— Роббе, как называется человек без образования, но с пистолетом? — Придурок с пистолетом. — Молодец. Как называется человек с образованием, но без пистолета? — Образованный придурок. — Молодец. Как называется образованный человек с пистолетом? — Настоящий мужчина, папа. — Молодец, Робертино.!
Церковь была переполнена. Полицейские слишком суетились. Леви прекрасно понимал причину. Правоохранительные органы сновали повсюду, выходили из себя по любому поводу, явно нервничали, потому что хоронили слишком большую шишку в криминальном мире Неаполя. Если сделать несколько шагов назад от дворика церкви, все становилось ясно. Полицейские пытались отделить толпу идущих мирных жителей и обычных зевак от роскошных черных автомобилей. Это члены клана Аккерман, члены Каморры. Полицейские контролировали ситуацию, опасаясь беспорядков, возможных столкновений между каморристами и толпой. А полицейских контролировали мафиози. К счастью, все обошлось. Кенни Аккермана можно было похоронить без проблем. Но дело крылось еще и в другом — никто не имел права распоряжаться самому в Неаполе без согласия Каморры или, по меньшей мере, ее посредничества. Каморристы демонстрировали всем, что никуда не исчезли и власть все еще принадлежала им, несмотря ни на что. Власть принадлежала Леви Аккерману. Для Хитч похороны мужа-мафиози являлись ничем иным, как обрядом инициации наравне с первой менструацией или первым половым актом. Ведь потерять такого влиятельного кормильца — это значило, что жена и ее дети будут до конца жизни обеспечены деньгами и хранимы Каморрой. Но Хитч это не волновало. Полтора года страшной болезни Кенни Дрейс сравнивала свою жизнь с выгребной ямой. Она ухаживала за Аккерманом, каждый день наблюдая за его состоянием, рассматривала кожу, которая покрывалась мерзкими язвами и жуткими трещинами; ухаживала за мужем целыми днями по предписаниям доктора Спрингера; воспитывала сама Маттео. Но Райнера она никогда не забывала, ни на миг. Он словно впитался в ее тело. Чем больше времени проходило, тем сильнее в ней зрело чувство, что встретиться с ним не имеет смысла. Ничего уже не склеить. Они и избегали все два года друг друга. Хитч пряталась за болезнь Кенни, а Браун — за срочными поручениями и важными делами, которые давал ему дон. Стоя на ступеньках склепа, к горлу Дрейс подступала тошнота. Но надо было держать себя в руках и крепко держать за руку Маттео, ведь он должен был понять, что произошло, если это вообще возможно объяснить шестилетнему ребенку. А со смертью старшего Аккермана перед глазами Хитч пронеслась вся ее жизнь в бедном районе Неаполя. Она здесь родилась и прожила четверть века. Подружки с фабрики рассказывали ей о поездках на дорогих миллеченто с мальчиками из клана Каморра, она бы, скорее всего, влюбилась в молодого богатого красавца каморриста, способного сделать хорошую карьеру, или же, может быть, в старательного солдата, который будет горбатиться весь день за гроши перед высшими чинами мафии. Или же пришлось продолжать трудиться на подпольной фабрике, шить женскую одежду по десять часов в день за триста лир в месяц. Сейчас же ее приводили в ужас руки девушек, работающих на фабриках. Она даже поделилась с этим с Алессандрой: «У них всегда черные руки, они сидят целыми днями взаперти. И постоянно плохо себя чувствуют». Но судьба над Хитч Дрейс надругалась более изощренно… Солнце нещадно палило серый камень склепа, только черное шелковое платье, стоившее целое состояние, жары не боялось. Дрейс не снимала солнцезащитные очки — пускай все подумают, что под ними скрывались слезы по умершему Кенни. Но слез не было. Когда процессия закончилась, Хитч сильнее сжала руку сына и направилась к выходу с кладбища. Ей предстоял наиболее трудный разговор с Леви, у которого сердце не менее щемило, и не было желание принимать действительность такой, какой она являлась. Кенни не вернуть. Никогда. Совсем пропала охота достать из кармана портсигар и закурить сигарету. Теперь, когда особняк дяди наконец-то был продан, Леви невольно улыбнулся при мысли о Кенни — таким интересным человеком во всех отношениях он являлся, и, кроме того, единственным, что спасло ему жизнь, был день, когда он решил жениться на Хитч. Леви искренне восхищался смелостью Дрейс. Она сделала то, что не смогла сделать никакая женщина в жизни консильери Каморры. Она выдержала его измены, до жути тяжелый характер, страшную болезнь и даже смерть. Она выдержала великого Кенни Аккермана. — Леви, я хочу уехать в Казерту, — поравнявшись с доном, произнесла Хитч. Она скрестила руки на груди, попутно достав из сумочки сигарету, и ее взгляд стал еще острее. — Я похож на святого Николая, что желания исполняет? — мурашки на шее Дрейс стали просто невыносимыми. Кто-то вообще может противостоять дону, кроме Алессандры? Леви вскинул руку и сильно растер шею и затылок. — Я не знаю больше, кого просить. — Ты понимаешь, что не сможешь уйти от мафии. Ты с ней повязана навеки. Даже если ты уедешь на край света и спрячешь сына, Каморра тебя и там найдет. — А я не хочу прятаться, выходить вновь замуж тоже не горю желанием. Просто не могу больше связывать свою жизнь с Неаполем, — Дрейс выдохнула и, вскинув руку, сильно затянулась сигаретой. — Хитч, я подавлен, как и ты, и не скрываю этого. Мой дядя был для меня самым родным человеком в этом мире. Но я всегда видел, как Кенни хорошенько портил твою жизнь, поэтому не могу тебя насильно к чему-то принуждать. Но ты сама должна понимать, в каком мире живешь. В моем мире… Ты будешь получать помощь от Каморры, но Маттео, когда станет совершеннолетним, обязан пойти по стопам своего отца. Брак или рождение ребенка — вот две вещи, которые стопроцентно гарантировали получение денег. Женщина с ребенком, которая потеряла мужа-каморриста, никогда не будет лишена помощи от мафии. — Черт бы вас всех побрал, — теперь глаза Дрейс по-настоящему наполнились слезами, и черные очки не хотелось снимать уже по другой причине — чтобы никто не увидел слез. Через секунду к Леви подошел охранник и что-то шепнул ему на ухо. К воротам кладбища подъехал черный Mercedes. Райнер вышел из машины. Безупречный вид новоиспеченного консильери на солнце выдавал свою дороговизну. Правда, ничто не могло скрыть усталости его души и тела. Его движения и осанка были великолепны, но напоминали восковую фигуру. Энни подошла к Хитч и, взяв ее за руку, предложила отвезти домой. Браун, подождав какое-то мгновение, пока Дрейс уедет, направился к Леви. — Двести пуль в автомобиль и более сорока в тело могут означать только сильнейшее желание стереть тебя, босс, с лица земли, — доложил Райнер то, что случилось сегодня утром возле церкви. — Ну пусть стреляют, это все на совести полиции — плохо работала, — ответил Аккерман, по привычке вставив в рот сигарету. Но так ее и не зажег. — У Каморры превосходная память, и ждать она способна до бесконечности. Бывает так, что и оружие обладает памятью и хранит в себе приговор, который потом в нужный момент приводит в исполнение. — И что ты прикажешь сделать? — спросил Райнер. Рука упала, а взгляд серо-синих глаз сделался тяжелым и осуждающим. И только сейчас в мысли начало закрадываться сомнение, отпускать ли Хитч. Возможно, она хотела, чтобы Леви не позволил ей уехать. И от этой мысли по спине с какого-то черта прошел короткий, но ощутимый озноб. — Райнер, купи Хитч дом в Казерте. Брауна чуть током не ударило. Он раскрыл от удивления рот. В ладони проник миллион мелких импульсов, пробрался под кожу и побежал вверх по венам и артериям. Странное непривычное ощущение. — Ну что ты смотришь на меня, как баран на новые ворота, будто я не знал о вашей былой связи. Купи ей дом, и на этом все. Задняя дверь автомобиля, из которого вышел Райнер, открылась, из нее выбежал мальчик в черном строгом костюме. Сначала Алессандра напряглась, отпуская сына, но постепенно расслабилась, когда стало ясно, что Леви рад видеть Ману, несмотря на подавленность из-за похорон дяди и перестрелки возле церкви. Аккерман с сыном на руках подошел к жене. — Ты не едешь с нами? — тревожно выронила Алессандра, когда Леви отправил Ману на сиденье, а сам остался стоять возле автомобиля. — Нет, — он покачал головой. — Испугалась выстрелов? — Хорошо, что Райнер быстро увез оттуда нас с Ману. Но я за тебя испугалась, — Алессандра взяла ладонь Леви в свою руку, нежно поглаживая, а потом ее ласковый взгляд сменился тревожным, она воскликнула, широко раскрыв глаза: — У тебя из носа кровь! — Черт, — Аккерман отмахнулся, вскинув руку, провел под носом указательным пальцем. Алессандра протянула ему носовой платок. — Наверное, жара повлияла. — Когда мы увидимся? — Утром, — Леви наклонился и поцеловал Аманнити в губы. — Нужно узнать, кто стрелял в моих людей. Поцелуй от меня Габи. Душевные раны, нанесенные смертью Кенни, ничего больше не значили.***
Хитч уехала в Казерту. Дом, который Райнер приобрел для бывшей любовницы в древнем городе, столице династии Бурбонов, не был большим, но был очень дорогим и очень уютным. Для матери с ребенком самое то. Сейчас их с Райнером разделяли всего сорок километров, но он почувствовал, как все внутри напряглось и сжалось, словно пружина от нехватки ее присутствия. Дрейс не нужно было быть рядом, чтобы увидеть, как она закусывает нижнюю губу, как растерянно и в тоже время хитро взъерошивает блондинистые волосы левой рукой, как прищуривает глаза. Браун слишком хорошо ее знал, мог предугадать любую реакцию на те или иные свои слова и поступки. Но, как бы хорошо он ее ни знал, она смогла все же его удивить — вычеркнуть из жизни. Жидкость в элитной бутылке из-под виски медленно убавлялась. Дым кубинской сигары свидетельствовал, что сегодня уже никуда не нужно ехать. Можно было правильно обрезать, правильно раскурить — это наслаждение. Убивать других — искусство. Убивать себя — наслаждение. Развалившись на широкой кровати, устланной шелковыми покрывалами, в одних трусах, Райнер медленно убивал свои легкие. Впитывал яд всей поверхностью тела, влажными эпителием рта, гортани и бронхов, потом яд проникал в альвеолы легких… Это высшее наслаждение. За несколько недель до смерти Кенни, Леви назначил Брауна на должность консильери — это был самый приближенный человек, советник дона. Но он не сильно-то и радовался. Райнер и сам бы не смог сказать, почему. Чувствовал, что перегорел для такого высокого положения. Ему словно не хватало воздуха, ему нужна была передышка. Но Каморра превыше амбиций. А Хитч отпустила его. Отпустила легко, без криков и упреков. Отпустила так, словно была к нему совершенно равнодушна или же, наоборот, настолько сильно любила, что позволила любовнику самому сделать выбор. После покупки дома в Казерте она не позвонила ему, не написала и двух благодарных строчек, словно поняла, что отношений больше не вернуть. И Райнер был благодарен Дрейс за это и за возможность прийти в себя и подумать. После Хитч в жизни Брауна женщин не поубавилось. Какая глупышка могла отказать в ночи любви красавцу-каморристу. Только хватало Райнеру этих женщин лишь на ночь, их внешность он даже не запоминал. Браун руководил одним из источников власти кланов Каморры. Цементом. На стройках он и сам бывало работал физически, чтобы заглушить душевную боль. И всем своим существом чувствовал могущество мафии. Уже не раз брался замешивать бетон вместе с простыми рабочими, которые его даже не узнавали без дорогого галстука и часов. Ему нравилось находиться в компании самых толковых строителей, работающих быстро и задешево и не действующих при этом на нервы. Иногда Райнер готов был отдать все силы, всю энергию, задействовать каждый мускул, лишь бы забыть Хитч. А когда проезжал в машине по дороге, только-только сделанной из цемента, щебеня и других материалов, чувствовал его запах и понимал, на чем держалась истинная власть Леви.***
Жаркие летние дни тянулись медленно. Смерть Кенни оставила у всех членов Каморры незаживающий след на сердце, однако жизнь шла вперед. На побережье Неаполя Алессандра с детьми провела целый день. Она играла с ними и купалась. Няня помогала сеньоре Аккерман, а охрана следила за безопасностью местности. Леви отсутствовал. К вечеру Алессандра сильно устала, и нужно было возвращаться домой, чтобы приготовить ужин. Но за несколько минут к берегу подъехал автомобиль Аккермана. За последние годы в мире Каморры многое изменилось, в том числе и роль Алессандры: от продолжательницы рода и опоры для мужа в трудную минуту она прошла путь до самого настоящего управленца, занятого преимущественно финансовой деятельностью, поскольку вопросами нелегальных перевозок, применением силы и грязными делами занимались другие члены мафии. А все это контролировал дон. Леви велел няне забрать детей домой, а жену пригласил сесть в машину. Рыбаки ушли, темный вечер устелил берег. Оставшись наедине, супруги немедленно предались ласкам и практически не прекращали поцелуи с языками, несмотря на инерционные толчки. Губы Аккермана были повсюду, а пальцы, пусть и немного суховатые по ощущениям, но очаровательно ловкие, безошибочно находившие самую высокую точку чувствительности любимой. Особым наслаждением Алессандре оказалось наблюдать, как ее мужчина с репутацией плохого парня, упивался ее грудью. Обнаженные тела сливались друг с другом на заднем сиденье машины, обнявшись, прижавшись друг к другу, и продолжали ненасытно целоваться. Они занимались любовью везде, где можно было остаться наедине, вдали от детей — в лесу, на заднем сиденье автомобиля, в номере отеля. Леви обнял Алессандру и теснее притянул к себе, касаясь губами макушки. Несмотря на всю усталость обоих, они нуждались друг в друге, как никогда, жадно вдыхая запах тел. — Такая мягкая, — прошептал Аккерман, и Алессандра ахнула, когда его пальцы нагло зарылись в ее ароматные волосы, выдержав строгий взгляд полуприкрытыми глазами. Но толчки не прерывались. Ее красивое лицо менялось, пока Леви вел Аманнити все ближе и ближе к оргазму. Когда он в последний раз протолкнулся внутрь, Алессандра прижалась лицом к его щеке, крепко сжимая мужа в объятиях, пытаясь отдышаться. В последний раз секс у них был полторы недели назад, поэтому оба все еще сотрясались в удовольствии. Леви уткнулся носом в волосы любимой, выходя из ее лона. — Американцы мне прислали в подарок целый ящик презервативов, — произнес мафиози, стаскивая с члена наполненную спермой резинку. Алессандра ухмыльнулась. — Теперь у тебя появилось искушение — заниматься любовью не только с женой. Как обычно делают все главари мафий… В браке с Леви Алессандра стала настороженной, всегда оглядывалась по сторонам, и слишком пугливой, предполагающей, что опасности подстерегают ее повсюду. Однако самым главным ее страхом на данный момент был муж, которого могли или убить, или соблазнить другие женщины. Хоть Аманнити находилась в его полной и абсолютной власти и всегда под защитой, как и все, кто его окружал. — Не говори глупостей, Але, теперь у меня появилась возможность любить жену по много раз за один вечер или ночь. — А вы справитесь, дон Аккерман? — игриво и с долей насмешки предположила Аманнити. Пальцы Леви, увешанные перстнями, прикоснулись к женским ягодицам, обдавая прохладой, затем скользнули по линии бедер, и Аккерман усадил Алессандру к себе на колени. Она опустилась к его шее, и он затаил дыхание от влажного языка, который вывел полосу к мочке уха. — Сладкая моя, ты сомневаешься? — из него вырвался резкий смех. — Сорок один еще не приговор. — Я шучу, в тебе грех сомневаться. Видишь, даже американцы в тебе уверены. Алессандра приподнялась, удобно усаживаясь сверху, и коснулась напряженного члена, который тут же дернулся от мягкой руки. Удовольствие пронзило Леви. Он застонал, как мальчишка, и все его тело напряглось. Перед этим, казалось, у них был совершенно другой секс. Алессандра посмотрела на мужа, напряжение волнами расходилось по ее телу. Аккерман рефлекторно подал бедрами вперед, чтобы уверенно протолкнуть плоть к любимой. И снова начались невыносимо сладострастные движения, шепот ласковых слов, стоны. Леви увеличивал темп до тех пор, пока полностью не излился в Алессандру. — Никакой презерватив не сравнится. — Это потому что ты со мной этим занимаешься. — И, чтобы ты знала, я ревную больше, чем ты меня, — Аккерман вновь запустил пальцы в ее густые черные волосы и ощутил ее судорожный вздох. Горячая ладонь Алессандры на его груди ласково отсчитывала биение там, где стучало сердце. — Язва! Что за язва ты, Леви! И что на это ответить? Ты каждою родинку на моем теле знаешь. Другому мужчине даже не позволю ее видеть. — Другому мужчине и я не позволю ее видеть. Это было самое приятное, что хотелось услышать в данный момент. — Я очень сильно люблю тебя, — выдохнула Алессандра, натягивая на себя платье. Аккерман быстро оделся и вышел из машины, чтобы сесть за руль. Посмотрев на часы, а затем на Алессандру, он сейчас искренне желал видеть детей.***
На следующий день, в полдень, Леви устроил встречу с приближенными каморристами у себя дома. Они сидели в гостиной — месте, где собирались все мужчины. Райнер, Порко, Бертольд, Кольт и еще пару мафиози играли в карты и нарды, незаметно потягивая ирландский джин, виски и вино. — Посмотри на них. Вот кто на самом деле главный. Они решают все! — прошептал Леви на ухо Мануэлю. — Некоторые имеют власть над словами, а некоторые — над делами. Ты должен распознавать тех, кто вершит дела, и делать вид, что доверяешь тем, кто властен над словами. Но в глубине души ты должен знать правду. На самом деле главный тот, кто вершит дела — это они. А я просто так, твой отец. Подчиненные Леви словно не слышали своего босса. — Пап, ну ты же самый главный вершитель дел, — мальчик смутился, пытаясь выразить мысль. Леви прижал к себе сына, как самое главное, что у него было в этом мире, в этой стране и в браке с женщиной, которая представляла собой самое волшебное в его жизни. — Ты поймешь, поймешь, когда придет время, Ману. Все поймешь, малыш, а пока я буду говорить тебе, что и как. — Пап, а можно я возьму Габи на руки. Хочу ее поносить, — младший Йегер посмотрел в сторону Алессандры в другой комнате, где она переодевала маленькую девочку. — Нет, подрастешь, будешь таскать сестру, ты очень худенький. Если бы ел больше пасты и мяса, тогда разрешил бы. Аккерман хотел было сказать, что мальчик очень похож на своего настоящего отца — изящного и высокого. Но и Леви не отличался крупным телосложением. А вот маленькая Габриэлла была очень пухленькой и тяжелой в свои два года. Алессандра зашла с дочерью в гостиную. Карие глаза малышки тут же засияли от света в помещении. Когда Аккерман перенял дочь у жены, сам стал таким очаровательным, особенно в своих попытках сдержать улыбку перед маленьким созданием. Его красивые черты лица озарились. — Эй, босс, неси к нам принцессу, — произнес Галлиард, но его взгляд совершенно не смотрел в сторону ребенка. Он украдкой рассматривал Алессандру. Не сводил взгляд. Точно как Марсель когда-то в парке. И ничего не мог с этим поделать. — А ты уверена, что Габи можно оставить с нами? — Аккерман вскинул бровь, пристально глядя на любимую. — Я даже на Райнера могу оставить своих детей, хотя у него нет собственных, — Аманнити поправила воротничок на кофточке дочери, а затем поцеловала в губы Леви. — Только не говорите пошлостей, Ману развешивает уши. Один бокал за здоровье, второй за родину, а третий за Каморру. Райнер сидел во главе стола и пытался удерживаться от размышлений. Дону налили вина. — Мужики, уберите эту сладкую дрянь со стола, — шикнул Леви, — каморристы не пьют джин, это бабский напиток. И о женщинах ни слова. К вину Аккерман так и не притронулся. — Тогда поговорим о нашем общем отдыхе на яхте возле Капри, — пробормотал Порко, мастерски быстро раздавая карты. — Нет, в этом году мне сложно отдыхать без Кенни, — выдохнул Леви, целуя дочь в пухленькую щечку. — Лучше поговорим об итальянских банках или про нефть и бензин в Катаре. А лучше всего — кому приставить дуло к виску. Близко, отчетливо, едко. «Мне», — подумал Браун, но, конечно же, промолчал. Убедившись, что все в порядке, Алессандра вышла из комнаты, вдыхая прохладу коридора, улавливая голос мужчин в гостиной. Пламенный шлейф взгляда Порко до сих пор ощущался на теле. — Мама, я хочу пасту с мясом.