Собачье сердце

      Чу Ваньнин уже успел провалиться в сон, когда вдруг почувствовал, что к его ладони прижалось что-то теплое и мокрое, как будто бы руку облизала приставучая собака. Разумеется, когда он устало приоткрыл глаза, то снова увидел своего ученика, что опять стоял на коленях у его постели, судорожно всхлипывая. У учителя это вызвало не очень приятные ассоциации. И то, как убивался Мо Жань, обхватив его прохладные пальцы руками, прижавшись щекой к тому самому месту, где еще совсем недавно торчала игла из-под капельницы, доставляло дискомфорт.       Аккуратно вытащив свою ладонь, он, недолго думая, положил ее на растрепанную макушку, стараясь успокоить этого ребенка, что не собирался дать ему покоя даже ночью.       — Почему ты опять здесь? — встретившись глазами с его заплаканным лицом, спросил Чу Ваньнин, стараясь не звучать слишком резко.       — Учитель… Я…       Юноша снова опустил голову, будто пытался сказать что-то, но не мог подобрать слов. И, поддаваясь ласке руки своего наставника, снова уткнулся Чу Ваньнину куда-то в бедро, сотрясаясь от беззвучных рыданий.       Какое-то время оба они не произносили ни слова. Чу Ваньнин гладил его, а Мо Жань сжимал в ладонях одеяло в тщетной попытке успокоиться. Наконец, учитель не выдержал:       — Все хорошо. Не плачь.       Спустя добрых полчаса Мо Жаню, видимо, надоело стоять на коленях. Снова приподнявшись, он попросил:       — Учитель, можно я останусь у вас на ночь?       — …       — Пожалуйста…       Мужчина глянул на часы, понимая, что уже и так почти утро. Однако, он не мог просто выгнать этого ребенка в таком состоянии. Подвинувшись чуть ближе к краю, он вздернул больничное одеяло, приглашая:       — Хорошо. Только разуйся.       Мо Жань остолбенел от того, что ему не только разрешили остаться, но даже впустили к себе в постель. Имел ли он право наслаждаться добротой этого человека? Конечно же нет. Но тоска и острое желание быть рядом с ним — оказались куда сильнее…       Бесшумно разувшись, юноша улегся в просвете между левой рукой наставника и его грудью. В ноздри тотчас ударил столь любимый запах яблочного мыла, который всегда действовал на Мо Жаня успокаивающе, и слезы его в мгновение ока высохли.       Он даже позволил себе развернуться к учителю лицом и закинуть руку на его талию. Без намеков или попыток полапать хорошо сложенное тело. А просто желал прижаться к нему как можно ближе.       Чу Ваньнину было непросто лежать вот так с кем-то, ведь это было в первый раз. Он даже не был уверен в том, что такое положение позволит ему уснуть. Однако, под размеренное сопение мальчишки в своих объятиях, он быстро расслабился и вскоре отключился.       Но, к сожалению, Мо Жань не долго наслаждался покоем и безмятежностью и тем же баловал своего наставника. Сперва ему снилось, как он пишет для Ваньнина эссе, и он старался из-за всех сил. Он исписал множество листов, и все они были о любви к его учителю. Когда он принес бумажки на проверку к Чу Ваньнину, прямо в больницу, то увидел, что тот не лежит в своей койке, как это бывало обычно. А принимает душ. За маленькой дверью в ванную комнату шумела вода. Мо Жань тотчас ощутил болезненную тяжесть в штанах…       Стараясь справиться с собой, он затыкал уши, бил себя по щекам, царапался об дверь, но было очень трудно это выдержать… Он думал, что если хотя бы не коснется Чу Ваньнина — просто умрет от невыплеснувшегося желания.              Внезапно учитель сам приоткрыл дверь к нему навстречу.       — Проходи, только разуйся, — словно эхом раздалось в ушах юноши, и он, уже не в силах контролировать себя, просто шагнул внутрь, прижимая горячее, ароматное тело к себе.       Он терся носом о его влажные волосы, гладил щеки и розовые мочки ушей, и не мог успокоить бешеный стук сердца, что от счастья, казалось, вот-вот разорвется. Приподняв любимое лицо за подбородок, Мо Жань взглянул в подернутые страстью чернильные очи и, решая не терять более времени, коснулся нежных губ своими. Мо Жань упивался этими устами, долго терзал их, но никак не мог понять, почему их вкус такой, будто он кусает больничную пижаму?       Вскоре марево рассеялось, так ничем и не закончившись. Остаток ночи юноша проспал относительно спокойно, пусть ему и было немного холодно. Не так тепло и уютно, когда он только засыпал.       С утра Мо Жань открыл глаза и понял, что лежит на койке Чу Ваньнина в позе звезды, а сам учитель тихонько ютится на твердом складном стуле у окна, подперев свой прелестный подбородок ладонью. Это картина чуть было не заставила юношу свалиться на пол от шока.       — Учитель!!!       — Тсс… Не кричи, — строго посмотрел на него наставник, снова устремляя взгляд на книгу, лежащую прямо перед ним. — Медсестры думают, что ты пришел только что. Поэтому… скажи спасибо, что сегодня выходной и ты не пропустил занятия. Иначе мало бы тебе не показалось.       Он пытался звучать строго, но выглядел таким смущенным, что юноша ощутил просто невыносимый порыв подскочить и обнять Чу Ваньнина. Поцеловать так же, как во сне, потереться щекой… и никогда не выпускать из своих рук.       Но, разумеется, он бы ни за что не позволил себе так сделать. Поэтому лишь виновато сполз с постели, поправив сбившуюся простынь и подушку.       — Из-за меня учитель не смог нормально выспаться, — виновато произнес Мо Жань, надевая обувь. — Я попрошу медсестру принести новый комплект белья.       — Не нужно, я… я сам попрошу, — остановил его Чу Ваньнин, и юноше пришлось осечься. — Меня должны перевести в обычную палату, поэтому не стоит утруждать персонал лишний раз.       Чу Ваньнин надеялся, что его переведут в другое отделение только в понедельник, а это значит, что у него будет по крайней мере еще одна ночь, когда он сможет поспать на той же подушке, на которой лежал Мо Жань. Думая об этом, ему вдруг стало плохо…       Как же он жалок.       Мо Жань его удрученного состояния не заметил, наоборот, очень обрадованный новостями. Значит, скоро Чу Ваньнина выпишут уже насовсем.

***

      До экзаменов оставалось не более недели, и Чу Ваньнин тратил почти все свое время, чтобы подготовить Мо Жаня и Сюэ Мэна к грядущему тестированию и собеседованию. В новую палату, где он теперь лежал, господин Сюэ даже договорился поставить небольшой стол, куда помещалась тетрадь и пару методических пособий, составленных Чу Ваньнином.       Учитель занимался с мальчиками через день. Это очень злило Мо Жаня, но он и так почти каждую свободную минуту заставлял учителя проводить с собой, и потому сдерживался от возмущений.       К тому же, Чу Ваньнин все еще лежал в больнице и ему хотя бы иногда был необходим покой, а так же время для процедур. Мо Жань видел, что его наставнику уже тошно от уколов и капельниц, и все равно его ими пытали, в довершение заставляя пить целую гору горьких лекарств всевозможных форм и цветов.       — Ничего, учитель. Всегда можно заесть невкусную таблетку конфеткой, — успокаивал наставника Мо Жань уже после занятий, помогая тому улечься поудобнее. — Самое главное, чтобы вы поправились. А когда вас выпишут — я буду провожать вас до дома каждый день, чтобы вы чувствовали себя в безопасности… Учитель?       Мо Жань заткнулся, увидев, как резко наставник отвернулся к окну, будто бы что-то там увидел. Лишь пару мгновений спустя юноша заметил, как у Чу Ваньнина едва заметно дрожат губы.       — Учитель…       Почему он плакал?       Был растроган добротой и заботой Мо Жаня? Вспоминал тот поздний вечер, когда на него напали?       Юноша тактично отвернулся, решая сделать вид, что протирает запылившуюся тумбу. В такие вот минуты ему очень хотелось признаться во всем. Он думал о том, что тогда будет свободен и учитель перестанет бояться неизвестности. Но тогда… Чу Ваньнин его возненавидит.       — Спасибо, — наконец, голос наставника звучал ровно и спокойно. — Ты очень добр к своему учителю.       Мо Жань улыбнулся самой искренней своей улыбкой, желая, чтобы день никогда не кончался. И ему не нужно было возвращаться в общежитие, продолжая готовиться уже самостоятельно.       Но Чу Ваньнину пора была отдохнуть.       — Я приду завтра, хорошо? Я принесу немного лапши?.. — сложил свои ладони в немой мольбе юноша, зная, что это безотказно действует на Чу Ваньнина.       — …Ладно. Только немного.       Мо Жань кивнул, зная, что учитель всегда говорит так. А в итоге съедает все под чистую.       — Тогда до завтра. Спокойной ночи, учитель. Я… я пойду.       — Иди.       Юноша ушел, аккуратно прикрыв за собой дверь, и Чу Ваньнин чуть сгорбился, медленно вздыхая. Он посидел так еще пару минут, затем придвинулся к окну, желая посмотреть вслед удаляющейся высокой фигуре. Мо Жань знал, что учитель будет смотреть, поэтому каждые три шага разворачивался, чтобы махнуть рукой. Мужчина отвечал ему, пока его ученик совсем не скрылся из виду.       Тогда он снова лег, прикрывшись одеялом. Вечерний обход давно прошел, и Чу Ваньнин был уверен, что никто не побеспокоит его более, и все равно он отвернулся от двери, не желая, чтобы его слезы увидел даже неизвестный посторонний.       Из внутреннего кармана он не глядя достал маленький плетеный браслет красного цвета, и уже привычно принялся перебирать его в своих дрожащих пальцах, чтобы успокоиться.       — Что же мне с тобой делать, глупый мальчишка?..

***

      Несмотря на то, что мотивация Мо Жаня поступить в университет изначально была довольно слабой, он относился к категории людей, которые почти никогда не пасуют перед трудностями. Ему было не так уж тяжело восполнять утраченные пробелы в знаниях и по ночам, и даже на предметах, сдавать которые не требовалось. Поэтому, несмотря на то, что этот юноша избрал довольно трудную специальность, в своих силах парень был уверен.       Он был на год старше большинства абитуриентов, в то время как Сюэ Мэн, наоборот, младше, что давало братьям дополнительные причины для выяснения отношений. Но на момент экзаменов эти ребята решили принять небольшое тактическое перемирие. Будущее обоих зависело от этих испытаний, поэтому юный феникс даже не ушел из дома, как угрожал, когда Мо Жань заявил, что какое-то время будет жить у дяди и тети. Мол, тут намного удобнее заниматься, да и до больницы, где содержался Чу Ваньнин, рукой подать.       Мо Жань никому не сказал, но была еще одна причина, по которой он хотел съехать из блока общежития как можно скорее. В последние дни Ши Мэй вел себя немного подозрительно…       Он и раньше частенько вел себя странно, но тогда Мо Жаню казалось это милым. Сейчас, когда чувства к Ши Мэю заметно поутихли, юноша ощущал себя довольно некомфортно рядом с ним. Сперва его сосед по комнате огорошил его известием о том, что он продолжает общаться с его «бандой», куда сам Мо Жань уже давно позабыл дорогу. На вопрос — зачем Ши Мэю это, тот очень пространно связал сей факт с необходимостью замести за Мо Жанем следы, убедиться, что его бывшие друзья не будут на него доносить. Но едва ли хоть кто-то из тех слабаков и трусов смог бы появиться на пороге полиции с подобной целью. Разве что Наньгун Сы, но его в тот момент с ними не было.       Плюс ко всему, Ши Мэй постоянно был в состоянии придумывания каких-то совершенно нереальных бизнес-планов. Когда с продажей амфетамина не сложилось, он взялся за реализацию другой идеи, вот тогда-то Мо Жань и понял, что надо валить с приюта.       Ничего. Даже он, Мо Жань, взялся, наконец, за ум. Так что Ши Мэй тоже придет к этому.       Сейчас голове Мо Жаня было над чем болеть, поэтому он решил не отвлекаться.

***

      — Вот, Мо Жань, возьми еще это, — тетя Ван изо всех сил старалась не обращать внимание на заторможенность своего племянника, но он стоял ни рыба ни мясо, смотрел в одну точку, и совершенно не помогал сборам. — Ай, дай мне эту коробку.       После этого женщина аккуратно переложила картонную тару на стол, собственноручно укладывая угощения внутрь.       — Вот это съедите с Юйхэном перед выходом, — всунула она ему коробку в руку снова. — А это — отдай ему в аэропорт. Он, конечно же, ничего себе не приготовит в дорогу.       — …       Мо Жань кивнул, перехватив еду поудобнее. Ему нужно было покормить своего учителя перед отъездом, а так же помочь спустить вещи вниз. Переживая, что Чу Ваньнин будет нервничать, если Мо Жань опоздает, юноша смиренно вышел на улицу и побрел в сторону дома наставника.       Сюэ Мэна и дяди все еще не было, они проверяли машину, чтобы перед тем, как заехать за Чу Ваньнином и его вещами, дабы были уверены в том, что все будет в порядке.       В порядке…       Ничего не будет в порядке.       «Если бы я знал, что учитель, едва услышит новости о том, что мы с Сюэ Мэном поступили, объявит о своем отъезде — я бы даже не пошел на эти экзамены…» — уныло подумал юноша. Но с другой стороны, к этим экзаменам он так старательно готовился тоже ради Чу Ваньнина. Ради того, чтобы он гордился и…       И теперь мог бы сказать, что ему тут делать нечего.       Слезы снова навернулись на глаза Мо Жаня.       — На самом деле я и так собирался уехать, когда вы со своим братом поступите в университет. Не нужно это с чем-то связывать, Мо Жань, — так сказал ему в тот день учитель, огорошив известием о своем отъезде.       В тот момент Мо Жаню показалось, будто жизнь его разделилась на «до» и «после». Он не думал, что может чувствовать себя настолько удрученно, по-настоящему паршиво. Но уговоры, слезы и мольбы ни к чему не привели. В итоге Мо Жань решил, что он не должен портить своему наставнику настроение из-за своего нездорового эгоизма, и заставил себя принять его выбор.       Он хочет убраться отсюда, что не понятного?!       — Ты сам себя наказал, — молвил себе юноша, уже стоя на пороге квартиры, номер которой был написан на листочке.       Немного успокоившись, он слабо постучал, нацепив на себя милое добродушное выражение лица. Почти такое же, какое оно было в дни его беспечного детства. С одной принципиальной разницей, читаемой в глазах.       — Учитель! Это я! — бодро произнес юноша, когда дверь открылась.       — Я вижу. Конечно же без опозданий ты не можешь, — покачал головой Чу Ваньнин, впуская юношу внутрь. — Проходи. Сейчас я соберу вон те книги и можно будет выходить.       — Подождите, учитель Чу! Сперва пообедайте, — Мо Жань поставил большую коробку на маленький обеденный стол, предназначенный для сугубо одного человека, торопливо расставил приборы и чашки для соуса. — Вам предстоит долгая дорога, так что… Мы с тетей Ван готовили это вместе, прошу вас!       Чу Ваньнин нахмурился, будто собирался отказаться, но, услышав, что ради этого угощения хлопотали два близких ему человека, решил поддаться.       — Садитесь сюда, а я пока соберу те книги для вас, — придвинул Мо Жань Чу Ваньнину стул, ринувшись искать неразобранный стеллаж.       Чу Ваньнин никогда не приглашал Мо Жаня к себе домой, поэтому юноше было довольно сложно ориентироваться в чужом жилье. Тем более, что весь коридор теперь был заставлен высоченными коробками, что закрыли весь обзор. И все же он нашел неразобранный стеллаж прямо у большого круглого окна, которое расположилось в центре стены и выглядело достаточно забавно. Нет, очень даже красиво.              Внезапно клочок памяти затмил взор юноши.       Как будто бы… Как будто он уже видел подобное окно. Хотя он мог поклясться, что ни у кого из его знакомых не было ничего подобного в квартирах.       — Видишь? То маленькое серое здание?       — Вижу…       Мо Жань словно вернулся на мгновение в прошлое, где очень нежный, красивый молодой мужчина держал его на руках у такого же окна, стараясь что-то показать.       — Это приют, где дети вроде тебя могут найти себе семью.       — Я не хочу!..       — …       — Я не хочу в приют, мне не нравится!.. Я хочу к маме…       Человек вздохнул, прижал его к себе еще чуть ближе, и, пытаясь уговорить строптивого ребенка, сказал:       — Давай сделаем так. Мы сходим посмотреть на ребят, что там живут, а взамен я дам тебе кое-что, что тебе понравится.       — Что?       Заметив, что сумел заинтересовал мальчика, мужчина пошарил глазами по комнате, стараясь в бардаке найти хоть что-то, похожее на игрушку или вкусность. К сожалению, кроме маленькой красной веревочки, которую он сам сплел на досуге от нечего делать, найти ничего не удалось…       — Вот, — посадил его мужчина на полукруглый подоконник, старательно обматывая запястье мальчишки. — Этот браслет — волшебный. Когда он порвется — исполнится твое самое заветное желание. Поэтому всегда носи его.       Восторженное личико Мо Жаня говорило не только о том, что он поверил в эту уловку, но и о том, что теперь бы он согласился на что угодно. Мужчина не сдержал умиленный смешок.       — Мо Жань? — донесся голос с кухни, где его учитель сидел в одиночестве, неторопливо поглощая угощение. — Ты нашел книги? Почему так тихо?..       Юноша вернулся. Вид его был до того растерянный, что Чу Ваньнин заволновался.       — Учитель, — наконец подал голос юноша. — А ведь я уже был у вас дома.       Чу Ваньнин нахмурился, немного удивленный, что Мо Жань этого не помнил.       — …Да, один раз был.       — А вы помните… помните, как дали мне маленький красный браслетик в тот день? Вы еще сказали, что он исполнит желание, если вдруг порвется…       — Кажется… ты и впрямь носил его, если я не ошибаюсь.       — …Так значит, это были вы тогда? Тот мужчина, что подобрал меня в подворотне, принес сюда, чтобы накормить и обогреть…       — …       Чу Ваньнин молчал. Он не хотел отрицать того, что было, но чувствовал страшную неловкость.       — Вы знаете, тот браслет и впрямь порвался.       Чу Ваньнину это было и так известно. Он подобрал его в ту ночь, когда Мо Жань напал на него. Крепко-накрепко зажал алую веревочку в ладони, пока врачи суетились над ним, отыскав замерзающее тело в подворотне. Когда он очнулся снова, то подумал, что потерял фенечку, как вдруг дежурная медсестра принесла ему в палату целый мешок с личными вещами. Там же, вложенный в карман пальто, лежал и браслет, который Чу Ваньнин отныне постоянно таскал с собой, как талисман, пусть это и было так странно. Эта вещь должна была повергать его в ужас и отчаяние. Но она отчего-то успокаивала.       Разумеется, Чу Ваньнин бы никогда не признался, что нашел его.       Вместо этого он небрежно откашлялся и спросил:       — И что же, он исполнил твое желание?       Мо Жань отвернулся, не позволив прочитать выражение его лица. Ему опять хотелось разрыдаться.       — И да, и нет.       Чу Ваньнин хотел спросить его, сделал бы Мо Жань с ним то самое, что практически убило его желание жить дальше, если бы помнил о том, что это Чу Ваньнин помог ему тогда. Но он не хотел, чтобы Мо Жань знал. Поэтому оставил этот вопрос для себя, чтобы мучиться им в длинные одинокие холодные ночи на другом континенте. Всю оставшуюся жизнь.       — …Глупый был подарок. Извини, — принявшись ковыряться палочками в своей тарелке, тихо произнес учитель.       — Нет, я… Простите, я сейчас.       Мо Жань чуть не опрокинул одну из коробок, стоящую прямо на проходе, и пулей выскочил на площадку. Немного погодя он все же смог собраться, понимая, что его поведение напрягает Чу Ваньнина. Может быть для Мо Жаня только что открылся целый мир, но его учитель наверняка осознал лишь одно — его воспитанник настолько неблагодарный, что даже не утруждал себя тем, чтобы помнить доброе к себе отношение. Вытерев насухо лицо, Мо Жань снова вернулся в квартиру.       — Твой дядя приехал, — набросив на себя дорожный плащ, сказал Чу Ваньнин. Личные вещи он подтащил к выходу, чтобы забрать с собой. Остальное должна перевезти грузовая компания. — Передай своей тете, что обед получился очень вкусным.       Мо Жань неосознанно кивнул, ощущая себя будто бы в тумане. В обе руки он взял по чемодану, а Чу Ваньнину позволил взять лишь небольшую ручную кладь. Теперь ничто не мешало им спуститься вниз.       Сюэ Чжэнъюн уже ждал, заранее открыв багажник своего новенького авто. Выражение его лица было не лучезарнее, чем у племянника, а Сюэ Мэн, захлебываясь слезами, выглядел и того хуже, но все же этот мужчина старался вести себя как взрослый.       Однажды его подчиненный, Чу Ваньнин, совсем еще молодой, пришел к нему и предложил себя на должность учителя физики. Прочитав его резюме, директор маленького детского приюта был без преувеличения ошарашен. Что здесь делает лауреат нобелевской премии?..       Оказалось, что все не так лучезарно, как могло показаться на первый взгляд. Молодой человек выдвинул довольно странное условие. Нет, попросил об одолжении.       — Я не могу усыновить этого мальчика. По многим причинам. Но если его так и оставить — он не сможет оправиться после потери матери, — сказал в тот день Чу Ваньнин, после того как познакомил его с Мо Жанем, а потом отвел ребенка в группу, пообщаться с ребятишками. — Вам ничего не стоит сделать вид, что вы на самом деле его родственник. Не обязательно отец, просто кто-то, сумеющий создать ему ощущение защищенности. Пожалуйста…       Сюэ Чжэнъюна не нужно было уговаривать так долго.       Он любил детей, а еще больше — людей, неравнодушных к судьбам маленьких сироток. Поэтому сделал все, что было в его силах. Взамен его маленькому сыну больше не требовалось искать хороших репетиторов по целой прорве предметов. Чу Ваньнин занимался с ним бесплатно и очень плодотворно.       Господин Сюэ не думал, что все это закончится так скоро… Но теперь ребенок, что держал этого мужчину здесь, встал на ноги. Взялся, наконец, за ум. И теперь ему ничего не мешало все бросить и уехать со спокойной душой.

***

      Мо Жань стоически выдержал дорогу в аэропорт. Ни одна слезинка не набежала на его лицо. Он искренне хотел, чтобы его учитель уехал с легким сердцем. Но когда регистрация на рейс закончилась, и пришла пора прощаться — не выдержал. Схватил наставника в охапку, разревелся в голос, как самый настоящий ребенок.       — Учитель, не уезжайте! Умоляю вас… Я… я без вас не справлюсь!       Он судорожно всхлипывал, уткнувшись в шею наставника, понимая, что делает их расставание тяжелым не только для себя, но для учителя тоже. Но ничего не мог с собой поделать.       — С тобой все будет в порядке… Прекрати… — Чу Ваньнин закусил нижнюю губу почти до крови, запретив себе плакать, пусть в душе было так горько, что внутренне он выл в голос от отчаяния.       — Я столько хотел сделать… Вместе с вами мы… Я хотел, чтобы…       Учитель с силой отстранился, беря в свои дрожащие ладони любимое лицо. Он хотел хорошенько запомнить его, но Мо Жань выглядел таким несчастным и заплаканным… Чу Ваньнину не хотелось всю оставшуюся жизнь вспоминать его таким.       — Мо Жань, послушай, что я тебе скажу, — молвил он, заставляя смотреть себе в глаза. — Ты должен… отпустить себя, слышишь?       — …       Мо Жань неосознанно кивнул, не понимая, о чем именно просит его учитель. Это было так странно. Чу Ваньнин должен был просить отпустить его самого, но никак не просить отпустить себя! Почему он так сказал? В чем был смысл?       Чу Ваньнин никогда ничего не делал просто так… И не говорил просто так. Наверняка в этом был резон.       «Что если Чу Ваньнин все знает? Если он знает о том, что это я на самом деле уничтожил, растоптал его?.. Нет. В таком случае он никогда не смотрел бы на меня так, как сейчас! Конечно, я его любимый ученик, но не настолько… чтобы простить подобное… В этом я уверен».       Они обнимались, крепко прижавшись друг к дружке. Мо Жань даже не дал возможности Сюэ Мэну нормально попрощаться с учителем. Как всегда, его любовь, как и его ненависть, была слишком ревностной и эгоистичной.       «Всю жизнь я мечтал найти человека, что не прошел мимо в тот день. Хотел отблагодарить его. Сделать счастливым… И едва отыскал его — он улетает навсегда… Не давая возможности все исправить! — думал Мо Жань, прислонившись лбом к холодному стеклу зеленого коридора, наблюдая вслед удаляющейся фигуры Чу Ваньнина. Юноша думал, что если он сейчас обернется — он, Мо Жань, бросится к нему, предпринимая еще одну попытку остановить. Но он не обернулся. — Тот браслет и впрямь исполнил мое желание, но это слишком жестоко…»       Реальность зачастую крайне редко бывает милосердной.       Никогда не знаешь, когда в последний раз переступишь порог школы и больше никогда не вернешься туда, когда в последний раз любимая мама подоткнет одеяло перед сном. Когда объятие с дорогим человеком окажется по-настоящему последним… К таким вещам нельзя подготовиться заранее. Зато в будущем учит ценить любую секунду своей жизни. Но нужна ли ему, Мо Жаню, жизнь, в которой не будет Чу Ваньнина? Юноша прекрасно понимал, что должен, просто обязан оставить его в покое после того, что сделал с ним, но не понимал, как он сможет отпустить любимого человека навсегда…       — Мо Жань, ты, дурная собака! Из-за тебя я не сказал учителю, как сильно я буду скучать без него! — вторя брату, жалостливо протянул Сюэ Мэн, на манер Мо Жаня прижавшись к стеклу.       — …Он и так знает, — отмахнулся юноша, все еще всхлипывая.       Позади показалась фигура господина Сюэ, и в тот же миг две заботливые ладони потрепали мальчиков по голове.       — Ну-ну, разревелись, как дети! Сами уже выше ростом своего учителя, а рыдаете, как младшеклассники, — постарался подбодрить их мужчина. — Идем. Мама сказала сегодня вечером приготовит что-то особенное. Посидим все вместе, вспомним все самые забавные истории, пока вы учились в нашем маленьком приюте.       Мо Жань позволил отвести себя к машине и усадить сзади. Он был рад, что после того, как в его жизни не стало Чу Ваньнина, у него все еще был кто-то. Он даже не чувствовал себя безраздельно одиноким, будто бы семья, приютившая его, и впрямь была настоящей. Настолько сильна была доброта этих людей, которым Мо Жань, по сути, и не сделал ничего хорошего.       Пока они съезжали со стоянки, Мо Жань сумел различить самолет, стремительно поднявшийся в небо. Он не мог увидеть в иллюминаторе лица своего учителя с такого расстояние, но был уверен, что он сейчас там. И он думает о нем, своем глупом ученике.       — Простите… мужчина, вам принести немного салфеток? — обеспокоенная стюардесса подходила к Чу Ваньнину уже второй раз, но он, так же как и в первый, отослал ее прочь.       — Нет, не нужно.       Собственный платок был настолько влажным, что не вытирал слезы, а лишь добавлял лишней влаги на лицо. И все равно Чу Ваньнин не мог взять себя в руки. Было слишком больно.       «И почему ты плачешь? — спрашивал сам себя мужчина, не находя ответа. — Достаточно того, что вы расстались как друзья. А чего ещё ты ждал? Думал, что старик и совсем еще незрелый юноша смогут быть вместе?.. Только в твоих глупых мечтах…»       Прощай, Мо Жань.

Прощай, Ваньнин.