Ох… Альфы

– Изуку, что ты сказал? – удивленно спросил Тодороки, приподнявшись на руке. Мидория дернул плечами. Он уткнулся носом в подушку, устало вздохнув. – Ты что такое говоришь? – нахмурился Бакугоу, завалившись рядом с омегой на кровать. – В голову что-то ударило? Или после оргазма мозги отшибло? – пошутил он. Но никто привычно не засмеялся. Изуку лишь перекатился с бока на живот, что-то сдавленно замычав. – Так, серьезно, – Шото нахмурился, – ты хочешь, чтобы мы сейчас это обсудили или нет? Просто сотрясаешь воздух? – уточнил он. – Мм… – Мидория поднял на него глаза. – Не знаю. Я… вроде и хочу обсудить… а вроде и… не знаю… – он вздохнул, вымученно посмотрев на альф. Кацуки недовольно нахмурился сильнее. Пробежался пальцами омеге по спине, где-то даже заботливо погладив его по плечам. – В смысле? Либо хочешь, либо не надо воздух сотрясать такими заявлениями. – Ну… ладно, хочу, – кисло согласился Изуку и медленно сел, подтягивая к себе одеяло. – И что же? – Шото поднялся, обошел кровать с другой стороны и присел рядом с омегой. – Что произошло? Давай, я жду душещипательного рассказа. Почему это ты вдруг решил, что мы тебя не любим? – Ну, Шото, – Мидория пихнул его недовольно в бок, – когда ты это так говоришь, мои слова становятся абсурдными. – Так они таковыми и являются! – всплеснул руками Тодороки. – Значит, двадцать лет тебя любили-любили, любили-любили, а тут раз и разлюбили. Интересное кино. – Ну нет… – Изуку вздохнул. – Я знаю, что вы меня любите. Ну… конечно, как же иначе. Просто… я этого не чувствую. Вы ничего не говорите, вы… не знаю. – А что говорить? – Между прочим, – Кацуки скрестил руки на груди, положив голову омеге на плечо, – такие разговоры надо было начать вести довольно давно. Спустя года два после начала нашей совместной жизни. Именно в тот период мы перестали носить друг друга на руках, говорить постоянно комплименты и признаваться в любви. Нет? – М… ну… наверное, – Мидория печально покивал головой. – Но тогда меня окружали дети. Они говорили, как сильно меня любят. А теперь… они выросли. И я чувствую себя очень одиноким. – Ну-ну, Изуку, – Шото погладил мужа по плечу. – Чего ты? Мы тебя любим, правда, – он чмокнул Изуку в щеку. Тот лишь грустно улыбнулся. – Хочешь, буду каждый день это повторять? – предложил альфа. – М… ну… это не то, что я имею в виду. – А что ты имеешь в виду? – недовольно поинтересовался Бакугоу. – Ну… вот так вот… возвышенно, чтобы… м… ну… вот и… и вот… – Мидория начал жестикулировать руками, не в силах подобрать нужные слова. – Понимаете? – Нет, – альфы одновременно помотали головами. – Ну вот… вы меня уже не понимаете, – протянул Изуку. – А я просто хочу любви, – жалостливо вздохнул он. – Ой, горе луковое, – Тодороки поцеловал его в обнаженное плечо: вырез футболки съехал набок, – я не понимаю, правда. Мы же тебя сильно любим. Серьезно. Ты можешь конкретно сказать, что не так? – М… – Мидория неуверенно пожал плечами, – нет, – хрипло выдавил он из себя. – Ладно, давайте ещё немного поспим… я… просто… последнее время постоянно на эмоциях, – пробормотал Изуку. Кацуки устало закатил глаза. Шото же прижал Мидорию к себе, ласково погладив его по спине. Но того, видимо, это ничуть не успокоило. – Может, не будешь выпендриваться, нагнетать обстановку и корчить мученика? – устало попросил Бакугоу. – Объясни нормально. Что не так? – потребовал он. Изуку глянул на него. – Не знаю, как объяснить. Я… часто замечаю, – он неопределенно качнул головой, – что вы с Шото… ну… постоянно вместе. Вы часто понимаете друг друга с полуслова, вы… – омега закусил губу. – И? – Ну… – Мидория застенчиво начал теребить край своей майки. – Вы… вы такие… такие единые, такие… Между вами такая общность! И с нашими детьми тоже… – протянул он. – Не понял, – недовольно заметил Кацуки. – Это что значит? – Ну… – Изуку вздохнул. – Наверное, это не так уж и важно, – пробормотал он себе под нос и лег обратно. – Вот чего ты начинаешь? – надулся Бакугоу. – Потом сам же начнешь в нас кидать какие-нибудь предъявы. Ну правда… Скажи толком, что не так. – Ну я не могу объяснить! – воскликнул Мидория, а после замялся. – Я… не совсем уверен, но… Но… м… вы все такие альфы… – он скривился от отвращения, – такие стереотипные, такие противные… – Изуку! – Тодороки недовольно пихнул его в бок. – Чего оскорблениями сыплешься? С чего это вдруг мы противные? – Прости, – Мидория виновато на него посмотрел, чмокнул в щеку и вздохнул. – Просто… ну правда. Наши дети… такие же, как вы. Один в один. Они за вами во всем повторяют, ходят такие… как павлины какие-то, – его передернуло. Шото сдавленно захихикал, а Кацуки глупо моргнул, не понимая, что Изуку имеет в виду. – Ну, у них просто возраст такой. В шестнадцать у всех самомнение раздутое. Ходят, грудь колесом… – улыбнулся Тодороки. Мидория не отозвался. Он грустно опустил глаза, покачивая неопределенно головой. Обнял руками свои колени, вздохнул. Альфы растерянно на него уставились. Бакугоу не нашел ничего лучше, чем ободряюще пихнуть мужа в бок. Тот только вздрогнул. – Мне кажется… – через пару минут молчания продолжил Изуку, – в нашей семье… не хватает омеги, – протянул он уверенно. – Ещё одного. – Так ты к этому ведешь? – воскликнул Кацуки и фыркнул. – Что ж, – он потер ладони, – кого из наших знакомых мы можем позвать в наш союз? – усмехнулся он. – Среди моих знакомых нет тех, кто предпочитает полигамию, – протянул Тодороки, а после они оба взорвались хохотом. Мидория недовольно на них посмотрел. Он обиженно поднялся, надув губы. – Всё, я обиделся, – заявил Изуку и ушел в ванную. Альфы вереницей последовали за ним, вздыхая. Они прекрасно знали, что Мидория, несмотря на всю свою доброту и миролюбивость, тот ещё обижака! Хотя из мухи слона он никогда не раздувает. Этим обычно Шото занимается. – Изунь, ты чего? – Тодороки поймал мужа около двери, обхватив руками поперек талии, – ну, не дуйся. Просто серьезно… какой ещё один омега? Я только тебя люблю, – улыбнулся он. На плечо легла тяжелая рука. Шото вздрогнул, обернувшись. – Только? – повторил зло Бакугоу. – Ну и Кацуки, конечно, – закатил Тодороки глаза. – Молодец, – блондин расплылся в довольной улыбке. – Что ты нам предлагаешь? – обратился он к Изуку. – Ну… – Мидория неуверенно пожал плечами. Он не знал ответа на этот вопрос. Но правда была в том, что в своей собственной семье он задыхается. Его утомляет их присутствие, множество тяжелых запахов. Изуку с тоской частенько вспоминает родительский дом. Там-то всё было гармонично. – Может тебе почаще тусить со своими друзьями? – предложил заботливо Шото. – С… как там его зовут? Аоямой? Вот с ним. Ходите гуляйте, развлекайтесь. – Мм, это не то, – Мидория покачал головой. – Я… конечно, люблю Югу, – признал он, тут же поймав на себе два удивленный взгляда, – ну, как друга, имеете в виду. Но… он же… не внутри семьи… ну… вы понимаете. Это не одно и то же. Мы не живем вместе… – Изуку повернулся к альфам лицом. Те растерянно развели руками. – Не знаю, что предложить, – честно признал Тодороки, потершись своей щекой о веснушчатую щеку Мидории. – Может, съездишь к маме? Развеешься… – Ну, куда я поеду, – Изуку расцепил кольцо его рук. – Ладно, это не так уж и серьезно, – вздохнул он. – Если будете чаще говорить, что любите меня, мне станет лучше, – улыбнулся омега. Альфы рьяно закивали. Чмокнули его в щеки и оставили одного, отправившись на кухню, готовить завтрак. Мидория же добрался до ванной, где решил принять горячий душ. Отчего-то ему было очень холодно. Изуку забрался в ванну, включил напор посильнее, зашторился шторкой, прикрыл устало глаза. Пар сразу же поднялся к самому потолку, стекло стало мутным. Омега нарисовал на нем глазки и улыбку, усмехнувшись. Силы быстро кончались, Мидория осел на дно ванны, прижавшись спиной к бортику. Последнее время его преследует хроническая усталость… – Странно-странно, – бурчал себе под нос Тодороки, нарезая овощи в салат. – А чего странного? По мне, это очень логично. Должно было рано или поздно случиться, – фыркнул Кацуки, шинкуя мясо и сразу же отправляя его на нагретую сковороду. – С чего вдруг? – удивился Шото. – А с того, – фыркнул Бакугоу. – Будто сам не понимаешь, – отмахнулся он. – Нет, серьезно. Почему это ему должно быть с нами со всеми не комфортно? – Мм, – Кацуки погладил подбородок, недовольно посмотрев на мужа, – наверное, потому что он очень часто лет двадцать говорил, что его мутит от наших ароматов. Неужто не помнишь такого? Или потому что шестнадцать лет назад он молился, чтобы родился омега? Да? А родились в итоге… – Бакугоу фыркнул, – сам знаешь кто. – Ну… – Тодороки пожал плечами, – я думал, он уже смирился с этим. – Смириться – смирился, конечно, – усмехнулся Кацуки. – Вот только сути вещей это не меняет, – он обильно засыпал мясо перцем. Шото недовольно на него глянул. – Куда столько? – Сколько надо, – улыбнулся Бакугоу. – Родной, только ты любишь острую пищу, – закатил Тодороки глаза. – Можно быть хоть чуть-чуть к нам внимательнее? – Не-а, – пропел Кацуки. – Если кому не нравится, то пусть готовит сам, – усмехнулся он. – Жестокий ты человек, – нахмурился Шото и вздохнул. – И вовсе я не жестокий. Очень умный, хороший, добрый, – начал себя нахваливать Бакугоу. Тодороки только отрицательно покачал головой. За что получил пендаль по заднице. – Так, продолжая разговор… Изуку, конечно, смирился, но… ты же понимаешь. Он часто вздыхал по этому поводу. Не помнишь? – Но он так сильно их обоих любит! – удивился Шото. – Любить – любит, – согласился Кацуки. – Но… – он поморщился нос, а после оглушительно чихнул. – Это всё из-за твоего перца, – не удержался и вставил свою заметку Тодороки. – Пошел ты, – погрозил ему кулаком Бакугоу. – Чихнуть уже нельзя? – недовольно посмотрел на мужа. – Я молчу, – Шото пожал плечами. – Так что? Он же очень их любит! Собственно, нет же практически никакой разницы. Омега, альфа… Главное, чтобы здоровенький ребенок был, – уверенно заявил Тодороки. Кацуки только фыркнул, утирая слезы, что выступили на глазах. – Ну… так-то да. Разницы никакой нет. Альфы и омеги принадлежат к одному биологическому виду. Все мы человеки, – глубокомысленно заявил Бакугоу. Шото только рассмеялся, закатив недовольно глаза. Отчего получил от Кацуки ещё один удар по заднице. На сей раз хотя бы ладонью. – Так почему же по-твоему это было так очевидно? Ну, его поведение. – Потому что одинаковые, да не одинаковые мы всё-таки. Есть некоторые еле уловимые различия. Изуку их чувствует. Честно, – Кацуки качнул головой, – я бы долго не протянул в группе, где помимо меня только омеги. Целых четыре штуки! Это же взрыв мозга! – Даже если бы ты их сильно любил? – Да если так, – уверенно заявил Бакугоу. – Голова распухнет. Они же немного другие, я бы это чувствовал. Ты представь… Тодороки задумчиво поднял глаза к потолку. – Они бы наверняка… обходили бы меня стороной… вот сто процентов. Ну действительно. Если есть ещё омеги, то зачем им альфа? Погнали бы меня в шею… Спорю, дети меня бы в таком случае любили бы меньше, – начал бормотать себе под нос Шото. – Не представляю, как Изуку с нами уживается… Кацуки только вздохнул. – И что мы с этим должны делать? – спросил он. Тодороки вздрогнул, выходя из своих фантазий. – Э… не знаю, – честно признал он. – Прям понятия не имею, – и вздохнул. – Можно всё-таки выгнать его к маме. Пусть отдыхает… но это лишь временный эффект. Контингент нашей семьи никак не изменится. – Чего готовите? – послышался позади них спокойный голос. Родители обернулись, кивнув одинаково головами сыну. – Мясо, – отозвался Кацуки. – И салат, – добавил Шото. – Поможешь? – с улыбкой попросил он. Фето покачал сонно головой. Он присел на стул, зевая. – Мм… меня разбудил какой-то шум, – рассказал он. – Вы чего так рано не спите? – Проснулись, – уклончиво отозвался Тодороки. – Изуку плохо спал… – Мм, – Фето прикрыл глаза, больше ничего не сказав. Вскоре в кухне появился и пятый обитатель, а, точнее, обитательница, их квартиры. Миранда оглядела всех большими глазами, потянулась. – Третий ужин, – пробурчала она себе под нос и присела на стул. – В каком смысле? – нахмурился Шото. – Ты опять, что ли, ночью не спала? – недовольно предположил он. Девушка покачала головой. – Нет, ну что ты, – усмехнулась она кисло и зевнула. Но по большим кругам под глазами всё было понятно. Бакугоу недовольно уставился на дочь, нахмурился. Его так и подмывало за такое поведение начать отвешивать детям подзатыльники. Но он сдерживался. То, что его так воспитывали родители, не значит, что это правильно. Помнится, Изуку проводил с ним множество бесед на эту тему. Говорил, что это не хорошо, объяснял всё, как ребенку. Кацуки давалось это тяжело. Не зря говорят, что все травмы во взрослую жизнь мы несем из детства, полностью копируя поведение родителей. С Тодороки тоже было сложно. Он, боясь стать похожим на отца, пытался всеми силами отстраниться от родительства. Мидория переубеждал его, объясняя это тем, что для детей очень важно присутствие обоих, в их случае, троих родителей рядом. Пусть не постоянно, но часто. Он знает это по себе. Отец был на заработках за границей, Изуку ужасно по нему тосковал, нуждался. Для своих деток он такого не хотел. В итоге, Шото всё равно стал основным «кормильцем» в их семье. Первый год после родов Мидория отходил от беременности, отдыхал. Его организм подкосило слишком сильно. Всё-таки двойня. В декрет пришлось уйти Бакугоу. Параллельно он занимался уборкой, стиркой, готовкой. Чуть позже Изуку начал ему помогать, а после вышел на работу. Несмотря на множество амбиций, бьющих через край, Кацуки не спешил отрываться от детей. Удивительно, но он втянулся. Ему нравилось с коляской ходить по площадкам, строить из себя заботливого папочку. Тодороки в взращивании детей участвовал меньше всего. Но обязательно брал их погулять на выходные. Мидория же работал на полсмены, чтобы помогать Бакугоу по хозяйству: убираться, стирать, готовить. Как дети стали старше, всё стало намного проще. Помнится, у малышей возникало множество вопросов. Они искренне не понимали, почему у других деток в детском саду только двое родителей. С гордостью рассказывали, что у них их целых три. Остальные смотрели на них в шоке. Несмотря на то, насколько общество прогрессивно, всё равно находятся люди, которые яро против полигамных отношений. Говорят, что это бред несусветный, что невозможно любить двух людей одновременно. Их чувства тому опровержение. – Шото, может, ты что-то сделаешь? – устало поинтересовался Кацуки у мужа. – В смысле? – Тодороки обернулся. – С дочерью! – Мира, – Шото внимательно посмотрел на девушку, – ты же знаешь, что по ночам спать надо. – Знаю, – отозвалась альфа и вздохнула. Видимо, уже пожалела, что успела признаться родителям во всем. – И что? Почему ты не спала? Чем занималась? – полюбопытствовал Тодороки. Бакугоу недовольно нахмурился. – Да не вопросы задавать надо, а делать что-то! – всплеснул он руками. Шото от него только отмахнулся. Кацуки хотел дать ему ещё один пендаль по заднице, но сдержался в присутствии детей. – Я переписывалась с подругой, – отозвалась устало Миранда. – Что за подруга? – прищурился Тодороки. – Из другого часового пояса, что ли? – Да нет. Одноклассница. – Тогда почему нельзя было пообщаться днем? Зачем здоровье-то портить? – нахмурился он. Девушка только поморщилась и отвернулась. Шото с Кацуки переглянулись, одинаково поморщившись. Фето, наблюдавшись за этим, сдавленно захихикал. – Да она просто влюбилась, – вдруг сказал он, улыбаясь. – Вот и не могла прервать беседу. – Что? – родители обернулись в его сторону. – Заткнись! – Миранда вскочила, замахнувшись рукой. Фето весь сжался, отклонившись. – Кто тебя просит всякий бред нести? – недовольно спросила она. – Молчу-молчу, – пробурчал мальчик. – Чего кричите? – послышался мягкий голос в дверях. Изуку, зевая, прошел в кухню, протискиваясь меж людских тел. – Что случилось? – поинтересовался омега у присутствующих. – Мира ночью опять не спала, – объяснил Тодороки. Мидория хлопнул ресницами и обернулся к дочери, присев рядом с ней на стул. – Что-то случилось? – заботливо спросил он, погладив ее по плечу. Девушка посмотрела на него, вздохнула, неопределенно качнула головой. – Да нет, – она положила голову папе на плечо, сонно прикрыв глаза. Изуку улыбнулся, поцеловав ее в макушку. Он всегда становился неожиданно счастливым, когда удавалось с кем-нибудь обняться. Всё его семейство физический контакт не сильно-то и любило. Поэтому Мидория часто оставался не удел. Но порой, когда кому-нибудь из, чаще детей, нужна была какая-то энергетическая подпитка, они шли к нему, прижимались изо всех сил. Омега заботливо гладил всех по голове, прижимал к себе. Никто ему в этом не признавался, но он знал, что рядом с ним все чувствуют себя в безопасности. Изуку этому радовался и одновременно удивлялся. Уже все такие большие, сильные. Переросли его на голову. А всё туда же. Ждут поддержки и родительского утешения. – Изуку! – Бакугоу недовольно нахмурился, выключив плиту. – А? – И это всё, что ты собираешься сделать! – А что? – Мидория растерянно посмотрел на мужа. – Вы серьезно? – Кацуки строго посмотрел на двух взрослых, – такое поведение надо пресекать! – Зачем? – искренне удивился омега. – Вскоре дети сами поймут, что нет ничего приятного не спать ночью. Голова болит, всё тело ноет. Не выгодно. А запрещать что-то… – он неуверенно улыбнулся, – запретный плод слишком сладкий. – Да ну вас, – Бакугоу обиженно махнул на него рукой. Он достал тарелки, расставил их на столе, разложил всем свое острейшее мясо. Фето, как увидел его, в шоке покачал головой, поморщившись. Он не любил острое. И часто замечал, что оно ещё и очень вредно для печени. Но Кацуки слушать его не хотел. – Мясо на завтрак? – удивленно спросила Миранда. – Э… а это не слишком? – Не хочешь, не ешь, – фыркнул Бакугоу, садясь за стол. Девушка зло на него уставилась. Между ними постоянно словно велась холодная война. – Всем приятного аппетита, – пожелал Изуку, взяв в руки палочки. Он закинул в рот кусочек помидора из салата, что щедрой рукой отсыпал ему Шото. Следом съел мяса, тут же запивая его водой. Слишком острое. Больше есть не стал, почувствовав странные ощущения в животе. Омега нахмурился, поджав губы. – Пап, – Миранда пихнула его в бок, – тебе невкусно? – шепотом спросила она. – Чего не ешь? – Я… – Мидория повернулся к ней, улыбнулся уголками губ. – Я слышал из ванной, что ночью ты переписывалась со своей подругой, – мягко сказал он. – Расскажешь мне? Альфа неуверенно дернула плечами. Она уставилась в свою тарелку, а после глухо сказала Изуку на ухо: – Она моя одноклассница, мы… встречаемся. Чуть больше месяца. Но ты никому не говори. – Хорошо, я понял, – омега кивнул, улыбнувшись. Он чмокнул дочь в щеку. – Конечно, милая. Но всё-таки не стоило, думаю, не спать из-за этого целую ночь. У тебя такие большие синяки под глазками, – заметил Мидория. Девушка только плечами пожала, мол, всё хорошо. Бакугоу и Тодороки, наблюдавшие за этой сценой, в шоке покачали головами. Дочка у них была крикливая, в себе уверенная, сильная. Ничего не боялась. Жутко напоминала Кацуки в молодости. За исключением того, что она никому смерти не желала. Завтрак прошел в молчании. Фето клевал носом, Миранда тоже. Она училась во вторую смену, поэтому могла себе позволить спать всё утро. Шото был сильно озадачен тем, что Изуку говорил полчаса назад. Он волновался, что омега вкладывает в свои переживания очень много смысла, а они относятся к ним слишком бездушно. Бакугоу же искренне наслаждался приготовленным мясом. – Ты будешь? – спросил он хрипло у Изуку, заставив того вздрогнуть. Со своей порцией Кацуки расправился быстро, а вот Мидория не спешил. – Конечно-конечно, – улыбнулся омега. – У меня что-то нет аппетита, – кисло сказал он, пытаясь доесть хотя бы салат. – Утро же. Не все любят есть утром, – заметил Бакугоу радостно. Несмотря на его зрелый возраст, аппетит был как у молодых. Шото с Изуку давно перешли на умеренный режим питания, а вот Кацуки всё продолжал и продолжал наяривать, как в молодости. – М… – Мидория резко поднялся, отшатнувшись от стола. На удивленные взгляды пояснил лишь: – Меня мутит.