α + β ⩾

      Зоро проснулся счастливым. Он потянулся на неудобной кровати, выгибаясь до последней косточки и смотря в деревянный потолок местного отеля для гона. По нему так типичная тюрячка, но Нами сказала, так даже надежнее. Вежливость персонала Зоро в номере не удержит, а вот запор снаружи двери — запросто. Все печется о своем коке, того и гляди у нее надо будет руки и сердца просить, когда они через год поженятся. Хах, Ведьма.       Зоро почему-то еще раз счастливо улыбнулся, обнажая клыки и легкомысленно хлопнул ладонью сбоку от себя.       Ладонь нашла пустующую шершавую от спермы кровать. Ожидаемо, но почему тогда такое ощущение потери? Инстинкты хором сошли с ума и вплеснули в кровь адреналин, словно нужно кого-то защищать от других альф…       Зоро резко вскинулся и сел на кровати, тупо уставившись на место рядом с собой. Простыня была мятая и грязная, шершавая, потому что пропитана ссохшейся спермой, но это было не важно. Куда страшнее, до такой степени, что по позвоночнику не пугливого совсем Зоро пробежал холодок ужаса, было пятно крови посредине. Точнее, их было два — одно на подушке, второе — гораздо ниже на кровати. Зоро краем сознания уже понимал, откуда оно, потому не хотел поднимать глаз, не хотел искать других улик по комнате, таких как…       Лакированные туфли с металлическими подбойками. Безупречно начищенные даже в этой пыльной песчаной стране, франтовство неотъемлемо от Завитушки, как сами его завитушки. — Нет, — прошептал Зоро и спрыгнул с постели на ноги, как вздыбивший хребет кот. Тонкая простыня сползла с бедер, он увидел капли крови и на своих бедрах и на уставшем альфьем члене. — Нет, нет, нет, — Зоро схватился за голову, скрючиваясь у кровати нагишом, пытаясь проморгаться, чтобы кошмар ушел. Пахло кровью и спермой, никакого чужого запаха, ведь Завитушка — бета. Порванная рубашка в дальнем углу, растоптанная пачка сигарет, наверное, ее измяли, когда они дрались.       Они дрались? Да кого Зоро обманывает, у Завитушки был бы шанс, только если бы он бил насмерть. Ведь Зоро как альфа никогда не убьет свою пару. У Завитушки было преимущество. И одновременно, данное самому доброму и жертвенному человеку в команде, оно было бесполезно. Завитушка никогда бы не нанес ему травм.       Зоро заметался по комнате, хватая все подряд в руки — свое кимоно, сапоги, ошметки коковой рубашки, ботинки. Двигался по странной траектории вдоль стен, боясь не просто наткнуться, а даже просто посмотреть в сторону кровати с большим кровавым пятном в том месте, где он кончил в Завитушку и с блаженством раскрыл прямо в тело беты свой узел.       Предательское тело отозвалось приятными ощущениями неги и полного обладания непокорной парой. Окровавленный член даже привстал от остаточного наслаждения, и Зоро в ужасе опустил на него взгляд и завыл. За дверью его ждала так и нетронутая корзина с заботливо собранным угощением.       Его альфа так жаждал пометить свою пару, что забрал у него Завитушку.       Пока солнечный луч медленно полз по стенке лазарета, а свет в комнате сменялся с лунного на рассеянный предрассветный, а потом на слепяще-желтый, Санджи думал.       Совсем не о том, как ему больно, или как он сначала извинится, а потом отмутузит Зоро за укусы, когда тот придет в себя. Он думал, что его отец тоже был альфой, и тоже мог сотворить подобное с его хрупкой, болезненной мамой. И тогда бы Санджи ненавидел его точно так же сильно, как ненавидел потом за мамино печальное смирение в глазах, когда отец пропадал на пару дней вместе с ее горничной. Санджи в детстве не понимал, осознание настигло его лет в четырнадцать, отрывочные воспоминания сложились в одну большую картину.       Когда мама умерла, в ее горничной больше не было нужды, но она осталась в жилом крыле замка. Мамы не было, а она — была. Потому отец не тосковал?       И с каких пор Санджи забыл все, что знал об альфах и бетах. С тех пор, когда милая Пуддинг проявила к нему внимание, и он счел себя польщенным? Или когда дурацкий мечник с его дубовой прямотой заявил, что не верит ни в какой алфавит и точка. Он сказал, что ему никогда не потребуется омега, но он же идиот. Вот почему Санджи купился на такую бессмысленную чушь? Альфе не нужна омега, ха. Разве рыбе не нужна вода, чтобы, черт побери, быть рыбой?       Санджи ведь еще принимал естественное положение дел там, в Вано, когда смиренно ушел с празднования победы на корабль, чтобы не мешать Хиери-чан искать подход к Зоро. Тогда это казалось ему верным, пусть и немного болезненным.       Так выходит, он сломался от случившегося поцелуя? Потому что Зоро целовал и при этом хотел именно его. Такая малость, казалось бы, но за всю жизнь никто не целовал Санджи, потому что он Санджи, а не «бета, который почти как альфа». Несмотря на боль в шее и постоянную резь между ягодиц, Санджи вдруг потонул в ощущениях того вечера, когда сердце его выпрыгивало из груди, а клыки Зоро мягко царапали его губы в его первом настоящем поцелуе. Веки Санджи начали сами по себе смыкаться, он был убаюкан блаженством и позабыл обо всем.       «Беты жадные. Они даже хуже альф. Те делают это от природных инстинктов, но беты просто жадные ублюдки!» — закричал вдруг в самое ухо тот омега с Хэйвена, которого он спас. Николас? Матиас? Марсель. С каким остервенением он пинал бету-похитителя, приговаривая, что тот хотел омегу, просто чтобы потешить свое эго, он даже не нуждался в нем от природы.       Санджи резко вытаращил глаза на окрашенную закатными лучами стену. Так вот почему он знал все наперед, но позволил Зоро обманываться за них двоих, потому что беты — жадные холодные сердца, они хотят забрать себе то, что никогда не будет принадлежать им.       Он услышал топот Зоро сквозь замутненное сознание, узнаваемая тяжесть удара сапога о палубу, ширина шага. Санджи уже давно узнавал каждого накама по походке и бегу, чтобы не отвлекаться от готовки, когда те запираются на кухню клянчить еду. И конечно он узнал Зоро, удивительно, но его приближение не вызвало в иссушенном усталостью сердце Санджи никакого страха или отвращения, признаться, даже любви и нежности не вызвало. Он просто тупо смотрел в стену и слушал шаги мечника, не пытаясь подать знак, где его искать.       Зоро говорил то, что и должен был говорить. Что никогда такого больше не случится. Что он будет всю жизнь на подавителях. Его лоб на руке Санджи был горяч от остаточного гона, а сухие губы нежны и молящи.       Луна может покачнуться и свалиться в океан, Нами может отдать все деньги на благотворительность, но Зоро никогда не откажется от него сам. Это было просто и понятно, как не требующая доказательств аксиома.       Потому Санджи приказал себе перестать быть подонком. Его жадность беты уже разбила Зоро сердце, потому что он был эгоистичен и позволил им обоим так долго обманываться. Лишь потому, что Зоро так нежен и добр к нему, Санджи чуть не разрушил «в благодарность» его жизнь.       Все же, Марсель был прав. — Зоро, давай расстанемся, — сказал он то, что нужно было сказать.       Испуг, неверие, отчаяние — больно было видеть этот взгляд, мелькнувший у мечника. Но Санджи выдержал, сидел все так же не шелохнувшись, зная, что лекарства и правда — самые полезные и самые горькие вещи на свете. — Но я люблю тебя, — недоуменно ответил на его заявление Зоро, будто это все меняло и расставляло на свои места. Влюбленные не должны расставаться, и когда Зоро успел начитаться любовных романов из его библиотеки? Он же прятал их куда старательнее, чем порножурналы.       «Я тоже тебя люблю», — хотел сказать Санджи. — Иногда этого недостаточно, Зоро, — на самом деле ответил он. — Что за чушь, Завитушка! Мы проебались, и я готов понести любое наказание! Но этого больше не повторится, ты же знаешь, я буду пить подавители… — Зоро, — негромко оборвал его Санджи, и Зоро тут же пристыжено замолк. — Знаешь, сколько укусов ты оставил на мне? — Что? Нет. Я понесу в два раза больше наказаний! — Восемь, — спокойно продолжил Санджи. — Но это не точно, Чоппер, наверное, посчитал. Просто на восьмом укусе я ослаб и потерял счет. — Завитушка, я виноват, — опять лоб доверчиво прижимается к руке Санджи. Словно Зоро мальчишка, просящий защиты от неминуемой катастрофы, а не великий мечник и Демон Ист Блю.       «Ты не виноват», — хочет сказать Санджи. — Это совершенно нормально для альфы — желать укусить и сделать своим того, кого любишь, — вместо этого спокойно продолжает он. — Такова твоя природа, нет смысла обвинять ее. Но всякий раз, когда ты кусал меня, а мой запах не менялся, когда ты кусал меня, а оставался все таким же свободным и не твоим, на твоем лице появлялось такое разочарование, — в первый раз голос Санджи сорвался, и он быстро сглотнул.       «Что это я чувствовал себя виноватым, что не могу дать тебе желаемого обладания». — Завитушка, я люблю тебя, — Зоро был милым. Он чувствовал неумолимость конца, у него не было ни цветистых слов, ни аргументов, все, чем мечник мог отчаянно защищаться — искренним признанием в любви. Но любовь — это последний решающий аргумент в красивых романах, а не в настоящей жизни. Санджи же всегда это знал, так почему, черт побери, он позволил себе забыть и так сильно ранить Зоро?!       «И я люблю тебя» — И я люблю тебя, Зоро, — впервые слова из головы и сердца совпали, и Санджи тут же решительно пресек зарвавшееся сердце. Хватит, дальше он сам. Рука Зоро в надежде крепко сжала ладонь Санджи, но он так и не отвел взгляда от стены. — Именно потому я не могу разрушить тебя. Мне невыносимо смотреть, как ты раз за разом стучишься в замурованную дверь. Чоппер говорил, что ты проглотил полугодовую норму индуктора, судя по уровню гормонов в крови. Но так не может продолжаться всю жизнь. Твое тело должно набираться сил, наращивать мышцы, а все, что оно делает — работает заводом по выгонке индуктора для того, чтобы пометить пару. — Подавители! — вскинулся опять Зоро. — Ты не будешь пить, — жестко повысил голос Санджи. — Ты собрался стать лучшим мечником, а не ходить обдолбанным и заторможенным. Все твои отточенные реакции, все твои безупречные навыки, это заслуга твоего ума и рефлексов альфы. Думаешь, я смогу ограбить тебя так сильно? Лишить того, чего ты добивался и еще добьешься своим невероятным трудом ради мечты? — Я смогу стать лучшим и так… — Не сможешь! Твое тело не позволит тебе такой глупости! Оно умнее тебя, Зоро. Оно продолжало отчаянно кусать меня, потому что знало, что это забег на короткую дистанцию. Что оно не может всю жизнь захлебываться в индукторе. Это был вопрос выживания, а я тебя не спас. — Мне не нужны никакие омеги, Завитушка, ты же знаешь, — как цеплялся Зоро за его руку, как вжимался горячим лбом в нее. Санджи не мог ее так сразу отнять. — Я знаю, Зоро, — ласково, почти по-матерински, сказал Санджи. Он аккуратно выпростал руку и положил ее на макушку дернувшемуся было не отпускать Зоро. Уложил того ласково щекой на больничный матрас. Быть может, именно так делала мама Санджи, когда он прибегал к ней в палату в слезах. Она умела гладить так, чтобы горе не казалось беспросветным.       Мечник все еще стоял на коленях, но теперь он прикрыл глаза, уплывая под мягкими поглаживаниями пальцев. — Но твоему альфе — нужны, — с нажимом сказал Санджи. — Чтобы нормально жить, чтобы становиться сильнее, тебе нужно сформировать пару и не страдать от гормонов. Ты один из сильнейших бойцов команды, Зоро, разве можешь ты позволить себе корчиться от желаний несколько суток и не помнить даже себя, когда на корабль могут напасть дозорные. А кто защитит Усоппа, Нами? — Не то чтобы Ведьме нужна помощь… — упрямо буркнул Зоро. Санджи прикрыл глаза: да на что он надеялся, Зоро же упрям, как осел. Но у него есть Санджи. Да, он был жадным, ненасытным бетой, все, как говорил Марсель, но сейчас он прекратит разрушать жизнь любимого человека из своего эгоизма. — Потому мы расстаемся, Зоро. Не потому что я плохо к тебе отношусь, а потому что правда хочу, чтобы ты смог исполнить свою мечту. Бесконечный индуктор выматывает твое тело, неудовлетворение в гон приводит тебя к истощению и бессилию. Если так и дальше будет продолжаться, что с подавителями, что нет, это станет серьезной преградой к твоей мечте. Потому мы должны расстаться, — его рука все еще ласкала Зоро, потому что ему было больно, Санджи знал. — А когда я стану лучшим мечником? — приоткрыл тот глаз. — Ты хочешь просто дать мне время, пока я не одолею Михоука?       Санджи впервые за разговор мягко улыбнулся, пусть и болели потрескавшиеся губы. Зоро такой очаровательный, наивный торговец. Он коротко покачал головой. — Нет, Зоро, ты должен образовать пару, чтобы твое тело перестало бунтовать от гормонов. Так ты обретешь стабильность, сможешь посвятить себя своей мечте. — Я отказываюсь. Зоро резко вскинулся, сбрасывая с затылка руку Санджи. Тот не ожидал бунта, сам он никогда не выскальзывал от маминой убаюкивающей ласки. — Зоро, это не только твое решение. — Я не согласен! — и правда, скорее луна упадет на землю, чем Ророноа Зоро перестанет упрямиться. — Зоро, мы расстаемся, — как жестоко заставлять Санджи повторять это снова и снова. Он словно искупает свои грехи за весь тот романтический обман, которому позволил случиться, хотя знал, что это невозможно. — Я же сказал, я — отказываюсь! — Зоро выпрямился на коленях и потянул на себя руку Санджи. Он хотел уронить его к себе в объятия. — Ай! — одеяло сползло, показалась большая белая повязка на шее. Санджи скривился от боли между ягодиц, там Чоппер тоже его обработал, но боль все равно была непривычной и простреливающей через все тело. Зоро замер, в ужасе уставившись на забинтованного Санджи, на его плечах проявились огромные синяки точно в форме пятерни Зоро. Тот крепко вжимал его за плечи в кровать, чтобы не дергался, когда Зоро изливался в него и распускал узел.       Мечник замер, испуганный и пристыженный. Перед глазами опять встало большое кровавое пятно на простыни. — Завитушка, а там… — выдохнул он, сердце его леденело. — В смысле, что сказал Чоппер. Что я… беты ведь не могут… Я понял, мы просто не будем больше никогда заниматься сексом. В смысле, вот так. Ты все еще можешь взять меня, если хочешь… — придумал еще один аргумент Зоро. — За кого ты меня принимаешь, — вот тут Санджи разозлился. — Я Санджи, мать твою, Блэклег. Думаешь, пара альфих клыков и хер — это больнее чем то, через что мы прошли на Триллер Барке? Или чем удар Энеля?! Поверь мне, у меня есть, с чем сравнить. Думаешь, Санджи Блэклег испугался зубов и узла, потому трусливо сбегает?! — Нет, Завитушка. Просто я не хочу, чтобы тебе было больно. — Я, блядь, это знаю! — рявкнул Санджи. — И что реально больно, это то, как быстро ты записал меня в нытики и слабаки! Я сделал этот выбор не из страха, не из боли или обиды. Я так решил, потому что альфа, как бы ты себе не врал, Зоро, не может довольствоваться бетой. Я всегда знал, что не может, но какого-то хера решил, что особенный. Что другими бетами альфы никогда не насыщаются, а мной — сможет, да не абы какой, а сразу доминантный! — Мне правда никто не нужен! — в тон ему рявкнул Зоро, даже обнажил клыки, словно спорил сейчас с другим альфой. — Ты не можешь отделять себя от твоего тела, Зоро! Ты — это ты, но и доминантный альфа одновременно. Найди уже, блядь, гармонию с собой, прими свое тело. Почему тебе это бета говорит вообще! Ты что — в лесу рос?! — Додзе было посреди леса… — Это фигура речи! — А зачем спросил тогда? — Не запудривай мне мозги! Ладно, ты рос в лесу, а я рос в семье, где отец был альфой, а мама — бетой, я тебе рассказывал. Все эти годы я считал его гребаным ублюдком, пометить горничную и поселить ее рядом с мамой. Та даже не чувствовала, как смешиваются их запахи, когда они оба стояли в метре перед ней! Я ненавидел отца, потому я не смогу, Зоро, — Санджи изо всех сил сжал глаза. Он не заплачет. Он не будет плакать в ситуации, в которой облажался сам и подвел Зоро. — Я бы хотел остаться с тобой, Маримо, очень хотел. Но единственный выход для тебя не сойти с ума — поставить настоящую метку омеге и прекратить страдать от гормонов. Но я не смогу, я с детства поклялся, что никогда не смогу так… отпускать тебя каждый гон и знать, куда ты пошел. Я не смогу, потому что я видел мамины глаза… Я такой эгоист, но я не смогу, — он сжал зубы, скрипнул ими, чтобы не прослезиться вопреки всему. — Все и случилось именно потому, что я такой эгоист! — Да я не хочу омегу в пару, — мучил его Зоро. — Но ты сделаешь это, Маримо! Мы расстанемся с тобой, переживем это как взрослые люди, а потом, когда боль поутихнет, ты выберешь себе в пару хорошего человека и укусишь его. Гормон вспрыснется в кровь, ваши запахи станут смешанными, и ты и думать забудешь про какого-то бету. — Я не намерен больше слушать твою херню! — рявкнул Зоро, скаля клыки и привскакивая чуть вперед с колен.       Они уставились друг на друга, лица в миллиметре, нос едва не касается носа. Санджи смотрел с удивлением, а зрачок Зоро ширился от ужаса. Он рявкнул и попытался применить доминирование альфы на Завитушке, потому что у него все еще гон.        Вся эта больничная комната полнится его гормоном, приказывающим его паре подчиниться и отдаться ему. Завитушка этого не чувствует, но Зоро-то, Зоро знает, и этого достаточно. Большое кровавое пятно на простыне, и то ни с чем не сравнимое удовольствие, когда он распускал свой узел в кричащего от боли Санджи.       Воспоминание всплыло из памяти так некстати, видимо от всплеска гормонов. Член опять стал набухать в штанах, когда он стоял на коленях перед покалеченным им коком. Зоро с силой оттолкнулся от койки и отвернулся, сам себе противен. Его альфа шептал все громче, что если взять кока сейчас, в лазарете, запустить в него клыки, то он уже никуда от него не денется с меткой.       Зоро часто дышал, в ужасе смотря на свои колени. — Я не намерен отказываться от тебя, кок, — выдохнул он. Услышал, как зашуршала постель, неловко заматывал сам себя обратно в защитный кокон израненный Санджи. — Я все сказал, Зоро. В случившемся нет твоей вины. Видел корзину с едой у входа? Я обманул тебя, что доставщик, и вынудил открыть дверь. Я плохой человек, который воспользовался твоей слабостью. Не думаю, что тебе стоит прощать меня. Не за тот обман. Я про жадность. Я стал встречаться с тобой из эгоизма и жадности. Мне хотелось, чтобы меня любили. Я знал, что альфы и беты никогда не смогут стать настоящей парой, но все равно сделал это с тобой. Ты был так доверчив. Я был плохим любовником, Зоро, я делал это, пусть и знал, что потом тебе будет больно. Разве в этом есть хоть толика настоящей заботы? Ты пробудил во мне худшие черты. И потому — давай расстанемся.       Зоро в ужасе обернулся на него через плечо. Снова он казался Санджи совсем мальчишкой с этим испугом, несмотря на пиратский жуткий шрам, несмотря на решительный подбородок. Альфеныш, который ничегошеньки не знает о мире, а такие как он циничные беты этим пользуются. — Я не принимаю этого, — он бы еще губы надул, как ребенок. Санджи устало откинулся назад. Подушка сползла, было больно даже сидеть, но он намеренно застыл и не шевелился. — Разговор окончен, Зоро. Ты не можешь принуждать меня, это насилие. Я хотел бы поспать, не мог бы ты оставить меня? Мне немного дискомфортно болеть рядом от ран, полученных от тебя. Словно я в драчке тебе продул, а этому, как известно, не бывать. И да, если встретишь Чоппера, передай ему, что я сплю и пока не нуждаюсь в осмотре. Он закрыл глаза и сделал вид, что пытается дремать. Зоро еще сидел и пыхтел на полу, Санджи слушал, как тот шелестит кимоно, поднимаясь. Как долго стоит и смотрит на него посреди комнаты.       Но в итоге три золотые сережки звенькнули, Зоро развернулся и покинул лазарет.