Между гетто и долиной

      Вступление в первый учебный день было яркое. Дин зашел в кабинет, где сидели одни парни и его плечи тут же напряглись. Человек десять глазели на него, как на раритетный музейный экспонат. Винчестер старался держать себя в руках, хотя в голове то и дело мелькало сочное и многозначительное «пиздец». Он старался быть вежливым с классным руководителем, не пересекался ни с кем взглядами и пользовался преимуществом новичка — помалкивал. Весь день его сопровождали перешептывания, перекидывания записками, бесконечные ухмылки, и ни одна сволочь не решилась даже подойти и сказать что-то расслабляющее. Не то чтобы такая ситуация у него складывалась впервые, но здесь Дин чувствовал себя максимально загнанным в угол: бить нельзя — накажут, найти общий язык — что-то из области фантастики. — Дин, ты слышишь? Я спрашиваю, знаешь ли ты эту тему, вы уже проходили ее в предыдущей школе? — хмуро обратилась учительница, и Дин тут же выскользнул из своих мыслей. — Я… да! То есть, нет, — он пытался выкрутиться, выпрямляясь из расхлябанной позы. — Простите, какой вопрос вообще был? — Гетто… — послышался чей-то протяжный возглас, и Винчестер обернулся. Сзади сидела свора парней, которые пялились на Дина и оголтело хихикали. Правда, хватило им одного взгляда грозных зеленых глаз Винчестера, чтобы взять себя в руки и перевести все внимание на доску. Уж что-что, а запугивать Дин был мастак — с ним старались не связываться. Нервно выстукивая ногой об пол, Винчестер посматривал на часы, не в силах дождаться окончания урока. Хотелось ускользнуть подальше от кабинета и новых лиц, которые уже не вошли в список его любимчиков. В таком напряженном режиме Дину пришлось жить несколько дней. Он старался не рассказывать Сэму о проблемах, даже обмолвился, будто с кем-то в классе разделил домашку. Младшему и без того тяжело давалось это путешествие: хоть одноклассники у него оказались не такими придурками, зато программа давалась сложнее, да и выстраивать с кем-то взаимоотношения было не в его характере. — Теперь будем встречаться здесь на ланч, понял? — сказал Дин, лежа на лужайке заднего двора и уминая сэндвич с бужениной. — Только давай договоримся: неси мне и салаты тоже, я не могу как ты — питаться сухомяткой, — пробурчал Сэмми, щурясь на брата из-за солнечного света. — Боже мой, травоядное. Ты так никогда не наберешь мышечную массу. Посмотри, какие у меня банки, — начал красоваться Винчестер, закатывая рукава футболки. — Доедай уже, мне еще тащиться до спортивного корпуса… — Ты поможешь мне разобраться с расписанием? Я был все это время только в одной части школы, а сегодня мне нужно найти… что тут написано? Не пойму. Младший Винчестер держал в руках потертый листок бумаги, вчитываясь в размашистый почерк классного руководителя. Дину откровенно не хотелось шевелиться, он так уютно устроился на газоне, наслаждаясь солнечными лучами и коллекционируя веснушки на своих худых щеках. — Сэмми, я-то откуда знаю. Значит, подними зад и спроси у кого-нибудь. Когда парнишка поплелся к корпусам, бросив на прощание «увидимся», старшему стало не по себе. Сэмми и «спроси у кого-нибудь»? Серьезно, Дин? Да он быстрее Нобелевскую премию получит, чем заведет разговор с незнакомцами в этой школе. — Какого черта, придурок, — фыркнул Дин сам на себя и схватил сумку, высматривая Сэмми. Когда он готов был прибавить шагу и помочь младшему, на его пути встретился какой-то парень в футбольной форме. Дин не разглядел толком, хотя лицо показалось знакомым, но он был рад, что Сэмми не оставили в беде. Может, с этой школой не так уж все и плохо. Уже через пятнадцать минут он передумал. Дин все-таки опаздывал на лакросс — у него было от силы минут пять, чтобы переодеться и выскочить со всей командой. Когда он, наконец, нашел дверь в раздевалку, ему пришлось притормозить, чтобы вслушаться. Парни активно обсуждали его, используя «гетто», «новенький» и «фрик». Тонкие ноздри острого носа начали раздуваться от злости, он резко открыл дверь и вскочил перед новыми одноклассниками. Свора даже не успела переключиться с хохота на нейтралитет. — Блять, ну и какие у вас проблемы, помимо кретинизма? — рыкнул Винчестер. Толпа начала переглядываться. Кто-то шептался, кто-то сделал вид, что вообще не в теме и начал ковыряться в своем шкафчике. Дин стоял посреди раздевалки и не понимал, какого черта здесь происходит. — А у тебя? Помимо отстойного вкуса, — спокойно произнес кто-то в толпе, выныривая и пересекаясь с Дином взглядом. — Это и есть то, что вас беспокоит? Отсутствие модной курточки? — ухмыльнулся Дин, кидая на лавку сумку и стягивая кожанку. — Какие еще будут нелепые предъявы? — Не бери на себя слишком много, Гетто. Мы с парнями просто пытаемся понять, какого черта ты тут забыл. Это был Кастиэль Новак — капитан команды по лакроссу, как еще через 15 минут узнал Дин. Лучший ученик класса, да и параллели среди мальчиков. Дин пересекался с ним взглядами пару раз на уроках. Если бы Винчестеру пришлось отгадывать, кто придумал ему прозвище — он бы ни за что не показал пальцем на этого парня. Новак казался совершенно располагающим, приятным и даже безучастным к тому, что происходит в классе. — Значит, ты ответственный за этот цирк? — Винчестер сложил руки на груди и сделал шаг навстречу парню. — Может, и я… что делать будешь? — веки Новака надменно натянулись, оставляя узкую линию глаз. Он сделал ответный шаг вперед. — Драться, отстаивать свое честное имя или пойдешь жаловаться тому, кто тебя сюда пропихнул? Дин хмыкнул, глядя в голубые глаза лидера движения «анти-Винчестер». И он бы с радостью раскатал этого мерзавца по мраморной плитке, да только система трех страйков спать ему по ночам не давала. Дин обошел парня, хватая свои вещи и спокойно шагая к свободным ящикам. Молчание — золото. Почти за две недели пребывания в школе политика сложилась простая: на уроках Новак делает гениальные отсылки про бедность, убогость и плохой вкус, а одноклассники хохочут. Дин в этой политике — терпила. Под его сильными руками неоднократно ломались карандаши, линейки; несколько раз он выходил из себя и пулей выскакивал из кабинета. Почти за две недели он привык к тому, что бедность — это порок. Правда, если бы он был знаком с творчеством Достоевского, он бы знал альтернативное мнение: «В бедности вы еще сохраняете свое благородство врожденных чувств, в нищете же никогда и никто». Сказал бы ему кто-нибудь об этом. А у Сэма все вроде как налаживалось. Парнишка вступил в кружок по защите окружающей среды — нахрена? по мнению Дина — начал активно вливаться в учебу, нашел пару приятелей, которые любезно ему помогали. Даже нелюдимый Сэм нашел приятелей. Дин, конечно, был рад за братишку, но, кажется, курить от стресса начал в два раза чаще. А на выходных они выбрались из школы: поели мороженое, купили мелочи из канцелярии для Сэма и, самое главное, пополнили Динов никотиновый запас.       Старший Винчестер взглянул на часы — четыре дня, значит его богатенькие одноклассники намыли свои задницы после тренировки и уже разошлись по кампусам. Дин не стеснялся мыться с ними в одной душевой — он еще лет пять назад понял, что с ним все в порядке. Он не скрывал, что созрел рано и пользовался популярностью у девушек из старших классов. Ну просто хватало дискомфорта, который он регулярно испытывал из-за бедности: старая отцовская куртка, а под ней такие же старые потертые футболки и фланелевые рубашки. Мягко говоря, все это дерьмо не было в тренде у модников. Винчестер зашел в раздевалку и услышал, как льется вода. Он нахмурил брови и прошел немного вперед, чтобы убедиться, что все шкафчики пусты. Так и было. Тем не менее раздеваться он не начал — кинул спортивный шлем на скамейку и прошел вглубь, к душевым кабинам. Яркий солнечный свет из окон на самом верху душевой немного ослепил, после приглушенного в раздевалке, но одну упругую задницу он успел разглядеть. Пока темноволосый парень смывал с себя остатки геля для душа, Винчестер облокотился на дверной косяк и недовольно скрестил руки на груди. — Это мое время, что ты тут делаешь? — громко произнес Дин, чтобы одноклассник его услышал сквозь напор воды. Новак вздрогнул и скованно обернулся. — Какого хрена, Гетто? — Тот же самый вопрос. Еще раз повторю: это мое время для душа, а ты можешь намывать свой зад с любимыми одноклассниками. Кастиэль удивленно хмыкнул и уже более уверенно повернулся к Винчестеру, демонстрируя молодое, подтянутое и даже рельефное тело. Он так и не сошел вниз, не выключил воду, просто продолжил шоркать голову, нахально смотря Винчестеру в глаза. Периферическим зрением Дин видел, как хлопает чужой член о бледные бедра из-за активных растираний головы. Пришлось поднять зеленые глаза на самый верх, чтобы потом не представлять эту картину, каждый раз слыша где-то «Кастиэль Новак». — Я так не думаю, Гетто. Это мое время. Сколько ты здесь, от силы неделю? А я годы, так что ты можешь продолжать пялиться на мой зад, но я не уйду отсюда, пока хорошенько не помоюсь, — уверенно заявил Новак и демонстративно выдавил на ладонь еще одну порцию геля для душа. Винчестер закатил глаза и тяжело выдохнул. В любом случае душевая была огромная, как и раздевалка, они могли и не пересекаться, но для Дина это было делом принципа. С какой радости он должен был мыться рядом с человеком, который поднял бунт против его кожаной куртки? Был бы это рандомный чувак из класса — тогда ладно. — Слушай сюда, я здесь и правда неделю, но всю неделю, что у нас был лакросс — я принимал душ в это время. Тебя здесь не было. Поэтому будь добр — домывайся и не приходи сюда больше после трех тридцати, окей? — Грубо, — обронил парень и Дину показалось, что он даже немного растерялся. — Я не могу приходить в другое время, я занят. — Чем это ты занят сразу после лакросса? — Дин изогнул бровь. — Не твое дело, Гетто! — фыркнул Новак и шлепнул по крану, резко вырубая напор воды. — Может, тебе просто быть мужиком и мыться с группой? Он выскочил из душевой, нервно тряхнул головой, заставляя теплые капли воды разлететься в стороны. Попало на одежду и лицо Винчестера. Он съежился, провожая Новака взглядом в раздевалку. — Эй! Может, тебе стоит последовать своему же совету? — Дин развел руками, недовольно выкрикивая вдогонку. — Болван… Дин не стал возвращаться в раздевалку. Молча скинул грязную форму на пол и шагнул в одну из кабин. Он еще несколько раз поворачивался назад, чтобы не пропустить Новака, но тот видимо смылся мгновенно. В следующий раз, уже после выходных, они снова пересеклись в раздевалке в четыре часа дня. Винчестер устало выдохнул, закатил глаза, но не стал ничего менять. Вытерпеть массу одноклассников он был не в силах, а пережить одного, которому и навалять, если что, нестрашно за длинный язык, — не было проблемой. Хорошо, может, не навалять, но припугнуть уж точно. Новак был на удивление тих. Причем неожиданно после выходных. Шутил над Винчестером в классе уже кто-то другой, а Новак иногда устало поднимал уголок губ. Они переодевались на разных концах длинной скамейки и не перекинулись даже фразой желчи. Удивительные вещи. Дин, как и положено, скинул грязную форму в шкафчик, но на этот раз пришлось натянуть полотенце на бедра. Если Новак был таким раскрепощенным, чтобы демонстрировать ему свой член, то у Дина капелька воспитанности еще оставалась. Бедность — не порок, верно? Единственное, что бросил Кастиэль, провожая Дина в душевую, — ухмылку, глядя на его бедра. Винчестер проигнорировал. — Поэтому ты не хочешь мыться с нашими парнями? Крошечный перчик? — послышалось где-то рядом, когда Винчестер намыливал голову. Еще один укол. Неужели так сложно удержаться было этому чертовому Новаку? — У тебя какие-то проблемы? — агрессивное нутро Винчестера начинало закипать. Он вынырнул из своей зоны, подходя к Кастиэлю практически вплотную. — Оу, — изумился одноклассник, растягиваясь в улыбке и резко переводя взгляд куда-то в стену, — прошу прощения, Гетто. Я был максимально не прав. Тогда, наверное, ты не хочешь мыться вместе со всеми, потому что боишься их засмущать? — Я и с тобой не хочу мыться, Новак. И учиться здесь — не было моим желанием, потому что я знаю свое место. Но отец сможет забрать меня из этой ебаной школы королевских чаепитий только через несколько месяцев, и единственное, о чем он просил: не встревать в неприятности. Каждый сраный день, видя ваши румяные лица и хохот, я хочу ломать челюсти — одну за другой... Дин рычал, но его голос не срывался на крик, наоборот, он был низок и очень убедителен. Новак сделал шаг назад, удивленно распахивая голубые глаза. Подначивая Винчестера, он привык, что тот держится как сталь. — ... поэтому я пытаюсь сократить контакты, насколько это вообще возможно. И ты, Новак, капаешь мне на мозги и приближаешь тот день, когда я не смогу сдержать себя и устрою здесь кровавую бойню. Скажи, я доходчиво тебе объясняю? Руки Дина сжались в кулаки, внутри горел огонь и он мог поклясться, что находится в шаге от того, чтобы на самом деле залить кровью Кастиэля это белоснежное убранство. Струи воды стекали по аристократичному телу Новака, а он, кажется, даже не обратил внимание, что вода стала настолько горячей, что обваривала ему пятки. Дин не спускал с него волчьего взгляда, а тот, будто завороженный, смотрел с раскрытым ртом. Один шаг, резкий рывок и Дин — сильный и крепкий Дин — оказался прижат к соседней стенке душевой. Новак вцепился в его округлые плечи, прижимаясь всем телом и нагло сцеловывая с губ агрессию вместе с каплями воды. До Дина не сразу дошло происходящее, ему показалось, что по наитию он даже ответил на поцелуй, но руки оставались прижаты к стене. Новак целовал его с такой жадностью, будто заблудившийся в пустыне путник, жаждущий воды. Дин оттолкнул. Жестко, хлестко хлопая по груди и, кажется, оставляя там нехилый отпечаток. Оба молчали. Смотрели друг на друга ошарашенно и молчали. — Какого хуя? — наконец, сорвалось с губ Винчестера и он нахмурил брови. Кастиэль нервно сглотнул и забрал свою вторую попытку. Он зарывался пальцами в короткие намокшие волосы, пытался отдышаться обжигая горячим воздухом губы Винчестера, а через минуту дернул его под струи воды. Новак упал на колени, без прелюдий обхватывая чужой член губами и заглатывая на половину. Дин хотел остановиться. Хотел выгнать наглого, возомнившего себя королем, Новака, но когда внушительное достоинство оказалось в теплой, гладкой глотке, а чужие пальцы так умело принялись ласкать его яйца, смешивая приятные и болезненные ощущения, — он окончательно потерял контроль над ситуацией. Парень впился в чужие темные волосы, но даже направлять Новака не нужно было — он цеплялся лишь для того, чтобы держаться. Откуда у семнадцатилетнего такие познания в минете, какого хрена он был так хорош? Новак ласкал языком каждую венку на возбужденном члене, заглатывал так глубоко, абсолютно не давясь. У Винчестера было и правда внушительное достоинство: не многие могли заглотить его по самые яйца, а те кто пытался, обычно, кашляли еще потом минут пять со слезами на глазах. В общем, не романтично. Но в этот момент их ничего не отвлекало. Господи, он даже не стонал, а просто работал словно самая универсальная и навороченная машина отсосов. Дин был на грани, член болезненно пульсировал, рука еще сильнее сжимала чужие волосы и он начал стонать, лишенный дара речи. Новак мгновенно подпрыгнул на ноги, прижимая ладонь к губам Винчестера и продолжая стимулировать его рукой. Он придавил член к своему животу, водя по всей длине и натягивая сильнее к самой головке. Дину было страшно наблюдать, как возбужденно и грязно смотрит на его член одноклассник, поэтому он прикрыл глаза и просто отдался ощущениям. Сперма выстрелила на живот Новака, заполняя пупок, попадая на волоски у паха, он продолжал дрочить ему, пока не осушил до последней капли. Оба так тяжело дышали, будто пробежали марафон, к которому абсолютно не готовились. В итоге Кастиэль вытолкнул Дина ладонью в грудь из-под струи душа и залез сам, смывая с себя остатки Винчестера. Он изменился в лице: наглая и пошлая улыбка сошла на нет. Дину даже показалось, что парень был будто чем-то расстроен. — И что это было? — Винчестер разорвал тишину, но Новак даже не дернулся. Он выскользнул из душа и ринулся в раздевалку. Когда Дин закончил, в помещении уже никого не было. Дин стоял посреди раздевалки и пытался себя убедить, что не сошел с ума: Новак пять минут назад стоял на коленях и делал ему охуенный минет. Возможно, самый охуенный минет в его жизни.