Часть 3-2
30 августа 2021 г. в 16:35
Просыпается Хиде слегка невыспавшимся, но в гораздо лучшем состоянии, чем в несколько последних месяцев. Он, как оказывается, закутан в простыню с руками и ногами, но даже несмотря на это, просыпается он от холода: окно над кроватью открыто для проветривания. За первые же пару секунд пробуждения его сонный мозг разгоняется по шкале тревожности от нуля до ста, и Хиде начинает панически думать, что Кен, наверное, сбежал от него ночью (или незадолго до этого утром) через окно, хотя для этого не было ровным счётом никаких оснований. Он уже начинает перебирать по одной целый список быстро придуманных, одна иррациональней другой, причин, когда слышит шум из кухни: там, кажется, закипает чайник, слышится шкворчание чего-то, жарящегося на сковородке, и чьи-то напевы (мелодия ему знакома, но он не может вспомнить ничего конкретного). Хиде начинает выпутываться из простыней и в итоге запутывается в них ещё больше, с головой, и поэтому не видит, как Кен со смешком подходит к его кокону и резко дёргает ткань, заставляя его оттуда вывалиться под собственным весом.
– Выглядишь ужасно, – смеётся он, прикрывая рот рукой, как будто от этого его первые же слова за день (ни тебе "Доброе утро!", ни "Завтрак готов!") будут звучать вежливее. Он даже (вот подлец!) тянется за телефоном куда-то на пол, и Хиде слышит щелчок камеры и его очередные хихиканья.
– Очень смешно, спасибо, – угрюмо отвечает он, приглаживая рукой растрёпанные, торчащие во все стороны двухцветные волосы.
– Хочешь, покажу, как ты выглядишь? – участливо предлагает Кен, садясь на кровать рядом, и, не дожидаясь ответа, суёт ему в лицо телефон: выглядит он на фото действительно забавно, и Хиде против своей воли даже от этого улыбается, но тут же одёргивает себя, мысленно решая, что ему стоит на это обижаться, дабы такое не повторялось впредь, но Кен уже даже и не смотрит на его старательно обиженное лицо.
– Тоука сказала, что ты выглядишь очень прикольно, – добавляет он после звука уведомления на телефоне и встаёт с кровати, протягивая ему руку, – пойдём уже.
Завтрак в тот день кажется лучшим завтраком, наверное, в целой его жизни. Кен даже умудрился сделать на его кухне вполне сносные блинчики и как-то смешать растворимый дурной кофе и ненатуральные взбитые сливки во что-то… приличное и даже сладковатое. Сам он всё это время попивает кофе из той же чашки, которую выбрал вчера и (судя по двум коричневым кольцам на внутренней стороне) даже с тех пор не мыл.
На Канеки всё ещё только футболка, и Хиде пытается незаметно рассмотреть змеящиеся по его бледной коже блестящие алые узоры. Тот в конце концов замечает это и, неловко поёрзав, уходит обратно в комнату, где опять напяливает на себя кучу всего сверху.
Потом они идут в ближайший офис TSC, оттуда их направляют в главный, а уже там Хиде узнаёт, что, во-первых, Кена суют на позицию руководителя чёрного крыла (исключительно в силу его, так сказать, "служебного положения", а не из-за каких-то имеющихся лидерских качеств), а Кен, в свою очередь, суёт его не на бумажкоперебирательство, а координатором в… соседний дивизион, второй, которым, к их обоих огромному сожалению, командует Аято. Хиде очень сильно сомневается, что Кен не знал об этом заранее, поэтому для профилактики ходит незаметно обиженным весь оставшийся день, потому что мало того, что у него с Киришимой и до этого отношения были прохладными, сейчас они перешли через определённый предел, после которого могут только накаляться.
К счастью, в этом же дивизионе, к тому же, на той же позиции, что и он, работает Хинами, и Нагачика втайне надеется, что она будет хотя бы посредником между ними.
Регистраторша в главном офисе, предоставляющая им документы, смотрит на Хиде очень странно.
– Простите… вы гуль? – спрашивает она стеснительно, с таким видом, будто очень бы хотела избежать этого вопроса.
– Я… что? Почему? – отвечает ей на это со схожим видом Хиде, искренне не представляя, в чём может быть проблема.
– Вы гуль? – с каким-то неосмысленным лицом повторяет она, пристально всматриваясь в его фотографию в личном деле.
– Я? Нет, – на этих словах он только кладёт свои… травмированные пальцы на регистрационную стойку, и девушка пристально смотрит уже на них.
– Вы якудза? – тупо накидывает она очередной вопрос, не отрывая от пальцев Хиде взгляда.
Они с Канеки переглядываются на той стороне.
– Нет??? – его, конечно, уже называли (скорее в шутку) якудзой ранее из-за его якобы отрезанных фаланг, но сейчас эти вопросы скорее бестактны, чем что-либо ещё.
Девушка набирает воздуха в грудь, будто набирается вместе с этим смелости.
– Тогда почему вы… идёте работать в чёрное крыло?
– А я иду? – глупо хмуря брови, задаёт Хиде скорее риторический вопрос, и только под тяжёлым взглядом Кена понимает, что, вообще-то, да, идёт.
– А куда мне ещё идти? – спрашивает он с таким видом, как будто это очевидно: ему больше некуда, – на что девушка только ощутимо тушуется.
– Ну… сейчас же формируются дивизионы из… людей, – с видимой неловкостью объясняет она, но, замечая, какое лицо Хиде приобретает выражение, машет на это рукой.
– У меня там… вся семья, – невпопад говорит Нагачика, и регистраторша почему-то краснеет, как будто сама идея создания семьи с гулями кажется ей немыслимой. До него самого не сразу доходит, что конкретно он сказал, и он пунцовеет следом, пока Кен старается не хихикать рядом с ним на весь этаж.
После серии проволочек (связанных в том числе с тем, что девушка долго сомневалась, что Кену на самом деле тридцать, а не шестнадцать, и ему даже пришлось показать свой паспорт, после чего их общение стало ещё более неловким, потому что работать с Одноглазым Королём она тем более не планировала) они наконец получают весь пакет документов и даже успевают поработать с договорами найма (сущая формальность, по правде, нужная только потому, что технически старый TSC распадается на два фронта и уступает место новому). Уже там они пересекаются с Маруде и парочкой знакомых Канеки из Козы – Маруде с, похоже, искренним огорчением поздравляет Хиде с поступлением на работу в чёрное крыло, а парочка гульих знакомых нет-нет да и косится то на него, то на стоящего рядом Кена, и, судя по хитрым взглядам, они готовы уже пустить по городу какой-то слух. С облегчением Хиде узнаёт, что они работают в другом дивизионе, под командованием Наки, и между собой им пересекаться далее не придётся.
Уже на выходе, после долгих, изнурительных часов бюрократии и разговоров ни о чём буквально с каждым знакомым (видимо, не они одни именно сегодня пришли переоформляться в обновлённый TSC) Кен заводит с ним разговор о Наки и его семье, и через некоторое время Хиде печально признаёт, что не может перестать думать о том, как Широй и Ичика (он не видел их вдвоём, но знает по отдельности, хотя Широя и совсем мельком) хорошо бы смотрелись вместе. Кен косится в его сторону и понимающе кивает головой.
На этой ноте Хиде уже было думает идти к себе домой (по какой-то сбегательной привычке, скорее, а не потому, что действительно хочет), но Кен предлагает зайти к нему. По пути они обходят несколько магазинов: Хиде долго мучается с выбором самого клёвого медведя для Юкио, а потом они мучаются вместе в поисках хорошей развивающей книжки для него же (всё же не всё им делить только вдвоём), но Нагачика в очередной раз замечает, что как только он останавливается надолго около полок с мангой, Кен исчезает где-то в стороне… более взрослой литературы. На кассе он оказывается, правда, со взрослой литературой другого рода – томиком Мураками в какой-то раритетно-золотистой обложке, но чувства ожидания в Хиде это не приглушает.
После они, скорее случайно, заходят в магазин видеоигр, где Хиде долго рассматривает диски с гонками. Из всего семейства Канеки в последнее время он играет, пожалуй, только с Ичикой, и та отказывается от всего, что "напрягает мозги", ссылаясь на свою учёбу (что одновременно и смешно, и внушает уважение, потому что так серьёзно относиться к обучению в первом, уже втором, классе ещё нужно уметь), и он с грустью думает о том, насколько на самом деле давно не чувствовал с Кеном того единения за общей игрой.
– Что такое смотришь? – спрашивает неожиданно тот откуда-то из-за спины, и Хиде только со вздохом отходит в сторону. Если Канеки в последние годы пропадал на такой серьёзной работе, где от него ежедневно зависят сотни жизней, такие развлечения, наверное, кажутся ему уже… слишком детскими.
– Ты хотел бы сыграть со мной? – откликается он на незаданный вопрос уже откуда-то с другого конца стеллажа, словно бы прячась за полками.
Хиде поднимает на него глаза – как ему самому кажется – с какой-то надеждой, и Кен только мягко улыбается и ведёт его за руку в совершенно другой отдел.
– Я бы хотел сыграть в это, – он скромно показывает ему обложку игры, прижимая коробку с ней к груди. Это какой-то платформер, выпущенный впервые лет семь назад, судя по описанию, часть серии, появившейся ещё в восьмидесятых, и у Хиде возникают по этому поводу крайне… противоречивые чувства, – она на двоих. Я хотел бы поиграть с тобой, – Канеки сам изнутри будто светится, и Хиде понимает по горячим щекам, что, похоже, светится в ответ – красным от прилившей к лицу крови цветом. Он только кивает в согласии, и оставшееся время они просто бродят по магазину, разглядывая случайные вещи, пока Кен радостно прижимает к себе коробку с игрой, как ребёнка. Домой к нему они приезжают чуть ли не на последнем поезде и застают Тоуку с детьми перед телевизором: они смотрят, кажется, Дораэмона, сидя на разложенном футоне, и Тоука жестами просит Хиде садиться рядом. На скрещённых ногах у неё сидит Юкио, одной рукой обнимая плюшевого медведя с абсурдно большим бантом, а другой придерживая, судя по всему, кусочек морковки, который он скорее обсасывает, чем грызёт своими едва существующими зубами. Где-то в тёмном углу слышится кряхтение, и Ичика переводит угрюмый взгляд с телевизора на учебник в её руках и только закрывает им лицо, кряхтя уже откуда-то из-под. Что это за предмет, видно не очень хорошо, но судя по оформлению, что-то про природу. Хиде неловко садится чуть слева от Тоуки и машет Юкио в ответ на его активное приветствие (тот на самом деле только чуть приподнял и опустил занятую мишкой руку), пока Кен шуршит где-то в соседней комнате, разгружая пакеты.
– Мы тут разложили тебе футон, – только и объясняет очевидное Тоука, кидая через плечо взгляд на Ичику, замотавшуюся, видимо, в его одеяло. Та только стонет, рассматривая страницы книжки у себя в руках, и показательно заваливается набок, падая на мягкое одеяло, как будто ужасно устала.
– Детям есть перед телевизором вредно, – Кен заходит в комнату и лавирует между ними, усаживаясь с другой стороны от Тоуки.
– Вот же зануда, – поворачивается она на это к Хиде и только пододвигает тарелку с нарезанной кусочками морковкой ближе к себе. – Представляешь, он как-то пытался запретить Ичике играть в грязи, – рассказывает она ему заговорщицки, прикрывая ладонью рот.
– Потому что она стала бы… грязной?.. – недоумевающе откликается Кен с той стороны, и Ичика только устало выдаёт "ну пап" откуда-то из своего угла, зарывшись в одеяло с носом.
– Так если ты ей запретишь, она же только больше захочет, – отвечает Тоука с крайне самодовольным видом, на что Ичика только протяжно скрипит "ну ма-а-ам" – из-за всей ткани это звучит очень приглушённо и даже забавно, если судить по смешкам, раздающимся в темноте то тут, то там, – а так один раз запачкалась и узнала, насколько это неприятно, – она кидает косой взгляд в угол, на дышащий там белый холмик, будто ожидая чего-то, и Ичика только бурчит "конечно, ты заставила меня всё стирать" – так тихо, что Хиде приходится сильно напрягаться, чтобы расслышать.
"А мне пришлось за ней перестирывать и зашивать её рубашку", – шёпотом, почти одними губами говорит Кен, наклоняясь к нему за спиной у Тоуки, и та только прыскает от смеха, на что Ичика, сама не понимая причины всего этого веселья, отворачивается от них и закрывается одеялом с головой, пытаясь при этом, видимо, в темноте что-то разобрать в книжке.
Тоука предлагает ему оставшуюся морковку – даже не из вежливости скорее, а потому, что Юкио явно начал бы иначе переедать, – и Хиде кладёт миску к себе на колени. Они вместе смотрят ещё несколько серий, и он так погружается в сюжет, что даже не замечает, как Ичика, вдоволь наобижавшись, вылезла из своего укрытия и теперь вытягивает из миски целую горсть. Одеяло волочется у неё за спиной, словно плащ, и она, поняв, что её заметили, только горделиво поправляет его, укладывая у своих ног, как какая-нибудь императрица. Тоука с Кеном тихо переговариваются о чём-то, во что у Хиде нет даже желания вникать, и Ичика начинает рассказывать ему историю про то, как она "ходила на рыбалку с дядей Йомо" – зачем-то на машине и зачем-то, правда, в горы. Хиде вполне верит, что там есть рыболовные речки, и вполне верит, что она даже поймала что-то большое, но всё ещё не понимает, почему им вообще понадобилось уезжать так далеко от моря и от города, если тот же Йомо, судя по всему, живёт где-то у самого побережья.
За этими обсуждениями они проводят ещё долгое время, и в конце концов Кен даже пытается влезть в разговор и что-то пояснить про горы, но Тоука с суровым видом бодает его головой в подбородок, как-то хитро извернувшись при этом, и он со смущённым видом замолкает.
Объявляет, что нужно уже ложиться спать, тоже Тоука, и они расходятся по комнатам, оставляя Хиде одного в полумраке, разгоняемом светом из коридора. Кен предлагает ему почитать или принести что-нибудь, но он только молча мотает головой, и Канеки уходит, выключая повсюду свет и закрывая в их с Тоукой комнату дверь, – но после того, как Хиде укладывается, поправляет себе подушку и накрывается одеялом, всем видом показывая, как ему удобно.
Его жизнь, после стольких суматошных лет, похоже, налаживается.