ID работы: 11098276

Разморозь мою душу

Слэш
R
В процессе
17
salvee бета
Пэйринг и персонажи:
Размер:
планируется Макси, написано 34 страницы, 3 части
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
17 Нравится 5 Отзывы 2 В сборник Скачать

𝟐

Настройки текста
Лучи закатного солнца врываются в окно, окутывая комнату алым светом. Антон поднимает голову, жмурясь. Он просидел, закрыв глаза и уткнувшись головой в свои колени, около получаса, поэтому теперь комната перед ним «плывёт». Кое-как разлепив глаза, парень поднимается с пола, выключает Цоя, до этого звучавшего из колонок, и идёт в ванную. Антон проходит мимо кухни, игнорируя урчание в животе. Проделав свои обычные водные процедуры, а именно — просидев под холодным душем с десяток минут, Шастун включает на ноутбуке сериал и заставляет себя сесть за уроки. В голове опять пустота. Он решает начать с сочинения, ведь после выполнения домашнего задания по алгебре, истории, физике и географии сил может не остаться. Хотя сочинение ему нужно сдать послезавтра, Антон все равно уверенно берёт ручку и тетрадь. Недолго подумав, он начинает записывать туда свои мысли. В голове он выстраивает предложения, не везде их тщательно обдумывая, перенося кривым почерком на страницы, из-за чего приходится черкать в тетради. Писать в черновиках Антон не любитель: слишком много усилий, а сил у него и так много не бывает. Шастун пишет около двух часов. Он придирчивым взглядом окинул страницы. Бегло пробежавшись по строчкам, Антон слабо уловил свою же мысль и решил, что лучше все-таки внимательно перечитать два исписанных листа. В любом случае, он, как и всегда, остался бы недоволен собой. Так и вышло — Шастун дочитал и сжал губы в тонкую полоску, поборов в себе желание порвать тетрадку к херам. «Тут я предложение неправильно построил. Тут бред написал. А тут не дописал… А здесь в абзаце тема до конца не раскрыта. Пиздец, короче говоря.» О своих работах парень так думал всегда, до последнего стараясь всë доработать и искоренить недостатки, которых, он, кстати, находил немало. Хотя в итоге своих стараний и почти всегда беспочвенного самобичевания, Антон получал твердые пятерки. Но парень хотел добиться идеала. Он всегда «вылизывал» свои проекты, сочинения, работы. Он стремился быть первым хотя бы в том деле, которое ему по душе. Ещё полчаса непрерывного кусания своих губ, ну и по совместительству попыток убрать недочеты со страниц своего сочинения, и Антон наконец встает, разминая затекшее тело. Тишина превращается в белый шум, давит изнутри на черепную коробку, а стены квартиры словно сжимают тело тяжкими цепями. Каждый вдох дается всё сложнее, воздух будто бы ускользает из лёгких, даже и не успев в них попасть. Пол под ногами уже не чувствуется, шкаф, кровать, стол — всë сливается воедино и расплывается перед глазами. Несколько секунд, и Антон, из последних сил сделав шаги, оказывается на балконе, жадно глотая прохладный воздух. Парень, сгорбившись, держится за подоконник. Спустя долгую минуту, Шастуна слегка отпускает и он, высоко задрав голову, прикрывает глаза, сползая вниз по стене. Он не понимает, что сейчас было, но списывает всё на переутомление. Отдышавшись и стряхнув дрёму, Антон возвращается в квартиру, но не надолго — парень хватает пачку сигарет и возвращается обратно на балкон. Выхватив тонкими пальцами сигарету из почти полной пачки, он зажимает её меж побледневших губ, поджигая. После первой затяжки перед глазами, точно как и в голове, образовывается дымка. Антон, покашляв, вынимает сигарету изо рта, глядя вдаль, и старается отвлечь себя, ведь лучше совсем не становится. Вторая затяжка отдаётся громким стуком сердца и рвотными позывами. Решив, что после третьей затяжки его может вырвать прямо какому-нибудь прохожему в пакет, или, что еще «лучше», на голову, Антон тушит сигарету и заходит обратно в дом. — Это какой-то пиздец, надо успокоиться, — Антон говорит вслух, потирая вспотевшими ладонями бёдра и садится за стол, поджимая под себя ноги. Решение алгебры не увенчалось успехом: спустя несколько заученных теорем, недорешенной задачи и криво написанных примеров с перечёркнутыми, в итоге, ответами, Антон с яростью бросает ручку на стол, закидывая голову на спинку игрового кресла. Он прикрывает глаза, но резко распахивает их, ведь в памяти почему-то опять всплыла ситуация в магазине. Губы на автомате сжимаются в тонкую полоску, а стыд заставляет даже поморщиться. Очередной позор на мою голову. Шастун непроизвольно кидает взгляд на стоящие в углу комнаты конверсы, на которых до сих пор остался след. Парень специально притащил кеды к себе в комнату, дабы попытаться оттереть грязь, да и оставлять их в коридоре было немного страшно. Нахаркают ещё, заговняют, а мне снова где-то несколько косарей искать. Неожиданно Антон словил себя на мысли, что за кеды он переживает порядком больше, чем за себя самого. Оттолкнувшись двумя руками от стола, Шаст отъехал на стуле немного назад, вслушиваясь в звенящую тишину. Он наконец вдохнул полной грудью, расслабляясь и окидывая взглядом комнату. Ко всему его и без того невеселому настроению, прибавилась грусть от мысли, что скоро он съедет. После окончания школы вариант жить с родителями сразу отпадал — Антон не находил в себе такового желания, да и нервов. Он планировал поступить в универ и жить в общаге, — не лучшие условия, но выжить получится. Шаст на самом деле даже не знал, на кого ему поступать. Он хотел связать свою жизнь с литературой. Быть писателем в каком-то издательстве?.. Странно, работу найти довольно сложно. Писать свои книги — так кому они сдались? А если журналист? Нет, печатать газетенки или гнусные статьи в СМИ тоже такой себе вариант. Филолог, учитель? Совсем пиздец. Всë это Антон обдумывал не раз и всегда приходил к одним и тем же выводам. Я стану бомжом. Хотя, что в этом плохого? Бомжи крутые. Умные, мудрые, добрые… ну, почти. Блять, какой из меня бомж? Я же бухать не люблю. И помойки тоже. И людей не люблю, а бомжей-социофобов не бывает. Как милостыню просить и с другими бомжами драться? Я не о том думаю… Шастун прикрыл лицо руками, потерев глаза, и чуть не грохнулся со стула, когда в дверь громко позвонили. Парень встал и направился к двери. В глазке он увидел мать, слегка удивившись. — Здравствуй, Антон. Я забыла ключи. Отец на работе задерживается, — женщина разувается, холодно здороваясь с сыном. — Да… привет, — тихо произнес Антон после долгого молчания. — Иди к себе в комнату, готовь дневник и домашнее задание, я сейчас приду. Антон, поначалу низко опустив голову и прикусив губу, глянул в пол, а потом поплёлся к себе, выполняя указание матери. Его разочаровывало всë это. С каждым днëм. Люди, родители, он сам… Разочаровывали и не оставляли ни капли надежды на что-то хорошее. Антон давно привык, что его не любят и не будут любить. Даже если он и понравится кому-то, то никогда не будет дорог по-настоящему. Эта установка почему то укрепилась в голове парня. Он просто чувствует, что не достоин чего-то большего, чем унижения или просто равнодушие со стороны окружающих. И даже те немногочисленные люди, которых, по идеи, Антон должен называть таким странным для него словом «близкие», не вселяли в него веры в любовь. Ни дружбы, ни любви, ни искренности нет — так Шастун решил для себя ещё в детстве. Он порой видел людей, которые казались ему действительно счастливыми. Но почему-то радости в парне не прибавлялось, он испытывал лишь боль. Наверное, было обидно, что у него такого нет. А может быть он просто во всë это слюнявое счастье не верит. И сейчас, сидя в комнате перед мамой, в тысячный раз показывая ей дневник, свои запястья, всë такие же чистые, без порезов, Антон понимает, что ему это всë и не надо. Он ведь делает это изо дня в день лишь только для того, чтобы заслужить поощрение матери, завоевать её любовь и хоть каплю добра. Но зачем? Всë равно ведь не выйдет. И что изменится, если одним пасмурным вечером Антон не молча зайдет в свою комнату, снова встретив мать в не лучшем расположении духа и всё оставшееся время будет пытаться вести себя как можно тише, а просто уйдет. Не будет пытаться кому-то что-то доказать, не будет показывать запястья, ощущая жгучее унижение, не будет потакать матери во всëм, как это всегда было. Просто сделает так, как хочет он. Промолчит на просьбу показать дневник, или наконец выскажет родителям всë то, что копилось в Антоне годами. Но сейчас такой возможности, кажется, нет. Его ведь просто вышвырнут из дома, как ненужного котенка. А что обычно с такими котами бывает? Они либо умирают от голода (чего Антон не очень-то и боится), либо они погибают от чьих-то грешных рук, либо… их забирают люди. В теплый дом, новые хозяева, которые действительно любят. Но Шастун уверен, что, будь он котенком, последний вариант ему бы точно не грозил. Кому нужен такой худой, маленький, замызганный и потрепанный жизнью кот? Ещё и с бедами с башкой. Хотя, каждый котенок имеет право на счастье и теплый дом, ведь правда?

***

— Тох, не спи, — Шастуна треплют за плечо, настырно что-то шепча на ухо. Парень разлепляет сонные глаза, отрывая голову от сложенных на парте рук. В глаза резко бьет яркий свет, а уши неприятно режет громкий голос учительницы, рассказывающей что-то о делении клеток в живых организмах. — Антох, ну ты че? Тебя же если спалят, то не шепотом, как я, будить будут, а указкой по башке. Не очень приятно, я думаю, — Дима с сожалением смотрит на друга, не спавшего, если честно, всю ночь. — Спасибо, что разбудил. Но я не доживу, наверное, до перемены, Дим. Просто в пизду, — и Антон снова падает на парту, неслабо приложившись лбом, но все равно мирно закрывает глаза. — Ты когда спишь, слюни пускаешь, — негромко, даже чутка обидно, кидает Позов и отворачивается обратно к доске, принимаясь что-то записывать. Минуты скучного урока, казалось, тянулись вечность. Это замечали все ученики, кроме, конечно, Антона, сопящего на предпоследней парте. Он очнулся лишь со звонком, и то, благодаря щелбану, которым щедро наградил его Позов. Если история, стоявшая первым уроком, для Антона прошла успешно, — он хотя бы не заснул, то на биологии он сдался своим физическим потребностям. Самочувствие было пресквернейшим: голова раскалывалась, во всëм теле была сковывающая слабость, а зевал Шаст примерно пять раз за минуту. Впереди оставалось ещё четыре урока. И со всем бы Антон справился: на физике бы побил себя руками по щекам, прогоняя дебильную сонливость, на географии бы мог позволить себе даже поспать, на обж отвлёк бы себя рисованием или прослушиванием музыки, но… от физкультуры не деться никуда. Шастун этот урок, мягко говоря, не любил. Если об остальных предметах можно было сказать, что они парню просто не давались и не нравились, то с физкультурой история другая. При мысле об этом уроке у Шаста пробегали мурашки по коже, а в мыслях вырисовывалась общая раздевалка, которую он терпеть не мог, неуютный спортзал, мячи, летящие в голову, насмешки одноклассников и, что самое страшное, ненавистная форма, а ещё необходимость делать физические упражнения. Может это и странно, но непреодолимый страх перед физкультурой заставлял что-то в животе сжиматься тугим узлом, комом подкатывая к горлу и отдаваться в голове глухим криком. — Шаст, сейчас физ-ра, я пойду переодеваться, — Позов встал из-за парты и поплёлся в раздевалку. Ненавижу это всë… и себя ненавижу. Ну почему все могут спокойно сходить на физ-ру, а я долбоеб такой. Ну почему? Выхода, честно говоря, не было. Учебный год только начался, Антон уже пропустил пару уроков физкультуры, получил столько же двоек, а ещё выслушал крики физрука и классного руководителя, пока весь класс ржал за спиной. И Шаст, на самом деле, не знает, что хуже — получить два в четверти по физкультуре, так ни разу на неё и не сходив, или попробовать пересилить себя и вытерпеть хотя бы несколько уроков. И делать особо ничего не оставалось, кроме как пойти в раздевалку вслед за другом, сжимая в кулаки заледеневшие ладони. В раздевалке неизменно висит мешок Антона с формой, который он принёс в начале года, все же принимая тот факт, что на физкультуру сходить придётся, хоть и пару раз. — Оп, Тох, ну наконец-то. Думал, ты опять не придешь, — уже переодетый и почему-то радостный Дима, чьи эмоции Шаст вовсе не разделяет, хлопает друга по плечу, оказывая какую-никакую поддержку. — Дим, постой со мной, — Антон с опаской оглядывает полуголых и подкаченных парней, которым не было до одиннадцатиклассника никакого дела. Шастуну же казалось, что все смотрят только на него, и стоит ему снять рубашку, его, как минимум, засмеют. — Тох, быстрее давай, — Позов около минуты наблюдал за мешкающимся другом, в целом, понимая его переживания. — Да не могу я, Дим, не могу, — Антон говорит почти шепотом. Его голос дрожал, глаза бегали, следя за каждым человеком в раздевалке, а руки едва не тряслись. — Ну давай я тебя прикрою как-нибудь, не знаю уже, — Дмитрий действительно хотел помочь другу, который, по правде говоря, вызывал у него жалость. — Вот, давай встанем в тот угол, ты быстро переоденешься, а я рядом постою, — Позов ненарочно изменил тон, теперь общаясь с Антоном, как с маленьким ребенком, лишь бы не давить и не вгонять в ещё бóльшую панику. В раздевалке уже почти никого не было, оставалось лишь пару кучек парней, переодевающихся и параллельно что-то обсуждающих между собой. — Отвернись, пожалуйста, — Дима сдержался, дабы не закатить глаза и едва усмехнулся, отворачиваясь от Антона. Он улыбался не потому, что Шаст стеснялся и комплексовал, этого у него и в мыслях не было, а потому, что друг все же нашел в себе силы побороть свой страх. Возможно, когда-нибудь он справится и со своей болезнью… — Я… я всë, — раздался голос из-за спины, и Позов повернулся, окидывая Антона оценивающим взглядом. Он был в чёрной футболке с принтом, в прям очень свободных клетчатых штанах и темных кроссовках, которые носил крайне редко. — Ну крутой, че сказать, — Дима подбадривающе улыбнулся, словно передавая свою улыбку и Шастуну. Правда у второго она была какая-то потерянная и смущённая, печальная. — Но это только полбеды… — удрученно выдохнул Антон, топая с другом по коридору. — Ещё же надо как минимум разминку сделать, весь урок на лавочке не просижу. — Та ладно тебе, Тох, мне тоже идти на физ-ру в падлу. Но ты помни, никто на тебя не смотрит, всем похер, понимаешь? И ты выглядишь не глупо, ты же ведь и правда красивый. Не стесняйся ничего, — Дима приобнимает друга за костлявое плечо и даже в таком положении чувствует громкое сердцебиение Антона. Спустя буквально пару секунд звонок разрезает неловкую тишину. Антон рвано выдыхает, хмуря брови. Ребята поднимаются в зал, располагающийся на третьем этаже. В коридоре уже столпился весь одиннадцатый класс, ожидая преподавателя, который, как всегда, опоздает на пару минут. Как и было задумано, Павел Алексеевич — мужчина лет сорока, по канону любящий выпивать и не особо любящий преподавать физкультуру — появляется в начале этажа, подходит к толпе подростков и под многочисленное «здрасьте» открывает спортзал. Шастун стоит в сторонке, рядом с Димой и трясётся не то от страха, не то от холода. Начало урока проходит не особо гладко. Весь класс выстраивают в шеренгу по росту и, естественно, Антон стоит в самом начале и не обходится без внимания. Уже напряженный от «ничесе, каланча на физ-ре» сказанное почти каждым одноклассником, парень получает ещё и усмешку от физрука. — Гляньте-ка, Шастун соизволил явиться, — что-то записывая в журнале, выдает Павел Алексеевич, и по спортзалу проносится волна смеха. Антон мгновенно краснеет, крепко сжимая кулаки и терзает нижнюю губу. Учитель звуком свистка даёт команду всем замолчать и начинает урок. Начинается всё с разминки, которую проводит Максим — глупый, но самый спортивный парень класса, с которым все дружат, но почти всех их он раздражает. Шастун же еле как сгибается, стараясь максимально филонить, то пропуская повороты корпуса, то низко не наклоняясь, а на «выпадах» вообще делает вид, что завязывает шнурки. Всё-таки пару раз он слышит сзади себя смешки и тихий шепот «Зырь, какая у него задница тощая». На этих моментах, парень, честно говоря, едва сдерживается. Он настолько ненавидит своё тело, а тем более когда кто-то выражает о нём своё непрошенное мнение, что просто не может это терпеть. Желание выбежать из спортзала или завыть во весь голос появляется примерно на двадцать пятой минуте урока, когда Павел Алексеевич объявляет об игре в волейбол. Но другого выбора, кроме как играть, у него не остаётся, потому как «Ну Павел Алексеевич, в боку колит» и «У меня шнурки развязались» уже не прокатывает. Благо, ставят Антона не на подачу, чего боялся он больше всего. Спустя, кажется, бесконечное количество времени, урок кончается. Конечно, не обходится без обзывательств от одноклассников, когда Антон не ловит мяч, ну и пары синяков, полученных от того же мяча, распроклятого Шастом. — Ну вот, все же нормально, а ты боялся, — они с Димой уже стоят в раздевалке, по просьбе Антона дожидаясь, когда если и не все выйдут, то хотя бы останется мало людей. — Ага, — Старается как можно более уверенно и радостно сказать Шаст, сжимая в руках свою рубашку и опуская взгляд. Да нихера не все нормально Под конец перемены, когда в раздевалке не остается ни единой души, кроме самого Антона, парень осиливает стянуть с себя футболку и быстро накинуть рубашку. Чувство подавленности побороть не удаётся до конца учебного дня. После уроков Шаст дожидается Диму, который относил историку свой реферат, и они медленно плетутся к выходу со школы. Ну, если быть точнее, Позов пытается успеть за Антоном, который бежит курить. — Тох, мне кажется, тебе бросать надо, — Дмитрий неодобрительно кивает на сигарету, которую друг уже подносит ко рту. — Знаю, Дим, — Шаст затягивается и, высоко подняв голову, выдыхает дым, впиваясь взглядом в тяжкие свинцовые тучи. — Знаю, — тихо, с нотками разочарования в самом себе шепчет парень. Дима верно ждет его, стоя рядом и отмахиваясь от дыма. Мимо снуют прохожие, в голове Антона больше похожие на размытые темные пятна. Такие однообразные, скучные и унылые… Однако, повернув голову направо, где вдалеке находилась их школа, Шаст замечает мужчину, вид которого заставляет подростка подавиться горьким дымом и закашляться. — Ты чего? — Позов, вздрогнув, испуганным взглядом смотрит на друга, подойдя ближе и пару раз хлопнув по спине. — Видишь, вон, мужик в школу заходит? — Шастун стоит и не замечает, как сигарета тлеет в окальцованных пальцах. — Ну… вижу. Я, конечно, знал, что ты как бы не совсем по девушкам, но у вас ещё и обострения бывают? На левых мужиков кидаешься, — Позов, приподняв одну бровь, искренне не понимает, что так удивило парня. Антон переводит тяжелый взгляд на Диму. — Дурак что ли? — сверлящий взгляд заставляет Позова с усмешкой отвернуться от друга. — Ты смотри, падла, в школу запëрся… — Шастун шепчет себе под нос. — Да объяснишь ты мне, че за мужик? — повышает голос Позов, который со своим зрением может разглядеть лишь размытый силуэт. — Вчера в «Пятерочке» на кассе посрались. На ногу долбоëбик мне наступил, ещё и права качал, — парень говорит сквозь зубы, едва не выплёвывая слова. Погружение во вчерашнюю ситуацию вызывает у него желание догнать этого мужчину и высказать все, что подросток о нём думает. — А… Я его тут на прошлой неделе вроде видел. Или похож просто, издалека не поймешь — Шастун, которому стоять здесь уже надоело, принимается торопливо подталкивать Диму домой. Парни начинают медленно двигаться в противоположном от школы направлении, забив на перекур. — Батя может чей, — Антон иначе не мог объяснить, почему этот мужчина, уже распроклятый им, поимел наглости явиться в школу, где учится подросток, которому он вчера наступил на ногу! — Да нет, батя навряд ли, молодо выглядит. Да и не похуй тебе? Наступил и наступил, забей. А ведь действительно… До момента, когда Диме и Антону надо было расходиться а разные стороны, они шли почти молча. Позов, конечно, рассказывал какие-то безумно (нет) интересные вещи по типу «у меня вчера кот мимо лотка насрал, прикинь!», но Шаст в это не вслушивался, думая о своëм.

***

Как только Антон переступил порог своей квартиры, ему в нос ударил запах свежей выпечки, заодно нанося удар и по желудку. Только поняв, что мама испекла булочки, Шастун точно решил для себя, что в рот я ебал эти булочки, есть он их точно не будет. Только разувшись и подняв голову, он замечает в проходе мать. — Привет, Антон. Как дела в школе? — женщина задает вполне стандартный набор вопросов, правда, в этот раз, с каким-то, что ли… теплом? — Нормально всë. Не выспался, весь день в сон клонило жут… — Антон, меня интересуют твои отметки, — женщина перебивает сына, одаривая его холодным, с нотками раздражения, взглядом. — Только по биологии четыре получил, — Антон почувствовал, как закружилась голова и поспешил пройти в свою комнату, оставив мать в коридоре. Было четкое понимание того, что голова закружилась не как обычно от голода или резкого движения, а от попытки сдержать эмоции, которые, казалось, после слов матери, полились водопадом. Обида, неимоверная боль и разочарование, политые слезами, которые Антон пристыженно глотал, сидя на кровати, смешивались в мальчике. Он не мог сдержать эмоции. Из-за этого разгоралась ещё и ненависть к себе. Конечно, на мое состояние похуй, главное — оценки. А каким трудом я их зарабатываю — уже не важно, да? Антон всхлипнул и крепко сжал кулаки так, чтобы почувствовать боль. Утерев слезы, которые он считал до ужаса позорными, Шастун улёгся на кровать. Хуй я теперь что делать буду. Сочинение на завтра написал, больше ничего меня ебать не ебëт. Резкий звук уведомления на телефоне слегка заглушает ярость Антона, которая, кстати, уже готова была выплеснуться наружу, заставляя лицо покраснеть от злости, а пар пойти из ушей. Шастун хватает телефон, глядя в экран. Сообщение от Димки. Домой уже пришёл, что ли? На самом деле, Антон порой удивлялся умению Позова написать в самый подходящий момент. Нет, правда, Дима не раз спасал Антона, находящегося на грани истерики от того, чтобы разгромить не то, что квартиру, весь подъезд, мемами с котиками или веселыми голосовыми. Вот и сейчас Шастун не может сдержать улыбку, глядя в экран, где было видео из тиктока с какими то глупыми шутейками, а следующим сообщением шла фотография Димы с перекошенным лицом, которую сделал Антон, и подписью «Шаст, блять, заебал меня фоткать» Антон и не заметил, как за окном почти стемнело, а он неизменно сидел в одной позе и обменивался с другом мемами. Широко зевнув, парень решил, что урчащий раз тридцать за две минуты живот, это не совсем норма. Потому, сходив в туалет, он на цыпочках пробрался в кухню. На столе стояла вазочка с пирожками и, сглотнув выделяющуюся слюну, Шаст открыл холодильник. ФрутоНяня или творог? Вода, долбоëб. Антон, разозлённый на самого себя, укусил нижнюю губу и уже было закрыл дверцу холодильника, но все же в последний момент выхватил из него цепкими пальцами упаковку обезжиренного творога и сироп без калорий. В своей комнате Антон с удовольствием поглощает творог, даже не испытывая к себе за это ненависть. Пожрал раз в сутки творога, походу от рпп избавился. Шаст грустно улыбнулся своим мыслям. Решив, что половина девятого вечера — идеальное время для сна, он действительно укладывается в кровать и накрывается теплым одеялком. Быстро заснуть не получается: в голову, как назло, лезут мысли о завтрашнем дне, а точнее, об уроке литературы. Хотелось бы найти общий язык с новым учителем. Ага, с этими злобными старикашками хер общий язык найдешь. Мне с ними о таблетках, давлении или о ненависти к подросткам говорить? Антон принял решение не париться: будет, как будет — и хоть раз заснуть в покое и уюте.

***

Утро пятницы. Шаст, проснувшийся даже раньше будильника, пьет некрепкий кофе с тремя ложками сахара и в действительно хорошем расположении духа идет в школу. Как бы он не старался по привычке испортить себе настроение грустными песнями Земфиры, потому что, Ну блять, не может у меня быть все так хорошо, не выходит. Небо, как назло, ясное, в кармане ветровки парень находит пятьсот рублей, а Димка с утра шлет веселый стикер и, что самое радостное для Антона, фото изменившегося на сегодня расписания — пять уроков, хоть первая и литература. И даже до школы Шастун добирается без происшествий — ни сбитого с дороги деда, ни противных вечно хамящих женщин, ни гопников и даже наушники он не потерял. В своëм классе парень оказывается за пятнадцать минут до звонка, однако Димы ещё нет. Где ж моего мудлана носит, не уж то очки опять проебал, хуй до школы дочапает. Но, решив его не беспокоить, Антону остаётся лишь гордо ждать, сидя за своей одинокой партой. На самом деле, живот скручивает тугим узлом, и даже не от голода. Волнение подкатывает к горлу комом, отдаваясь покалыванием в кончиках пальцев. Неужели, сейчас начнется урок любимой литературы с новым и уже заранее нелюбимым учителем, а его друга даже не будет рядом?.. Чуть не снеся дверь, в класс врывается Димка: весь красный, со спадающими с носа очками и рюкзаком в руках. — Наконец-то! Где тебя черти носят? — Антона хоть чуть и не хватил инфаркт, но все же желание наорать на Позова сейчас сильнее позывов схватиться за сердце и артистично упасть в обморок от волнения. — Да нормально всё, потом объясню, — Дима перевёл дыхание и только успел глянуть на часы, как прозвенел звонок. Параллельно с трелью, раздающейся по всей школы, Шастун шепнул красноречивое «пиздец» и нервно выдохнул. С каждой секундой становилось только страшнее, ведь учителя в классе до сих пор не наблюдалось. Непунктуальный какой-то этот старикашка. Не успел Антон и моргнуть, как дверь распахивается и в кабинет медленно входит он. В классе моментально наступает тишина и несколько десятков заинтересованных глаз наблюдают за мужчиной, вошедшим в помещение. Это че… это… блять… Антон настолько растерян, что путается в своих мыслях. Его брови медленно ползут к переносице, колени немеют, а доступ к кислороду словно кто-то резко отключает. — Здравствуйте, садитесь, — ученики присаживаются и тишина, до этого замеревшая в классе, тонет в многочисленных перешептываниях. — Так, потише давайте, — сходу командует мужчина, хлопнув в ладоши и дружелюбно улыбнувшись. — Я — ваш новый учитель русского языка и литературы, Попов Арсений Сергеевич. Я надеюсь, мы с вами поладим. Наш первый урок, я считаю, стоит посвятить знакомству, — Мужчина взглядом пробегается по классу и его брови слегка плывут наверх, когда тот сталкивается взглядом с парой зелёных глаз, которые, как казалось, вот-вот выпадут из орбит. Шастун, заметив изменения в лице учителя, резко опускает взгляд. Краснеет, сжимает пальцами ручку и прикусывает нижнюю губу, стараясь прогнать страх прочь, но волнение только растёт. Так, всё хорошо. Со всеми бывает. Он, наверное, уже и забыл. Да нихуя он, блять, не забыл. Мне пизда, он загнобит меня, я утону в двойках, меня выгонят из дома и я никуда не поступлю! Арсений Сергеевич шёл по журналу, монотонно называя фамилию каждого ученика, который следом поднимал руку или весело выкрикивал «я». Антон медленно сползал куда-то под парту, хотя желание было уйти под землю. Буква «ш» в журнале приближалась, ком всё подкатывал к горлу, два карандаша были сломаны пополам, а из губы сочилась кровь. Антону уже полчаса удавалась, как ему казалось, мастерски не поднимать взгляд на учителя и избегать вопросов от Димы в стиле «что происходит, козел ушастый?» — Антон Шастун, — произносит Попов, поднимая взгляд на класс. В ту же секунду Антон, давно погрузившийся в прострацию, вздрогнув, падает вместе со стулом, но успевает ухватиться за парту. По классу проносится громкий звук падения, не менее громкое шастуновское «блять», а после и дикий смех одноклассников. Антон неизменно раскраснелся, внутри будто бы что-то оборвалось, он поднял взгляд на Арсения, лицо которого на секунду расплылось в усмешке. — Так, я понял, — Попов ещё раз улыбнулся и, подождав, пока класс успокоится, продолжил по журналу. — Антон, ты чего? Не ушибся? — пытается Дима шёпотом выведать хоть что-то у друга. Однако Антон, кинув краткое «нет», продолжил залипать в парту, еле сдерживая порыв разрыдаться и нахуй разгромить весь класс. Со звонком Антон хватает свой рюкзак и бежит к выходу, но… — Антон Шастун, можно Вас попросить задержаться? — не отрывая взгляда от бумаг и что-то записывая, просит Попов. Антон останавливается, разворачивается на пятках и тяжело вздыхает. — Да что же, блять, происходит? — тихо спрашивает Дима, подошедший к другу. — Дим, иди, я догоню. Потом поговорим, — Шастун, с видом обречённого на смерть человека, хлопает друга по плечу и медленно плетётся к столу учителя. В кабинете повисает неловкая тишина, мешающаяся с запахом приятного одеколона мужчины. Арсений поднимает взгляд на парня и молча смотрит несколько секунд. — Так, давай не будем делать вид, что видим друг друга впервые. Я могу предложить забыть наше первое, так сказать, знакомство, — Попов снимает свои очки, вполне дружелюбно оглядывая парня. Антон, в свою очередь, замер, прижав рюкзак к груди и ссутулившись над учительским столом. Слов он пока не находил. — Знаешь, я уже познал твоё умение материться, и, между прочим, не раз, так что был бы не против услышать от тебя хоть пару культурных выражений. Отношение у меня к тебе изначально было, как минимум, не очень, но я изменил его, заглянув в журнал. Я не знаю, какой ты человек, что у тебя в голове и как я выгляжу в твоих глазах, но я хотел бы обсудить с тобой некоторые моменты. На это у нас есть перемена. Пидор натуральный, ещё и перемену отжал. На самом деле, Антон заметно расслабился, поняв, что учитель настроен вполне дружелюбно. Нет, ему всё ещё хотелось приложиться башкой об стену, но уже не сменить имя и переехать в другой город, как это было несколько минут назад. — Анто-он, ты не против? — Попов ткнул мальчика в плечо, ведь тот уже десять секунд смотрел в один угол. — А, да? Не, не против. — Антон, отмерев, присел на край парты, стоящей напротив учительского стола. — Так, в журнале у тебя одни пятёрки. Но, тут вот есть одна пометочка… — Арсений делает паузу, что-то вычитывая в блокноте, — на сегодня ты должен был принести сочинение, — Мужчина поднимает взгляд на подростка, замечая ярко-зелёный цвет глаз, — Ты принёс? — Конечно! — Антон открывает рюкзак, достаёт оттуда толстую тетрадь и передаёт учителю. — Ага, постараюсь проверить сегодня, оценку посмотришь в электронном дневнике. Так, ну и ещё. Как я понял, ты собираешься сдавать ЕГЭ по литературе, — Шастун кивнул, — Будешь приходить ко мне на консультации по вторникам, время уточним. — Я? — Антон исподлобья взглянул на Арсения. — А кто? Пушкин? — Мужчина, поправил свои очки и, кажется, уже действительно начал верить в то, что Антон психически нездоров. — Мальчик, ты ненормальный, что ли? — Попов щелкнул перед лицом Антона, который, в свою очередь, снова завис. — Да понял я, понял, — Шастун, закатив глаза, поплёлся к выходу из кабинета, — И сами Вы ненормальный… — буркнул себе под нос Антон, уже выходя за дверь.
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.