаться в глубокую темень. Мои руки рухнули на земли, а моя голова слабо упала набок; она стала настолько тяжёлой, словно булыжник. Последнее, что я услышал — дерзкий насмешливый голос Лео, чувствуя, как он широко лыбиться. С каждой минутой безумный смех нарастал, превращаясь в истерику. — Микки, я — твоё наказание! Я — вина, которая тебя и погубит! — Твою же! — вскрикнул я, судорожно дыша и приложив руку к груди. Она то поднималась, то опускалась. Учащенное дыхание не давало мне покоя около десяти минут, пока я не взял телефон и не начал просматривать время. Почти шесть утра… Не вижу смысла пытаться снова уснуть, да и не хочу видеть ещё подобный кошмар.       Я встал с кровати и вытер лоб от холодного пота. Сердце до сих пор дребезжало, что даже в ушах пульсировало. Несколько дней назад я спрашивал у братьев, что в таких случаях предпринимают: Раф говорил, что обычно ему помогают зелёный травянистый чай и прогулка на свежем воздухе; Ди твердит о том же, только вместо чая предлагает успокоительные, которые лично на мне не работают. Я пользуюсь своим методом — записываю все свои переживания в «личный дневник». Это не совсем он, так как записываю туда лишь тревожные мысли, а не всё, что приходит в голову. Для каких-то идей или счастливых событий у меня есть отдельное место — память. Считаю, что стресс можно снять только выговорившись кому-то, а мне, кроме себя, некому выговориться. Все свои страхи и кошмары переношу на бумагу. Кстати об этом…       Подойдя к своему комоду и открыв его, я достал блокнот: тот самый, который подарила Эйприл. Вчера я ей частично соврал: на самом деле, в блокнот я записывал не рецепты, а свои переживания. В нём уже было несколько записей, которые не хочу перечитывать из-за болезненных воспоминаний, и вот сейчас я открываю новую пустую страницу, дабы записать ещё оставшиеся кусочки кошмара в памяти. Стоило бы включить основной свет, да глаза не привыкли даже к крошечному фонарику телефона, который я направил на блокнот.       Я аккуратно выровнял желтоватую страницу, взял со стола первую попавшуюся ручку и… Забыл весь свой сон. Нет, я помню саму суть сна: Лео, который меня душил, обвинения Рафа и Ди. Но я совершенно забыл, о чём конкретно все говорили, не помню, где и как всё происходило. Всё было как в тумане, неразборчиво и тускло. Лишь эмоции и страх хорошо отпечатались в памяти, раз до сих пор слышал стук своего сердца в ушах. Лёгкая паника никак меня не покидала, потому решил перенести на плотный лист хотя бы пережитые эмоции: страх, отвращение, гнев, разочарование — всё это сопровождало меня не только в кошмарах и жизни, но и с момента смерти Лео. Каждый раз, когда испытываю хоть что-то из перечисленного, вспоминаю повешенного брата в его комнате. Как я тогда его обнаружил, и как ни одни жилка на моём лице не содрогнулась, пока не прошло каких-то жалких пару минут…       Руки начали трястись. Я уже не соображаю, что пишу, но они продолжают водить по листу неровным, еле разборчивым почерком. А что, если кто-то обнаружит этот дневник? Поймут ли мой почерк? Или мои мысли? Вряд ли, раз я их сам толком не понимаю. Это как в жизни: не осознаешь свои чувства, как и остальные вокруг. Наверно, поэтому стоит перестать прятать дневник, как и самого себя. Если я перестану прятать свои секреты, то перестанут ли это делать другие?       Ничего никогда не выйдет спрятать. Рано или поздно, правда раскрывается, открывает новый взгляд на вещи. Её не выйдет сохранить в тайне, даже когда окажешься под землёй с памятником над собой.