Я всё знаю

      Мирное сопение вырывалось с моих приоткрытых губ. Я был в состоянии между сном и бодрствованием: веки совсем не поднимались, так как они казались до ужаса тяжёлыми, но мозг работал без остановки. Я даже чувствовал, как мои нейроны двигаются и обрабатывают различную информацию, полученную за последнюю неделю. Самая часто воспроизводимая картинка в моей голове являлась ссора с Донни. Несмотря на его признание вины, я не испытал особого впечатления. Максимум я посочувствовал ему, ведь он наверняка не успел извиниться перед Лео (да он, вроде, и не собирался извиняться). Но всё же его нервозность я немного понял, однако не оправдывал. Во время ссоры он сказал, что нужно научиться быстро отпускать негативные ситуации в жизни. Но не учитывал ли он тот факт, что все индивидуально переносят смерть близких? Ведь именно проблема Ди в том, что он всегда полагается только на логику, не обращая внимания на чувства других. Из-за его прямолинейности, или даже бестактности, меня ранили его слова, и, как, я уверен, многих других.       Но порой я задумываюсь: что, если я слишком эмоциональный? Я часто принимаю всё близко к сердцу, как самый меланхоличный художник, которого одно неверное слово в его адрес заставило бросить рисование. Меня же некоторые слова Донни заставили осмыслить несколько вещей. Во-первых, вряд ли в нашей семье восстановиться та гармония, которая более-менее была раньше. Не сказал бы, что она особо у нас поживала, но, по крайней мере, я чувствовал, что росту в полноценной семье. Я словно был в безопасности и мог в любой момент прибежать к братьям, спрятавшись под их крыло. Во-вторых, помогать друг другу бессмысленно. Каждый занят собой и всех это устраивает. Это уединение с самим собой — некий способ избегания проблем. Если всем хочется бежать от проблем, а не решать их, то я не вправе вмешиваться.       Пока я анализировал себя и брата, я понимал, какие мы с ним всё-таки разные. Полные противоположности! Может, поэтому наши отношения с каждым днём ухудшаются? А ведь говорят, что противоположности притягиваются… — Удобно ты устроился…       Мои глаза раскрылись из-за до боли знакомого голоса… Моего голоса.       Я резко поднялся. Оказывается, я не спал на своей любимой мягкой кроватке в комнате. Я всё это время лежал на полу, вокруг меня окружала темень, но при этом надо мной нависал тусклый свет. — Всё продолжаешь винить остальных?       Мои губы были сомкнуты, а зубы стиснуты от колющих нервах в венах. Голос мой, но я вовсе ничего не говорю. Неужели это мои мысли так громко звучат в голове, что я начинаю слышать их так отчетливо? Затем я услышал хихиканье, так же с моим голосом. Я обернулся и увидел темный силуэт, который медленно приблежался к тусклому свету надо мной. Сначала я увидел зелёные конечности с желтыми полосами, затем прямоугольный пластрон, а затем знакомое лицо с размытыми глазами… Я видел лишь синюю маску, красные полосы на лице и знакомую злорадную улыбку, которую брат оскалил. — Чего уставился? Забыл про меня совсем? — с сарказмом спросил Лео опять же моим голосом, и его слова, казалось, отразились в пустоте комнаты.       Мои зрачки сузились и задрожали, вместе с моими, как мне сначала показалось, онемевшими руками. Почему Лео говорил моим голосом? Что значит «забыл меня»?       Не верю… Я забыл голос собственного брата.       Я попытался спросить, почему он говорит моим голосом. Я открыл рот, набрал грудью воздух, напряг связки и… Ничего не произошло. Из меня вышел только воздух, который я ранее так старательно набирал для вопроса. — Что, братец? Язык проглотил? — Лео ухмыльнулся и, шагнув, сократил между нами расстояние.       Я не могу свыкнуться, что у брата мой голос. Я уже начал сомневаться, точно ли это Лео? Может, это кто-то другой? Он лишь притворяется Лео. Он — всего лишь его подобие. Но следы на шее от веревки присутствуют. А если это имитация следа? — Не переживай, Микки. Я тебя не буду долго задерживать. Всё равно рано или поздно ты сам захочешь ко мне вернуться…       Я аккуратно покачал головой, изображая недоумение. — Ты не понимаешь, о чём я? Да брось! — в пустоте словно кто-то рассмеялся и я начал замечать странные тени, напоминавшие моих близких.       Мои ноги не поддавались моим мысленным командам. Я не мог ни отвернуться, ни сделать шаг назад, ни даже просто пошевелить ими. Всё моё тело окаменело, лишь голубые радужки медленно двигались, не отрываясь от одной точки — клыки Лео. Они казались достаточно острыми, чтобы вцепиться в мою глотку и разорвать её. Почему-то, с каждым приближенным шагом Лео ко мне, я всё больше видел, в нём угрозу. Я ненавижу это чувство — страх перед близким. Но самое ужасное, что я даже не могу заговорить или двинуться. — «Что со мной будет дальше?» — пробежала эта мысль в моей голове, когда Лео уже подошёл ко мне вплотную. Он положил свою тяжёлую руку мне на плечо и тихо проговорил. — Скоро мы окажемся вдвоём, Микки. Ты и я… Разве это не чудесно? — Уголки губ Лео приподнялись и на фоне послышался смех братьев, — После мы можем забрать к себе Донни, Рафа и даже Сплинтера… Или пусть помучаются в грешном мире?       Мои зубы заскрипели друг от друга. Постепенно я начинаю улавливать мысль Лео, но она звучит как бред сумасшедшего. Похоже, я превращаюсь в больного шизофреника, раз я начинаю понимать такие вещи. — Ты бы предпочёл помучать Донни и Рафа, верно? — Прошептал Лео. — Представь, как они уже смирившиеся с моей кончиной просыпаются, идут на кухню готовить завтрак, садятся за стол, кто-то из них идёт к тебе в комнату, чтобы тебя разбудить, а тебя… — Недалеко от приподнятых уголках губ Лео появились глубокие ямочки. — а тебя нет. Тебя уже никогда не станет. Что тогда на это скажет Раф? Хотя тебя, наверно, больше интересует реакция Ди, верно?       Упоминание Донни заставила меня приподнять брови от удивления, смешенного с шоком. Меня шокировало даже не мысль о смерти, а упоминания братьев, с которыми в последнее время отношения ухудшаются. Их реакция на мой труп? Очевидно, испуг, скорбь, печаль… Хотя, я понимаю, почему Лео делает акцент на Донни. — Он бы наверняка был более чем подавлен и опустошен… Особенно после ссоры с тобой… Какая была бы трагедия!       Я резко вздохнул. На левой стороне груди чуть ближе к плечу адски заболело. Дышать становилось труднее, как бы сильно я не набирал воздух. Хихиканье Лео заставило мои мурашки появиться от ног до головы. — Знаешь, Микки, что нас объединяет? — спросил, всё ещё смеясь Лео, когда он схватил меня за подбородок, убедившись, что точно не отведу взгляд, — Мы оба желаем сделать с собой что-то, чтобы другим стало хуже.       Я попытался помотать головой, но Лео сжал сильнее мой подбородок и пристально смотрел на меня. — Не пытайся даже это отрицать. У тебя уже возникали подобные мысли.       Мой подбородок сжали сильнее. Все, что я только смог сделать, это руками схватить запястье Лео, чтобы он отпустил меня, но у меня уже не осталось сил. Или это он имел крепкую хватку. — Микки, мы с тобой почти одно целое. У нас схожие мысли и мотивы. Тебе ведь хочется отомстить всем за их безразличие к семье? Я знаю, какое решение ты можешь принять… — Лео ухмыльнулся и приблизил свое лицо ко мне. — Мы знаем об этом решении…       Этот акцент на «мы» заставил меня наконец включить инстинкт самосохранения. Я коленом врезал Лео по паховой области, благодаря чему вырвался из схватки. Побежав куда-то прочь, я перестал видеть свет. Да и чёрт с ним! Главное, что Лео уже не достанет. По крайней мере, я так думал… Его ненормальный хохот доносился эхом вокруг меня. Казалось, он был везде одновременно. Его было много. Но понимая, что этот смех раздаётся моим голосом, становится намного хуже. Мои ноги постепенно немеют, словно превращаются в куски льда. Бегать становиться намного тяжелее. Сердце бьётся чаще и медленно падает, доходя до желудка. Надежда на спасение ещё была, пока я не услышал следующие слова Лео. — Твоя смерть — лучшая месть! Докажи им этим, как они были неправы! Принеси им столько же боли, сколько они принесли тебе! Сколько принесли нам всем!       Затем последовал последний смешок перед пробуждением и фраза, которая заставила меня проснуться: — Микки, пойдём со мной…       Я резко раскрыл глаза и поднял туловище. Голова разболелась от резкого перепада давления. Я завыл о боли, словно маленький беззащитный зверёк, который лапами прикрыл голову. Даже ругнулся, когда боль отдалась теперь в шею. Прикусив нижнюю губу, я начал аккуратно массировать свой затылок и стараться подавить своё нытьё, чтобы никого не разбудить. Мои холодные пальцы согрелись, но облегчения я не почувствовал. Как бы интенсивно я бы не давил на болевые точки, боль продолжала усиливаться. Зарядка с покачиванием головы так же особо не помогла: только головокружение появилось.       Что ж, придётся встать с кровати и разбудить Ди, чтобы он дал мне обезболивающее. Откинув одеяло в сторону и встав на ноги, я тут же пошатнулся и чуть не упал вперед. Держать равновесие стоя было довольно трудно, но труднее идти, пытаясь не спотыкаться о свои же ноги. Со стороны могло показаться, что я алкаш с сорокалетним стажем, но на деле меня просто застигла мигрень. В глазах плыло, из-за чего в темноте я не мог даже по памяти найти дверь. Я раставил руки вперед, дабы расщупать дверь, но мне повезло, так как я коснулся дверной ручки. Мне с первого раза удалось её легко открыть.       Далее пришлось пройти более тяжелое испытание: дойти до комнаты Ди так, чтобы не разбудить отца и Рафа. Как только я вышел в коридор, то тут же заметил свет в конце коридора. Я бы мог пошутить про «свет в конце тоннеля», но я бы тогда разбудил кого-нибудь даже своей негромкой усмешкой. Вообще, свет был небольшой и не слишком яркий. Несколько лучей света исходили из щели двери на кухню, так же из маленькой трещины на двери, которая стала за последнюю неделю длиннее. Слегка шатаясь из стороны в сторону, как рыба в ящике на судне, я направлялся к кухне. Иногда я даже умудрялся облокотиться всем телом на стены в коридоре, однако стуки не слышались для других.       Наконец, я дошёл до желаемой точки. Словно до цели всей моей жизни, я задержал дыхание и приоткрыл дверь. Каково было моё удивление, когда мои глаза уставились на спящего Ди за столом. Голова брата располагалась на столе, а его лицо было спрятано за друг на друга сложенными руками. Рядом с ним на столе лежал полный остывший стакан с чёрным кофе. Меня насторожила эта картина, ведь Донни испытывал особенную любовь к кофейным напиткам. Да и он не из тех, кто так просто засыпает не в своей привычной среде обитания, таких как своя комната или лаборатория.       Подойдя к брату, слегка хромая, я прошептал имя Донни. Ответа не последовало. Я уж подумал, что мой брат… Ну, ушёл на тот свет. Но склонив немного голову над ним, я услышал тихое сопение. Как же он так умудрился уснуть, не притронувшись к чашке бесконечно желаемого кофе? Может, я его заразил своей простудой?       Как бы то не было, я решил не будить Донни. Мало ли, вдруг ещё разозлиться… Хотя мы с ним недавно говорили и вроде как помирились. Но всё же остался неприятный осадок… Ди рассказал, как за день до смерти Лео он пытался поговорить с ним, но по его словам Лео вёл себя как обычно. Что-то мне в это не вериться…       Я прихрамывая вышел из кухни, тихо закрыв дверь. Я уже не так сильно шатался, но голова продолжала трещать по швам, доходя уже до шеи и спускаясь острой болью по позвоночнику. Мои ноги собирались повести меня в мою комнату, в надежде, что когда моя тяжелая голова упадёт на мягкую подушку, вся боль передастся ей, как и кошмары. Но проходя мимо лаборатории брата, мне в голову пришла рисковая мысль…       Я подошёл к двери лаборатории. Дверь была металлической и немного тяжелой. Когда я открыл её, то прозвучал громкий скрип. Стиснув зубы и замерев на месте, я стал прислушиваться к звукам вокруг. Мои костяшки похолодели от мёртвой тишины, но после согрелись через пару секунд от облегчения, что никто не проснулся. Я решил не закрывать дверь: вдруг снова заскрипит…       Оказавшись возле стола, я начал разглядывать пробирки, металлические запчасти, провода и другие всякие научные штуки, в которых я, как художник, не разбираюсь. Мой взгляд рыскал среди всех этих стеклянных, блестящих, острых, тупых, металлических и других различных штуках ту желаемую баночку… Такую белую, небольшую и без надписей. То, что в ней храниться, должно спасти меня от боли в затылке. И вот, в самом дальнем краю стола, за книгами об анатомии и ботаники, я увидел баночку с обезболивающими. Наконец-то!       Я схватил эту баночку и приступил её открывать. Крышка была плотно закрыта, словно Ди заранее знал, что я полезу к нему в лабораторию. Я прибавил усилий, нажав сильнее на крышку, и она тут же повернулась! И вот, я её поднял и широко улыбнулся, начав пялиться на свои драгоценные белые пилюли в баночке. Неужели я эту ночь буду спать спокойно?       От страха вернуться к прежнему состоянию или некоторой жадности, я проглотил сразу три таблетки. А что? Я видел, как Донни однажды разом запил пять таблеток обезболивающего и запил это всё стаканом кофе. Правда он потом час провёл в туалете… Но это определенно было из-за кофе. Я же просто запрокинул голову назад, чтобы таблетка точно прошла по моей гортани и упала в желудок.       Как только таблетка опустилась, клянусь, я почувствовал неимоверное облегчение. Словно боль мгновенно испарилась; лекарственные свойства проливались по моим веном, доходя до мозга и изгоняли мигрень.       Эта баночка с препаратами действительно спасла меня. Почему Донни не оставляет её мне на сохранение? Гораздо удобнее проснуться ночью и взять лекарства с тумбочки, чем идти спотыкаясь по коридору и всех будить своими стонами от боли. Оставлю лекарства себе.       К счастью, по дороге к моей комнате, я никого не разбудил. И вот, я отворил дверь, зашёл в комнату и закрылся в своих четырёх стенах. Теперь мои мысли только со мной. Я подошёл к столу и включил светильник. Спать уже не хотелось, но если я займу себя чем-то, то быстрее устану. Приступив к размышлениям о том, на что потратить несколько часов, мой взгляд упал на блокнот: тот самый, который подарила Эйприл. У него были идеально плотные листы, чтобы рисовать акварелью; кожаная коричневая обложка, покрытая наклейками с позитивным контекстом. Я бы использовал этот блокнот для рисования, но в один «запоминающийся» день я решил, что применю его для других целей. Каков мой был испуг, когда я обнаружил, что блокнот открыт на распашку. Причем на одной из первых страниц. Будто кто-то хотел прочитать мои мысли… В комнате стало труднее дышать. Руки судорожно перелистывали страницы одной за другой. Половина блокнота была исписана моим кривым полуразборчевым почерком. На страницах отпечатывались некоторые буквы, так как я привык давить ручкой на листы. Некоторые черные чернила размазанные то моей рукой, то какими-то засохшими прозрачными пятнами. Я всё в панике продолжал рассматривать блокнот, дабы найти хоть какую-то зацепку, кто мог бы открыть его. Хотя, как я это узнаю?       Затем, когда я остановился на последней исписанной странице, то заметил некоторые пятна от размазанных чернил. Увидев запись, я тут же задержал дыхание…       Боже, я деградирую…       С моих дрожащих губ вырвалась тихая усмешка. Вот дурак… Совсем забыл, что поздно вечером перед сном делал записи, а блокнот забыл закрыть. Какое облегчение!       Голова начала кружиться… Это нехороший знак, говорящий о надвигающейся мигрени. Но я же недавно выпил таблетки, аж целых три! Может, это из-за усталости? Или голода? Я давно не ел, но на кухне спит Ди. Однако что мешает мне тихонько взять еду из холодильника и закрыться в комнате? Нет, всё равно рискованно. Потом опять он будет много вопросов задавать…       Он не думает о других. Так зачем мне думать о нём?       Я посмотрел на манящую баночку с пилюлями, что спасали меня ни раз от назойливой боли. Может, стоит выпить чуть больше? Это всего лишь обезболивающие, не антибиотики…       Мой язык соприкаснулся с ещё тремя сладкими таблетками, затем, когда мои вкусовые рецепты сработали, я тут расслабился и выдохнул с полным облегчением. Не сказать, что боль сошла на нет, но по крайней мере я могу сфокусироваться на своём деле.       Сев за рабочий стол, я приступил к написанию своих мыслей. О чём я сейчас думаю… В памяти сплывает лишь недавний спор с Донни. Я всё ещё зол. Зол за его хладнокровность, безразличие и, в некотором роде, правду. Мне плохо от осознания того, что Лео в любой случае покончил бы с собой. Если не пару месяцев назад, так через месяц точно, а может и позже. Его уже поздно было останавливать. Но именно слова Ди подтолкнули Лео на самоубийство. И он ведь это признал…       Но что сделал я для Лео?       Этот вопрос крутился в моей голове после последнего разговора с братом. Ди тогда зашёл в комнату и начал объяснять мне, почему «спасать» Лео было бесполезно. Однако, когда он начал раскаиваться, я почувствовал укол и за свои деяния. Помню, как для Лео я рисовал различные открытки для поднятия настроения, часто проводили время вместе, да и в целом были ближе друг к другу, чем другие члены семьи. Но разве этого было достаточно для него? Я редко его выслушивал. Последний раз он показывал свои порезы на запястьях в далёком детстве, когда я ещё не знал значения слова «самоповреждение». Мой маленький мозг тогда не имел понятия о самоубийстве. Мне казалось это безумием, чем-то нереальным, с чем никто никогда не столкнется. Лео наверняка это осознал: он увидел мои детские невинные глаза, полные вопросов и негодований. Хотя они святились сопереживанием, они так же излучали беспокойство и панику. Уверен, это было легко заметить. В тот момент Лео для себя принял решение: никогда мне больше не рассказывать подобные вещи. Он решил перестать высказываться мне и притворяться, будто ничего не произошло. Но я то помню тот вечер…       И всё же, будучи ребёнком, я ничего не мог сделать полезного. А повзрослев, я стал просто ждать, когда Лео снова решит мне сказать, что у него творится в душе… И на запястьях.       И вот я ждал…       Ждал…       Параллельно наблюдал…       Снова ждал…       И забыл.       Не совсем забыл. Скорее, ослабил бдительность. Я подумал, что, возможно, Лео стало легче. Думал, что тот не самый лучший период в его жизни прошёл. Оказалось, что он только ухудшался…       Наши взгляды встречались, но тут же отводились. Он знает, что мне страшно. Я знаю, что ему плохо. Никто из нас не понимает, что делать дальше.       Тут в моей тяжелой голове вспомнились слова Ди о том, что я кидаю во всех обвинения, не видя в себе при этом, грубо говоря, говна. Что ж, с полной уравновешеностью и спокойствием, могу заявить, что согласен с ним. Я сам-то особо ничего многого не сделал…       Если бы я был более смелым… Отец правильно говорил. Я — трус.       Ручка сжалась в моих руках. Пластик на ней чуть не треснул от моей мощной хватки. Я стиснул зубы от тупой боли в затылке, словно кто-то ударил меня тяжелым предметом по голове. Взяв баночку с таблетками и насыпав три штуки на ладонь, я задумался. Я ведь уже много таких принял. Не станет ли мне от этого хуже? Новая пульсирующая в голове боль дала понять, что правильным решением будет принять обезболивающие. Да, это всего лишь обезболивающие. Что может пойти не так?       Боль стихла после принятия таблеток, но она опустилась на желудок. Он подозрительно заболел, но это было терпимо. Уж лучше я потерплю слабую боль в животе, чем сильную боль в черепной коробке.       Дабы отвлечься от «трюков» организма, я перешёл к своим мыслям. Рука дрожала, но продолжала водить по страницам любимого блокнота. Этот блокнот стал неким психологом для меня. Однако я не люблю перечитывать его. Эти мысли порой съедают меня полностью и вводят в большую истерику, чем помогают самореализоваться.       Я никогда не учусь на своих ошибках. Никогда.       Тело задрожало. В комнате стало так холодно… Неестественно холодно. Я не чувствовал своих конечностей. Казалось, немного выдохнув, то тут же настигнет плотный пар, но этого не произошло. Значит не в комнате было дело. Мои пальцы продолжали держать ручку, но сам пластик или руку я не чувствовал. Уже механически моя рука водила ручку по странице.       Мне ужасно холодно. Меня морозит до чертиков. Кажется, будто я медленно умираю.       По телу прошла тонна мурашек. Смерть… Какая она? Насколько она пугающая и безжалостная?       Что испытывал Лео, когда задыхался?       Внутри всё сжалось и собиралось вырваться наружу. То гнилое тело брата всплыло в голове. Я только забыл о той картине… Я видел, как его тело превратилось в один кусок мяса, отдающегося тухлым запахом. Оно разлагалось на глазах. И даже, когда Ди на время убрал Лео в лабораторию, я представлял, как его внутренние органы перестают функционировать и сливаются в одно целое, словно густая каша. Как Донни смотрел на труп брата? Ему было страшно? Противно? Больно? Что он испытывал, смотря в засохшие глаза мертвеца, которая превратилась в мясистую куклу?       Я боюсь умирать. Смерть нещадна. Смерть жестока.       По лбу пробежала капелька пота. Во рту пересохло, язык покрылся бело-серым толстым слоем налёта. Я откинулся на спинку стула, пытаясь ртом поймать нужное количество воздуха, но его не хватало. Меня окружал лишь высокий градус напряжения, который одаривает меня жаром. Я чувствую, как по моим рукам течет соленая вода, от который исходит вонючий запах пота, вызывающий тошноту. Мне совсем плохо…       Я не хочу умирать. Не сейчас.       Я встал с места и уронил ручку на пол. Мои ноги с трудом стояли. Колени дрожали от давления, на которое я оказываю на них, ведь моё тело теперь казалось таким тяжелым. Схватив свою последнюю надежду и открыв её, из баночки на мою ладонь случайно посыпались шесть таблеток. Это было много, но почему-то мой мозг не соображал. Он приказал моему телу проглотить их всех. Повинуясь еле работающему мозгу, я проглотил их. Однако тут же кинул открытую баночку на стол. Таблетки разлетелись по столу: какие-то оказались на краю стола, а некоторые остались по середине рядом с уже пустой баночкой. Их было ещё так много: около тридцати штук. Они очаровывали меня, заставляя прикоснуться к ним снова, но картина начала плыть. Затем, что-то зашивилилось в желудке. Клянусь, кто-то находился во мне. И оно пыталась пролезть наружу через рот.       Мои непослушные ноги хромали к двери, чтобы выйти из комнаты. Я словно был на карусели, где невозможно было толком разглядеть окружающую среду. Где эта чёртова дверная ручка? Ощупав ещё пару минут дверь, мои вспотевшие ладони нащупали эту ручку, и я чуть ли не кувырком вышел из комнаты. Я упал на левый бок и заныл от боли. Уже всё равно, услышит меня кто-нибудь или нет. Мне нужна помощь.       Тяжело дыша, я пытался встать для начала хотя бы на колени, но как только я встал на четверенки, то тут же замер. Боковым зрением я заметил, как кто-то прошёл по коридору. Посмотрев туда, в меня ударила лишь темень и дверь в ванную комнату. Нужно было направиться туда, но если мне не показалось, то кто-то прошёл мимо. Я же не схожу с ума? Клянусь, там кто-то был.       Стиснув зубы, я встал на ноги и панцирем уперся в стену своей двери. Я какое-то время ещё смотрел на коридор, но в моих глазах начала вырисовываться некая картина. Будто, что-то висит…       Это похоже на висельницу. Неужели…       Тут же рванув к месту, где висела эта зловещая веревка, она словно испарилась. Я же её видел… Что за дурацкая шутка? Это Донни решил мне отомстить?       Да, Ди решил мне отомстить. Он ненавидит меня за мою упрямство, правдивость. Он не хочет смотреть фактам в лицо. Он никогда не признает, что убил Лео. А если это не Донни?       Я снова панцирем ударился о стену возле двери кухни и скатился вниз. Схватившись за правый бок, я тихо выругался: неприличнее, чем обычно. Но даже если бы братья проснулись от слова с пятью буквами, меня бы это всё равно успокоило. Боль стало более невыносимой и уже распространилась почти по всему телу.       Затем я услышал хихиканье. Я не шучу. Кто-то посмеялся над моим плачевном состоянии. Это точно был Раф. Он наверняка не спит, смотрит из щели своей комнаты и старается сдержать смех. Ему приятно наблюдать над братом, который все эти дни грубил старшему. А рядом с ним стоит Эйприл, которая и разрушила все наши отношения в семье. Если бы она промолчала о ссоре Донни и Лео, то мы бы жили спокойнее. Почему она всё ещё наша подруга? Я её ненавижу! Она должна уйти отсюда!       Я схватился за голову. Чёрт, да я точно съехал с катушек. Я слышу хихиканье, вижу висельницу в коридоре… Нужно срочно добраться до ванны.       Спустя несколько попыток встать, я упал на колени. Мне не осталось ничего, кроме как ползти. Все смеются надо мной… Я слышу смех, но игнорирую его. Со стороны действительно это смотрится смехотворно, как маленькая больная черепашка ползает по полу к ванной, но будь они на моём месте, то поняли бы меня.       Они бы поняли, какого это быть слабым. Поняли бы, как мне больно. Они бы первыми увидели шрамы Лео. Они бы…       Я начинаю бредить. Это точно плохой знак. Открыв дверь, я уперся руками о ручку, дабы встать на ноги. Я зашёл в комнату и тут же закрыл дверь изнутри, чтобы никто не увидел, как я вдруг начну блевать или хуже того. Я начал медленно идти к зеркалу над раковиной, еле перебирая ноги одну за другой, но вот сволочь! Судороги распространились по всем ногам: от бедра до лодыжек. Чтобы не упасть ничком на кафель, я успел схватиться за глубокую ржавую раковину, чуть не задев и не сломав кран. Включив рядом светильник, в зеркале оказалось ужасное уродливое существо, с бледно-зеленой кожей и мешками под глазами. На моих прищуренных глазах полопались сосуды, заполняя белки кровью. Я коснулся холодными пальцами своего отекшего лица. Это страшное существо повторяло за мной. Им являлся я.       Покачав головой, мне пришла мысль, что это просто сон. Я сплю и вижу всего лишь глупый кошмар. Но кожа была настолько мягкой и настоящей, что не поверить в реальность трудно.       К гортани поступил горьк-сладкий вкус. Что-то жидкое и вонючее так и просилось выйти из моего организма. Подбежав к унитазу, я стал молиться. Неважно кому. Я просто просил помощи у Всевышнего, которого раньше звал всегда без причины. Но сейчас мне действительно нужна его помощь. Мне нужно спасение.       Неужели, всё так и закончится?       Неужели, я встречусь с Лео?