— Он — сама подлость. — Я влюблена. — Смотри, сейчас он вон с той! — И я его прощаю… — Потом вернется в твою постель. — Но я люблю его! — Он приходит, занимается любовью и уходит. — Я влюблена. — Бежит, потому что ему есть чем заняться. — И я его прощаю. — Уходит, а ты до потери дыхания зовешь его .
— Потерпи, ладно? Мне придется еще поторчать в Поджореале. Если что, буду стараться звонить тебе через Никколо. Леви услышал тяжелый выдох в трубку и тихое: «Хорошо». — Я люблю тебя, маленькая моя. И опять молчание в трубке. Но Алессандра все-таки прервала его: — Я тоже тебя… — Ты в порядке? Как Ману? — В полном. — Как ты сама? Как себя чувствуешь? — Все хорошо, — на этом она оборвала разговор, а с ним и связь. — Обиделась, — Аккерман положил трубку и выбросил испорченную сигарету в мусорник, а потом его взгляд устремился на Росси, у которого из носа текла кровь. Выуживая губами новую сигарету, Леви пытался вспомнить, когда в последний раз он чувствовал такую ненависть к человеку, как сейчас. — Думаешь, она сказала мне, что ты лапал ее? Нет. Я узнал это от других людей, от хороших людей. Потому что Алессандра знает, что я могу убить тебя. Бабло от моих парней ты получил, отлично. А вот что касательно моей жены, то… Согласен, она может заставить мужчину растекаться горячим свинцом в брюках. Но трогать мою женщину, женщину каморриста, ты не смеешь вообще. А если жить надоело, то пожалуйста. Я руки поотрываю, и хотелку выброшу собакам на съедение. Начальник тюрьмы молчал, периодично заглатывая слюну. Свинцом наливались глаза, сейчас ему виделись разные короткие фрагменты из жизни, больше похожие на бред, которые прерывались словами дона Аккермана, или грохотом дверей и звяканьем ключей в коридоре. — Ты все равно отсюда выйдешь только через полгода, бандит. Леви поднялся со стула и подошел к Росси, у которого нос истекал кровью. Под пристальным взглядом Бруно замялся, но Аккерман продолжал говорить: — Полгода — не пятьдесят лет. Но я хочу просекко каждую неделю, в ведре со льдом и цирюльника. Каждую неделю, — настаивал Леви. — Будет тебе алкашка. — Смотри мне, не то евнухом у меня станешь. Перед выходом из кабинета Аккерман еще раз схватился за и так пострадавший нос Росси и сильно дернул. У мужчины заново фонтаном брызнула кровь. Он упал на колени и схватился за нос. Леви достал из кармана белый платок и вытер руку, а потом вышел. К камере его сопроводила тюремная охрана.***
Что делало таких мужчин, как Леви Аккермана, Зика или Райнера, Бертольда или Галлиарда такими желанными? Насилие? Беспощадность? Хладнокровие? Или романтизированные фантазии о том, что каждый хороший мафиози с трепетом относился к своей женщине, не разменивая ее на других? Или, возможно, милые девочки ощущали всю полноту жизни только тогда, когда они рядом с такими мужчинами, как каморристы? Но, в любом случае, каморрист может уйти среди ночи и исчезнуть на несколько дней, потому что правила и каноны Каморры требуют его немедленно. Даже если жена рожает, истинный мафиози должен думать прежде всего о доне, а не своей женщине. Так и случилось. Кенни Аккерман сделал все возможное, чтобы вытащить своего босса и любимого племянника из тюрьмы Поджореале через полгода. — Тебе кто-нибудь говорил, что ты сумасшедший ублюдок, а? — спросил Леви дядю, наблюдая, как он перехватил из его рук вещи и положил их на заднее сиденье автомобиля, по-итальянски улыбаясь. Возле машины караулили другие каморристы, но в машине с Леви могли ехать только Бертольд и Кольт. — Все для вас, дон. Сегодня в Неаполе даже погодка шепчет. Тебя, Леви, встречает. Ты снова вернулся в строй, племяш, — продолжал говорить Кенни. — Куда мы едем? — Стоило выехать из территории Поджореале и надеть солнцезащитные очки, которые каморристы предоставили боссу, как зрение прояснилось, и неаполитанские дома приобрели четкие очертания. — Леви, — через какое-то время игривый тон голоса Кенни куда-то испарился. — Тебе необходимо исчезнуть, ну, залечь на дно. Хотя бы на пару месяцев. Я отвезу тебя в Квальяно, ты же знаешь, у меня там домик. Аккерман, словно о чем-то вспомнив, резко повернулся на заднее сиденье. Там вальяжно расположились подчиненные. — Вы тоже так считаете, что мне нужно залечь на дно? С какого хрена мне это надо? — Другого выхода нет, — ответил Грайс. — Сволочи, мужики. Я с одного дна вылез, в другое теперь залезать? Спасибо. — Ты икру на нарах жрал. Какое дно, Леви? — скалился Кенни. — Ладно, но вы хоть особняк продали? Мой приказ выполнили? Старший Аккерман замялся, но ответил утвердительно. Леви это не понравилось. Его сердце неприятно заныло. — Останови машину, — резко приказал дон. — Мужики, выйдите, мне нужно поговорить с дядей. Кенни остановил машину возле заброшенных бараков, выключил двигатель. Кольт и Бертольд покорно вышли. — Да чего ты кипятишься? — Аккерман начал неестественно оправдываться. — Особняк выкупил я. Леви спустил на нос очки и уставился на дядю. — Перестань пытаться стать другим только потому, что чувствуешь себя виноватым перед Хитч, мать твою, Кенни! Мне нужно избавиться от особняка и продать яхты Зика в порту Неаполя. Мне нужны деньги и бизнес. А вся эта аристократическая херня Йегера меня выбешивает. — Это мои личные отношения с женой. Прости, Леви, ты не должен в них встревать. Аккерман схватил дядю за лацканы пиджака, притянув к себе. — Мы родственники, Кенни, но я также твой непосредственный босс и главарь Каморры, в которую ты входишь, так что прояви хоть немного уважения. Я решаю все, и ты должен меня слушаться. Но какого-то хрена я отсидел в тюрьме, еще и бабла лишился. А я, как дон, должен изолировать себя от своих же людей, чтобы воспрепятствовать усилиям полиции связать свои преступные приказы с подчиненными. Все приказы исполняешь ты, мой консильери, или же Райнер. Но почему-томеня посадили, еще и честь жены затронули. Какого хрена? Я женился, а мне такой преподнесли подарок… Леви отцепил свои руки, в узких щелях его темные глаза вспыхнули, и Потрошителя бросило в жар. — Я пытаюсь сохранить тебе жизнь, племяша! И никому не позволю тебя обидеть. Это все, что ты должен знать. Прости меня. Затем Аккерман спросил про Алессандру. Больше всего на свете он хотел ее сейчас увидеть. Только Кенни воспрепятствовал, вставляя в предложения свои двусмысленные фразы: — Влюбленные ждут вечность… — протянул Аккерман. — Потом увидишь ее. Мы едем в Квальяно. Тебе не стоит сейчас нигде показываться. А с твоей женщиной все в порядке. Усиленная охрана вокруг дома, за ней и ребенком строго следят, она ни в чем не нуждается. Правда, кроме Хитч, ни с кем не хочет разговаривать и общаться. Брауна однажды с криками выгнала из квартиры, сказав, что ненавидит Каморру и всех нас. Но ему полезно, а тебя особенно «любит». — Ай, моя непослушная. Леви знал, что Алессандра уже смяла его письмо, написанное несколько месяцев назад, и хотела выбросить. Знал, что хотела. А потом, скорее всего, любопытство или злость взяли над ней верх, и Аманнити, держа клочок бумаги дрожащими пальцами, все-таки прочла текст, готовый вот-вот отправиться в мусорную корзину. Аккерман знал обо всех ее страхах и сомнениях, знал все ее слабые стороны. Знал, что обижалась. Но, черт возьми, сейчас не мог к ней приехать. Расстояние между Неаполем и деревней Квальяно составляло тридцать километров. В машине каморристы обошлись без пустой болтовни.***
Пепел с сигареты ласково упал в пепельницу, а потом Леви вновь затянулся никотином, на этот раз в последний и выслушал отчет Райнера. Прошла почти неделя с тех пор, как дон Аккерман вышел из Поджореале и поселился в деревне Квальяно, в доме своего дяди-консильери. Алессандре он не звонил, не тревожил, волнуясь за ее безопасность. Написал только Кольту список подарков, которые подчиненный должен купить для Аманнити и ребенка. Потом занялся делами. Столик возле дома под ароматным виноградом был заставлен бутылками с разнообразным алкоголем, хлебом, оливками, сыром и мясными закусками. Возле самой виллы стояло с десяток черных автомобилей каморристов. — Одним делом мы можем заняться без споров, — черные глаза Леви блеснули на Брауна. — Я не хочу, чтобы какие-то боссы заняли весь порт и мой бизнес. Поставь это дело первым в твоем списке. И что с поставкой оружия? Райнер послушно кивнул головой. Аккерман был единственным, кто сидел за столом, все мафиози должны были стоять, пока дон сидел. Браун, как правая рука Леви, принялся отчитываться обо всех делах Каморры в подробностях, называя фамилии сотрудников и людей, которые были возможными врагами. Заикнулся об Алессандре, но дон жестом его прервал, давая понять, чтобы не совал свой нос куда не нужно. — А что с Порко? Где он? — спросил Леви. — Если Галлиард нас предал, мы в настоящей заднице. Кому-нибудь удалось связаться с ним? — огрызнулся Бертольд. Энни его едва не испепелила взглядом мужа за эти слова. — Нет, Порко не предатель. Тем более, у него есть голова на плечах, хоть и ветреная, — ответил Райнер. — Я звонил ему всю ночь. Может быть, он трахает кого-нибудь? — Оставьте Галлиарда в покое, — отрезал Леви. — Райнер, продолжай звонить, пока не дождешься ответа. Браун пошел и взялся за трубку возле входной двери дома и набрал номер. Послышались длинные гудки, но никто к телефону не подошел. Наконец, он положил трубку. — Продолжай звонить каждые пятнадцать минут, — приказал Аккерман. — Хорошо, — сказал Райнер, а потом покосился на Кенни. — Ты советник, где же твои советы? Что, черт побери, мы должны предпринять? У нас много врагов: фашисты, полиция и другие мафиози. Кенни спокойно налил себе виски в стакан. — Я все тихо улажу, чего вы кипятитесь. Некоторые не знают, что я вышел из тюрьмы. Кому надо — мы поможем, а кого надо — уберем. Аккерман посмотрел наверх, ягоды винограда красиво поспевали, а Райнер следил за каждым жестом босса с уважением. Леви часто бывал жесток, но, по сути дела, он был добрый малый. Правда, мороз пробежал по коже Брауна, когда он увидел список людей, которых дон, словно римский император, решил казнить. Но Райнер всегда готов помочь. Кенни Аккерман посмотрел племяннику прямо в глаза. — Ты думаешь, я не могу справиться с полицией или другими боссами? — со злобой в голосе спросил дядя. — По вашей вине я просидел в Поджореале, но и благодаря вам я оттуда вышел, но если еще раз такое повторится, я найму новых мафиози. Что ты тогда посоветуешь, консильери? — Леви вновь строго уставился на Кенни. Старший Аккерман побледнел. Пока все растерянно молчали, Кольт думал. Потом он вздохнул и тихо сказал: — Дон, полиция хотела именно тебя. И поэтому так мерзко схватила из-под алтаря, разрушила на год супружескую жизнь. На самом деле, это было предупреждение, потому что дон Йегер не платил дань полиции. Леви, будь осторожен, хотя я и не думаю, что полиция захочет развязать войну с Каморрой, а вот другие боссы захотят, более того, убийства в Неаполе продолжаются. — Лучше, если мой племянник не будет замешан в этом деле, — с неохотой сказал Кенни. — И вообще, мы здесь собрались, чтобы отдать честь нашему дону и преподнести ему свадебный подарок. — Дураки, зачем? — Лица Леви слегка коснулась улыбка. Кенни поправил шляпу и достал из пиджака ключ от новой виллы. Вилла с видом на неаполитанский залив была предназначена лично для главаря Каморры и Алессандры, а также для малыша Ману и возможных будущих детей. Аккерман больше ничего не сказал. Он чувствовал себя очень неудобно. Несмотря на огромные суммы денег, которыми владел Леви, он не привык к роскоши. Райнер поднял трубку, набрал номер Порко, но к телефону по-прежнему никто не подходил. А через несколько минут Галлиард подъехал к дому Кенни.***
К вечеру некоторые разъехались по домам, но большинство каморристрв остались ночевать на вилле в Квальяно. Порко снял каких-то девушек и привез еще выпивки. Леви до самых сумерек сидел во дворе под виноградом, пил вино, много курил и никого к себе не подпускал. Ему сейчас так хотелось к Алессандре, хотелось принять холодный душ и зарыться в любимые волосы. Но сейчас приходилось слушать музыку, доносившуюся из граммофона слишком громко, женский смех и мужские бесконечные пьяные разговоры. В какой-то момент из дома вышла девушка, которую под руку вел Кенни, он что-то ей шепнул на ухо, а затем шлепнул по заднице со словами: — Иди-иди, не бойся. Развлеки моего племянника. Слегка выпивший Леви посмотрел на женскую фигуру в облегающем синем платье, которая подкрадывалась к нему словно хищница к жертве. В свете дворовых ламп он мог увидеть милые ямочки на лице и светлые длинные волосы, уже распущенные кем-то из мужчин. — Сеньор Аккерман, — когда незнакомка подошла к столу, Леви разрешил ей сесть рядом, но она не согласилась, легче было встать позади и обнять привлекательного главаря банды, и она это сделала, положила руки ему на плечи, а потом эротично провела вдоль мужской упругой груди. — Вы очень грустный, вам скучно? Девушка ожидала от него каких-то действий, но ощущала только полную неподвижность. — Я думал, ты мне массаж пришла делать. — Не валяйте дурака, сеньор Леви, я хочу, чтобы вы по-другому расслабились, — тонкие пальчики уже умело справлялись с ширинкой на брюках, но Аккерман вовремя перехватил запястье соблазнительницы, убрав руку в сторону. — Такое я разрешаю делать только своей жене. Она послушно кивнула, но тут же оказалась на коленях у Леви. Девушка прижалась к нему губами, принялась ерзать, пытаясь вызвать у него возбуждение, но в паху не ощущалось твердости, а потом решила протолкнуть к нему в рот свой язык. Длинные ноготки принялись царапать идеально выбритый затылок. — Сеньорина, — Леви отвернул голову. — Какого хрена ты творишь? Какого ты мне свои микробы суешь в рот, мне еще с женой целоваться, ребенка ласкать? Не хочу какую-то мерзость принести родным. Тем более, половым путем передается всякая грязь. Девушка опешила, не зная, что ответить. Слыша такое впервые, она вновь попыталась спровоцировать Аккермана на секс, но увороты и холодность каморриста утомляли. Девушка тут же встала с колен Леви, в ужасе от него отшатнулась, как от сумасшедшего, и ушла в дом. Допив из бокала вино, Аккерман все-таки трезво осознавал, что Алессандра для Леви была первой женщиной в его мире, которой он оставался верен, несмотря на великие соблазны. Все каморристы, начиная от Кенни и заканчивая мелкими подчиненными, были падки на женщин, разрешая себя любую красавицу и позволяя себе делать с ней все, что хотели. И никогда не знали, когда нужно было остановиться, находясь в постоянном поиске удовлетворения. По всей вероятности, Аккерман настолько любил и желал Алессандру, чувствуя невероятное притяжение к ней, несмотря на их разницу в возрасте, несмотря на то, что они являлись полными противоположностями, от жизненного опыта до мировоззрения, она горячая, как разогретое вино, он — хладнокровный мафиози. Леви был для нее наставником и учителем. Все эти мысли лишь подогревали желание вырваться из деревни к жене. А после этого инцидента с микробами, Кенни на племянника взъелся с самой неприличной руганью, но Леви это ни капли не задело.***
Еще один жадный глоток виски в суматохе, в истошном визге, пошлых шутках и за игрой в карты. Оказавшись на вилле Кенни, Райнер устало опустился в кресло, откинул голову на мягкую спинку и прикрыл глаза. Сейчас ему ничего не хотелось, или же дело было в алкоголе — не настолько пьян. Он еще некоторое время неподвижно сидел в кресле, откинув все мысли и наслаждаясь свободой. Затем до Брауна донеслись слова Галлиарда: — Иди сюда, маленькая моя. Я кончу тебе в рот. Райнер заметил, как Порко толкнул девушку на кушетку, слушая ее сумасшедший смех и спуская с себя брюки. Галлиард знал, что завтра обязан находиться с семьей, делить постель с Пик и играться с дочерью. Сегодня — не считалось. В таких ситуациях Райнер обычно напивался в стельку и зачастую не помнил, что с ним было дальше. Приходя в себя, он с удовольствием находил на своем теле следы контакта с женщинами. Губную помаду на шее, запах духов, пропитавших одежду, длинные волосы на майке, свежие царапины от женских ногтей на спине. Правда, в последнее время эти все признаки оставляла Брауну Хитч. Но сейчас его принялась ласкать, увлекая за собой, другая девушка. Затянувшись сигаретой, Райнер швырнул на полку пистолет и поплелся за ней в свободную спальню. Теперь все было иначе, он был особенным, избранным. Девушка ощущала его харизму и вела себя с ним подобающе. Кенни это бесило, но Браун ведь вправе показать, что Хитч ему больше не нужна. — Как относишься к дыму? Ничего? — она не дала ему закончить, забрав у него окурок, отчего он еще ближе оказался к ней. — Нет, я сама курю. Но сейчас не хочу. Хочу тебя. Она улеглась на кровать и сняла с себя всю одежду. Райнер принялся раздеваться сам. Через какое-то время, Порко, завернувшись в простыню как римлянин в тогу, вышел во двор покурить. К нему присоединились еще несколько каморристов. Немного протрезвев, они укоризненно посмотрели на окно, из которого доносились женские стоны. Райнер трахался с девушкой как животное, долго, страстно, с криками. Скрипела кровать, потом что-то с грохотом упало, скорее всего, картина, или отвалилось что-то от кровати. Каморристы громко засмеялись. — Ты там аккуратнее, бычара, по десятому кругу девушку трахаешь. Она хоть там живая? — смеялся Галлиард. В какой-то момент стоны затихли, и Райнер вывалился из открытого окна, тяжело дыша. Прохлада ночи ударила в лицо, отрезвляя, снимая пелену с глаз. Выуживая сигарету из дорогого отливающего портсигара, Браун зажег ее спичками и затянулся. — Не по десятому, но по третьему, — ответил он, улыбаясь. — Вы чего не ложитесь, мужики? — За тобой наблюдаем, — снова взрыв смеха. — Райнер, ну иди сюда! Хватит там торчать, — из спальни послышалось женское недовольство. — Иду-иду, ненасытная моя. — Правда, Браун не успел отойти от окна, как из-за его спины появилась совершенно голая, с похотливым взглядом девица. Райнер вежливо протянул ей сигарету. Чиркнув спичкой, подпалил папиросы. Девушка с колоссальным удовольствием затянулась, будто от этого зависела вся ее жизнь. Пока они дымили, Порко с товарищами зашли в дом, и ночная бабочка могла искренне признаться: — Ты назвал меня какой-то Хитч дважды, пока кончал. Мне малость неприятно. Это твоя жена что ль? Имя Дрейс прошлось по сердцу ядом. Возбуждение переплелось со жгучей обидой и ненавистью к себе, преграждая дальнейшие действия. Но окажись Хитч здесь, он бы ни за что не прикоснулся к другой девушке. Просто до потери сознания пил, наблюдая, как Кенни обнимает жену. — Не моя жена, чужая. — Любишь ее? Он ухмыльнулся. — А это тебе не нужно знать, — он ласково ей улыбнулся и указательным пальцем коснулся кончика ее носа, как маленького ребенка. — Пойдем лучше в постель.***
Леви спал в эту ночь плохо. Он встал очень рано, презрительно взглянул на сопевшего на полу Кенни, который крепко обнимал пустую бутылку из-под элитного алкоголя. Затем Аккерман спустился по ступенькам вниз, и его взору предстал результат ночного блядства: на кушетке возле окна развалился Галлиард с двумя обнаженными девицами, на полу валялись пустые и полупустые бутылки, Кольт заснул в углу совершенно в бессознательном состоянии. Все спальни на первом этаже были заняты каморристами с девушками. А от спертого запаха мафиози чуть не вырвало: пахло спермой, сексом и потом. Дон с трудом сдержался, чтобы не швырнуть в подчиненных какой-нибудь вещью. Благо, что на кухне никого не было, и Леви спокойно приготовил себе завтрак: стакан виноградного сока, кусок колбасы и ломоть итальянского хлеба. Потом он, умирая от жажды, допил чей-то кофе на столе и заварил себе чай в фарфоровой кружке. Когда уже голова немного пришла в себя, и он решительно настроился ехать прочь из Квальяно, в кухню зашел Райнер. Браун, покачиваясь, едва застегнул ширинку, надевая на обнаженное тело брюки. Бодун не щадил никого, Райнер принялся искать сначала сигареты на полках, а затем и алкоголь. — Держи, — Леви дал Райнеру свою пачку. — Как там твои ночные подружки? — Я только с одной был. Утомилась девочка. Аккерман покачал головой и подавил зевок, хоть и чувствовал себя самым последним ублюдком на свете, но шанс побыть с «семьей» был слишком манящим, чтобы его упускать. — Райнер, я возьму твою машину? — Босс, для тебя все, что угодно. Но ты в состоянии ехать? Ребята взбунтуются, если умчишь в Неаполь? — У меня есть жена, и я вправе увидится с ней. А Кенни скажи, что… Нет, ничего не говори. Скажи, что ты не видел меня утром. И воскреси Кольта, а то ему пить совсем нельзя. Райнер кивнул, извлекая из кармана брюк ключи от машины.***
Чувство, поглощающее без остатка, не оставляющее ни малейшего шанса на сопротивление. И Аккерману абсолютно неважно было, как называлось это чувство: любовь, страсть, желание обладать. Главное — быть с ней. До Неаполя Леви доехал быстро. Не привлекая к себе внимания, оставил машину за два квартала и пешком дошел до квартиры. Летнее солнце в городе уже поднялось и не щадило кожу, только Леви было жарко не от погоды, а от предстоящей встречи с Алессандрой. Сколько они не виделись? Больше полугода. Через несколько звонков в дверь приятный женский голос спросил: «Кто?» — Не бойся, это я, — уверенно ответил Леви, но не хотел говорить свое имя, чтобы не привлечь внимание чужих ушей. Алессандра сразу же открыла дверь. Его жена спустя столько времени выглядела опасно красиво: узкая талия в черной длинной шелковой ночной рубашке, гладкая смуглая кожа, розовые губы, вздернутый носик. Леви не мог не задаться вопросом, будут ли у него еще дети от такой потрясающей женщины. — Ах, дон Аккерман, сколько лет, сколько зим, — съязвила Аманнити и, отпустив дверь, шагнула прочь, давая понять, что Леви может зайти в квартиру. — Как в тюрьме жилось? Он снял шляпу, а с плеч — пиджак, и перебросил его через кресло. Потом проследовал за женой на кухню. Огромный букет розовых тюльпанов, который купил на углу дома, положил на тумбочку. — Обижаешься? А я писал и звонил. Внезапно Аманнити развернулась, и разгоряченная пощечина безжалостно обожгла несчастную скулу Леви. — Почему я должна быть в центре твоих криминальных действий? Почему из-за меня должны страдать и умирать люди? Я не хочу этого! За мной постоянно следит Каморра, а тронь кто-то меня, так ты сразу приказываешь убить этого человека или наказать. Точно, как Зик. А больше всего обижаешь меня ты, Леви! Скула продолжала ныть, но уставший, измотанный дорогой, блядской ночью в Квальяно и всеми месяцами в тюрьме, Аккерман, не теряя смелости, притянул к себе жену. Властно прижал к себе, а позади Алессандру удерживала столешница. Увильнуть было сложно. Опустив ладони ей на бедра, Леви нащупал края трусиков через тонкую шелковистую ткань и крепко прижал к груди, касаясь губами ее уха: — Бред несешь, ты моя маленькая девочка, я должен тебя лелеять и оберегать, — их бедра соприкоснулись, а губы как-то сразу слились в поцелуе. Ее податливые нежные губы пахли кофе и цветами, а изо рта Леви неприятно тянуло алкоголем и сигаретами. Но Алессандра никак не могла оторваться от дона и отвечала ему бесчисленными поцелуями.