He was a gangster, she did paintings

На лестнице он сталкивается лоб в лоб с Рифой. – Как она? – спрашивает та с явным намерением подняться до квартиры и проверить. Штырь останавливает её рукой и тянет вниз. – Всё в порядке. Уходим. – Что значит это твоё "в порядке"? – Я во всём разобрался! – он повышает голос – слышно наверняка на паре соседних этажей – и Рифа вздрагивает от животного какого-то испуга. *** Они не разговаривают ближайшие пару недель. Штырь находит "нужных людей", и информатор (молодой, вроде бы шестнадцатилетка, с глупой кличкой "1109") по телефону отвечает ему, что все картины из квартиры распроданы, а в саму квартиру сейчас регистрируют очередную порцию трудовых мигрантов под сокрушённые причитания бабули-хозяйки. Куда съехала мышка-художница, он не знает, но Штырю доставляет облегчение тот факт, что она, скорее всего, жива. И, вполне возможно, погоня за ней прекратится. Он надеется, что после такого она поймёт, что писать картины с бандитами, как и писать картины в общем, ей опасно. Рифа злится на него первые дни, но в конце концов остывает. Для неё мышка просто очередная цель, упущенная или нет. Штырю же она снится по ночам. Он силится вспомнить тот взгляд, тот блеск глаз, те хрупкие пальцы в широких, не по руке, рукавах, силится и каждый раз упускает картинку перед самым пробуждением. Что-то зовёт его с той стороны сна. С той стороны реальности, где нет звуков и слов, а всё соткано из цвета. Спустя недели, проведённые в мучениях, Штырю приходит в голову неочевидная идея: сходить в ту самую картинную галерею, за которую вели негласную войну мышка и их заказчик (по словам информатора, временно удовлетворённый). Рифа тащится следом – как его напарница и единственная подруга. На входе, пока Штырь покупает билеты, кассирша смеривает презрительным взглядом Рифу. – Ваша? – Что?.. – Девушка ваша? Он только бросает на Рифу короткий взгляд. – Моя. – Срамота какая! Бандюганы! Прикрылась хоть бы!.. Охрана! Штырь даже не успевает толком подумать, что из них двоих билетёршу смутила именно Рифа, тихо курящая в сторонке в своих привычных синих колготках в сеточку и мини-юбке, а не он, амбал в кожанке с заметной кобурой на поясе, когда прибегает охранник, уже пожилой дедушка с какой-то пневматикой наготове, и недоумевающе глядит на него. Штырь только поднимает руки в жесте сдачи. – Мы пришли на картины посмотреть. Охранник смеряет его подозрительным взглядом и заставляет их встать к стеночке и положить руки по обе стороны от головы. Штыря осматривают небрежно, виновник беспокойства на поверхности: но когда старичок пытается вынуть из кобуры пистолет, Штырь чуть ли не шипит, и тот отступает с успокоительными "тих-тих-тих" и переходит к Рифе. Ту он осматривает с куда большим рвением, залезает даже под короткую курточку, на что она только пищит и извивается и, когда старикашка осматривает её бёдра, обтянутые блестящей юбкой, каблуком сапога даёт ему по голени. Охранник шипит скорее кассирше, чем им, "Проходите", падая-присаживаясь на одну ногу, и они наконец заходят в полутёмное фойе галереи. Рифа чувствует себя грязной, и Штырь успокоительно хлопает её по плечу. Легче не становится. Редкие люди расступаются перед ними, и Штырь идёт куда-то вперёд, совсем без цели, как ледокол. Вот он заходит за угол, проходит ещё шаг, два, взгляд коротко мажет по картинам под потолком и… Останавливается. Это большая картина: лес, озеро, опушка перед, всё нарисованное аккуратными, точными мазками. И два человека, точнее, мифических существа. Это они. Он узнаёт себя в персонаже справа – том, который горделиво стоит на берегу. Вьющиеся вихры, круглые рожки, звериные уши. Ниже голых груди и пояса – две пушистые ноги, кончающиеся копытами. "Фавн", – подскажет потом Рифа. Сама она – слева, в озере, нарисована спиной, но ему достаточно одного оголённого плеча и этих нежно-розовых волос, чтобы понять, кого имели в виду. "А это нимфа", – скажет ему она. Нимфа. Мышка нарисовала их двоих, охотников, посланных за её головой, на своей картине. Ему немного страшно думать о том, что она, прежде всего, узнала их и запомнила. Выцепила из толпы на улице. Конечно, Рифу сложно не заметить, но они всегда были на приличествующем расстоянии, с такого ракурса, откуда ей ничего не должно быть видно. Ах, что за неприятности. У него развязывается шнурок. Штырь присаживается на одно колено завязать его и вдруг чувствует, что об его ногу кто-то всерьёз запинается и валится прямо на него. Из мешанины рук и ног, которая образуется следом, он не сразу выцепляет что-то связное; мозг подсовывает ему всполохи – серые, бабушкины какие-то колготки, чёрные туфли на ремешках, мятая юбка, тоже серая, похожая чем-то на школьную, свитер, серый свитер не по руке. Мышка. Его сердце стучит от восхищения, облегчения и страха. Что он должен делать? Заказ есть заказ, и он не выполнен. Вот она, в его руках, буквально на кончиках его пальцев, её можно, при желании, даже придушить, но… Штырь выпутывается из паутины ног, которая начинает казаться ему липкой. Он отходит назад на трясущихся почему-то ногах, дрожащей рукой вытаскивает из кобуры пистолет (слышит несколько испуганных вздохов и топот уходящих прочь посетителей) и прицеливается. Мышка поднимается, отряхивается, будто ничего и не было, и глядит, стоя к нему спиной, в окно на начинающийся дождь. Штырь ждёт. Каким-то звериным чутьём поняв, что происходит, она оборачивается, и уж теперь в её глазах пробегает настоящая искорка страха. Рифа, жуя жвачку, шипит ему из-за угла "Ну же, давай побыстрее!", и краем глаза Штырь видит, как в сторону её розовых волос и обтянутых синей сеточкой ног поворачиваются головы. Художница отходит назад, почти до самой стены, и рукой задевает столик с вазочкой, в которой стоят искусственные цветы. Вазочка пафосно соскальзывает и с громким в тишине галереи "бдзынь!" разбивается. Штырь вздрагивает и переводит на неё пристальный взгляд, не в силах смотреть куда-либо ещё. Несмотря на все мыслимые предупреждения, художница, тоже вздрогнувшая, оглядывается по сторонам, преследуя его взгляд, пока не обнаруживает осколки вазы под столом. Она… садится на корточки и залезает в темноту подстолья, вытаскивая осколки на свет. Её руки окрашиваются в серый, потом – в дымчато-красный: она ранится об острый край безымянным пальцем. Штырь поворачивается, чтобы обговорить это с Рифой, и мышка просто – просто… обходит их по широкой дуге, направляясь к туалету, чтобы, видимо, выкинуть осколки и вымыть руки. Когда она проходит мимо Штыря (с опущенным к бедру пистолетом, провожающим её глазами), она видимо сжимается с одной стороны и ускоряет шаг, вперившись взглядом в дощатый пол. Мимо Рифы она бежит, насколько позволяют туфли на ремешочках, лёгкой трусцой. Штырь забегает в туалет за ней следом.