***
Все утро и обед Зик провел в кабинете, сосредоточенно разбирая собственные записи. Сегодня его привлек принципиально новый способ управления контрабандными перевозками тканей из Китая в порт Неаполя. Малейшее нарушение концентрации или ошибка в схеме построения трафика могли привести к разрушительным последствиям. Тем более, он решил дать своей маленькой девочке побыть наедине со своими мыслями. Он сам теперь решил ее оставить, потому что понимал, что Алессандре смириться с законами Каморры очень сложно. Ему вдруг стало и от себя противно. С самого детства хилый и закрытый ребенок Зик ощущал себя особенным. Какие бы трудности и препятствия не вырастали на его пути, он воспринимал их как проверку, как доказательство собственной уникальности. Даже тяжелая и бедная жизнь в коммунальной квартире с отцом и матерью не смогла сломить его дух. Не было ничего, с чем бы юный мафиози не справился. Даже если Алессандра противилась. Даже если ее итальянская кровь вскипала из-за обид и непонимания, Йегер все равно пытался справиться с ней, нанося самый малый вред их отношениям. Зик умел показать привлекательность мафии; свободу, которую дарил отказ от навязанных правил и запретов; упоительное ощущение вседозволенности. Шаг за шагом, и постепенно она встанет на нужную тропу: она поймет, что в мафии за убийство отплачивают убийством, а кровь его будущего ребенка не должна была просто так безнаказанно пролиться. От мелкого проступка до нечеловеческой жестокости — смысл Каморры. Но по какой-то причине, Йегер ограждал от всего жестокого Алессандру. От самого себя. Больше он ей не позвонит в ближайшее время, не приедет… А праздник Рождества Христова приближался. И внутренний страх перед Зиком буквально вынуждал Алессандру провоцировать его, чтобы не чувствовать себя беззащитной и слабой. Она уже имела печальный опыт и знала, что это может плохо закончиться, однако сдержаться было выше ее сил. Она позвонила ему сама. — Кто-то недавно говорил, что мои проблемы теперь твои, — губы Аманнити растянулись в мрачной улыбке. — А твой каморрист Кенни Аккерман домогается мою подругу на фабрике. Сделай что-то, Зик. Неприкрытая дерзость Алессандры и ее попытки торговаться доставляли Йегеру удовольствие, в очередной раз доказывая, что она способна на большее. Лучшая защита — нападение, и его жена это четко понимала. — Рад, что ты это осознаешь, — иронично заметил дон Йегер холодом в телефонной трубке. — Вот только как я могу твою подругу спасти? Ты просто не знаешь Кенни, а я знаю. Мои угрозы ему до одного места. По спине Аманнити пробежала дрожь от этих слов. Она бы не смогла спокойно спать, зная, что Хитч уже не спасти. Конечно, не было гарантии, что Аккерман ее тронет еще раз, но… — Не присылай больше под мой подъезд своих каморристов следить за мной. Я вполне благоразумна. Кроме рынка и церкви никаких других мест не посещаю! — Это все, конечно, прекрасно, если бы не одно «но», — раздраженно отчеканил Йегер. — Ты жена дона. И я буду следить за тобой, сколько нужно.***
Наступило Рождество, а за ним и Новый год. 31 декабря 1956 года Алессандра стояла на улице, на террасе одного из жилых домов района. Несмотря на холод, на ней было тоненькое платье, она хотела быть красивой в канун праздника и наблюдать, как Фабрицио и его друзья веселились и расходились под действием праздника, еды и шампанского. Они зажигали фейерверки, чтобы отметить приближение нового года — традиции, в подготовке которой Алессандра немного помогала брату и ей нравилось наслаждаться красотой разноцветных огней, которые яркими полосами разрезали черное небо. Однако внезапно, несмотря на холод, ее тело начало покрываться потом. Ей казалось, что все вокруг вдруг начали кричать слишком громко и двигаться слишком быстро. Такое ощущение сопровождалось тошнотой, и у Алессандры возникло впечатление, будто что-то невидимое, но абсолютно материальное и такое незаметное, начало проявлять себя тем, что разрушало очертания людей и вещей вокруг. Сердце у Алессандры забилось очень быстро. Ее едва не стошнило. И ей показалось, что среди всех этих ребят, фейерверков и криков в дымовом фантоме показался Зик. И она тут же выскочила с террасы и пошла в квартиру. Закрывшись в комнате, она так и проплакала всю новогоднюю ночь. И все последующие несколько ночей ей казались слишком длинными без Зика. Утром, спустя два дня 1957 года, Алессандра почувствовала себя намного лучше. Ничто не напоминало о новогодней ночи, кроме лужиц на узкой улице, по которой жители района расходились по своим делам. Она с удовольствием поела и, подпирая рукой подбородок, лениво допила кофе. А когда отправилась в газетную лавку, ее кто-то затянул в темный уголок за домом и приставил палец к губам. — Сеньор Браун, что вам нужно от меня? Я же просила Зика не следить за мной, — она искренне надеялась, что «охрана» больше не появится на ее улице, ведь морально Алессандра была совсем не готова к подобной проверке на прочность. Только не этим утром. Куда проще жить уже в особняке Каморры, нежели с мамой, вдали от Йегера. — Я не за этим пришел, — Райнер огляделся по сторонам, делая вид, что он просто разговаривает с красивой девушкой, а не с женой своего дона. — Зик не знает, что я здесь. Я пришел сообщить тебе, что дон совершенно переменился в очень плохую сторону. — Хм, а на какой стороне он был до этого? — сбивчиво отозвалась Аманнити, изумляясь словам Райнера, который нависал над ней, словно стена. — Ты не поняла, Зик отошел от дел, а мы без него ничего решать не можем. Вместо этого он днями и ночами пропадает в казино, бухает, как не в себя, возвращается домой пьяный, валится в постель едва ли сняв обувь, уезжает за город, сидя за рулем совершенно нетрезвый, а потом снова возвращается в казино. Замечание Брауна задело за живое Алессандру, но она не подала вида. И к сожалению, за все дни после нового года не представилось возможности расчесать спутанные волосы, наспех забранные в хвост. Хорошо, что шляпку надела. — А я причем? Я с Зиком не живу почти месяц, мы с ним не общаемся. — Вот в том-то и проблема. Он никого не слушает. Орет на всех, срывается на мне, а недавно чуть Бертольда не застрелил. А тебя послушает, ты на него чудесным образом влияешь… — Благодарю, но я не хочу с ним связываться в таком состоянии. — Алессандра, ты его жена, — прошептала он себе под нос, опасливо замирая на месте. — Я Зика знаю давно, и он ни на кого так не смотрел в своей жизни, как на тебя. — Ясно, — сдавленно ответила Алессандра. — Сегодня в девять вечера в казино «Алигаторе», он там будет. Я заеду за тобой около девяти, будь готова. Теперь уж точно не составит особого труда привести себя в порядок. Только по этой причине Алессандра проглотила обиду и, улыбнувшись Райнеру, спокойно ответила: — Я надеюсь, что Зик меня не убьет, — прошептала Аманнити, закатывая глаза. — Все было куда проще, пока мы с ним не повстречались! — На Рождество он случайно проговорился, что ему плохо спится без его «итальянской богини». — Я не хотела этого… С этими беспокойными мыслями о Зике и прошло все время до вечера. Алессандра думала, насколько он был мерзавцем, но все также хотела его видеть, касаться его, целовать, утопать в его голубых глазах и ощущать мурашки по всему телу от его голоса. Думала, как он отреагирует на ее появление в казино, да и вообще, сама размышляла над тем, как себя вести в подобном заведении, где собирались одни мафиози и толстые кошельки. Выбрав подходящее платье черного цвета, Аманнити немного его перешила, сделав более откровенным, совсем оголив спину. Она подвела черные глаза, накрасила губы, подобрала волосы на затылке, заколов шпильками, и надела бриллиантовые серьги, подаренные ей Зиком. К назначенному часу она была на месте. Когда Райнер ее привез в игорный дом, который примыкал к одной из дорогих гостиниц Неаполя, Алессандра заметила возле входа Ferrari 340 Berlinetta 1952 года. Кроваво-красная и безумно красивая. — Так вот, значит, на каких автомобилях разъезжают посетители сего заведения, — заметила Алессандра, нахмурив брови. — Угу, — Райнер зажег сигарету и, сделав первую затяжку, ответил: — Это новая машина Йегера.***
Народу в зале было немного. Все были очень красивые и элегантные. Музыка приятно ласкала уши, а Зик сидел за игральным столом, барабаня пальцами по зеленому сукну и выкуривая очередную сигарету. У него было хмурое, отчужденное, непроницаемое лицо. Его окружала охрана из шести человек, а он манипулировал разноцветными фишками. Когда Алессандра появилась на пороге казино, Йегер моментально взглянул в ее сторону. Пришлось слегка хлопнуть себя по лицу, пригубить виски и протереть белоснежным платком очки — его жена мерещилась уже везде. — Карта не та? — Изогнул бровь в элегантном костюме партнер Зика по покеру. — Девушка не та. — Но Йегер видел, как метрдотель помог Аманнити снять пальто, как провел к игральному столу, и как она приняла у официанта бокал шампанского, ласково поблагодарив. А Зик видел ее и не видел больше ничего. Потому что она была до мурашек сексуальна, и Алессандра сама ощущала его до невозможности. Но они здесь были не вместе. Они вообще не вместе — он так захотел. И когда Аманнити уселась за покерный стол напротив супруга, Зик понял, что она не фантом. — Она не умеет играть, — сказал Йегер. — Господа рядом помогут мне. Еще полчаса, и Зик едва выдерживал, когда мимолетно касался ее руки кончиками пальцев, передавая фишку, а хотелось дотронуться до всего тела. И в какой-то момент, он встал из-за игорного стола и сообщил, что уезжает с супругой домой. Алессандра в недоумении оторвалась от его глаз, откидывая голову. Сейчас она была эмоционально нестабильна. А Зик почему-то был трезв. И когда взял ее за талию, потянулся к подбородку, но не к губам, потому что она вовремя увернулась. — Ты в этом смокинге очень красивый, — Алессандра знала, о чем говорила, потому что видела в зеркалах себя с Зиком. Зеркала в казино были везде. И Йегер сам не мог налюбоваться, потому что его жена в зеркале — произведение искусства. — Что ты здесь забыла, Але? Райнер совершенно не держит язык за зубами. Словно баба. — Какое твое дело, ты мне не дал выиграть у тебя. Теперь я не удовлетворена. На улице Йегер держал Алессандру обеими руками, помогая застегнуть пальто. Он знал ее тело до клеточек, а запах мужского парфюма выбивал весь воздух и подкашивал женские ножки. Аманнити попыталась оправдать Брауна, но дон перебил ее: — Я бы хотел еще раз сказать, насколько ты потрясающе выглядишь, но мне тебя лучше отвезти домой. Садись в машину. На сегодня покер отменяется. — Служащий казино открыл перед Алессандрой дверь низкой Феррари, и она, все еще пребывая под властью слов Зика, села в машину. Гоночная красавица взревела и вылетела на пустынные ночные улицы Неаполя. Зик управлял Феррари легко, по-мастерски быстро. Словно давно водил подобные автомобили, только Алессандре от этого не легче. Поэтому она схватилась за его плечо до онемения пальцев и прижалась губами к бородатой щеке, умоляя, чтобы он не гнал как сумасшедший. Только Йегер не был любезен ни на грамм. — Мой дом в другой стороне. Куда ты меня везешь? Зик облизал пересохшие губы, и Феррари моментально, со свистом остановилась посреди безлюдной дороги, и Зик развернулся к Аманнити лицом. — Какой же я дурак! Давал же себе клятву, что не буду, не буду тебя тревожить, потому что я не тот человек, с которым ты должна провести всю свою жизнь. И снова ты толкаешь меня на сумасбродство — хотеть тебя. — Йегер говорил, смотря Алессандре прямо в глаза. — Как странно все может измениться за месяц. Как странно могу измениться я, клятый Зик Йегер. Наконец-то поверил, что не схожу с ума, постоянно думая о тебе, а это наши сердца бились в тандеме взаимной любви… И понимаю, что не хочу везти тебя опять к матушке, везу тебя в загородный особняк, ибо имею на это право, ибо ты моя жена. И мне плевать, что ты сейчас этого не желаешь, я тебя больше не отпущу от себя. Никогда. — А я и не хочу, чтобы отпускал, — Алессандра прильнула к Зику, а он в ответ смял губами ее рот, съедая алую помаду. Пока между ними была лишь тишина, нарушаемая только едва слышным ритмом, которые отбивали его длинные пальцы по кожаной оплетке руля. — Все, поехали. В особняке как раз никого нет, кроме охраны.***
Ворота перед доном покорно открылись, и охранник-каморрист впустил своего капо. Выйдя из Феррари, Зик небрежно швырнул ключи от автомобиля подчиненному и велел, чтобы в дом никого по пустякам не впускали. Когда дверь спальни Зика за ним закрылась, и Алессандра принялась снимать с себя пальто, Йегер сразу же взялся помогать ей, а потом и вовсе спустил красивое платье с плеч, покрывая влажными поцелуями шею, ключицу, покусывая мочку уха с серьгой. Платье спустилось настолько, что открыло грудь, которую Зик сжал, добиваясь ее возбуждения. — Ты изменял мне? — судорожно спросила Аманнити, едва сдерживая рвущийся из горла вздох от поцелуев мужа. — Ну конечно, изменял, — хмыкнул Йегер. — С рукой на члене. Ревнуешь? И снова его горячие поцелуи, что заставляли Алессандру закрыть глаза, полностью отдаваясь во власть нахлынувших чувств и ощущений, позволяя себе снова расслабиться и ни о чем не думать, поскольку Зик все решал. — Я серьезно. К тебе женщины так липнут… Вдруг ты на какой-то не сдержался по пьяни… — Не говори глупостей, Але. Я же не кобель, я люблю только тебя. Тем более, кто с такой как ты может сравниться. И я так соскучился, что других женщин не могу даже видеть, — прошептал Зик, чувствуя, что его затягивало в этот омут, окутывало женским теплом, женским запахом. Он словно растворялся в Алессандре, потеряв себя, свое собственное Я, но его это совершенно не пугало. Скоро в спальне стало совсем тепло от углей в камине, и Аманнити, отстранившись, не спеша начала снимать с себя чулки на подтяжках, небрежно бросая их один за другим на пол. Зик даже потерял дар речи, сидя на кровати после опрокинутых в себя двух стаканов виски. Оставшись в одних лишь трусиках, она взяла со стола бокал красного, пригубила и взглянула на Зика. — Ты невероятный мужчина, Иезикииль, — изрекла Алессандра, глядя на него. Она соблазнительно распустила волосы, которые сразу же рассыпались по плечам, и опустилась к Йегеру на колени. Страсть было не сдержать, их языки сливались, сплетались и сражались; их губы впивались друг в друга, а тела становились нетерпеливыми. Очки Зика где-то лежали на столе, а рука властвовала между ног Алессандры, пальцы в трусиках описывали круги, что заставляло ее тихо постанывать. Если бы Зик мог сейчас о чем-то думать, он непременно вспомнил бы, что чертовски устал. Но какая тут усталость, какая слабость! Ведь с молодой женой-итальянкой он просто наливался силой, его мышцы окаменели, кровь бешено неслась по жилам, сердце стучало как молот, и вся мощь его существа, всего тела и помыслов хлынула в его плоть. Не желая больше находиться на постели, он предложил Алессандре перебраться на ковер возле камина. Поленья трещали, языки пламени отражались на обнаженных телах любовников. Наслаждение пронизывало Зика полностью, с головы до ног, и он готов был разорвать любимую в клочья, когда она двигалась на нем со всем пылом, запрокидывая голову назад. Но когда нежный стон оргазма, коснулся его слуха, Зик уже не мог справиться со своим нетерпением — прижал к себе Аманнити крепко-крепко, касаясь губами красивой груди, с которой скатилось пару капелек пота. Он замедлил безумную скорость, почувствовав тиски колен, сжавших его бедра, ноготки, впившиеся в плечи, и жаркое дыхание возле щеки, что пьянило его. — Я рад, что мы можем не прерываться, — прошептал Зик. — Мы оба здоровы, и можем иметь детей. Она застонала и из последних сил пробормотала в ответ: — Это невероятное счастье — родить тебе ребенка. Затем она снова начала двигаться, нежно, медленно, глубоко вбирая член Зика в себя. Властные руки сжимали ягодицы, не прерывая зрительного контакта с Аманнити. Она старалась сдерживаться, чтобы больше удовольствия доставить Йегеру и себе. Кончит тогда же, когда и он. Сейчас было то, чего она так хотела. Забвение. — Слушай, слишком уж медленно и сладострастно. Я хочу по-другому. Хочу, чтобы ты стонала на весь дом. Алессандра заволновалась, поправив волосы, и как-то даже стыдливо прикрыла грудь руками. Но Зик вмиг перевернул ее, поставив в коленно-локтевую позу. Он и сам не знал, мог бы или нет, но точно понимал, что выпитое не было его нормой для отключки. А значит, можно было трахать любимую полночи, пока Аманнити сама не прижалась спиной к его влажному от пота торсу, не выпуская член из себя, пока не охрипла от стонов, пока не заснула под убаюкивающими поцелуями Зика.***
— Я сварю тебе кофе, маленькая моя, — произнес Зик, нежно обласкав языком мочку уха, Алессандры. Пока она в кровати наслаждалась мыслью, что сам дон Каморры ей сварит кофе и принесет в постель, Зика привел в ярость стук в двери дома. — Твою ж мать, я же просил! — прошипел Йегер, запахивая на себе халат. — Ну что там такое, парни? — Он открыл входную дверь и недоуменно взглянул на подчиненного. — Дон, прошу меня простить, но там у ворот ваш брат Эрен, — каморрист виновато поправил на себе шляпу, но Зик кивнул, дав понять, чтобы младшего Йегера впустили.