Bella bella bella in ogni gesto ad ogni mossa ad ogni bacio una scossa sprofondo dentro in questa fossa è febbre, bruciante calore passione che è quasi furore per me non è amore*.
— Зик. — Смущенный хриплый шепот разошелся по всему салону автомобиля. — Здравствуй, Алессандра. Как поживаешь? — Йегер развернулся всем корпусом к собеседнице и был готов держать пари, что Алессандра ждала встречи с ним. — Наверное, это от тебя зависит, дон, как я поживаю. Зик ухмыльнулся. Она ведь была права. — Прости, что так внезапно напугал тебя. Я не хотел прерывать твою прогулку с подругой. — Девичьи ресницы дрогнули в порыве удивления от того, что он даже следил за ней весь вечер. — Но снова хочу попросить тебя об услуге. Побыть немного моей спутницей. Ну, конечно! Алессандре не нужно было спрашивать, зачем он ее позвал в свою машину. Не побеседовать по душам и не объясниться за ту ночь. А спрашивать было бесполезно. Лучше задать вопрос, сколько будет длиться встреча, и насколько нужно быть близкой к Зику, чтобы все вокруг поверили в их любовь. — Через две недели я отправляюсь на Капри, чтобы встретиться с очень влиятельными людьми, — продолжил Зик. — Хочу поехать с тобой. — Последняя фраза была сказана не приказным тоном и даже не звучала просьбой. А желанием, которое так и висело в воздухе, вперемешку с мужскими парфюмами и сигаретным дымом. — Только… — Аманнити запнулась, взглянула на секунду в окно. Около авто стояли люди Йегера с оружием в руках на допустимом для них расстоянии, чтобы дону и его спутнице было комфортно вместе. А потом Алессандра увела взгляд от окна и снова вернулась к Зику. — Что я должна сказать на фабрике? И как дома отреагируют? Я же не свободна со всех сторон. Зависима от тебя, от работы, от семьи. И даже от соседей. — Во-первых, милая, мы поедем на выходных. До острова доберемся на яхте за полтора часа. А маменьке снова соврешь. Нехорошо, конечно, католичке такое поведение, но нам же не нужно, чтобы мама волновалась, отпустив свою девочку с мафиози на Капри? — Зик бережно поправил прядь волос, спавшую на лицо Алессандры, словно вытер хрустальный сосуд. Выслушав указания Йегера, Аманнити тяжело вздохнула, и Зик заметил, что она снова была слишком скромно одета. Длинная темно-зеленая юбка и блузка, плотно закрывавшая все прелести, но настолько обтягивала безупречную фигуру, что мафиози невольно снял очки, потер усталые глаза, чтобы не пялиться, как кретин. Алессандра была прекрасна в своей легкой непосредственности и естественности. — Хорошо, как скажешь, сеньор Йегер. — И еще. Это тебе. — Зик достал из кармана пиджака конверт и протянул Аманнити. — Что это? — Деньги. Маменьке на лекарства, ну и купишь себе еще что-то, что захочешь. Ступор пришел сам собой. Алессандра не знала, что и ответить. Да и вовсе не хотела брать эти деньги, но намерения дона были настоятельны и непоколебимы. — В пятницу вечером я тебе лично назначу время и место нашей встречи, — произнес Зик деловито и будто забыл уже про деньги. Она кивнула, и Йегер потянулся к дверной ручке, чтобы не задерживать девушку, но что-то пошло совершенно не так, и, встретившись с Алессандрой пламенным взглядом, прикоснулся губами к ее губам. — Моя маленькая, как я скучал, — не выдержав напряжения, прошептал он. Его губы нежно слились с ее пухлыми, пересохшими, и ладонь с конвертом невольно уперлась в мужскую грудь. Долгий влажный поцелуй, словно обвенчан был кем-то, не мог прерваться. Зик все целовал и целовал, чувствуя, как внутри него скребся хищник, готовый вот-вот броситься из засады на ничего не подозревающую жертву. Он всегда был собственником, охраняющим то, что принадлежало ему. И достаточно было только лишь взгляда в сторону того, кого посчитал своим, как инстинкты защищать и охранять тут же брали над Йегером верх. — Дон Зик. Прошу, не надо. Не здесь. Но умелый язык вновь никак не хотел покидать рот Алессандры, касаясь девичьего языка, поглаживая его и играя с ним. Нехотя отстранившись, Зик кивнул, будучи не в силах ответить, и открыл для Алессандры эту чертову дверь. — Аuf Wiedersehen*, синьорина. Хотела было спросить, кем она, все-таки, являлась для Зика, но Райнер подоспел, чтобы помочь выйти из машины, и Алессандра не могла больше ничего сказать. А Йегер еще не приказывал ехать, долго всматривался в удаляющуюся красивую фигуру Аманнити.***
Алессандра снова плохо спала ночами, думая о предстоящей поездке. Денег, которые дал ей Зик, было очень много для нее. Распоряжаться такой суммой она не умела, но, как и велел дон, купила лекарства, продукты и даже пирожные в лавке сеньора Никколо для Фабрицио. А еще новые ткани, чтобы что-нибудь пошить для себя. Снова вранье взяло верх. На фабрике один лишь взгляд сеньора Аккермана — хоть и строгий — давал понять Аманнити, что он беспокоился о ней. Только она, наклоняя голову, пыталась погрузиться в швейную работу, делая вид, что все хорошо, а потом как пуля убегала домой, чтобы никто ничего не спрашивал. Хитч уже начала крутить пальцем у виска. Старалась растормошить подругу. Но Алессандра никак не поддавалась, врала или просто молчала. А спустя две недели — в пятницу поздно вечером — раздался телефонный звонок, доносящийся из коридора квартиры. — Я подойду, — крикнула всем домашним. — Да. Это Алессандра. — У тебя до ужаса приятный голос, любимая. — Зик…— шепотом произнесла она. — А если бы кто-то другой взял трубку? — Но не взял же? Ты очень осторожная девочка, я это знаю. — Дорогая, кто там? — спросила из кухни синьора Аманнити. — Это Хитч, ничего серьезного, — крикнула Алесандра, а затем вернулась к разговору. — Во сколько? — Завтра, в марине** в десять утра. — Хорошо, дон, — так же тихонько сказала Аманнити и повесила трубку.***
Самым ошеломляющими было то, что мир вокруг нее не замер, время не остановилось, краски не поблекли, а звуки не стали тише. Жизнь продолжала течь своим чередом. Это она застряла в каком-то оцепенении и исступлении, коря себя за то, что так нагло врала маме о том, что якобы поехала с друзьями за город. Утро в неаполитанской марине было по-весеннему жарким. Кто-то собирался поплавать на яхте, кто-то ремонтировал свою «красотку», подбивая деревянные корпуса. А Алессандра очнулась, лишь почувствовав чью-то руку на своем плече. Стряхнув оцепенение, встретилась взглядом с Зиком и увидела полноценную власть и уверенность в его глазах. Йегер взглянул на наручные часы. Он не опоздал. Это она пришла раньше. Зик приказал своим парням приехать чуть раньше на Капри. Сам же мог позволить себе выглядеть совершенно непохожим на мафиози: утреннее солнце подыгрывало его взъерошенным золотым волосам, белоснежной рубашке и таким же белоснежным брюкам. А взобравшись на яхту, Алессандра отметила, что роскошный небольшой морской транспорт Йегера, казалось, был создан лишь для двух человек и самого управляющего яхты. Во время поездки между Зиком и Алессандрой словно кто-то натянул тетиву. Не было никаких поцелуев и нежностей. Лишь бокал белого вина и Тирренское море. Говорить было не о чем. «Я ничего о нем не знаю, — думала Алессандра. — Может, спросить у него про отношения с женщинами или с родителями, с семьей, или как?» Но Зик начал разговор на единственную тему, которая, казалось, объясняла цель его встречи на Кипре. Он говорил о политике и о Каморре. А когда яхта пристала к берегу, Аманнити начала побаиваться, что он поведет себя с ней грубо. Ведь Зик, ступив на берег, пришел в какое-то странное и хмурое настроение. Но помог Алессандре выйти с яхты, так и не отпуская ее руку. Каким же красивым и непокорным было для нее лицо Зика. И как приятно было находиться такой слабой рядом с его сильной натурой. Его широкие плечи, плоский торс, упругая кожа — загорелая оболочка его худощавого аристократического тела. И можно было сказать с уверенностью, что Алессандра целиком и полностью влюбилась в этого мужчину. Она знала, что однажды их странные отношения подойдут к концу, что когда-нибудь Зик оставит ее один на один с ее чувствами. Но где-то в глубине души Аманнити верила в то, что их ждет долгая и счастливая сказка. Она позволила самому опасному чувству — надежде — пустить корни глубоко в сердце. Позволила себе надеяться, что их странная запретная недолюбовь превратится в настоящее чувство. Алессандра словно предсказала свое будущее. Зик, гуляя с ней по улицам острова, в такой жаркой и душной атмосфере, в пустынной узкой каменной улочке Капри внезапно остановился. — Сегодня хочу, чтобы ты была моей супругой. Делая вид, что не поняла, Алессандра начала лихорадочно осматриваться по сторонам. — Как и в прошлый раз, в ресторане? — Почти. Но с одним различием. Хочу, чтобы была моей настоящей женой. Воцарилось неловкое молчание. — Дон, я не понимаю, кто я тебе на самом деле? Кто? Пленница? Твоя содержанка? Твоя игрушка? Теперь ты придумал новое слово — жена? — Что ж, перейду на твой язык — неаполитанский диалект, которым ты так любишь пользоваться. Я. Хочу. Жениться. На тебе. Понятно? — Йегер произнес каждое слово с таким выражением, будто его этому учили в актерской школе. — Ты готова на такой шаг, Але? В грудь закралась тревога. Но и сам Зик нервно теребил застежку на наручных часах. — Если дон мафии Каморра просит меня об этом, то имею ли я право отказаться? — Вообще, имеешь. Я был бы не против, чтобы я тоже так нравился тебе, как ты мне нравишься. И внезапно наступило чувство, поглощающее без остатка, не оставляющее ни малейшего шанса на сопротивление. Страсть, испепеляющая изнутри. Желание, подчиняющее себе полностью. И абсолютно неважно, как называется это чувство: страсть, желание обладать или любовь. Главное — быть с ним. Это все, что хотела сейчас Алессандра. — Зик, подпишу себе приговор — скажу «да», — прошептала Аманнити, чтобы не спугнуть, не сглазить. И тут же отвела взгляд в сторону. Йегер впервые за этот день улыбнулся. — Мы как раз возле церкви, — сказал он.***
Древняя церковь Сан-Констанца приняла новобрачных. Без фаты, без свадебного платья, без колец и сотней гостей перед ликом Господа и святым Распятием они поклялись в верности и любви друг другу во имя Отца и Сына и Святого Духа. Да и Алессандре было все равно, что без фаты. Лишь бы быть рядом, дышать одним с Зиком воздухом, смотреть на одни и те же звезды. Просто быть. Что бы ни думали окружающие, как бы сильно ни осуждали. Броситься в омут чувств с головой. Позволить затянуть себя в бездну. Совершенно не задумываться о последствиях, не думать о завтрашнем дне. Его просто не существовало. Было только здесь и сейчас. Все это существовало, пока Зик рядом. И весь мир сводился только к одной точке — к нему.***
В ресторане — внизу главного шикарного отеля острова Капри — Йегер в окружении своих каморристов встретился с другим боссом мафии. Поэтому сказал Алессандре, чтобы переоделась и пришла позже. Разговор был очень конфиденциальный. Оба мафиози просидели в ресторане за обсуждением деталей их делового соглашения еще около часа. А потом наслаждались вкусной едой и бокалами вина, привезенного с Сицилии. Сейчас Умберто Валенти даже не догадывался о том, что его ждало. А потом, когда он будет отдыхать со своей женой на Мальте, Зик прикажет своим киллерам выпустить в Валенти пулю. А его охрана даже глазом не успеет моргнуть, потому что Райнер с Бертольдом слишком профессиональны. Но это потом. А сейчас Елена едва сдерживала гнев и непонимание при виде Алессандры, спускающейся по лестнице в дорогом белом приталенном платье без бретелей с отделкой из перьев внизу, и в белоснежных туфлях. Очень красивая, она спустилась к Зику. Прям к нему в объятия, которые радостно распахнул перед ней он. Елена прекрасно знала, что женщины падали к ногам дона Каморры как спелые груши. Но чтобы он вот так светился от счастья… Давно его таким не видела. Его любовницами были французские и итальянские актрисы, певицы и балерины. А эта — убийца Марселя Галлиарда, девка из бедного района Неаполя, никто и звать никак. Так считала Елена. И весь вечер она успокаивала себя тем фактом, что Зик все равно вернется к ней, наигравшись очередным милым личиком. Но только вот о венчании Елена не знала. А когда все разошлись по номерам или гулять по острову, Алессандра вновь была захвачена в плен Йегером — номер он выбрал для двоих. Как для супругов, которыми, в принципе, они с Аманнити теперь являлись. Обоим уже порядком ударило вино в голову. Но Зик позвонил по телефону, попросив, чтобы принесли еще шампанского и фруктов. Пока он находился в спальне и курил — долго, сигарету за сигаретой, — Алессандра наслаждалась с балкона видом на море, белоснежными яхтами, что отливали синевой при свете луны, и кипарисами между домами. Она боялась вернуться в номер, боялась встретиться лицом к лицу с доном, боялась переодеваться. Она не знала, как себя вести и что говорить. Играть на публику уже было не нужным, а кем тогда быть? Словно очутилась в параллельной вселенной, где ее крестили в мафию Каморра, и не было никогда ее семьи, швейной фабрики и друзей. Набравшись всей своей итальянской смелости и темперамента, усилив это еще и вином, она направилась в спальню, где Зик как раз устало расстегивал рубашку. — Тебе не кажется это странным, что ты на мне женился? Мы ведь едва знакомы. И я ведь убийца твоего подчиненного. Оставив пуговицы в покое, он внимательно посмотрел на Алессандру. — Послушай, синьорина Аманнити. Или, лучше сказать, сеньора Йегер. Я старше тебя на достаточное количество лет. И я понимаю, что не мальчишка, бегающий от свидания к свиданию, и что являюсь для тебя обычным убийцей, бандитом, страшным человеком, крестным отцом, кровавым мафиози и так далее. Да, я такой. Не спорю. И жизнь моя похожа на выживание в диких джунглях, где существует только один закон — выживает сильнейший. По-другому я просто не умею. Так живут в криминальном мире. А ты принесла с собой свет, который, пусть и ненадолго, но смог прогнать ту тьму, что жила внутри меня. Ты принесла с собой радость, что и я начал верить в лучшее. Когда я впервые тебя увидел, заметил, что в тебе было сосредоточено все то, что я отрицал на протяжении долгих лет одиночества и пустоты, что окружали меня. И я влюбился. Моментально. Алессандра подошла ближе и взяла его за руку. — Зик, — она покачала головой, — это какой-то сон. Это не я. Улыбнувшись, Йегер снял очки и слегка наклонился к Алессандре, но их прервал стук в дверь: принесли шампанское и фрукты. Когда Зик вернулся с бокалами, Аманнити так и продолжала стоять возле кровати, снимая увесистые серьги и подвеску. Потом взялась за невидимку, чтобы распустить волосы, но, ощутив на обнаженных ключицах теплые губы, резко развернулась к Йегеру. — Честно, я не знаю, чего так пыхчу, как паровоз. Если тебе не нравится запах никотина, можем перейти в другую комнату. — Зик отложил бокалы в сторону и заел сигареты виноградом. — Я сама не знаю, как себя вести. Ты старше, ты опытнее… — Она продолжала судорожно вытаскивать невидимки из волос. — Доверься мне, дорогая, — прошептал он и обнял Алессандру, сам распуская ее длинные волосы. Зик хотел ее, но даже и не надеялся на брачную ночь так скоро. Видимо, Алессандра сама безумно влюбилась. В ее поцелуях, в томном трепете тела он угадывал восприятие новых ощущений. В считанные секунды он снял рубашку и также быстро, но аккуратно освободил Аманнити от платья, что спустилось вниз по ногам. Она стыдливо прикрыла обнаженную красивую грудь, потому что под это платье лифчик был не нужен, и расположилась на кровати спиной к Йегеру. Сняв с себя одежду, Зик накрыл своим телом дрожащее женское и провел влажную дорожку кончиком языка по ее лопаткам, задевая плечи, а затем, развернув к себе, нежно-нежно принялся целовать губы, гладить подушечками пальцев лицо, поправлять волосы, что так непослушно лезли на лоб. В ее тихих стонах и дрожи чувствовалось откровенное желание, что хотелось подарить ей все наслаждения мира. Алессандра каменела, боялась вздохнуть, пока рука Зика спускалась вниз по животу. Согнув ее ноги в коленях, он раздвинул их пошире, и рука скользнула между ног, задержавшись там. Он перестал ее целовать только тогда, когда рука полностью начала властвовать там, раздвигая пальцами, поглаживая, вызывая влажное возбуждение, а она ныла, тянулась к губам. Зик полностью завладел всем телом итальянки. Его губы касались девичьей груди. Он проводил языком по соску, слегка прикусывая его, и внизу живота у Алессандры прошла волна. Она закусила губы, чтобы не застонать, но когда его рот проделал то же самое со второй грудью, вырисовывая узоры, Аманнити не сдержалась, заерзав, застонала. А Зик усмехнулся, продолжая свои поцелуи. А потом эти самые его поцелуи спускались все ниже и ниже, и пальцы его практически в болезненной хватке схватились за девичьи бедра. Йегер словно пытался понять насколько Алессандра сможет далеко зайти в своих чувствах, потому что его движения были очень медленными, томящими, заставляя Аманнити разрываться изнутри и тянуться к его рукам и волосам. И снова жаркие поцелуи, а между ног — разъяренный вулкан. — Зик, я знаю, что у тебя было много женщин, а ты у меня первый. И хочу, чтобы любил меня по-особенному, не как всех остальных, прошу. Если это возможно. — Конечно, я буду любить тебя по-особенному, ведь ты моя жена. — Он снова целовал и целовал, а затем взял ее тонкую руку, скрестил с ней пальцы, целуя каждый пальчик. А затем заставил прикоснуться к своему члену. — Не бойся, направь его себе между ног. Алессандра, доверительно смотря лишь в глаза Зика, схватилась за твердую плоть и направила так, как он сказал. Теперь его тело коснулось ее, и словно электрический разряд прошелся, она не смогла себя сдерживать и обняла за его спину. Зик вошел в нее. Начал двигаться медленно, входя по чуть-чуть, чтобы наконец-то лишить девственности свою прекрасную богиню. А потом начал входить до упора. Алессандра, зарывшись в подушку, терпела сладкую боль, Зик накрывал ее своим телом, блуждал руками везде и всюду, сжимая, впиваясь пальцами в нежную кожу, кусая. Невозможно было поверить, даже луна Капри освещала обнаженные тела любовников, сливающихся в пламенных поцелуях и страстных объятиях. Постель лишь принимала стоны и вздохи супругов под ритмичный скрип пружинной кровати. И снова Алессандра вбирала в себя член Зика, лаская Йегера, изгибаясь всем телом перед ним, даря ему всю себя без остатка, поддерживая его темп и страсть. А ему так нравилось, будто никогда до этого сам любовью не занимался. Аманнити хотелось поделиться своим счастьем со всем миром, чтобы каждый завидовал и мечтал о таком же. И в то же время хотелось запереть свое счастье в самом темном подвале, чтобы никто не посмел дотронуться до него и осквернить. Лучше бы ей никогда не знать Зика Йегера, чтобы не растворяться в нем без остатка, как сейчас, чтобы сохранить хоть частичку себя настоящей. Но она хотела знать его. Знать с самого детства, чтобы разделять с ним все моменты жизни.