Глава двадцать четвёртая (В которой почти всё, что должно случиться, случается)
В Оксфорде будущего литкритика Азирафеля Фелла учили разному: считывать хрупкие смыслы с полотен прерафаэлитов и импрессионистов, понимать тексты разных эпох на нескольких европейских языках, догадываться о том, что автор умышленно или случайно оставил за рамками повествования. Однако, как выяснилось шесть лет спустя, самых главных дисциплин ему не преподавали... "Меня никогда не учили," - размышлял Азирафель, краешком указательного пальца старательно растушевывая консилер в тщетной попытке скрыть тёмные круги под глазами, - "ничему по-настоящему полезному. Не учили, как отвергать или быть отвергнутым; как любить кого-то или как уходить от того, кого не любишь. Не учили, как узнать, что творится в голове у другого, если перед тобой живой человек, а не писатель, давно преставившийся от чумы, сифилиса или цирроза печени...". Оставив, наконец, веки - нижние и верхние - в покое, он склонился над раковиной, сполоснул горячей водой отчаянно мерзнущие руки и отступил от зеркала на шаг. Чуда не произошло, ибо зеркало - извечно суровое и беспристрастное - отразило реальность. А реальность была такова, что Азирафель чертовски устал: сказывались нервное напряжение вчерашнего вечера, бессонная ночь (ненадолго задремать удалось лишь к четырём) и стойкое ощущение надвигающейся катастрофы, которого даже атаракс побороть не мог. Азирафель вернулся в кабинет, открыл окно и вытянул из пачки сигарету: на часах было без четверти семь, и что-то (наверное, опыт) подсказывало, что Рэйвен спокойно покурить ему не даст - у "ни много ни мало писателя" был на здоровом образе жизни настоящий бзик. Медленно выдыхая в форточку дым, Азирафель про себя отсчитывал секунды. Склонный к рефлексии над чем угодно, кроме собственных чувств и поступков, он тем не менее сознавал: сейчас ему страшно - и вовсе не потому, что от Рэйвена можно ожидать какой угодно пакости, нет... На самом деле (пусть он упорно отказывался в том признаваться), страшно Азирафелю стало ещё в то утро, кажущееся теперь нереально далёким, когда, переступив порог родительской гостиной, он лицом к лицу встретился с мужчиной, от которого когда-то малодушно сбежал... Карма настигла его неожиданно, убегать стало некуда, и он внезапно ощутил себя запертым в клетке с хищником. И ведь даже тогда Азирафель не решился с Рэйвеном объясниться, предпочтя продолжить бессмысленный побег, хотя подозревал: в этом лабиринте его поджидают сплошные тупики. Из прихожей донесся писклявый клёкот домофона. Обреченно вздохнув, Азирафель распихал по карманам светлого пиджака смартфон, бумажник и сигареты и снял трубку. - Машина подана, сэр, - механически сообщили снизу. - Спасибо, - бросил Азирафель, непроизвольно поводя плечами, словно от сквозняка: его всегда немного пугали и удивляли люди, работающие на Рэйвена. Все они чуточку напоминали роботов. Выйдя на улицу, Азирафель удивился уже несколько больше: вместо сверкающего VW Passat CC, который он ожидал увидеть, Грик стрит перегородил необъятный, но не менее сверкающий Cadillac Escalade с американскими номерами. Азирафель хмыкнул: знакомая машина. Видимо, Рэйвен не шутил, когда говорил сестрице, что собирается остаться в Англии надолго, раз свой драгоценный внедорожник через океан приволок... Безликий брюнет в безупречном чёрном костюме открыл перед Азирафелем дверь - тот, не глядя, запрыгнул на высокую ступеньку и скользнул в просторный салон. Руку вдруг что-то кольнуло. Поморщившись на выступившую на безымянном пальце капельку крови, Азирафель скосил глаза на обитое кожей широкое сиденье - ну, конечно же... Белая роза. "Чёрт, Рэйвен..." - прошипел он на грани слышимости: что бы он о Сэйбле сейчас ни думал, манеры не позволяли выпускнику Оксфорда материться при водителе. Опасливо, но резко оттолкнув колючий стебель к соседней двери, как будто тот мог снова ужалить, и нимало не заботясь о судьбе нежного бутона, Азирафель откинулся на терпко и назойливо пахнущую сандалом спинку заднего сиденья. Искушение сбежать было велико. Но нет, не в этот раз. Кажется, пора заканчивать. Не переставая потирать саднящий палец, Азирафель прикрыл глаза.***
В пятницу Энтони Джей Кроули проснулся поздно и с лёгкого похмелья не сразу понял, где именно он очутился: вместо привычной светло-голубой наволочки под щекой была жёсткая диванная подушка. - Ангел... - позвал он, не открывая глаз. Ответом ему была тишина. Эй Джей перевернулся на спину и глубоко, протяжно вздохнул, припоминая события минувшего вечера. Какого кого-нибудь... Выдав в пустоту гостиной изысканно-витиеватую матерную тираду, Кроули потащил себя в ванную, походя задаваясь насущным вопросом: а осталась ли у него в Мэйфейре какая-никакая одежда?.. Эксгумация останков гардероба показала, что джинсы и худи у Эй Джея в запасе всё-таки были. Уверяя себя, что день будет проведён с пользой - сиречь посвящен разбору шкафов и завалов, к которым скромная домработница-тайка допущена не была, и чувствуя себя почти Хастуром, почти Ла Вистой, Эй Джей углубился в недры платяного шкафа, где могло обнаружиться неизведанное: коли уж раскопки начаты, следует довести их до конца... В глубине души он был до смерти смущён своей вчерашней выходкой, при нежном свете утра утратившей какую бы то ни было долю справедливой обоснованности. До жути хотелось поговорить с Азирафелем, но Кроули от звонка стоически воздерживался: извиняться по телефону то же, что и по эсэмэс, а это он еще давеча в ночи сделал... Уж вечером поговорят... Может, Ана чего присоветует? Сидя на полу в спальне и методично раскладывая одежду в две стопки: "в чарити-бокс" и "забрать домой при случае", - Эй Джей прихлёбывал горячий кофе и обдумывал несколько вопросов сразу: следует ли купить ангелу цветы в знак примирения?.. если да, то какие?.. И не будет ли это неправильно воспринято Азирафелем, если учесть, что скандал вышел как раз из-за цветов, точнее - цветочного магазина?.. Размышления как-то незаметно увлекли Эй Джея в направлении поступка ангела. Что ж, стоило признать, это было круто. Почти так же круто, как чувак из "Пятидесяти оттенков серого", который прилетел за своей девицей на вертолёте или типа того... Кроули точно не помнил, потому что они с Аной были в даже по их меркам неприличную хламину, когда решили ознакомиться с тем шедевром американского кинематографа. Вот только одно ему не давало покоя: чьей бы то ни было "девицей" быть до зубовного скрежета не хотелось. Нет, Эй Джей отказывался даже помыслить о том, что ангел желал его "купить". Азирафель был дьявольски сложным, но - при всей его замороченности - чего ему было не занимать, так это великодушия... какого-то совершенно сказочного, книжного, не от мира сего. В общем, Кроули стало стыдно: и перед друзьями, которые постарались поддержать его, и перед ангелом. Как просить прощения у Габи с Беа, он просто не представлял - теперь, когда вся щедрость их предложения до него дошла. Эх... одна надежда на ведьму. Бросив взгляд на испещренный трещинами экран, Эй Джей прикинул свои возможности и перспективы: если они с Аной встречаются в семь (а эта лядь, простите: леди!) ещё сочтёт своим долгом опоздать, то он вполне может успеть повыкидывать старьё и из кухонных шкафов заодно! Отодвинув чашку с остатками кофе, порядком подостывшими и подернувшимися слоем одежной пыли, Кроули отправился на поиски мешков для мусора. В коридоре, у комода он помедлил; нерешительно потянув на себя металлическую ручку, выдвинул верхний ящик и заглянул внутрь: среди груды разномастных перчаток и тёмных очков - еще живых и безвозвратно сломанных - притаилась обтянутая потертым вельветом круглая коробочка. Эй Джей закусил губу, коротко перевел дыхание и резко задвинул ящик: не сегодня.***
Cadillac Escalade Рэйвена, презрев все запрещающие знаки, остановился у Тейт Модерн. Когда водитель услужливо распахнул пассажирскую дверь, Азирафель даже несколько раз моргнул от изумления: нет, не пригрезилось - перед ним возвышалась знаменитая на всю Европу неправильная пирамида, коричнево-терракотовая громада Blavatnik Building. - Прошу, - кивнул немногословный водитель, указывая на гостеприимно открытые двери главного входа. Азирафель недоумённо приподнял брови: Рэйвен решил отвести его в галерею современного искусства? Тот самый Рэйвен Сэйбл, который не то что Моне от Мане... Малевича от Рембрандта не отличает?! Тот самый Рэйвен Сэйбл, для которого вся ценность произведений изобразительного искусства заключается в том, насколько их покупка выгодна в качестве инвестиции, или в том, хорошо ли отдельно взятое полотно впишется в интерьер его ресторана?! Да вы шутите! Не представляя, чего ждать дальше, Азирафель, неизменно сопровождаемый молчаливым водителем (телохранителем? надсмотрщиком?), вступил в ярко освещенный и совершенно пустой холл Тейт Модерн. Покинутое людьми помещение производило впечатление поистине жутковатое. Не понаслышке знакомый с жанрами антиутопии и постапокалиптического романа, выпускник Оксфорда с трудом сдержал порыв зябко поёжиться, а ещё лучше - бежать отсюда подальше. Да... кому, как не Рэйвену, могло прийти в голову убрать из Тейт всякую живую душу? Тишину пустынного холла нарушало лишь гулкое эхо их шагов, отдававшееся в висках Азирафеля предвестьем головной боли. У лифтов они остановились; водитель поправил наушник и предупредительно нажал вызов, и - о чудо! - впервые, наверное, в истории Тейт Модерн двери мгновенно разъехались в стороны. - Вам на самый верх, - буркнул он едва разборчиво, пропуская Азирафеля вперёд, и отступил обратно в холл. "Значит - смотровая площадка," - сказал себе Азирафель, когда кабина неспешно отчалила. Засунув руки в карманы (и плевать на правила хорошего тона!), он прислонился к стене. До неприличия хотелось никотина. Азирафель сардонически усмехнулся: лифты оборудованы датчиками дыма: если прикурить сигарету, он зависнет тут до утра... На мгновение эта перспектива показалась ему соблазнительной, пускай малореальной. Но Рэйвен же его из-за океана достал... уж из задымленного лифта выковыряет и подавно. Призывая на помощь остатки воли и сил, Азирафель следил, как сменяют друг друга номера этажей на мерно загорающихся кнопках: 7, 8, 9... приехали. Рэйвен Сэйбл встретил его на ступенях. Чуть склонив голову вбок, он белозубо улыбнулся: - Спасибо, что пришёл, прекрасно выглядишь, - в чёрных глазах плясали черти. - Рад тебя видеть. А ты мне разве не рад? - он протянул Азирафелю бокал, который тот с неохотой принял. Повисло молчание - напряженное, со стороны Азирафеля, выжидающее - со стороны радушного хозяина, роль которого решил примерить на себя Рэйвен. - Здравствуй, - выговорил наконец Азирафель, мысленно призывая себя не забывать, зачем он вообще здесь находится. - Посмотри, какой умопомрачительный вид! - Рэйвен Сэйбл взял гостя за локоть (тот, одеревенев спиной, не сопротивлялся) и увлёк наискось через площадку - туда, где за стеклянным ограждением, освещенный ещё по-летнему ласковым сентябрьским солнцем, маячил купол Собора Святого Павла. - Ну что, так и будешь молчать?.. - осведомился Рэйвен. - Не знаю, что и сказать... - Азирафель невидяще смотрел перед собой, не замечая раскинувшегося перед ним, как на ладони, города, но отчётливо ощущая близость Рэйвена. Вздохнув, он повертел в пальцах бокал на тонкой ножке, бездумно наблюдая, как исчезают на поверхности крохотные пузырьки. Вина не хотелось. Хотелось, чтобы всё это поскорее закончилось. - Ну, скажи хотя бы, что ты впечатлен... - протянул Рэйвен Сэйбл с ухмылкой. Азирафель неопределенно пожал плечами, но послушно отозвался: - Я впечатлён. - Скоро подадут ужин... а пока можем полюбоваться, - Рэйвен широким жестом обвёл панораму. Азирафель с долей потрясения заметил у него в руке такой же бокал с вином. Рэйвен, по-видимому, поймал его взгляд и отсалютовал Азирафелю своим бокалом. - За встречу?.. - За встречу, - покорно повторил Азирафель и пригубил вина: это было баснословно дорогое бордо, но ему отчего-то показалось, что оно настойчиво отдаёт плесневелой пробкой. - Да что с тобой? Откуда такое напряжение? - осведомился Рэйвен Сэйбл с поддельным удивлением. - А сам как думаешь? - ответил Азирафель с плохо скрываемым раздражением. - Сначала преследуешь меня, потом поливаешь грязью дорогого мне человека, в итоге не оставляя мне иного выбора... кроме как приехать сюда. Я скажу ровно то же самое, что сказал тебе по телефону в понедельник: оставь нас в покое, пожалуйста... Последние слова прозвучали совсем жалко, но Азирафелю было всё равно. Он повернул голову, встречая взгляд мужчины, который, по-видимому, задался целью превратить его жизнь в ад. Рэйвен Сэйбл смотрел внимательно, его выражение было нечитаемо. - А ты помнишь?.. - начал он как будто ни к чему, - как однажды мы с тобой так же любовались закатом в Нью-Йорке?.. А на следующий день ты исчез. - У меня были причины... - А со мной ими поделиться ты нужным не счёл, - перебил Азирафеля Рэйвен: в его тоне прозвучали обвиняющие нотки, однако он быстро взял себя в руки и добавил уже мягче: - Ответь мне честно, Азирафель, почему? Почему полтора года назад ты, уйдя по-английски, не сказавшись... не оборвал одним махом все связи, а оставил меня в этом странном подвешенном состоянии? - Я думал, тебе так тоже удобно... - Азирафель отвёл глаза и сосредоточился на луче солнца, прицельно бьющем в зеркальную стену небоскреба на другом берегу. - Я позволил тебе так считать, - произнёс Рэйвен Сэйбл очень тихо. - Но не уходи от ответа. Скажи правду. Хотя бы раз. Держал меня в качестве запасного аэродрома, так? - он залпом допил вино и отошел в сторону. Азирафель проводил его взглядом. Только сейчас он завидел в отдалении накрытый к ужину стол. Рэйвен поднял высокий графин и налил себе воды. - Да, - ответил Азирафель просто. - Что? - Да, раз уж ты требуешь от меня какой-то запредельной откровенности, - Азирафель облокотился на высокие перила, за которыми обманчиво прозрачного стекла, казалось, не существовало. - Можно выразиться и так. Если тебе столь уж необходимо услышать от меня это: мне захотелось побыть одному. Тебя стало слишком много, Рэйвен, - он искоса посмотрел на застывшего у стола виновника своих печалей. - Ты был везде. Ты беспрестанно диктовал мне, как жить, как себя вести, что носить, что пить... или не пить. - Азирафель покачал в руке бокал. - Я просто не мог выносить подобного давления... мне требовалось личное пространство. Свобода, которой с тобой не было. - Это не давление, - поспешно возразил Рэйвен Сэйбл. - Не давление, Азирафель. Это называется забота о твоём благополучии. - О своём благополучии я сам как-нибудь позабочусь, спасибо большое, - Азирафель сделал глоток вина. - А то, что делал ты, называется насилием над личностью. - То есть ты так это видишь... - Рэйвен Сэйбл выглядел ошеломлённым. - А что мешало тебе сказать мне?.. Что мешало - тогда? И после? Я не понимаю... - А смысл? - спросил Азирафель кисло. - Изменилось бы что-нибудь? - Не знаю, - ответил Рэйвен честно. Он подхватил с белоснежной скатерти стакан, сделал полшага к Азирафелю, но вдруг остановился. - Воды? Еще вина? Азирафель качнул головой. - А знаешь... - бизнесмен, ресторатор и "ни много ни мало писатель" утомлённо и в тоже время очень по-человечески вздохнул. - Меня всегда в тебе поражала одна вещь... Ты ведь ни разу не спрашивал меня ни о чём, что касается лично меня... Ни о семье, ни о работе, ни о планах или интересах... - Тогда я не видел в том необходимости, - признался Азирафель. - Прости, это, наверное, звучит грубо, но уж как есть. Раз уж у нас сегодня вечер откровений. - Ну... в таком случае... в честь вечера, как ты выразился, откровений, я тебе расскажу, почему я практически не пью, не курю, не ем фастфуд и пять дней в неделю истязаю себя в спортзале. - Рэйвен Сэйбл встал у высоких перил рядом с Азирафелем и вперил непроницаемый взгляд в смутно темнеющее небо Лондона. - Моя мать была алкоголичкой, - произнес он после долгой паузы. - Она умерла, когда мне было двенадцать. Отца я не знал. К тому моменту, когда я мог бы его запомнить, он уже очередной срок мотал, - он умолк. Азирафель прищурился. - Рэйвен... хоть ты, пожалуй, не поверишь... мне очень жаль. Действительно, жаль. Но разве это даёт тебе право?.. - Азирафель неловко запнулся, однако почти сразу продолжил, - ... даёт тебе право навязывать другим людям свой образ жизни? Перекраивать их под себя?.. - И в мыслях не было тебя перекраивать... - Рэйвен осторожно положил руку ему на плечо - Азирафель не отстранился, пожалуй, даже внимания не обратил. - Я лишь хотел удержать тебя. - Как я сразу не догадался... - Не только подле себя. И скорее - не столько. Я хотел удержать тебя от бездны. - Как трогательно, - бросил Азирафель, не скрывая язвительности. - Только знаешь что, Рэйвен, это моя бездна. Моя. Хочу упасть - падаю, хочу прыгнуть - прыгаю. Я... я многое могу понять: что, возможно, тобой двигали самые благородные порывы... Но меня, меня ты не спросил - на предмет того, а оно мне нужно? Вот именно поэтому я и не выдержал. И если тебе так моя запоздалая честность надобна, то скрывать не стану: на расстоянии ты куда приятнее, чем вблизи. Хочешь - называй это запасным аэродромом. Как угодно. Знаю: мне это чести тоже не делает, - он поставил бокал с остатками вина на пол и повернулся к Рэйвену: они оказались лицом к лицу. - Я сейчас кое-что тебе скажу и скажу это не потому, что возомнил, будто нечто подобное ты желал бы от меня услышать. Я, правда, так чувствую... Рэйвен, я сожалею. Оглядываясь назад, я понимаю, что очень жестоко и несправедливо с тобой поступил. Как бы ни складывались наши отношения, мне следовало тебе всё объяснить. Я этого не сделал... Mea culpa. Понимаю даже твоё желание мне отомстить, наказать меня... и не собираюсь говорить, что это неправильно, - тебе виднее. Я только одного никогда не пойму, не прощу и не приму: стремясь побольнее задеть меня, ты пробил навылет и попал в Энтони - в человека, которого я всем сердцем люблю и который никакого отношения ни к нашему с тобой прошлому, ни к моему проступку не имеет. - Ты ошибаешься, - Рэйвен Сэйбл рассеянно подхватил с пола забытый бокал и принёс Азирафелю другой. - Цели задеть тебя побольнее у меня не было. Я хотел уберечь тебя... Раскрыть тебе глаза, чтобы ты понял, с кем связался. - Он помолчал, а потом заговорил громче и эмоциональнее. - Всё, всё, что я делал на протяжении последних полутора лет, - он взволнованно описал рукой широкий полукруг в воздухе, - я делал, думая о тебе! Тебе не нравилось в Штатах? Ой, не смотри так, я помню, с каким упрямством ты это повторял! Пожалуйста! Или как ты там говоришь? Voilà! - Рэйвен Сэйбл аккуратно развернул Азирафеля лицом к Темзе и солнцу, медленно клонящемуся к закату. - Весь Лондон перед тобой! Я буквально готов бросить его к твоим ногам! Всё это время я строил мост из Нью-Йорка к тебе! Неужели ты не способен этого оценить? А как же твои средневековые рыцари? - Рэйвен смотрел на Азирафеля совершенно безумными, блестящими глазами. - Чем тебе не подвиг? Я возвёл здесь империю, я ради тебя захватил столицу! Чего тебе ещё не хватает?.. Скажи!.. Что я должен сделать, чтобы ты наконец разглядел?.. Азирафель в ужасе отшатнулся. На секунду ему показалось, что Рэйвен повредился рассудком. - Это всё бесконечно лестно, Рэйвен... но я тебя о подобном не просил. Мне это не нужно... - вздохнул он тихо и осторожно прибавил: - Всё, о чём я осмелился бы тебя просить, если уж на то пошло - оставить нас с Энтони в покое. - Энтони Кроули разрушит твою жизнь! - Кто знает... - Твоя семья отвернётся от тебя! - Не думаю, что прямо вся, однако, если даже и так, то невелика потеря. - Азирафель, да как ты всё не поймёшь? Я люблю тебя! - вскричал Рэйвен Сэйбл с мукой и отчаянием в голосе. Азирафель сделал несмелый, словно по тонкому льду, шаг назад, к лифту. - Прошу, Рэйвен, не надо. Не заставляй меня произносить вслух то, что разобьёт тебе сердце. Это... это просто кошмар какой-то... - последние слова Азирафель едва прошептал и в шоке прикрыл рот ладонью. - Моё сердце разбилось, когда ты улетел из Нью-Йорка, - Рэйвен Сэйбл схватил его за руку, заставляя вновь посмотреть на себя. - Я был уверен, что ты просто не умеешь любить. Я готов был смириться даже с этим. Но ты говоришь... - ... что я полюбил другого человека, и с этим ничего нельзя поделать, - закончил за него Азирафель. - Я знаю, тебе в том немного утешения... но этого не предугадать, против этой силы не выстоять, её не побороть. Это как волна, Рэйвен. Она нахлынет - и всё. - ... И всё, - эхом повторил Рэйвен Сэйбл. Он резко отпустил руку Азирафеля, с неестественно прямой спиной вернулся к столу и отодвинул стул с резной спинкой. - Постарайся понять... - произнёс Азирафель со всей возможной мягкостью, точно увещевая душевнобольного или укрощая дикого зверя. - Ничего не изменить, не переписать... я не хочу, поверь, не хочу делать тебе ещё больнее. Полтора года назад мне было бы всё равно... Но не сейчас. Я... даже не могу подобрать слов, мне кажется, что ни скажи - всё будет слишком жестоко. Прости, Рэйвен... - Я так понимаю, на ужин ты теперь не останешься? - внезапно осведомился Рэйвен Сэйбл столь холодно и безучастно, что Азирафель на мгновение ему поверил. - Ты отпустишь меня? Просто так?.. - изумился он. - Да. Вот... забери, - Рэйвен протянул Азирафелю тонкую папку, которую взял со стула. - Здесь текст второй статьи Цуйгибер и проект брачного контракта, в разработке которого твоя мать, если тебе интересно, принимала активнейшее участие. Оригинальные файлы на флешке. Найдёшь её там же. Копий у меня нет. Хочешь - рви, хочешь - жги, - он склонил голову, но тут же выпрямился. - Считай это прощальным подарком. Немеющими пальцами Азирафель принял из его рук тонкий пластиковый прямоугольник. - Рэйвен... это очень великодушно с твоей стороны... - сраженный, Азирафель почти лишился дара речи. - Когда ты говорил о рыцарственности... - Замолчи, - Рэйвен Сэйбл грубо оборвал поток бессвязных благодарностей. - Уходи. По-английски. Я знаю: ты умеешь. Он отвернулся к защищенному стеклом краю смотровой площадки, за которым на Лондон неумолимо опускались ранние сентябрьские сумерки.***
Азирафель не ведал, как очутился в лифте, не знал, как жал на кнопку. Обессиленно прислонившись к стене, цвета которой не видел, он стукнулся затылком о гладкий, прохладный хром. Он чувствовал себя опустошенным. Тонкая папка выскользнула из подрагивающих пальцев и с тихим шлепком упала на пол - Азирафель не заметил. Он спрятал лицо в ладонях. Не помня себя, он вышел из пустынного холла Тейт Модерн и, механически переставляя ноги, побрёл вдоль южного берега Темзы.***
Рэйвен Сэйбл не двигался: он наблюдал за удаляющейся по набережной фигурой, казавшейся в неверном вечернем свете, на фоне гранитной мостовой эфемерной. Точно призрак. На накрытом белоснежной скатертью столе дзынькнул айфон. - Что? - рявкнул он в трубку. Выслушав бубнёж телохранителя, Рэйвен Сэйбл коротко приказал: - Машину ко входу. Поедем в Сохо. Бросив телефон обратно на стол, он с силой провел рукой по глазам, словно сдирая с них липкую паутину, и прошептал: - Будь ты проклят, Азирафель Фелл. Всё никак мы с тобой не расстанемся...