Пророчество Шибо

      Когда за Шоном закрывается дверь, Ибо погружается в самоанализ. Похоже, он выразился слишком неловко и прямо, и они не поняли друг друга. Но Ибо имел в виду, что не хочет, чтобы Шон испытывал боль и сожаление каждый раз, как видит его. Причины ведь принято устранять.       Будь у них ментальная связь, объясниться было бы в миллион раз легче. Рассказать то, что вслух не выразить. Но Ибо не скучает по коллективной сети. После разговоров с Шоном то общение кажется однообразным и предсказуемым.       Шон не приходит ни этим вечером, ни следующим. Лидер тоже не присутствует при взломе. Парень за консолью смотрит с подозрением, словно открыл что-то новое, хотя Ибо уверен, что по-прежнему тщательно хранит все секреты.       Когда начинается нападение, Ибо сразу об этом узнает. Волоски на коже поднимаются, точно маленькие антенны. Он даже может определить расстояние между собой и остальными киборгами. Вместо облегчения, что скоро его освободят и больше не будет боли, он чувствует пустоту и сожаление. Ему хотелось бы оказаться на базе в другом качестве, в другом теле, с другими вводными.       Когда двери раскрываются, оказывается, что киборги привели того рыжего, который неоднократно порывался подправить Ибо внешность. Тот сыплет бранью, и она, на фоне непрошибаемой холодности следующих за ним киборгов, звучит оглушительно эмоциональной. Ибо снова ощущает фантомные мурашки. Джексон приволакивает ногу, оставляя за собой яркий след, и вместо злорадства Ибо ощущает… жалость? Он дёргается, натирая кожу на запястьях — цифровая лента гибкая лишь на вид — и киборги принимают это за желание скорее освободиться.       Вот только это не совсем верно. Ибо хочет, но не ценой человеческой жизни. Ему не нужны бессмысленные смерти.       Не после того, что он услышал несколько дней назад.       Не после того, как целовался с Шоном.       Пребывание Ибо на базе сильно повлияло на его самосознание и восприятие, но он вряд ли объяснит, что конкретно изменилось.       К счастью, обходится без жертв, и киборги поднимают его, ещё охваченного остаточными спазмами боли, с пола. Излучатель привычно прикрепляется к поясу, а холодный взгляд проникает в самое естество.       — «Н4-84» по приказу освободить «W1-805» для продолжения приоритетного задания прибыл. Приказ выполнен. «W1-805», войдите в сеть для подробного отчёта, — чеканит один из киборгов, а над их головами зависает проводной дрон.       Ибо косится на загоревшиеся для подключения лампочки и по-человечески потирает затёкшие запястья, хотя не чувствует боли. Подавители снова работают. Многие из систем приходят в норму, и это забытое чувство полного контроля над собственным телом — прекрасно. Вот только…       Мозг киборгов так устроен, что едва они входят к сеть, как все мысли, воспоминания и скупые чувства оказываются перед создателем, как на ладони. Ибо каждый раз кажется, что Шанди, Бог их системы, снимает с него кожу, обнажает эндоскелет, раскрывает череп. Ибо никогда ничего не таил, даже не пробовал, но сейчас хмурится. Он разведал не так много, но каждую частичку данных можно пустить в обработку и использовать против людей.       Дрон ждёт. «Н4-84» внимательно смотрит. А Ибо натыкается на внутреннее противоречие между долгом и собственными желаниями.       Он не может обнародовать воспоминания с Шоном, неправильным будет раскрыть даже мысли о нём. Они слишком личные, интимные. Показать их — всё равно, что заняться любовью публично. Сравнение, конечно, неуместное, Ибо понятия не имеет, каково это, но перед глазами возникает сияющая улыбка, ясные глаза, а после его накрывает тактильными ощущениями тёплых губ и шёлковых рук.       Ибо больше не нужен проектор воображения, чтобы вызывать такие картины. Когда дело касается Шона, тело перестаёт подчиняться. Словно уже не принадлежит ему.       — Проблемы со входом в сеть? — бесстрастно спрашивает «Н4-84». — Возможно, требуется перезагрузка. Я проверю, есть ли неполадки. — Он заступает Ибо за спину.       Тот с трудом удерживается, чтобы не отшатнуться. Любая попытка скрыть информацию автоматически переведёт его в статус предателей.       Но тут комплекс сотрясается. По полу прокатывается пылевой вихрь, и странный рокот, похожий на камнепад, звучит в отдалении, поднимая внутри панику. Где-то там Шон. Что, если он ранен? Ибо инстинктивно прикрывает разъёмы на затылке рукой.       — Нет времени. Нужно как можно скорее покинуть это место. Неисправности я устраню сам, — жёстко чеканит он.       — Недостаточно полномочий для понижения статуса приказа, — качает головой «Н4-84». — Задание обновлено: обследовать и получить данные с базы в квадрате «дельта два-восемь».       Ибо скрипит зубами, но одёргивает себя, понимая, что реагирует слишком эмоционально для своей расы.       — «W1-805», ценность добытых вами сведений высока, — монотонно повторяет «Н4-84», и Ибо хочется треснуть его, чтобы тот перестал смотреть сквозь него, но остальные подступают, замыкая его в кольцо.       Когда металл холодит кончики пальцев, Ибо понимает, что дотронулся до излучателя. Но прописанный код «не причинять вред товарищам» равносилен кредо «защищать себя». Он не сможет выстрелить.       «Н4-84» готовит «квантовое око» к стыковке, неоновая сеть накрывает Ибо, однако лампочки на дроне загораются красным. Ошибка доступа. Вход в систему заблокирован.       От облегчения Ибо едва не проседает на пол. Он не думал, что будет защищать хранилище данных не только от людей, но и от своих.       Через несколько перегородок раздаются звуки стрельбы, и киборги выступают на подмогу. Приказ для Ибо приходится передать вербально.       Он кивает и следует за остальными. Но в голове, словно зацикленный алгоритм, бьётся мысль: где Шон?       Хоть Ибо долго находился в неподвижном состоянии, затёкшие мышцы быстро приходят в порядок. В пылу боя он надеется отстать и, выждав удобный момент, сбежать.       Как вдруг что-то дёргает его назад, словно за спиной включается мощный магнит.       Полутёмный коридор пуст. Ибо напряжённо вглядывается в полумрак и замечает кое-что необычное. Какие-то помехи в зрительном сенсоре, не иначе. Алая полоса тянется за поворот и часто-часто подрагивает, словно имитирует сердцебиение. Но механизм в груди Ибо бьётся ровно. Это что-то другое.       Простёртая рука рассекает иллюзию. Воздух уплотняется, рябит точно вода, а потом алая полоса снова проявляется. Ибо делает шаг в сторону, оборачивается, но за спиной ничего нет.       Лента тянется из его груди.       А после дёргает за собой, и Ибо поддаётся, позволяя себя вести. И совсем не чувствует сожаления, что бросает своих.       В павильоне, в который он вступает, разорвалась импульсная бомба. Коридор усеян телами киборгов и раненых людей, их кровь смешалась. Одинаковая по структуре, она отличается только цветом. Киборги синтезируют её по тому же составу, но в их телах, гибридах механических и биологических частей, она сама меняет цвет, выполняя роль питающей жидкости.       Ибо переступает через павшие тела товарищей, не чувствуя ничего. Какой-то человек, увидев его, поднимает инъекционный пистолет. Нетвёрдая рука нажимает на спуск, но Ибо уклоняется, и ампула разбивается о стену. Брызги попадают на спину, Ибо слышит шипение разъедаемой плоти и со стоном падает на колени. Перед зрительными сенсорами всё мерцает, а боль медленно исчезает. Поэтому через мгновение Ибо снова спешит за алой лентой.       Но, свернув за угол, та вдруг гаснет, и Ибо понимает, что достиг цели своего короткого путешествия. Коридор завален крупными камнями, здесь пыльно и темно, искрят выкорчёванные лампы. Ибо настраивает ночное видение и подходит ближе. Замечает в камнях шевеление, слышит слабый стон.       Там Шон.       На его рубашке кровь, брызги на щеке в ночном видении отливают фиолетовым. Он пытается подняться и вскрикивает от боли — нога придавлена.       Ибо бросается к нему, но тот испуганно отшатывается и вскрикивает.       — Тише, Шон! Это я! — Ибо гасит зрительные сенсоры, запоздало понимая, что выглядел устрашающе, и Шон, вероятно, не отличил его от остальных киборгов.       — Ибо? — испуг в тёмных глазах не проходит. Одно дело разговаривать, когда киборг под замком, а другое, когда можно дотронуться друг до друга.       Рука будто сама тянется к щеке, но Ибо подавляет импульс.       — Я не причиню тебе вреда, не бойся! Потерпи, я тебя освобожу, — произносит он и легко убирает с ноги внушительный обломок. Шон со стоном вытягивает ногу, а Ибо дотрагивается до его дрожащих плеч. — Ты ранен?       — Не трогай! — почти выкрикивает Шон, отбрасывая его руки, и только потом замечает, что отреагировал слишком резко. Наверное, испугался, что его коснулся враг.       Шон стаскивает рубашку, приподнимает футболку, обнажая худой живот, осматривает тонкие руки.       — Это не моя кровь, — горько произносит он. — Почему ты здесь? И… один?       — Один, — подтверждает Ибо. — Я пришёл вытащить тебя.       Он поднимается, помогает встать Шону. Ладонь скользит по спине, поддерживая, а внутри закручивает вихри ветер. Ибо никогда не касался человека, а сейчас не может убрать рук с заманчивого изгиба талии.       Зато может Шон. Он отталкивает Ибо, отступает, но нога, бывшая придавленной обломком скалы, подгибается, и Шон хватается за стену.       — Киборги атакуют комплекс. Почему я должен тебе верить? — выставляет он руку к подавшемуся к нему Ибо.       — Ты не должен, — тот замирает перед ним. — Но я бы этого хотел.       Взгляд Шона кажется глубоким и тёмным, как океан за стенами Нео-Пекина. Такой же гибельный и опасный, но манящий. Ибо хотел бы когда-нибудь войти в высокие волны, ощутить их силу. Но сейчас, глядя в глаза этого человека, он испытывает странное чувство.       Словно уже нырнул в бездну.       — Шон, я тогда высказался не очень корректно. Я лишь хотел, чтобы ты… — начинает он, но договорить ему мешают два киборга, появившиеся из-за поворота.       — «W1-805», почему вы покинули отряд? — тут же поворачивается к нему один.       Его взгляд зацепляет Шона, и рука без раздумий нажимает на курок излучателя, исполняя команду на ликвидацию.       Ибо, не колеблясь ни секунды, делает рывок в сторону. Боль обжигает правое плечо, перед глазами мутнеет, и он падает на колено, переживая электрические волны, растекающиеся по телу. Он зажимает рану, но подавители гасят боль, и теперь только тёплая кровь сочится сквозь пальцы.       Киборг, который нарушил постулат «не навреди товарищу», роняет оружие и с криком хватается за голову.       — Зафиксировано нарушение протокола. «W1-805», войдите в сеть для выяснения обстоятельств, — отзывается второй.       — Вы стреляли в Шона! Вот вам обстоятельство! — выкрикивает Ибо, ударом ноги пытаясь выбить оружие, но уже в следующий миг оказывается прижат к стене, а излучатель давит ему на горло.       — Получен приказ на обнуление. Не двигайтесь, я проведу процедуру. Данные будут законсервированы и загружены в сеть вручную.       — Как же быстро… — хрипит Ибо, глядя в ледяные глаза напротив.       Бездушные, пустые. Так вот, что люди видят перед смертью? Неудивительно, что они так ненавидят машины.       Обнуление — полный сброс до стандартных настроек. Кардинальный метод очистки. Значит, Ибо уже записан в отступники. Но он не может допустить, чтобы его сознание стёрли, он же обещал вывести Шона. Это приоритетная задача.       Он сопротивляется, но не может вырваться, а удары, которыми он осыпает противника, не причиняют вреда — обшивка у него толще. Излучатель, кажется, сейчас раздавит трахею. Ибо хрипит, а зрительные сенсоры на несколько секунд теряют фокус.       В одно их этих мгновений он видит размытую фигуру из-за плеча, а потом хватка держащего его киборга резко слабеет. От него валит дым, кровь течёт из ушей и носа, он захлёбывается и оседает на пол куском обугленной плоти.       За ним стоит Шон с ножом в руке. С лезвия капает кровь. Красная, человеческая.       Он дрожит, взгляд совершенно безумный. Кажется, Ибо видит порез на ладони, но в следующий момент надрывный кашель сгибает его пополам.       — Шон, ты в порядке? — хрипя, спрашивает он.       — Он ещё спрашивает, в порядке ли я! Помолчи, пока я ищу, чем залатать твою рану.       Шон злится, это чувствуется по голосу. Звякает отброшенный нож, что-то шуршит сбоку – это Шон роется в настенной аптечке.       — Не переживай обо мне, я в порядке. Ты всё равно не найдёшь ничего подходящего. Это для человека заряд энергопули критический, а моё тело уже распределило его… Ай! — фраза обрывается в ломкий стон, когда Шон подходит, расстёгивает куртку защитного костюма и с садистским удовольствием вжимает в рану пальцы с заживляющим кремом.       — Ты перегрелся, что ли? У тебя наружные покровы — живая ткань. Мазь затянет порезы, остановит кровь, а отремонтируешься потом.       Шон сердится, отчего действует грубо. Боли по-прежнему нет, подавители работают, однако тонкие пальцы выводят тело Ибо на новые уровни восприятия. Температура поднимается, когда он смотрит на раздражённого и взволнованного Шона, когда чувствует, как тёплое дыхание скользит по обнажённому верху груди.       — Полегче… — выдыхает Ибо, когда Шон надавливает особенно сильно.       — Захотел геройствовать — терпи! — шипит тот, но со вздохом начинает действовать бережнее. — На хрена ты подставился? Приключений захотелось на свою металлическую задницу?       После былого раздражения этот голос почти нежный, а глаза наконец-то перестают метать молнии. Шон почти закончил с раной, и его взгляд соскальзывает на выступающие ключицы, на крупное «адамово яблоко» и острый угол челюсти. Уголок губ дёргается, а потом они приоткрываются так, что показывается кончик языка.       И теперь уже Ибо не может отвести от него взгляда.       — Я не мог позволить им убить тебя. И моя задница не металлическая. Она такая же, как твоя, — отвечает он, приподняв бровь.       — Ой, закрой рот, а! — Шон бьёт Ибо по плечу. По раненому. — Вот же гадство, прости!       По человеческой привычке он закусывает губу, а в глазах такое откровенное волнение, какого Ибо никогда прежде не видел в свой адрес. Он хочет заметить, что Шон может колотить его сколько угодно, он всё равно ничего не почувствует. Но молчит, потому что внезапно чувствует. Только вовсе не боль.       — Как ты с ним справился? — Ибо кивает на обугленного товарища. Наверное, это должно его настораживать, но он лишь испытывает облегчение от того, что с Шоном всё хорошо.       — Ударил наугад, но, похоже, попал в уязвимое место, — отвечает Шон, дёргая плечом.       Уязвимые места той модели — недостаточная дальность покрытия зрительных сенсоров и сравнительно небольшая подъёмная сила. Но Ибо не допытывается, улавливая смену интонации. Он ещё не заслужил доверия Шона.       — Нужно убираться, пока не пришёл кто-нибудь ещё. Я сбежал от своих. — Ибо облизывает губы и пытается посмотреть куда-нибудь, кроме Шона.       Но это оказывается сложно. Его худое лицо вблизи очень красиво, а изгибы тела под испачканной футболкой манят коснуться снова. Жилка бьётся на тонкой шее, и Ибо буквально отдирает от неё взгляд, зацепляя пластырь на ладони и высохшие кровавые разводы вокруг него. Значит, не показалось.       — Я тоже остался один. Много наших погибло при обвале, главный зал запечатан. — Шон бросает быстрый взгляд на прижатую камнем дверь и закусывает губу, чтобы она не тряслась. — Надеюсь, те, кто вылетел раньше, спаслись.       — Ты ещё увидишь их, обещаю, но, для начала, надо выбраться самому. Я выведу тебя, — упрямо произносит Ибо, и Шон смотрит на него исподлобья.       — Куда идти-то хоть знаешь, герой? Это, скорее, я выведу тебя.       — Тогда я буду защищать тебя по дороге.       — Ясно, значит, аптечку надо взять с собой, — закатывает глаза Шон, а потом улыбается. — Надеюсь, соседний переход не завалило, пойдём посмотрим.       Он поднимает нож и просовывает за голенище ботинка, протягивает Ибо излучатель, а потом, опираясь на его руку и прихрамывая, показывает дорогу.       Иногда поддержки руки не хватает, и Шон позволяет перехватить себя, чтобы перебраться через завал или груду тел. Он молчит, и Ибо понимает его боль. Понимает, но ничего не может сделать.       — Я хотел бы… чтобы этого не случилось, — произносит он, когда следующий раненый, явно знакомый Шона, навсегда замирает у того на руках.       — Я знаю, — Шон кивает и решительно поднимается. — За этим поворотом шлюз в ангар. Надеюсь, его не завалило. Там должен быть флаер.       Ибо берёт Шона за руку, притягивает ближе. Но тот и сам не собирается отходить. Плечом к плечу они пересекают узкий, как кишка, тоннель, и останавливаются у дверей.       Шон набирает код, но створки, приоткрывшись, заедают в пазах и тут же пытаются схлопнуться. Ибо немедленно встаёт между ними.       — Похоже, обвал повредил систему, — выкрикивает Шон, подпрыгивая рядом. — Подержишь? Я проберусь внутрь.       — Хорошо, — заявляет Ибо, сильнее разводя руками створки.       Шон подлезает под его плечом, невольно прижимаясь к боку. Срабатывает система очистки, и сильные воздушные потоки чуть не сбивают с ног, но Шон добирается до противоположной двери и активирует её. Ибо отпускает створки, когда передние двери раскрываются и застывают с красной лампочкой на кодовом замке.       Их встречает большой, обшитый металлическими листами ангар. Воздух пахнет гарью. Сильный ветер раздувает пламя на горящих флаерах.       А ещё тут нет кислорода. Словно гигантский робот лапой-манипулятором содрал крышу с ангара. Обвалившаяся скала пробила брешь, и отравленный воздух проникает с пустоши.       Сделав шаг, Шон падает на колени и хватается за грудь. Он задыхается, и это самый ужасный звук на свете. Ибо не нужен кислород, его дыхательные фильтры очистят любой загрязнённый воздух. И произведут любой газ.       Ибо без колебаний переключает режим, подбегает к Шону и поднимает его на ноги. А потом прижимается к губам, вталкивая между ними глоток живительного кислорода.       Лицо Шона вытягивается от удивления, а потом озаряется испугом. Он резко отталкивает Ибо от себя.       — Нельзя! Иначе ты… — начинает он надломленным голосом, едва ли не крича от потрясения. Его трясёт, и Ибо ощущает это, ласково поглаживая его по спине.       — Тише… Я знаю. Знаю, кто ты.       Никогда за свою короткую жизнь собственные руки не казались такими грубыми и огромными, чем сейчас, когда дотрагиваются до нежной кожи и шёлковых прядей.       Шон вскидывает голову. Испуг, охвативший его, сменяется пониманием, но оно такое отчаянное, что кажется, будто все стены в этом ангаре дрожат, а уцелевшие металлические листы колышутся, чтобы сорваться в небо. Ветер завывает вокруг, сбивает с ног, вот-вот отберёт тонкую фигурку из рук, поэтому Ибо привлекает Шона ближе.       — Оказывается, я искал именно тебя, — произносит он и снова припадает к несмелым губам, раздвигая их языком и выдыхая кислород.       Когда он отстраняется, у Шона розовеют щёки и увлажняются глаза. Ветер творит что-то немыслимое с его волосами, бросает в лицо, пересыпает песком. Ибо немедленно ставит заслон из своей кисти, и почти сразу по щеке сказывается капля.       Шон испуганно стирает её пальцами, бормоча:       — Концентрированное… Компонент не разбавлен.       Но Ибо перехватывает его беспокойную руку и прижимает к груди.       — Перестань, это неважно. Мне надо увезти тебя. Через сколько я отключусь?       Не обращая больше внимания на беснующийся ветер, Шон смотрит на него широко распахнутыми глазами. Огромными на бледном худом лице. Красивыми…       — Через час. Может, раньше…       — Тогда поспешим. — Ибо прижимается к дрожащим губам, а у Шона пропадают силы. Он сползает куда-то вниз, но Ибо подхватывает его на руки и делает шаг к флаерам. Шон обнимает его за плечи, прячет лицо в сгибе шеи, дрожит. То ли от холода, то ли от нервов.       Шон почти ничего не весит, и, бережно придерживая его, Ибо вспоминает свои мысли в первый день. Что он бы легко поднял его. И вот сейчас всё сбывается в точности.       Ибо быстро продвигается вперёд, замедляясь лишь в те моменты, когда отдаёт Шону кислород. Тот почти не сопротивляется, покорно подставляя губы, но его глаза краснеют всё сильнее. Он всё чаще оборачивается, во взгляде нестерпимо много тоски, а потом он и вовсе упирается Ибо в грудь, пытаясь спрыгнуть. Но тот прижимает его крепче.       — Шон, успокойся! Я тебя не оставлю. Никогда не брошу, клянусь!       — Ты не сможешь… Никто не сможет… — снова, как заведённый, повторяет Шон, и тогда Ибо останавливается.       — Я смогу, — решительно говорит он и притягивает его к себе за затылок.       Втолкнув в рот кислород, он присасывается к губам, лаская их языком и превращая передачу воздуха в нечто интимное и сладкое. Мысленно даёт себе обещание защищать Шона, во что бы то ни стало, даже ценой собственной жизни.       Первые секунды Шон мычит, пытается вытолкнуть или прикусить вторгшийся ему в рот язык, вывернуться или отвести голову. Но Ибо держит крепко, а целует нежно, отчего по телу разливается будоражащее тепло. Каждый шаг приближает их к флаеру, и Ибо движется почти вслепую, задав системам направление. Тёмная громадина уже нависает над ними.       И Шон сдаётся. Отвечает, раскрывая губы и проваливаясь в поцелуй. Его пальцы скользят по закованным в защитный костюм плечам, прижимаются к коже на шее. Кончики у них приятно прохладные. Мокрый язык ласково трётся о его собственный, и у Ибо по спине проскальзывает щекотка.       А потом целоваться становится невозможно. Чем ближе они к пролому, тем выше концентрация «радона-мю-девять». Шон отстраняется, выпив вдох, зажимает нос пальцами и терпит, пока Ибо с ним на руках бежит к флаеру.       Но часть ядовитых испарений он всё равно получает, поэтому, когда Ибо ставит его на ноги, падает спиной на корпус и хватается руками за покрасневшее лицо.       Ветер тут ревёт сильнее, поднимая целый ураган пыли. Шон не может открыть глаз и протягивает Ибо руку, пытаясь найти его на ощупь.       Этот жест полного доверия бывшему врагу бурно откликается в Ибо. То, что происходит между ними, гораздо шире и важнее банальных категорий.       Ибо перехватывает его напряжённую кисть, целует длинные пальцы. Раздвигает плотно сомкнутые губы и выдыхает максимально глубоко, после чего шепчет на ухо: «Потерпи».       С дверью флаера он возится, кажется, целую вечность, но, наконец-то, та поддаётся. Шон спотыкается на пороге, когда Ибо вталкивает его в нутро летательного аппарата. Он тут же находит под сидением баллон с кислородом и затягивает маской лицо. Ибо захлопывает дверь и заводит системы, с беспокойством глядя, как жадно дышит Шон.       Гул двигателей нарастает, манипуляторы вытягиваются, как ноги богомола. Табло и экраны загораются приветственными огнями, топя пилота в шквале информации. Ибо включает продув воздуха и герметизирует кабину. Теперь Шон может снять маску.       — Как ты открыл дверь? — спрашивает он, подозрительно косясь на то, как ловко Ибо управляется с переключателями.       — Не знаю, просто открыл. А что? — пожимает плечами тот, ускоряя прогрев двигателей. К гулу прибавляется приятное тарахтение пропеллеров.       — Просто только человек может открыть этот замок. — Взгляд Шона становится жёстче, он вжимается в кресло, но потом качает головой. — Наверное, сломался, извини за паранойю.       — Ничего, — отвечает Ибо, а позади раздаётся канонада энергопуль. Дверь шлюза разлетается от взрыва, отряд киборгов высыпает наружу.       — Взлетаем! Держись! — без промедления произносит Ибо, надавливая на пусковой клапан.       Флаер отрывается от платформы мягким толчком, но Шон всё равно вцепляется в подлокотники и вжимается затылком в спинку кресла.       Вспышки ослепляют, пока Ибо выруливает в разлом в ангаре. Несколько пуль царапает по обшивке, флаер встряхивает.       — Генератор щита повреждён, — констатирует Ибо. — Но, спасибо, не сбили «камуфляж».       Ибо почти отвесно поднимает невидимую машину в воздух, выжимает педаль ускорения. Они стремительно удаляются от раскуроченного ангара, вынося себя из зоны поражения.       — Видимость не очень, я поднимусь выше. Впереди горная гряда, расчёт до точки около часа. Надеюсь, мы успеем до того, пока я отключусь.       Шон просто угукает в ответ, обхватывает себя руками и отворачивается. Ветер бросает в стекло мусор и песок. В один момент рыжее солнце прорывается через пылевые тучи. Ибо видит в отражении напряжённое лицо Шона и его печальные глаза.       И ещё раз про себя клянётся увезти его в безопасное место.