***
Сакура осмотрела последнего пострадавшего, устало утерла предплечьем пот и начала неспешно мыть руки. Мокса, все это время бывшая подле наставницы и подруги, протянула ей полотенце. — Это удивительно, Сакура. Каждый раз смотрю, как ты это делаешь, понимаю, как все работает, но так и не могу до конца поверить и отделаться от мысли, что все это — волшебство. Еще пару месяцев назад я бы рассмеялась в лицо тому, кто сказал бы, что какая-то девчонка может в лекарском мастерстве утереть нос Сенджу Хашираме! Сакура хихикнула и обернулась, услышав тихий шелест седзи. Дверь в лечебницу отодвинулась, и в помещение шагнул Учиха Мадара. Он подошел к обеим девушкам и остановился рядом, оглядывая опустевшую лечебницу и горку окровавленных бинтов в углу. — Уже закончили? Сакура кивнула, и Мадара продолжил: — Тогда пойдем. Хьюга выделили нам дом на эту ночь. Уже поздно, тебе нужно отдохнуть. Завтра будет тяжелый день — путь до Горячих источников неблизкий. Мокса, тебе тоже стоит поспать хоть немного, пока есть возможность. Отправляйся к остальным. Старшая куноичи улыбнулась Сакуре на прощание и отправилась к палаткам Учиха, которые те разбили на очищенном пустыре на самой окраине селения. — Устала? — спросил Мадара, после того, как они покинули лечебницу и отправились к одному из домов, у которого уже дежурила охрана Учиха. Сакура пожала плечами. — Не очень. Могло быть хуже. Когда-то мою деревню тоже разрушили... Мы тогда с ног сбивались, чтобы помочь всем. Несколько суток не ели и не спали... Я понимаю, что пережили все эти люди. И я восхищаюсь их стойкостью. Мадара только хмыкнул, ничего не ответив. — А вы уже закончили? — Девушка поглядела на мужа. — Да, стены обнесли земляным валом, выкопали ров и вытянули родники на поверхность. Так у клана будет вода, в случае необходимости. — А что там с Хинотамой? Я даже в лечебнице слышала, как он ругал остальных, что те недостаточно проворны. Мадара кивнул страже Учиха, которая оцепила по периметру дом, выделенный главе с его женой на эту ночь, прошел в гэнкан, стащил ботинки и поднялся в комнату. Сакура последовала за ним. Мадара устало потянулся и продолжил прерванный разговор: — Хьюга — всего лишь неопытный мальчишка. У него были старшие братья, так что вряд ли кто-то вообще готовил его к тому, что случилось. Он не понимает, как сейчас себя вести, поэтому совершает ошибки. Глупый птенец топорщит перья и угрожающе щелкает клювом, вот только он не его отец... совсем не его отец. И, кто знает, сможет ли он вообще когда-нибудь стать соколом... — Мадара подошел к низкому сундуку у стены и начал выкладывать на него многочисленное оружие. — Уверен, если бы не печать, его давно бы прирезали свои. Не понимаю только, почему Тэнмей так искренне ему предан? Отголоски былой преданности Железному Кулаку? Сакура неодобрительно поджала губы и подошла к мужу, помогая ему снять доспехи. Он аккуратно развесил алые пластины на высокой подставке, затем стащил штаны и пропахшие потом куртку и рубашку и небрежно закинул одежду на дверцу шкафа. — И все равно, этот Хинотама — просто грубиян! — сердито проговорила Сакура. — Как вообще можно так сильно обижать свой клан?! Он же безжалостный совсем, и сердце у него каменное. Я осматривала его людей. У всех так много ран и ожогов, даже у детей, а ему плевать. Он в лечебницу даже не заглянул ни разу! Только и слышно было с улицы: «Пошевеливайтесь, осень уже у ворот нашего дома! Мы должны успеть все сделать до холодов!» — Девушка подхватила маленький столик с кувшином и тазиком и поставила рядом с Мадарой. Она налила в тазик воды, убедилась, что та достаточно горячая, смочила полотенце и потянулась к мужу. — Печать — неплохой способ защиты додзюцу, — задумчиво проговорил Мадара, пока Сакура обтирала ему спину. — Глава клана и советники управляют, остальные сражаются... Устойчивая система, которая еще ни разу не давала сбоев. Проблема только в том, что не существует вечных дзюцу. Любой технике нужна подпитка. Старейшины Хьюга завязали эту подпитку и общее управление на себя. Решение простое, как кунай, и такое же надежное. Кто же знал, что этот порядок в один миг рухнет, если выбить старшую ветвь? — Мадара хмыкнул, наблюдая, как Сакура заботливо и нежно обтирает ему грудь и плечи, медленно спускаясь к животу и бедрам. Мужчина прикрыл глаза, наслаждаясь моментом. — Интересная идея, я о таком и не задумывался! Хотел бы я знать, кто все это придумал и зачем... Сакура закончила, накинула ему на плечи халат, подхватила грязное полотенце и столик и отправилась на кухню, чтобы сполоснуть тазик и набрать еще горячей воды из чайника... — Разбойники ведь сделали все это, чтобы украсть додзюцу клана? — спросила она, вернувшись. Затем положила чистое полотенце на край столика и начала медленно раздеваться. Мужчина проводил каждое ее движение заинтересованным взглядом. Девушка снова смочила ткань горячей водой, но сделать ничего не успела — Мадара подошел к ней, отнял полотенце и принялся обтирать ее сам. — Это ради додзюцу, так ведь? — снова повторила Сакура, чтобы хоть что-то сказать. Щеки ее чуть порозовели, она все еще немного стеснялась мужа. — А?! Да... Может, и так... — проговорил тот, вдумчиво и внимательно оглаживая горячим полотенцем ее тело. Девушка задрожала под его пальцами и задышала глубже, а потом не выдержала, привстала на цыпочки и потянулась к его губам... Мадара наклонился ей навстречу, поцеловал долгим, обжигающе горячим и глубоким поцелуем, затем отстранился и насмешливо выдохнул на ухо: — Думаю, на сегодня хватит — я не собираюсь ни с кем делиться, тем более с целым кланом Хьюга. Сакура громко ойкнула, только сейчас осознав, что именно могут увидеть Хьюга через стены своим бьякуганом, и залилась краской до самой груди. Она отскочила в сторону и начала поспешно натягивать халат. Мадара рассмеялся и подмигнул. — Хотя, может, я все-таки был неправ... и нам стоило продолжить? Иди-ка сюда. — Он нарочито нетерпеливо и решительно шагнул вперед и протянул к жене руки, в одной из которых все еще было зажато полотенце. — Плевать мне на Хьюга, пусть смотрят и завидуют! Сакура отчаянно взвизгнула, выхватила из его пальцев мокрую ткань, подхватила столик, чуть не расплескав грязную воду по татами, и метнулась на кухню. Вслед ей несся мужской хохот...***
...Девушка подтянула покрывало повыше и прижалась щекой к плечу мужа. — Не могу уснуть, — пожаловалась она. — Все произошло слишком быстро... Нам не опасно так надолго покидать клан? Мадара успокаивающе приобнял ее. — Я оставил Кори и Хикаку за главных. Если что, Молчун успеет отправить ворона к Акамэ или нам. Да и отряд наш не так велик, для селения не должно быть урона. — Я имею ввиду Хашираму и Тобираму... Мужчина нахмурился. — Невозможно предугадать всего. Тогда, в истории со страной Водопадов, я просто воспользовался ситуацией. Наши шпионы сообщили, что Хаширама отправился в Узушио, поэтому мы сумели правильно выбрать время. Это давало дополнительную уверенность в безопасности нашего клана. Но, даже если бы тогда все сложилось иначе, и Хаширама не отправился бы к Узумаки так надолго, все равно была слишком маленькая вероятность, что он нападет исподтишка. Понимаешь, Хаширама... — Мадара помолчал немного и усмехнулся. — Идиот... в некотором смысле. Если он видит прямую дорогу, то всегда идет напрямик. Тайный извилистый путь — не для него. Когда он узнает, что меня нет в клане, — а он обязательно об этом узнает от своего белобрысого братца сенсора — Хаширама все равно вряд ли придет в наши земли. Без меня ему не будет хорошего боя, а удар по заведомо слабому противнику — ниже его достоинства. Так же, как Учиха не убивают детей-шиноби, — хотя любой скажет, что это очень недальновидно и глупо, — так и Хаширама не станет нападать на Учихаичизоку, пока меня там нет. — Ты так хорошо его знаешь? — спросила Сакура и погладила мужа по груди. Мадара надолго замолчал, так что девушка решила уже, что он не ответит, но потом глубоко вздохнул, приподнялся с постели и сел, скрестив ноги, а затем внимательно поглядел на жену. — Да... я хорошо его знаю... Мы с ним дружили в детстве... — осторожно сказал он, будто признаваясь в чем-то гадком и постыдном. Сакура отбросила край покрывала в сторону и села рядом с мужем. Тот с едва заметной тревогой вглядывался в ее лицо, ожидая осуждения и отвращения, но, на удивление себе, нашел лишь внимание и поддержку. Он потянулся к ней, набросил покрывало девушке на плечи и заговорил чуть увереннее: — Мы совсем детьми были, когда впервые встретились на берегу Наки. Тогда случилась очередная война, было много потерь, я скорбел о погибших, хотел побыть один, чтобы... никто не увидел... Хаширама тоже пришел на берег в поисках одиночества. Там мы и встретились. Я не знал, кто он, а он не знал, кто я... На короткое время мы были равны и свободны от правил и ненависти наших кланов. Могли быть просто детьми... тренироваться и дурачиться вместе, болтать до хрипоты обо всем на свете, ловить рыбу или бросать блинчики на спор... Он так часто обыгрывал меня... Знаешь, мне кажется, что тогда я отдал бы за него жизнь, не задумываясь. Просто потому, что он был моим лучшим другом... и я для него тоже был человеком и другом — не шиноби, не сыном главы, не командиром, — Мадара помолчал немного и задумчиво добавил: — Меня вообще мало кто считал просто человеком: Изуна, бабка Шорай, Кори, ты. Но даже для вас я все еще остаюсь главой семьи и клана и, пока жив, буду нести ответственность за ваше благополучие... А вот равным я уже ни для кого быть не смогу. — Мадара покачал головой и устало похлопал себя по груди. — Такое глупое сердце — желает хоть на миг вернуться в прошлое, снова стать тем крикливым сопляком и идиотом... Не хочет верить, что этому никогда не бывать... — Вы с Хаширамой поссорились? — Сакура прижалась к боку мужа, накинув на его плечи уголок покрывала. Мадара приподнял бровь и медленно проговорил: — Нет, мы не ссорились. Нас выследили собственные братья, доложили нашим отцам. Те приняли одинаковое и единственно правильное решение — подкараулить и убить врага, пока никто не узнал. В тот день я в первый и последний раз ослушался отца. Когда пришел к нашему месту на берегу реки, я сумел дать Хашираме знак, что его ждет засада. Поверишь ли, но он сделал для меня то же самое... В тот день нам с Хаширамой удалось выжить, а наши братья едва не погибли. Отцы били насмерть, мы с Хаширамой чудом успели отвести их клинки в сторону. Тогда я понял, что будущего у этой дружбы нет и никогда не будет, и, если я хочу, чтобы и Хаширама, и Изуна выжили, больше таких встреч быть не должно. С тех пор мы встречались с Хаширамой только на поле боя... Он по-прежнему вел себя очень глупо, ничего не замечал вокруг и все убеждал меня, что мы друзья и не должны драться. Такой наивный идиот... — Мужчина усмехнулся. — Буцума бы его на кожаные ремни порезал при малейшем намеке, что мы продолжаем дружить... — Но почему?! Вы же не делали ничего плохого?! — возмутилась Сакура. Мадара посмотрел на нее и хмыкнул. — Я все время забываю, что у тебя нет шарингана, и ты просто не видишь и не понимаешь. Хорошо, я попробую объяснить... Смотри вместе со мной. Буцума — уважаемый глава клана, непререкаемый лидер. Так? — Сакура кивнула. — Так! — подтвердил Мадара. — Он ведет клан к победам и богатой добыче. Но тут неожиданно оказывается, что его старший сын завел какие-то непонятные связи с извечным врагом всего клана Сенджу... А сам ли наследник до этого додумался? Не надоумил ли его отец? А может, таким образом оба предают доверие клана в каких-то своих, корыстных, целях? А если Буцума даже не догадывался, что творится в его собственной семье, то какой из него лидер? Как он может вести клан вперед, если не видит дальше собственного носа? Представь, что Сенджу все узнали о наших встречах, и вскоре состоялась бы очередная стычка с Учиха, а мы тогда часто сражались с попеременным успехом и по любому поводу. А что, если бы в этой битве Учиха по какой-то причине вдруг победили со значительным перевесом? — Сенджу решили бы, что Хаширама сдает информацию врагу! — охнула Сакура и прижала ладонь к губам. — Именно. И поскольку приказы главы не обсуждаются, а Буцума никогда слепым идиотом не был, то пойти на предательство Хаширама мог только с его ведома и полного одобрения. Если бы такая мысль пришла в голову Сенджу, Хашираму замучили бы до смерти, надеясь выяснить правду — ту правду, в которую бы уже верили остальные, — и чтобы копнуть под его отца... Хаширама сильный, он многое может выдержать, но его молчание под пытками или рассказы о какой-то... дружбе... только еще больше послужили бы свидетельством его вины. Если не признаётся до последнего, значит, есть что скрывать, и ставки слишком высоки. Пойми, Сакура, шиноби, в большинстве своем, — те еще параноики. А расправа над человеком, который не оправдал ожидания толпы, бывает особенно жестокой и кровавой... Так что, как я и сказал, Буцума бы собственными руками убил этого идиота, просто чтобы облегчить ему уход и подтвердить свою непричастность и верность клану... В принципе, такая же судьба ждала и меня, хотя у нас допрос обычно проходит намного эффективнее — шаринган почти невозможно обмануть. Меня бы вывернули наизнанку, ничего крамольного не нашли и объявили не предателем, а всего лишь безумцем. Тоже радости мало... — Что было потом? — совсем тихо спросила Сакура. — Мы с Хаширамой становились сильнее, опытнее. Потом погибли наши отцы и мы заняли их место. — И все стало только хуже... — Да... Хаширама придумал это свое дзюцу. Тот, кого я все еще тайком продолжал считать другом, начал поступать подло и слишком жестоко, предал меня и нашу дружбу... Слишком часто, из-за него, мы собственными руками вынуждены были убивать тех, кого любили. Пока однажды Изуна не смог выполнить такую просьбу... а я смог. Именно тогда я получил мангекё, как и мой брат. Мира между нашими кланами никогда уже не будет. Я бы, может, и смирился... даже простил... когда-нибудь. Учиха ведь тоже не милосердные ками. Война — это не детские салочки, случается всякое. Но Изуна... Изуна никогда не простит Сенджу того выбора, перед которым его поставили однажды, как не простит своей слабости и не простит приобретенной в тот день силы... — Знаешь, я все никак не могу избавиться от мысли об этом яде. Мне так и не удалось найти противоядие, а мышки... — Люди — не какие-то безобидные мыши, Сакура! — Но яд очень-очень странный, согласись. Да и то, что ты рассказал о Хашираме... Ты же сам сказал, что он не ищет окольных путей. Разве использование такого яда ему подходит? — Нет... не подходит... Вот только я собственными глазами видел, как он расшвыривает наших шиноби ядовитыми лианами. Все Учиха видели, и мы видели последствия — это не морок. — Может... ну может, мы чего-то не знаем! Мыши ведь выжили? Почему же тогда у людей такая реакция? Может... может, Хаширама — неплохой человек?! Мадара горько рассмеялся и легонько похлопал жену по макушке. — Ты снова и снова удивляешь меня, Светлячок. В детстве я совершил постыдную и глупую ошибку — связался с врагом. Ты должна презирать меня за мою слабость, но почему-то продолжаешь быть на моей стороне и, ради меня, даже ищешь оправдания этому ублюдку Хашираме... — Но послушай, — горячо воскликнула девушка, — те остатки образца, которые у меня были, и в самом деле дали странный результат: мышки просто слабели и будто в спячку впадали, а потом снова копошились на дне клетки, как ни в чем не бывало! Мне кажется, здесь что-то не так, слишком странно все и противоречиво. Мадара вопросительно поглядел на нее. — Всех шиноби учат анализировать сражение и действия противников, — продолжила Сакура, — а ты знаешь об этом лучше многих, если не всех, — у тебя же есть шаринган. Убери знание о яде, что бы ты сказал о действиях Хаширамы в том бою, когда он ранил Медвежонка? — Он отшвырнул Ясуо в сторону. Может, хотел, чтобы я увидел и разозлился, как следует? Или чтобы мне было больнее? Хаширама ведь мог пронзить его насквозь — возможность была, и хорошая. Я сам так и поступил бы на его месте — нельзя оставлять за спиной живого, пусть и раненного, врага. Работу надо выполнять быстро и, по возможности, чисто. Почему же Хаширама никогда не поступает так же — не может просто добить? Пусть лучше противник загнется от горячки, распоротого брюха, гангрены или яда, так что ли? Хаширама каждый раз будто бахвалится. Смотри, мол, вы все для меня букашки. Захочу — убью, захочу — покалечу, чтобы помучились перед смертью. Злит до белых мушек перед глазами... — А из того, что ты о нем знаешь, ему привычны такие поступки? — осторожно спросила Сакура. — Я знал его еще ребенком, это было слишком давно, мы оба изменились. — Ну а все-таки? — Тот Хаширама, которого я знал, был другим. Он конечно мог сказать что-нибудь обидное, но не по злобе, просто шутки у него были такие же дурацкие, как у Изуны, и настроение переменчивое. А так Хаширама даже над животными никогда не издевался. Однажды зайца пойманного пожалел, сказал, что он милый... Мы остались тогда без обеда. — Мадара отчего-то покраснел и смущенно потер затылок. — Если бы не этот яд, мне кажется, я бы хорошо понимала его поступки, — медленно проговорила девушка. — Хаширама умеет лечить людей, как я. Наверно, если бы я обладала такой же силой и способностями, в бою тоже поступала, как он, раня, но не убивая... Хаширама слишком силен: залечить любую, даже самую серьезную, рану для него — пустяк. Что для него какая-то горячка или гангрена? Он вообще осознает, что это такое? И вряд ли ему, как остальным, страшно оставлять за спиной живого врага. Это не самодовольство и гордыня, я уверена. Если достойным противником для него всегда был только ты, то вполне логично, что других он просто раскидывал в стороны в попытке добраться до тебя и избежать излишних смертей. Я в бою тоже не слишком задумываюсь, что кто-то погибнет когда-нибудь потом от нанесенных мною ран или переломанных костей. Живы остались — ну и ладно. Это что-то вроде установки или закладки, понимаешь? Что все еще можно исправить. Что самого страшного пока не случилось. Ну как же еще объяснить? Для любого ирьенина окончанием всего, точкой невозврата, является смерть. Пока человек дышит, и даже еще некоторое время после этого, ему можно помочь, но если человек мертв, надежды больше нет... — Какая может быть надежда в том, чтобы выжить, но при этом стать слабым, никчемным и бесполезным калекой?! Что вообще может быть страшнее?! — перебил девушку Мадара и отстранился, на скулах его заиграли желваки. — Но ведь Шога живет! — горячо воскликнула Сакура. — Хоть кто-нибудь в селении считает его за это слабаком? Каждый новый день он сражается с собственной слабостью и каждый день побеждает. Шога — храбрый и умный, после увечья не опустил руки, не сдался, поступил как настоящий шиноби. Он нашел новую цель и новое дело, сумел стать отличным хирургом, незаменимым для всего клана, вырастил и обучил двух сыновей, которые тоже будут служить на благо Учиха. А еще он хороший человек. Разве всего этого мало? Ну, пожалуйста, посмотри вместе со мной! Неужели Шогу можно назвать никчемным и бесполезным?! Мадара поглядел на жену долгим, нечитаемым взглядом и наконец решительно проговорил: — Я обдумаю твои слова, Светлячок. Хорошенько обдумаю. Обещаю.