α + β ⩾

— В каком месте тебе жмет мое счастье, Маримо! — орал на него кок, его лицо раскраснелось, но голос срывался от того, что в ярость примешивались боль и разочарование. — Что наконец девушка проявила ко мне интерес! Даже просто по переписке! Мало тебе, что омеги и девушки-беты на островах сразу переключаются на тебя, стоит тебе прорасти рядом?! Ты получаешь внимание сотен девушек! Но так разозлился, что и альфы тоже не падают перед тобой ниц и не предпочитают твой чертов альфий запах мне?! Тебе жаль, что кто-то в этом гребаном мире не сходит с ума по альфам, жадный ты ублюдок?!       Проорав все на остолбеневшего от собственного поступка, периодически вставляющего «Нет, все не так, кок», «Я не хотел ничего такого, кок» Зоро, Санджи хмыкнул и с громким хлопком закрылся на камбузе. Зоро сморгнул и потерянно огляделся, половина команды сбежалась на коковы крики и теперь безмолвно взирала на Зоро и клочки на палубе. — Ребята, я не специально. Я даже не понял, как это. Этот запах… — У всех запах, Зоро, — холодно оборвала его Нами. — Да, Зоро-бро, иногда ты так пахнешь злостью или наоборот… но мы же на тебя не бросаемся, — покачал голубым чубом Фрэнки. — Я уж не знаю, как там у доминантных альф, а нас учили контролировать себя. Тебе тоже стоит попробовать, Зоро-бро.       Зоро считал себя человеком выдержки, способным не реагировать на призывные запахи жаждущих его фривольных омег в сомнительных кварталах, способным сохранять хладнокровие даже когда альфы-противники провоцируют ярость. И когда он буквально выключился в помутнении альфьих инстинктов, то был растерян, опустошен и разочарован в себе не меньше кока. Он считал себя лучше. Достаточно сильным, чтобы волей покорить инстинкты, не способным обидеть накама.       И потому тот, кто рвал на кусочки чужое письмо, был не Ророноа Зоро. С ним было что-то не то. Серьезно. До такой степени, что поздно ночью, озираясь, как вор, он пробрался в лазарет к Чопперу. Дверца приоткрылась с тихим зловещим скрипом. — Зоро! — каким-то чертом на кушетке сидел Усопп.       Зоро чертыхнулся — эти беты вечно как невидимки, он думал, тут никого не будет. — Привет, — стушевался Усопп, когда заметил недовольный взгляд мечника. — Да, прости, ты, наверное, думал, здесь никого нет. — Нет, с чего бы… — Зоро устало выдохнул. — Да.       Усопп был догадлив. — Это потому что ты не хотел бы признаваться команде, что все же пошел к доктору!       И порой слишком болтлив. — Я сейчас уйду, Чоппер уже достал занозу из моего носа. Только смажет йодом. Даже не спрашивай, как я посадил занозу на нос! — нервно рассмеялся Усопп. Зоро молчал, мрачно подпирая дверь, слишком погруженный в свои тяжкие думы. — Ну, или можешь спросить, если интересно…       Зоро молчал. Усопп неловко елозил руками по коленям. — Нашел! — Чоппер, оказывается, все это время был здесь. Он склонился со стула в широкий шкафчик в поисках пластыря, так что почти провалился в него по самые копытца. Будучи оленем, Чоппер прекрасно отличал запахи омег и альф, но те не оказывали на него никакого гормонального воздействия. — Садись на кушетку, Зоро, я сейчас.       Зоро неловко перемялся с ноги на ногу, словно сесть на кровать означало признать болезнь, но все же плюхнулся на нее и тут же уставился на свои скрещенные руки. Теперь на ум лез тот приступ потери контроля в Вороньем Гнезде во время гона, Зоро думал, что медитации помогли. Что это лишь случайность, а не симптом. Он был слишком самонадеян, раз какой-то шоколад…       Им пахнуло резко и сильно, так что Зоро дернулся и зажал рукой нос. Он в ярости вскинул голову. Над ним стоял испуганный Усопп и протягивал белый конверт. — Ох, прости… — затараторил он. — Я не доктор, так что не могу вылечить тебя. Но я могу подлатать твои отношения с Санджи. Это обрывки письма Пуддинг, я его собрал. Всем было неловко, Робин сказала, что оно так агрессивно пахнет, а я же не чувствую. Я думаю, ты можешь все исправить, если склеишь его обратно. Санджи очень добрый, если он поймет, что ты раскаиваешься и все исправил, он мигом тебя простит. Вот увидишь! — Усопп смущенно тер пальцем смазанный нос.       Зоро фыркнул и отвернулся, кусочки письма воняли альфьим запахом даже через новый конверт. — Кто вообще сказал, что мы с коком поссорились, — процедил он пренебрежительно.       Кок не перестал его кормить. Было бы слишком эгоистичным мучить кого-то голодом или даже плохой едой из-за личных обид. Но на самом деле все было хуже — кок его перешагивал. Не подпинывал шутливо «опять Маримо пытается пустить корни на палубе», а аккуратно перешагивал, даже если Зоро протянул ноги прямо рядом с выходом из камбуза. Вежливо ставил перед ним такую же порцию угощения за столом, что и для всех, больше не добавляя «лопай, Маримо, это для мозгов». О, все ужины, которые Зоро пропустил, дожидались его на столе на камбузе, а не приносились ему в корзине вместе с короткой беседой.       Зоро из соперника и накама превратился в члена большого корабля, на котором имен всех не упомнишь. Что было глупо, учитывая, что команда была — по пальцам рук перечесть. Но удивительно, как тонко кок смог подобрать наказание для Зоро, страдал тот невероятно. Мелкие стычки, пара фраз между дежурствами, вот все, чем довольствовался Зоро от предмета страсти. И именно это Санджи у него забрал.       Однако Зоро уже признался в слабости себе, с чего бы он должен признаваться в этом Усоппу. — А… эм… ну ладно, — растерялся Усопп, не зная, куда деть зависшую в воздухе руку с конвертом. — Ты, наверное, не хочешь. Что-то у вас такое вечно. Соперническое. Что же, надеюсь, ты найдешь свой способ помириться с Санджи. Эм, удачи тебе тут на осмотре, и пока…       Зоро кивнул, но не поворачивал головы, пока дверь за Усоппом не закрылась. Он был недоволен, что тот стал свидетелем признания его слабости. И зол на себя, что просчитался с визитом. — Я был там, Зоро. Я знаю, что тебя беспокоит, — вздохнул олененок, когда шаги Усоппа на палубе стихли. — Думаю, все накама за тебя волнуются. Даже Санджи. — Да хватит уже про кока!       Следующее утро стало для Зоро самым странным за последние лет семь или восемь. В общем, с того момента, как он в подростковом возрасте раскрылся как альфа и был просто сбит с ног тем, как пахнет, оказывается, каждый его взрослый знакомый и некоторые остальные мальчишки из додзе.       Второй удар по Зоро был прямо противоположным. Впервые за много лет он не чувствовал ставших привычными запахов. Первые пять шагов из гамака его даже покачивало, словно он потерял внутреннее ухо и чувство равновесия. Стены казались то слишком близкими, то удивительно шершавыми на ощупь.       Он опять пришел к завтраку последним, и все накама разом обернулись к нему, Луффи даже рот раскрыл. Только кок даже не повернулся от плиты к вошедшему, как знал, что это Зоро. — Зоро, у тебя в носу во-о-от такенные козявки, — сказал Луффи после пяти секунд всеобщего молчания. — Это я дал затычки для носа Зоро, — поспешил пояснить Чоппер. — У него был альфий раж от запаха другого альфы на письме, это не нормально. Так что пока я проверяю уровень его гормонов и выясняю, в чем дело, он будет ходить с затычками, чтобы опять не впасть в раж и никого не поранить. Зоро сам меня об этом попросил, раз он не помнит, что с ним происходило в эти секунды, — добавил Чоппер, чтобы подчеркнуть сознательность Зоро. Тот лишь хмыкнул и аккуратно обошел стол до своего места, все еще немного покачивало. Ведьма сидела молча и ничем не пахла. Странное ощущение.       Словно в столовой никого не было, хотя вот же они все — тут сидят. Органы чувств Зоро вошли в рассинхрон, он видел ребят глазами, но не ощущал другим своим основным органом, и мозг трубил об ошибке. Ребята казались немного ненастоящими, словно здесь были не они, а их одна большая фотография. Фотография не пахнет, так что все нормально, вот что придумал мозг Зоро.       Зоро украдкой глянул на кока, в надежде, что раз тот не пах всегда, то будет казаться нормальным. Но Санджи и после заявления Чоппера не обернулся. А ребята все еще пялились на него, но когда взгляд Зоро встретился с Усопповым, тот отвел глаза.       Тарелка с тихим звоном опустилась перед ним. Почему-то Зоро раньше не слышал этого неважного звука, когда чувствовал ребят. Рукав кока исчез из поля зрения с мягким шорохом, и этот звук Зоро тоже не помнил. Мягкий стук набоек кока по деревянным доскам казался спасением в пустоте. Как глупо. Зоро фыркнул и принялся есть.       Неожиданно, но без обоняния Зоро чувствовал себя одиноким.       Раньше он мог днями напролет тренироваться в Вороньем Гнезде. Он знал по запахам, где сейчас Луффи и в каком он настроении, что Ведьма и Робин вышли отдохнуть на палубу, что Фрэнки рыбачит у хвоста корабля. Теперь же Зоро не ощущал ребят, не знал, где они, пока буквально не спотыкался о них. Иногда ему казалось, что все вдруг обманули его, спрыгнули за борт, и он остался на корабле один-одинешенек дрейфовать в море.       Конечно, это была злая шутка в его голове, когда он взмыленный выбегал из-за угла кухни, чтобы увидеть, что все ребята — вот они. Вот Усопп и Луффи брызгают друг друга из водяных пистолетов, вон на шезлонгах Нами и Робин, вьется и изгибается вокруг них кок. А вон играет на скрипке Брукк. Неожиданно Зоро вдруг стал чаще думать о музыке, и почему Брукк постоянно что-то намурлыкивает: чтобы его накама знали, что и он здесь.       Зоро стал чаще лежать на общей палубе, чтобы держать хотя бы несколько накама в поле зрения. Пытался вернуть себе утраченное ощущение стаи. В нюхательной «глухоте» он больше стал обращать внимание на слова. Луффи сам немного болтал. Чаще смеялся над шутками Усоппа, а вот Усопп много и активно рассказывал, привлекая внимание капитана, Чоппера, даже иногда усмехающегося Фрэнки. Кок выжимал всего себя в комплименты и пресмыкание перед девушками, такой назойливый, что зубы сводит.       Нами улыбнулась ему и взяла коктейль с подноса — кок просиял. Луффи засмеялся над историей Усоппа, и Усопп просиял точно так же. Странно, но впервые Зоро заметил эту схожесть кока и Усоппа, как невероятно радовались они, когда их слышали и замечали. Как несвойственно для альф и омег. Потому что недостаток общения запахами они с двойным усилием компенсировали словами и вниманием, иначе им тоже было одиноко и неуютно.       Забывшись, Зоро встал и подошел к коку. Ему хотелось, чтобы Завитушке не было одиноко, и для этого не требовалось бы лезть из собственной шкуры. Завитушка должен знать: они помнят о нем, даже когда он не болтает без умолку или смолит повсюду вонючими сигаретами. — Чего тебе, Зоро? — приспустила солнечные очки Ведьма. Потому что, конечно, кок толкался возле девушек, как Зоро про это забыл. — Эм, а… — он забыл, что сам не перестал пахнуть и сейчас источает легкий аромат паники, не свойственный для Ророноа Зоро. — Для меня немного сладковато, кок-сан, — вернула Робин высокий бокал коку. Явно специально, чтобы отослать Санджи. — Я сделаю вам другой коктейль, Робин-чан. Этот понравится Чопперу, — тот с поклоном удалился, оставив Зоро щелкать челюстью. — Безнадежен, — констатировала Нами. — Ты, Зоро, безнадежен. Если ты не понял, о ком я. Чего хотел-то? — А, э… ничего. В смысле, я, кажется, понял, чего кок такой шумный, только я… что с этим делать-то, — почесал в затылке Зоро. — Неплохо, мечник-сан, — теперь уже и Робин с любопытством приспустила очки. — Не ожидала от вас такой проницательности. Быть может, это начало пути друг к другу. — О чем вы? — Нами внезапно ощутила, что она одна не понимает, о чем тут речь. — Не, он меня терпеть не может из-за письма, — поморщился Зоро. — Потому что это не просто письмо, не так ли, мечник-сан? — Письмо от девки, — уточнил Зоро. — Письмо от альфы. — Робин, не напоминай! — Зоро всего скривило, запах шоколада раздался в мозгу, хотя на носу были затычки. — Вы не поняли, мечник-сан. Это было письмо от альфы, которая сама первая решила пробиться к коку. Быть может, он впервые ощутил, что кто-то стремится преодолеть этот барьер между альфами и бетами с той стороны, а не только он один бьется о глухую стену. — Вот черт, — выдохнул Зоро. — Какая коварная сучка! — Действительно, ей нравится Санджи и она проявляет к нему внимание и интерес. Вот же мразь! — закатила глаза Нами. — Могла бы просто мрачно пялиться на него из-за угла, как все нормальные люди! Я вот чего не понимаю, как тебя вообще угораздило, Зоро? Ни с того, ни с сего. Он просто похвалил, что жрешь как не в себя. — Это… Это мое дело, Ведьма! — покраснел Зоро. — Кок хвалил просто так. Так! Ни за что! И говорит это честно, он правда имел это в виду! Он пиздец странный, вот что! Я же просто ел! Это пиздец странно ощущается! — Разорви меня морской гигант, кто же знал, что у нашего будущего лучшего мечника такой дефицит безусловной материнской любви? — повернулась Нами к Робин. — Хотя нам с тобой давно следовало это понять. Он же тренируется на убой лишь ради того, чтобы другие признали его лучшим. Чтобы его заметили и восхитились. А стоило Санджи восхититься им просто за то, что он есть, и все — доминантный альфа приручен. Ха-ха, вот умора! — Ненавижу тебя, Ведьма! — рыкнул Зоро, собираясь уйти. Его феромоны смущения и смятения заставили Нами только пуще развеселиться. — Погоди, Зоро, кто сказал, что это плохо! Если уж волочиться за бетой, то как раз ради характера. Это самый надежный вариант, ведь гормональной связи вам не видать. Я хвалю тебя, дурак такой! — она запрокинула ногу и ткнула Зоро пальцами голой ноги в бок. Это был бы флирт от омеги, не будь это Нами. — Тем более Санджи это ничего не стоит, в нем этой безусловной любви — завались. Бери да пользуйся. Мне вот, например, столько не надо, у меня же не было в детстве проблем с мамочкой. Бельмере-сан меня очень любила, — хехекнула Нами. — Да, моя мама меня тоже любила, пусть мы и редко виделись, — кивнула Робин. — Да вы обе — ведьмы! — выпалил Зоро, как раз когда кок снова выглянул из камбуза. И Зоро встретился с его скучающим взглядом своим, смятенным и взбешенным одновременно. Вот в чем дело, почему так одиноко. Кок просто перестал стучаться в стену между ними. Но Зоро не уступит той шоколадной сучке, теперь стучать будет он. Он рванул с места к перилам, где ухахатывались за рыбалкой Луффи и ребята. — Надо поговорить, — схватил он за плечо Усоппа и поволок за собой. — Что с тобой такое, Зоро-о-у…. — раздалось и стихло уже за дверью лестницы в мастерскую.       Это была правда, Санджи создавал вокруг себя много шума, чтобы о его присутствии помнили, иногда альфы и омеги так забывчивы, полагаются только на обоняние. Но ему не было в тягость, он любил быть в потоке, и активная забота не доставляла Санджи никакого труда. Разве что гудели плечи после целого дня мельтешения между кухней и палубой, иногда усталость была даже сильнее, чем после стычек с Дозорными.       Пять минут тишины перед сном с сигаретой и темной водой за бортом умиротворяли его. Развеивали ворох разрозненных мыслей. Обычно, когда он выходил с камбуза, у перил уже стоял Зоро. — Хм, — говорил ему Санджи и закуривал. — Хм, — отвечал мечник и продолжал пялиться на воду. Они стояли, не проронив ни слова, и Санджи чувствовал, что ему не нужно напоминать Зоро, что он здесь. Ему спокойно и не одиноко и так.       Но в этот раз Зоро не было. Что в их отношениях совсем расстроилось, раз Зоро повел себя так с его письмом. Но что Санджи сделал не так? Или Зоро изменился? Он устало потер лицо рукой, сегодня мысли никак не хотели успокаиваться и приходить в строй. — Кок, — грубый голос заставил его вздрогнуть. Бежать было поздно, Зоро уже был в паре шагов за спиной. Скорчив надменную рожу, Санджи обернулся. — Чего тебе, Зо…       Маримо стоял, слегка понурив голову, и держал на вытянутой руке лист бумаги с письмом. Точнее с собранным заново паззлом из сотни склеенных кусочков. — Я это… взял у Усоппа клей. Я все собрал. Я исправил. Я для этого затычки у Чоппера взял, — пробубнил Зоро, не поднимая глаз. Усопп не был зол на Зоро за грубость в лазарете, Усопп просиял, когда Зоро с ним заговорил и неловко извинился. Был счастлив, когда Зоро попросил письмо и клей. Зоро показалось, что это потому, что он сам первым постучался в стену между ними. Бета Усопп словно воспарил, когда Зоро так же неуклюже благодарил его за помощь. А еще за то, что Усопп первым предложил ее в лазарете.       Кок молчал, сводя Зоро с ума. Нет запахов, нет слов, темнота ночи, мечник был полностью потерян, стоя на ветру с вытянутой рукой. — Я не хотел тебя задеть или испортить твою вещь. Письмо очень сильно пахло, альфа во мне не сдержался. Я должен лучше себя контролировать. Я должен… Я стану лучше, кок, обещаю, — быстро поправился Зоро.       Чужие пальцы мягко вынули склеенное письмо из ставшей каменной руки. Еле слышная теплая усмешка. — Хах. Вот ведь. Маримо, ты такой серьезный.       Зоро уловил шелест бумаги, но не осмеливался поднять глаз. — Я больше не сержусь, — тихо сказал кок. — Ты все исправил. Ты не имел злого умысла. Мне не на что сердиться.       Кок был очень добрым, все это знали. Зоро обрадовано вскинул подбородок: — Правда? — и увидел привычного кока — его кока, больше без маски отчужденности. Стена между ними вновь была только со стороны Зоро, а не с его. Но это Зоро скоро поправит. — Да, — легко пожал кок плечами. — Ну разве что за то, что ты читал мою интимную переписку с милой меллорин. — А, по поводу этого, кок, — смущенно отвернулся Зоро, — эта твоя Пуддинг… Она шизофреничка какая-то. — Сам ты шизофреничка, Маримо. То, что ей нравлюсь я, не делает ее безумной, это делает ее выдающейся! Спокойной ночи, а мне еще нужно кое-что прочесть, — подмигнул кок и двинул на кухню, чтобы зажечь свет и насладиться вниманием девушки.       «Дорогой Санджи! В прошлый раз я воровала огурцы, но теперь Мамочка требует от меня большего. И я покрасила собаку…»       Санджи помотал головой, проверяя, все ли в порядке с его зрением. Надел очки и взялся за другую страницу.        «Рецепт враскорячки».       Санджи перечитал еще раз. «Враскорячки», писала его утонченная Пуддинг-чан.       «Основа этого сладкого блюда, — писала прекрасная Пуддинг, — маринованные волосы Кайдо…»       Зоро очень старательно подбирал каждый кусочек письма-пазла, страница выглядела ровной и без пропусков. Вот только Усопп постеснялся сказать, что страниц в письме было три, а не две. Ветер в тот день был слишком сильный, и часть слов, а вместе с ними и весь смысл, успело унести за борт. — Кх… кх-кхк-х, — сдавленный смех пробился у Санджи, заставил сведенные в попытке разобраться в написанном брови расслабиться. — Вот ведь дурацкое старательное Маримо.