POSTMAN

Гермиона сдвинулась с места, приближаясь к Ханне. Аббот убрала сигарету от лица и, когда увидела, кто пришёл, то вскочила на ноги. На её лице отразился животный испуг. Грейнджер думала, что она узнала её за Оборотным, но Ханна лишь таращилась на Малфоя, который стоял за её спиной, с палочкой наготове. — Малфой? Что ты здесь делаешь? — прошептала Ханна, делая два шага назад, нервно нащупывая что-то на столе. Гермиона решила не терять времени и двинулась по направлению к Аббот. Та сначала внимательно всматривалась в незнакомое лицо, а потом выпалила: — Грейнджер… — Ханна, — холодно отрезала Гермиона и кивнула головой в знак приветствия, — мы думали, что ты мертва. «Рыжая» хмыкнула и вновь уселась на диван. Бретелька её тонкой майки сползла, оголяя плечо, отчего Гермиона поморщилась. — Как мило с вашей стороны. Решила поработать иноагентом? — Было бы опрометчиво упустить шанс вновь посмотреть на твою наглую рожу, — любезно парировала Грейнджер. Драко вышел из-за спины, двигаясь словно кот по забору. Его глаза внимательно наблюдали за поведением новоиспеченной «куртизанки». — Ты пришла, чтобы отчитать меня? — как-то горько усмехнулась Аббот. Гермиона покачала головой, прикрыв глаза, и окунулась в размышления. Наверное, она совершенно обезумела, раз осуждение пропало из взгляда. Прежняя Гермиона никогда бы не повела себя так, как сейчас. Все, что происходило с ними — большая ошибка, которую допустил мир. Грейнджер могла бы наблюдать за всей этой историей часами, если бы не чёртовы обстоятельства, которые травили ее не хуже, чем мышьяк. — Я пришла узнать, почему ты решила, что можешь вершить наши судьбы. — Если бы мне дали выбор, то я бы не рассказала о вас, — прошипела Ханна, опасно двинувшись в её сторону. — Мы давали клятву друг другу, помнишь? Ни за что не предавать близких, — как бы она ни старалась, в голосе появилась дрожь. В носу начало щипать. — Выходит, ты не держишь своих обещаний? Аббот прикрыла глаза и рассмеялась. Постепенно её смех перерос в рыдания. Ханна резко распахнула глаза, которые были полны ярости, обиды и боли. — Думаешь, у меня был выбор? Меня приволокли сюда, как скот! Трахали куда только можно, унижая достоинство, заставляя поверить, что я ни на что не гожусь. И ты будешь читать мне морали?! Меня насиловали кучу раз, говоря, что если я расскажу им о вас — меня пощадят, — слезы текли по её красивому лицу и никак не останавливались, — я верила, что со временем моя боль уйдёт. Но она по-прежнему со мной. — Мы все обещали терпеть, что бы не случилось! Падма и Парвати мертвы! Чья это вина? — Грейнджер схватила за запястье девушку, пытаясь встряхнуть и привести в чувство. Хуже всего, когда ты не был одинок, но одиночество преследовало тебя везде. Грейнджер пожалела о своих словах, ведь не понимала всего того, что могла пережить здесь Ханна. Это не только унижения — это насилие над душой, над телом, над всем её существом. — Я сдаюсь. Будь по-твоему — права только ты. Возможно, я дура, но я впервые поверила людям. Поверила в свое освобождение, — её улыбка казалась горькой, полной отчаяния и презрения к себе, — все оказалось ложью. Гермиона не сдержалась и просто обняла её, оседая на пол. Ханна захлебывалась в рыданиях. Девушка увидела, как рука рыжей инстинктивно потянулась к низу живота, будто закрывая его от всех. Она погорячилась с обвинениями. Их отношения всегда были сложными, но сейчас девушки были близки, как никогда раньше. — Извини, я… Не подумала о своих словах. Идём, — Грейнджер стерла дорожки слез тыльной стороной ладони и встала на ноги, протягивая руку Ханне. В этом был свой символизм, небольшая тайна. Буквально недавно Гермиона была на коленях, еле живая и внутри, и снаружи. Сейчас же она была вновь на ногах, протягивая руку такой же сломленной, как и она сама. Это было подло, очень подло. Наверное, Грейнджер думала, что обвинив Аббот во всех грехах, ей самой станет лучше. Это странное перекидывание ответственности на кого-то ещё, лишь бы не чувствовать себя виноватой. Падма и Парвати… Был один человек, который виноват в этом. Если бы ей сказали, что она станет такой жестокой — Гермиона перевернулась бы в утробе пару раз, лишь бы сделать выкидыш. Ей было больно за себя, за Ханну, за всех остальных девочек. В один момент она просто испугалась, что если скажет хотя бы ещё одно слово — Ханна просто исчезнет, как исчезла Лаванда. — Я не могу уйти… Они будут искать меня, — шмыгнула носом Аббот, умоляюще смотря на гриффиндорку. Она боялась оставаться здесь одна. — К черту все, Ханна. Мы уходим, — твердо заявила Гермиона, поворачиваясь к Драко. В его взгляде было нечто странное: то ли испуг, то ли разочарование и досада. Гермиона поговорит с ним потом, когда сможет пережить эту ночь. Ей хотелось просто раствориться вместе с Аббот. — Вытащи нас отсюда, Драко. Это переломный момент, когда ей хотелось почувствовать его перед расставанием. Так происходило всегда — каждая миссия заканчивалась молчанием, перерывом. А потом они снова сталкивались лицом к лицу и не знали, что же говорить друг другу. Если бы ей в Хогвартсе сказали, что она будет просить помощи у заклятого врага — Гермиона рассмеялась в лицо этому человеку. — Ты должна знать, что если вы попадетесь, я не смогу вас защитить. Подземелья приведут вас к заднему выходу. Вам крупно повезёт, если сможете выйти без проблем, — холодно ответил Малфоя и подозвал Гермиону к себе, пока Аббот натягивала на себя вещи. Гермиона медленно подошла к нему. Её ладонь скользнула к груди Драко, останавливаясь в районе сердца. Малфой вздрогнул, а потом прикрыл глаза. Его ресницы затрепыхали, отчего у Грейнджер чуть не подкосились колени. Священное таинство. Ей нравилась сама мысль быть рядом с ним. — Твоё беспокойство льстит, но я хочу, чтобы ты доверял мне. Я свяжусь сразу, когда мы будем в безопасности, — прошептала девушка. Гермиона коснулась ладони его лица, а потом приблизилась и поцеловала его в уголок губ. Казалось, Малфой сейчас сорвётся с цепи, но он лишь сцепил зубы и повёл их в сторону двери. По пути им никто не встретился, но даже если бы кто-то заинтересовался ими, для всех Малфой был бы желающим развлечься с обеими сразу. Он вывел в воздухе какой-то знак палочкой и в полу появился проход, похожий на подвал. Первой полезла Ханна. Грейнджер поставила ногу на ступеньку и хотела было ступить вниз, но обернулась, чтобы взглянуть на Драко. — Ты же будешь в порядке? — О себе лучше беспокойся. Свяжись через кольцо, — немного грубовато ответил Малфой. Гермиона не знала, что делать: таким холодным она его не видела уже давно. В голове всплыл фрагмент из прошлого: — Заделалась сестрой милосердия, Грейнджер? Мне не нужна твоя чёртова жалость, можешь запихнуть её себе куда подальше. Проваливай. Он никогда не любил жалость к себе. Но она его и не жалела. Лишь боялась, что они ещё не скоро увидятся. Возможно, её страх был глупым, но Гермиона понимала, что во время войны может произойти все что угодно. Она медленно подошла к нему и дотронулась до его щеки. Под пальчиками ощущалась лёгкая щетина. Гермиона посмотрела в глаза Драко, такие обеспокоенные и переполненные каким-то отчаянием. — Всё будет хорошо, Драко. Все будет нормально. Расставаться было сложно, но она все-таки отошла от него и спустилась вниз, следом за Ханной. Её взгляд был расфокусированным, а губа подрагивала. Аббот поймала её ладошку и сжала, со слезами смотря девушку. Гермиона отставила в сторону былые разногласия, осознав, что теперь ответственность на ней не только за себя саму, но и за пережившую нечто страшное, Ханну. Её новый цвет напоминал девушке о Джинни, которая наверняка беспокоилась, сидя дома у Риддса и понятия не имея, где сейчас подруга. Казалось, что этот коридор не имеет конца, словно Грейнджер запихнули в лабиринт. Тот самый, которого боялись и она, и Драко. — Если ты чувствуешь боль, это даже очень хорошо. Паршиво, когда не ощущаешь ничего. Сплошная пустота, лабиринт, из которого не выбраться. И я в этом лабиринте, Грейнджер. Надеюсь, ты выведешь меня когда-нибудь оттуда. Что могло быть хуже, чем увязнуть в этом лабиринте вдвоём? Все происходящее походило на болото, наступи — умри. Отвратительнее всего то, что никто не может протянуть заветную палку, которая могла бы поспособствовать освобождению из этого грязного военного мира. Гермиона верила, нет, хотела верить в то, что все закончится. Слова Лаванды преследовали её, заставляли ломать голову день за днем. Неужели война не закончится?.. Ей хотелось кричать, нервно листать страницы книг в поиске ответов, но не было ничего. Ни книг, ни возможности разбить что-то вдребезги. По мере того, как они отдалялись вглубь тоннеля, в ноздри все больше ударял запах сырости, чёрной плесени и затхлости. Их каблуки постукивали по мокрой дорожке, а эхо несло этот звук вдаль. Сначала Аббот молчала, будто не хотела разговаривать с Грейнджер, но потом будто сдалась самой себе. Какой толк отмалчиваться, если в любом случае придётся объясниться? — Ты ненавидишь меня? — Я уже устала ненавидеть, Ханна. У меня уже нет сил на что-то тратить эмоции. Но если хочешь узнать моё мнение, то оно, ставлю десять галлеонов, тебе не понравится, — Гермиона остановилась, стягивая эти дурацкие шпильки. Её тело содрогнулось, когда пятки соприкоснулись с холодной мокрой землёй. Не хватало заработать цистит, для полного счастья, но если придётся быстро бежать, то в таких туфлях переломает ноги, нежели спасется. — Как отреагировал Артур на мою пропажу? — спросила Ханна. В её голосе ощущалось раздражение, но простая вежливость никому не помешает. Правда, это колкий вопрос. Очень колкий. — Он мёртв. Аббот втянула воздух через зубы, словно ее кто-то ударил в живот. И если бы Ханна не была бы Ханной, то, наверное, просто разрыдалась прямо здесь. И плевать на Пожирателей и оборотней, которые находились прямо над ними. — Давно?.. — Не сказала бы. Я не веду счёт дней, — Грейнджер вспомнила о дневнике, в котором вела подробный отчёт и об операциях, и о трудностях её жизни, и о ВБПО. Её ежедневник стал бы сенсацией для Скитер, если бы Гермиона не кинула его в огонь, чтобы уничтожить любое напоминание о блокаде Лондона. О войне. Кровопролитие было всегда, во все времена и это могло бы стать закономерностью, но нет. Для людей, которые живут, переживают все трудности и невзгоды — всё в новинку. К войне нельзя привыкнуть, лишь притупить чувства или эмоции, которые, скорее всего, тоже не остынут, останутся в памяти на всю нашу короткую жизнь. Когда все только начиналось, Гермиона думала, что она сильна и сможет побороть все на своём пути, ведь у неё огромный багаж знаний для выживания. Вся уверенность разбилась с грохотом об препятствия, которые дополняли войну: проблемы дружбы, семьи, верности, любви, взаимопонимания, милосердия. Наверное, стоило молиться Мерлину, возможно, все бы и обошлось. Нет. Точно нет. Неизбежное все равно приблизится, наступит на пятки и заставит прочувствовать боль и уготованные мучения. Гермиона просыпалась в поту, голова раскалывалась надвое, а на протяжении всего дня у нее был тремор. Ей сложно было сконцентрировать всю силу защиты в руках, а ведь она пыталась, пока Малфой вёл её сюда. Она смогла растянуть щит, но на короткий промежуток, потом тот снова врезался в её тело, заставляя покачнуться. Уровень её магических способностей заметно упал, но Грейнджер была уверена, что растянуть щит на доли секунд, чтобы отразить атаку на девочек, она сможет. И все равно, когда организм буквально кричал о том, что с ним не все в порядке — невозможно было собрать волю в кулак и делать все с точностью правильно. — Ясно. — Ханна, я хочу извиниться. Те слова были… Гермиону прервали. — Я шла тогда со смены домой. Патрульные подумали, что я обычная девчонка… Они изнасиловали меня на улице, думали — я истеку кровью и умру. Там был Монтегю, он узнал меня потом и притащил сюда. Сначала я пыталась убежать, но мне ясно дали понять, что убьют, если не буду подчиняться. Пришлось раздвинуть перед этими придурками ноги, лишь бы выжить, — горько усмехнулась Ханна. Её невидящий взор устремился на носки своих красных туфель-лодочек. — Пожиратели вломились к нам в дом, Парвати и Падму убили. Мы бежали к Чаки, но не уверена, что это надолго. Они… Ты сама рассказала им о ВБПО? — голос Гермионы дрогнул. Почему-то ей совсем не хотелось слышать ответ. — На тот момент они уже все о вас знали. Приставили палочку к моему горлу и сказали, что если не расскажу об исходном месте, то они убьют меня. А мне совершенно не хотелось умирать. Но… Малфой уже давно знает, что я здесь. Что?.. Грейнджер медленно повернулась к рыжеволосой, пытаясь смотреть прямо в карие глаза. Нет, это не может быть правдой. Если бы Драко знал, он бы обязательно рассказал. Или нет? — Что? — в голосе Гермионы появилась нервная дрожь, словно ещё немного и она впадет в истерику, из которой её сможет вытащить только сам Мерлин и никто иной. — Он увидел меня в первую неделю пребывания здесь. Именно поэтому я разозлилась. Думала, что ты знаешь и намеренно не идёшь меня спасать, — пожала плечами Ханна и пошла вперёд. Её тёмный силуэт был похож на призрачную тень. Отведешь взгляд в сторону — она исчезнет. Он знал. Знал. Знал. Знал. Знал. Знал. Обо всем знал. И не рассказал. Было такое ощущение, словно кто-то сдавил грудь тисками. Ей стало сложно дышать. Он мог ей рассказать, раз видел Ханну. Мог сообщить, намекнуть. И тогда бы они спасли её. Избавили от мучений. Им не пришлось бы бежать к Чаки. Не умерли бы Парвати и Падма. А теперь… Все ощущалось подобно предательству. Ей не хотелось ничего иметь с бездушным. *** Блейз подлил себе огневиски и тяжело вздохнул, смотря прямо на Тео, который расположился с чертежами за журнальным столиком. Волан-де-Морт ценил их, блять, как свои чёртовы крестражи. Их освободили от военной службы, позволяя быть злыми гениями. Он сам был таким и позволял им работать над чем-то новым, лишь бы это приносило пользу ему и его идее. — Получается, испытания пройдут уже завтра? — спросил Нотт, что-то отметив на пергаменте, и вновь поднял глаза на итальянца. Его разработка… Сладкая пилюля, которая принесёт одну только нескончаемую боль. Это оружие, которое способно разрушить множество жизней магглорожденных, стоит только прошептать одно слово. Он пытался отгородить Луну от всего этого дерьма, но та, словно тупой кентавр — пялилась на него своими охренительными голубыми глазами и пыталась, видимо, достучаться до его гнилой души своим щенячьим взглядом. — Он решил напасть на них в ночь. Луна уже передала информацию Уизлетте, остаётся только надеяться, что все обойдётся и Поттер вытащит их задницы из пекла, — нервно выпалил Забини, пытаясь найти успокоение в алкоголе, от которого даже не хмелел. Видимо, это было наказание — нельзя даже забыться, чтобы не видеть ужас. — И оно готово? — Мы уже проводили испытание. Лорд поднёс шар к грязнокровке и высосал её магическую силу, вместе с жизненной. Он становится сильнее с каждым магглом, который встаёт у него на пути. Теодор присвистнул, но увидев лицо друга, вновь принял серьёзное выражение. Шутки и детские игры кончились. — Но ты ведь его просто закончил, верно? — Снейп разработал его ещё до своей смерти. Учил меня работать с этой дрянью, будто знал, что Лорд потребует завершения проекта Северуса, — усмехнулся Блейз, хотя хотелось плакать, — может, понял, что Снейп его предал и убрал. Просто знал, что я смогу закончить это дерьмо, вот и решился. — Снейп ублюдок, — хмыкнул Тео, а потом быстро перевёл взгляд на Пэнси, которая появилась в гостиной. — Свет очей, а что ты здесь забыла? Я думал, что ты уже у матери. Паркинсон лишь скривилась, а потом подошла к ним, буквально проплыв между их креслами. Истинная Принцесса-лебедь. Забини всегда забавляли их отношения: хоть Нотт и сделал ей предложение по желанию их родителей, было видно, что он любил её. Правда, вот она всегда кривилась, будто лимон ест каждый день, но этот факт нужно опустить. — Что обсуждаете, мальчики? — пропела Пэнси, присаживаясь на подлокотник кресла Тео. Блейз лишь допил огневиски и встал, поняв, что слушать их разговоры — не очень прилично. — Я уже ухожу, Пэнс. Спасибо за день, Нотт, мне пора. Не забудь, завтра важный день, — Забини должен был и сам подготовиться к завтрашнему дню: Лорд требовал его присутствия. Когда парень исчез в зелёном пламени камина, Нотт откинул пергамент в сторону и обхватив Паркинсон за талию, потянул на себя. Девушка тихо пискнула и приземлилась прямо ему на колени, ноги же остались поднятыми к верху: подлокотник прибавил удобства для этой позы. Уже прошёл месяц с их свадьбы, но казалось, будто это было вчера. Удивительно, но оба смирились со своим положением, будто это была не часть спектакля для родителей и Лорда, а их рутина. Теодор уже выучил каждую её родинку, каждую позу, даже эмоцию. Возможно, это нездоровый интерес, учитывая, что весь брак — тупая формальность, который был лишь оберткой вокруг пустоты. И тем не менее, ему нравилось, что она была рядом. Паркинсон была тем типом девушки, которая позволяла себя любить, нежели любила сама. Но потом Тео заметил, что она начала вырисовывать непонятные узоры на его груди сразу же после секса или же хватать его за руку, когда начинала шевелиться метка. Неделю назад его вызвал Лорд и перед тем, как проводить его, Пэнси повисла на нем, словно не хотела уходить. Спектакль. Просто спектакль. Нотт произносил эти слова, будто читал мантру, но все равно не помогало. Наверное, это просто самообман. Правда, он не мог понять, что именно. — Почему он приходил? — её пальцы зарылись в его кудряшках, заставив Нотта вздрогнуть и прикрыть веки. Черт, наверняка у него такое выражение лица, будто он был сраным котом, который нажрался сметаны. — Поработать, поистерить и пожалеть себя. Полный набор отчаянного мужика, который поссорился со своей девушкой, — ухмыльнулся Тео. Пэнси толкнула его в плечо, а потом подняла на него свои обворожительные карие глаза. Её губы приблизились к нему и оставили робкий поцелуй в щеку. Тео хотелось скинуть её с колен, но он сдержался. Они, блять, пообещали друг другу, что никаких поцелуев не будет. — Ты что творишь, стерва? Грубо, но иначе он сорвётся и ему снесёт крышу. — А на что это похоже? — на лице появилась эмоция ярости: Паркинсон-Нотт не привыкла, что её отшивают. — Это похоже на то, что ты ищешь во мне Малфоя, — рявкнул Нотт. Девушка резко встала с его колен, теперь уже угрожающе нависая над мужем. Её ноздри раздувались как у родовитой кобылы, которая только только вышла со скачек победительницей. — У тебя все с головой нормально? Как можно вообще такое говорить мне?! — прошипела Паркинсон, наверное, уже готовая залепить ему пощёчину. — А что, неправда? До сих пор, наверное, мокрая становишься лишь при его упоминании, — распалился Нотт, но его тирада была прервана мощным толчком со стороны девушки. Он не удержался и откинулся назад, отчего кресло упало на пол вместе с ним. Пока Тео поднимался, успел заметить её взгляд, полный слез, прежде чем девушка отвернулась. — Тебя я люблю, идиота кусок. Возможно, они и не знали, что такое «любовь», но когда Тео вспоминал её руки вокруг своей шеи и фразу, кинутую напоследок, то готов был рвануть за ней, лишь бы Пэнси не уходила: — Береги себя… Прошу, только ты никуда не уходи. Тогда он списал все на её самолюбие. Скорее всего, он и вправду идиот. *** Когда Гермиону вывернуло наизнанку над унитазом, а платье повисло на ней, как на вешалке, она точно осознала, что действие Оборотного спало. Они вышли с Ханной из того страшного, по её мнению, места. Выбрались. Живыми. Аббот увидели все и все радовались, как дети, просто потому что она жива. Грейнджер же, в буквальном смысле, колотило. Она дрожащими руками пыталась найти в прикроватной тумбе серебряное кольцо на цепочке и когда нашла, с силой сжала, будто таким образом выражая свою боль и злость. Гермиона прикрыла глаза, вновь оказываясь среди светлячков и тумана. Ей было тошно смотреть на привычную обстановку, поэтому она рванула прямиком к двери, пару раз чуть вообще не завалившись на землю. Ручка с лёгкостью поддалась, и Грейнджер ворвалась в сознание слизеринца. Обстановка вокруг него точно была Малфой-мэнором, значит, он уже ушёл из борделя. Завидев её в своём сознании, он тут же вскочил на ноги, готовый её обнять, но Гермиона выставила руку вперёд, давая понять, что не позволит этого. — Какого черта ты сделал, Драко?! Почему не рассказал мне изначально? Почему молчал? — заорала Гермиона, запуская руки в волосы и с силой натягивая их. Малфой опешил, а потом в голове мелькнуло яркое воспоминание, будто это было вчера: Вечер в борделе — худшее, что только может быть. Если не посетишь, будет ещё хуже. В себя он залил уже добрую половину огневиски, поэтому теперь лишь туманным взором окидывал проходящих мимо куртизанок, которые были готовы встать на колени прямо здесь, дай только повод. Монтегю был тем, кто хвастался каждой новой игрушкой и теперь, когда практически все пришли, он толкнул новую девчонку прямо к ногам сидящих за столом. — Смотрите, какая хорошенькая. Мой личный трофей, одна из шлюшек Пуффендуя. Отлично мне отсосала только что, — мерзко пропел парень, приподнимая девушку за подбородок. Когда Драко увидел её лицо, то подумал, что сбрендил, либо уже напился в дрова, но нет. Ханна Аббот. Её губы были измазаны в сперме Монтегю, но глаза по-прежнему искрили презрением. Она посмотрела на него, практически умоляюще, но Малфой отлично понимал, что ничего не выйдет. — Мы могли все сделать… Все исправить! Падма и Парвати были бы живы, а Ханна не задержалась в этом дерьме надолго! — все переросло в истерику, когда Грейнджер схватилась за «тумбу», опрокидывая её на пол. Она начинала медленно рушить комнату в его разуме. — Прекрати истерику, — холодно парировал Малфой, сам стараясь сохранить самообладание. Грейнджер медленно повернулась к нему, будто сдерживая себя от желания проломить ему череп. — Истерику? Истерику, черт возьми?! Люди погибли из-за твоего эгоизма, неужели ты этого не понимаешь? Этот эгоизм был во благо. Драко не хотел, чтобы Гермиона, сломя голову, бежала в самое пекло, пытаясь спасти мерзкую девчонку, которая даже «спасибо» не скажет. Он молчал до тех пор, пока им не пришлось бежать из ВБПО. Потом Малфой осознал — нет смысла молчать, пусть знает, откуда у информации ноги растут. — Обвиняешь меня в том, что я просто беспокоюсь о тебе, а не о ненужных мне людях, на которых мне вообще параллельно?! — рассмеялся Драко, пытаясь не сорваться окончательно, — Ты бы позволила мне умереть из-за глупых людей? — Не переводи стрелки, — её голос сорвался, а сама она попятилась от него, от его безумия. — Ты бесчеловечный мудак. Его словно ударили наотмашь по лицу. Грейнджер выглядела вменяемой и не сумасшедшей, но эта фраза все равно вырвалась из неё, подобно ледяному порыву ветра. — Я должен был понять, что тебе насрать… Тебе не важны чувства других, лишь свой собственный план имеет для тебя значение. Так вот, я отвечу и катись к чертям собачьим, Грейнджер. Он помнил это, когда они только встретились в штабе Ордена. Неужели слова были пророческими? — Я не хотел, чтобы все так обернулось. Ты знаешь меня, не смей этого отрицать. И ты, Грейнджер, должна понять меня как никто другой, — тихо сказал Малфой, делая два шага к ней. Гермиона мотает головой в разные стороны, будто бы отгоняя дурные мысли. Её губа кровоточит — искусала из-за нервов. — Меня убивает тот факт, что ты стал таким жестоким… Я убила Ребекку, Драко. Хоть и не помню всего, но её лицо снится мне каждую ночь. Мне казалось, что тебе хватит порядочности сообщить мне о Ханне, ведь я просила тебя. И дело не во мне. Две девушки умерли, одну ты сломал. Если бы… Если бы я была на её месте, ты бы тоже молчал? Драко отшатнулся от неё. Нет. — Я бы не бросил тебя, — неверяще прошипел парень, почувствовав, как метка на левом предплечье пришла в движение. — Тогда почему ты бросил её? Наверное, он просто испугался. За неё, за мать. За себя. Это было эгоистично, но он не хотел терять близких. И тем не менее, липкий ужас прошёлся по его спине, будто бы напоминая о его «преступлении». Он бросил девушку на растерзание диким львам. — Так я и думала… Извини, Малфой, но теперь, когда все раскрылось таким образом, я боюсь тебя. Каждое слово вдалбливалось в его голову подобно гвоздю. — Ты не уйдёшь, Грейнджер, — эти слова он прорычал, кинувшись вперёд, но Гермиона оказалась ловчее и, дернув дверь на себя, скрылась за задворками его сознания. Он слышал её дыхание. Чувствовал её присутствие, но Гермионы не было рядом. — Надо было покончить со всем этим ещё тогда, в штабе Ордена. Нахер тебя и все то лучшее, что ты мне дал. Нахер тебя и бирюзовые ролики, которые были мечтой с детства. Нахер тебя, Драко Малфой, — послышался шёпот по ту сторону двери. Малфою показалось, что где-то завыл одинокий волк. Может быть, это был он сам?