***
Едва рассвело их маленький отряд снова двинулся в путь. Горы постепенно оставались позади, и местность становилась все более обжитой: луга, заросшие дикими травами, сменились зеленеющими рисовыми полями, а в стороне от дороги все чаще стали встречаться деревенские домики, крытые рисовой соломой и тростником. Ближе к полудню беглецы выскочили на широкую утоптанную дорогу, впереди показались белёные городские стены, над которыми возвышались светло-серые башни главного замка столицы страны Железа — Янохара. Сакура с удивлением рассматривала далекий город, который возвышался на ровном, словно татами, поле, пока не вспомнила, как Ран однажды рассказывала им с Онагой, что дайме страны Водопадов вынудил проигравшего войну отца Ицумы засыпать призамковый ров. Похоже, выкопать ров вновь помешала новая война и недостаток людей... Городские стены все приближались, пока не заняли две трети окружающего пространства. Уже можно было разглядеть и швы каменной кладки и стражников в пристройке над воротами. Сакура тихонько присвистнула: ворота были грандиозными — очень мощными, мастерски выкованными из железа, с набитыми по всей поверхности короткими стальными шипами. Но долго рассматривать городские стены им не дали — приход чужих шиноби не остался незамеченным. Высоченные — почти в четыре кэна — ворота легко и бесшумно растворились, и им навстречу выехал всадник на золотисто-рыжем коне. Человек замер у ворот, приглядываясь к незнакомцам, и вдруг припустил к ним во весь опор, нахлестывая коня. Приблизившись, он ловко осадил жеребца в нескольких шагах от шиноби и спрыгнул на землю. Незнакомец тепло поздоровался с Мадарой — глава клана Учиха добродушно ухмыльнулся и кивнул, а Сакура неожиданно поняла, что этот молодой мужчина, не старше ее самой, и есть новый владетель этих земель — Ицума. Девушка с интересом рассматривала возлюбленного своей подруги. Он не был особенно красив: обычное, каких тысячи, скуластое загорелое лицо, нос с горбинкой, тонкие губы, не слишком сильный подбородок — в общем, ничего особенного, если бы не его взгляд. Глаза Ицумы были центром всего этого простого и довольно невыдающегося лица — очень умные, темно-карие, глубоко посаженные глаза, глядящие на окружающий мир, словно вдоль стрелы только что натянутого лука. Казалось, этот молодой мужчина, почти мальчик, за краткие мгновения их встречи сумел понять все о присутствующих и, как опытный ювелир, дать всем точнейшую оценку... Но взгляд его в мановение ока изменился и потеплел, как только со спины присевшего Медвежонка спрыгнула Ран. Цепкие темные глаза Ицумы словно посветлели вдруг, брови чуть приподнялись, на тонких бледных губах застыла тень улыбки. Ран подошла к нему и изящно поклонилась. — Рада новой встрече с вами, господин Ицума. Он поклонился ей в ответ и, подойдя совсем близко, тихо сказал: — Я очень ждал вас, госпожа Ран...***
Вечером в городе спешно готовились к пиру в честь свадьбы Ицумы и Ран. Дома и деревья расцветились тысячами бумажных ленточек с поздравлениями и благопожеланиями. На улицах слышались радостные крики и смех, кое-где, не дожидаясь торжества, уже вытаскивали на улицу наскоро сбитые столы с нехитрым угощением для всех желающих, пили саке, танцевали и пели веселые свадебные песни. В замке тоже было шумно и многолюдно. Многочисленные слуги, сбиваясь с ног, торопились закончить праздничные приготовления. То тут, то там слышались окрики управляющих, которые внимательно наблюдали за подготовкой к свадебному пиру, а на кухнях раскрасневшиеся от пара и жара повара спешно готовили изысканные угощения... Но вот наконец все приготовления были завершены, и после заката, когда совсем уже стемнело, к центральному входу между двух рядов зажженных фонарей пронесли роскошно украшенный паланкин. — Идут! Идут! — громко шепнула Онага Сакуре и пару раз нетерпеливо подпрыгнула. Девушки ближе прижались к окошку, разглядывая, как носильщики осторожно опустили паланкин на уложенную белым камнем дорожку. Мадара, который сопровождал паланкин и выступал в церемонии дружкой жениха, помог невесте выбраться наружу. Она радостно улыбнулась черноволосому Учиха и последовала за ним во дворец, следом важно шагали слуги с красиво упакованными дарами для жениха. Онага потеребила Сакуру за шелковый рукав. — Посмотри, наша Ран — просто красавица! Сакура восторженно кивнула — сегодня вечером Ран была особенно хороша в подаренном Ицумой роскошном многослойном белом наряде, украшенном ромбовидным узором. Изящно сколотые темные волосы невесты прикрывала длинная ниспадающая на спину накидка в виде белой шелковой косынки с алым подкладом, из-под косынки глядели на мир счастливые, сияющие, как звезды, глаза Ран. Да что там, сегодня даже Мадара был сам на себя не похож — одет в отлично сидящий строгий мужской наряд из темно-синего плотного шелка, и... Сакура тихонечко ахнула — причесан?! Она удивленно моргнула и уставилась на мужчину, впервые видя его лохмы в хоть каком-то подобии порядка... — Ай! Они уже заходят!!! Сейчас пропустим все!!! Поднос, поднос не забудь! — заторопилась сероглазая Хатаке, и разглядывающая Мадару Сакура наконец-то отмерла и поспешила за подругой. Черноволосый Учиха тем временем проводил невесту в большой ярко освещенный зал, где дожидались уже многочисленные гости. Ицума встал с помоста и подошел к Мадаре и Ран. Он выглядел предельно серьезным и сосредоточенным, ничем не выдав своего волнения. Уверенно и с достоинством он поклонился черноволосому Учиха и проговорил ритуальную благодарность за защиту и заботу о невесте. Мадара поклонился в ответ. Затем Ицума так же поклонился своей невесте, Ран склонилась в ответном поклоне и последовала за женихом к почетному месту на небольшом возвышении в центре зала. Ицума помог своей невесте сесть и сел с ней рядом. Сакура с Онагой, игравшие роль подружек невесты, не мешкая, внесли в зал два подноса, на которых стояли две бутылочки саке, блюдечко с ритуальной пищей — рыбой и морскими водорослями, котелок и три маленьких, чуть больше наперстка, чарочки. Они последовательно откупорили бутылки и вылили вино из обеих в котелок, после чего с поклоном поднесли котелок, закуски и чарочки невесте. Ран, соблюдая древний ритуал, налила саке в чарочки и поднесла Ицуме, тот выпил предложенное вино и повторил церемонию для своей невесты. Трижды по три раза выпили они саке — церемония была соблюдена, а брак заключенным. Многочисленные гости начали поздравлять молодоженов, как вдруг со своего места резко вскочил Изуна, разряженный в дорогое шелковое кимоно с вышитыми красными и золотыми драконами, и глубоким красивым голосом затянул веселую свадебную песню. — Счастья в дом! — крикнул он напоследок, подхватил с чьего-то подноса чашку с саке и лихо выпил ее под всеобщие возгласы одобрения...***
Пару часов спустя, когда пир был в самом разгаре, Сакура вышла подышать свежим воздухом. Она медленно шла по освещенным огоньками фонарей дорожкам и сама не заметила, как оказалась в самой глубине призамкового сада. Девушка остановилась у высокой сосны, прислушиваясь к шепоту и шорохам ночи. В бархатной темноте сада трещали цикады, тихо свистел ветер в кронах, да где-то в листве о чем-то своем робко пела одинокая птица. Тяжелый маслянистый запах роз кружил голову. Сакура обернулась назад, выглядывая сквозь листву ярко освещенные окна замка. С той стороны доносились звуки музыки, песни и смех. Там внутри был совсем другой мир — яркий и веселый, все те люди были на своем месте. Все, кроме нее... Сакуре отчего-то стало невыносимо грустно. Она вдруг пронзительно остро почувствовала свою чуждость и одиночество здесь и крепко обхватила себя руками, словно пытаясь заслониться и укрыться от этих тревожных мыслей, вернуться на несколько мгновений назад, пока ей было так же весело и радостно, как всем тем людям, и не было еще печали и необъяснимой тоски... «Я, будто эта луна, — понурилась девушка, глядя на золотой серпик старого месяца, — все небо перед ней... мириады звезд, но как бы она ни менялась, она всегда будет одна, от рождения до смерти и нового рождения... так же, как и я...» На глаза девушки навернулись слезы. Позади раздались тихие шаги, и мгновение спустя рядом с ней остановился Мадара. Он снова был растрепан, на щеках застыл пьяный румянец. Учиха легко подхватил девушку со спины и, развернув к себе, сжал в объятиях, но заметив слезы на ее глазах, тут же отпустил и сурово воскликнул: — Почему ты плачешь? Кто посмел тебя обидеть?! — Мужчина сжал кулак, уже развернувшись, чтобы идти наказывать кого-то за ее слезы — не важно кого. Сакура перехватила его руку и мягко сказала: — Все в порядке, никто меня не обидел. Просто снова вспомнила о потерянных друзьях и семье. — Вот как... — почти трезво посмотрел он на нее. В слабом свете луны его черные глаза казались бездонными дырами куда-то в подмирье, в саму преисподнюю. Девушка вздрогнула и, чтобы разбить неловкую тишину, спросила: — Все так быстро завертелось, свадьбу Ран и Ицумы устроили прямо сегодня, почему? Мадара оперся спиной о ствол дерева, сложил руки на груди и посмотрел на девушку. — Почему? Да потому, что время драгоценно. Ситуация сейчас такова, что хоть земли Канаяма и принадлежат роду твоей подруги и по всем законам должны отойти ей и ее детям, но такой лакомый кусок дайме страны Водопадов просто так без боя не отдаст. Нельзя было медлить, давая ему время подготовиться, как следует, поэтому все произошло так быстро. Теперь, когда Ран вышла замуж, войска Ицумы уже завтра могут отправляться к границе, чтобы официально закрепить его власть там или, если понадобится, захватить провинцию силой. Сакура встревоженно посмотрела на Учиха. — Уже завтра... Так скоро... Я ведь пойду с вами? Мадара резко наклонился к ней и сказал: — Нет! Ты с нами не пойдешь. — Но почему? Это же серьезное сражение, наверняка будут раненые, а я могу помочь. — Я сказал нет! — рубанул он и совсем протрезвел от накрывшей его вспышки гнева, потом, глядя на ее умоляющее лицо, смягчился и уже тише объяснил: — Ты не пойдешь с нами, потому что нужна будешь здесь. Сакура недоверчиво поглядела на него. — Ицума собрал в единый кулак большую часть своих людей, чтобы одним ударом расправиться с возможным сопротивлением. В городе останется совсем немного стражников, поэтому ты и твоя подружка Хатаке должны будете приглядеть за наследницей Канаяма. Потерять ее сейчас было бы непростительно. Я оставлю с вами Молчуна — ему я доверяю, как себе, — но вам придется особенно внимательно присматривать за Ран. Я знаю, что ты сильная, и верю, что сумеешь защитить Ран в случае чего, поэтому не стану брать тебя с собой. Ты меня понимаешь?! — Да... — кисло протянула Сакура. Мадара расхохотался. — Свирепый воробышек, глядите-ка, так и рвется в драку! — Не называй меня так! — разозлилась девушка. — Свирепый воробышек... — насмешливо повторил он, потом вкрадчиво добавил: — Храбрый маленький воробышек... — и вдруг сграбастал девушку в объятия, — очень красивый воробышек... — шепнул на ухо, провел языком по нежной мочке уха и впился в ее губы, целуя исступленно и жадно, словно она была живительной влагой в горячей пустыне, последним глотком воздуха, без которого сердце остановится и навеки перестанет биться... Ладони его нетерпеливо и властно оглаживали податливое девичье тело, прижимая все крепче. — Господин Мадара! Господин Мадара! — за кустами раздались многочисленные крики слуг, ищущий свет фонарей бежал по дорожкам, цветам и деревьям. Мадара гневно зарычал, отпустил девушку и развернулся, выглядывая разыскивающих его слуг. — Ну что там?! К ним тут же подбежал совсем молоденький мальчишка и низко поклонился, стараясь не смотреть на стоящую под деревом пару. — Господин дайме желает видеть вас. — Передай ему, что сейчас буду! — Мадара раздраженно кивнул, и слуга со всех ног метнулся прочь. Учиха посмотрел на Сакуру долгим внимательным взглядом, наклонился близко-близко и совсем тихо сказал: — Очень жаль, но мне пора идти, мой храбрый воробышек. Он обнял ее на прощание и обжигающее жарко поцеловал, а потом нехотя отстранился, развернулся и поспешил к замку. Сакура прислонилась к дереву там, где до этого стоял он, и мягко соскользнула в прохладную траву — ноги ее не держали. Она судорожно пыталась успокоить стучавшее, как сумасшедшее, сердце. «Да что же это такое?!! Что же это такое?!! Это невозможно! Абсолютно не возможно! Нет... Точно нет...» — растерянно шептала она — губы пылали, а где-то внизу живота разгорался сладкий огонь...