Credendo vides

Господин Асакура сидел, уставившись в широкий письменный стол, и молчал, хотя собравшиеся в его кабинете люди ждали именно его слов, а пока тихо перешептывались. Их было немного, если не считать омытое тело на специальном столе, укрытое белыми кружевами. Священник, худой, как щепка, с выступающим горбом, держал в руках посох, больше напоминающий кривую ветку, и постоянно что-то нашептывал. Два человека в безупречно отглаженных черных костюмах тихо обсуждали материальные вопросы: - Погребение в землю? - Да, отказались от кремации. - Извольте узнать, почему? - Так пожелала мать умершего. - Несчастная женщина. Пятьдесят золотых. Один из мужчин что-то записал в лежащий на коленях блокнот. - Похоронные принадлежности? - Гроб из белого дуба. - Говорят, защищает от цыганской магии. Двадцать золотых. - Венок? - С белыми лилиями. - Пять золотых. - Убранство в гроб? - Самое лучшее. - Одежды для усопшего? - На заказ, друг мой, не в нашей компетенции. Слышал, из атлабаса платье шьют. - Что вы говорите?.. Участок? - Семейное захоронение. - Копка? - Полтора метра. - Почему так мало? - Пожелание отца усопшего… Трое свидетелей из слуг, которые обнаружили мертвое тело утром, мать, убитая горем, сидела в глубоком кресле, закрывая дрожащие губы рукой, полисмены, Матильда, красными глазами смотрящая в пол, и несколько высокопочтенный господ, которые, узнав о несчастье, тут же прилетели высказать свои соболезнования, а сейчас молча попивающие игристое вино и не смотрящие в сторону укрытого тканью тела. Перед господином Асакурой на маленьком серебряном блюдце лежало цыганское кольцо, перепачканное в крови его сына. - Что прикажите делать? – наконец, подал голос один из полисменов. Все собравшиеся, как один, кроме матери и Матильды, вздрогнули. - Найти его, - глава семейства кивнул на кольцо. – Его в первую очередь. И убить. Марко, вошедший в комнату, подошел к мужчине, что-то шепнул ему на ухо и выпрямился, положив узкую ладонь на широкое плечо своего господина. - Убить всех цыган, которые помешают добраться до принца. Микихиса резко отдернул полог большой палатки, установленной на деревянных столбах и настиле. Солнце уже поднялось, хоть его и не было видно за молочными облаками, с которых падал белый снег, а на поляне, где всего два часа назад плясали цыгане, дотлевали костры и на ветру раскачивались пустые котлы. Все давно спали, ведь день не их время, но глухой крик Короля цыган заставил практически весь табор выглянуть из своих теплых домов. - Разбудить моего сына! Пожалуй, Йо был тем единственным, кто не проснулся. Он никак не мог уснуть весь вчерашний день, потому что после встречи с любимым в крови кипел адреналин, а ночью спать просто не получалось, поэтому с рассветом цыган завалился на постель и отключился мертвым сном. В палатку ворвался Рен, пропуская в теплый кокон спальни холодный воздух, и Йо поежился, немного приоткрыв глаза. - Вставай, - как-то неуверенно произнес его друг. – Тебя отец зовет. Йо удивленно проморгался и, широко зевнув, потянулся за тканевым плащом. Накинув его на тонкую рубашку, он позволил другу помочь себе встать, схватившись за его руку и, обувшись и кутаясь в плащ, прошел к дому советов. Он совершенно не понимал, что заставило его отца поднять сына в такую рань, и еще больше удивился, когда, войдя, обнаружил за круглым столом Микихису, Ма Голдву, главу семьи Тао, Хорокея и еще двух глав цыганских семей. - Всем привет, - сонно поздоровался Йо, проходя к столу. Все вроде смотрели на него, но взгляд соскальзывал, словно масло с раскаленной сковороды. - Ну и?.. – Йо нахмурился, не понимая, зачем его подняли и молчат. – Я что-то натворил? - Садись, - наконец, Микихиса повел рукой, и его сын послушно опустился на стул. – Хорокей? - А почему я? – пискнул букушаг, опасливо поглядывая на своего короля. - Ты слышал разговор. - Лучше бы не слышал! - Йо, - Рен, который отлично знал, что и Юсуи не хочет быть вестником, и что Мик не в состоянии рассказать сыну такие новости, присел рядом с другом и сложил руки на столе. – Плохие новости пришли со стороны Света. - Они все-таки решили разрушить мост? – с легким испугом спросил Йо. - Нет, хуже, - Рен глубоко вдохнул. – Вчера ночью, после того, как ты вернулся, убили Хао. Йо, не моргая, пару минут смотрел на друга, совершенно не поменяв спокойное выражение лица на какое-то иное. Да, проснулся сразу, сна ни в одном глазу, но он разглядывал друга так, словно не услышал слов. Молчание затянулось, в разговор уже хотел вступить Микихиса, но раздался негромкий голос Йо. - Где? - В его спальне, - ответил Хорокей, когда Рен кинул на него взгляд. - Кто? - Обвиняют тебя. Нашли твое кольцо. Говорят, ты восстал из мертвых и отомстил. - Так и говорят? - Да… - Я не верю. Рен нахмурился, закрыв от неожиданности рот, а по комнате вдруг раздался скрипучий, но очень заливистый смех Ма Голдвы, которая кинула на стол несколько игральных костей и, быстро взглянув на число, сгребла их обратно сухой рукой. - В смысле? – наконец, спросил Рен. – Я тебе вру, по-твоему? - Нет, - спокойно ответил Йо. – Хао жив. - Йо, я понимаю, это сложно, но люди умирают. Любимые и близкие, друзья… - начал Микихиса, но вскрикнул и удивленно посмотрел на шамана табора, когда Ма Голдва дала ему по голове своим посохом. - А ну, замолчи, глупый! Что ж ты мальчику чушью уши заливаешь? Жив Хао, сказано тебе! - Но… - вновь попытался начать король цыган и еле увернулся от палки. - Ша, мальчишка! - Что происходит? – отсутствующе поинтересовался Ренни, которому стоило немалых душевных сил рассказать такое другу, а теперь у него было чувство, что его обставили. - Хао жив, - уверенно повторил Йо, глядя на отца. – Я чувствую. Король цыган непонимающе развел руками, виновато глядя на сына. - Хао действительно не может умереть, пока жив Йо, - произнесла Ма Голда, посмеиваясь и закуривая трубку. - Как это? – не понял Микихиса. - Йо бессмертен, пока его кукловод может его собрать. Даже если бы Йо тогда ножиком пырнули, он бы просто стал фарфоровым, а Хао нужно было бы его просто разбить и собрать заново, - произнесла старуха. – Кукла не может существовать без кукловода, но и кукловод не может быть без куклы. Это его дар от Йо, его защита от любимого. Йо всегда его защитит. Йо немного покраснел, вжимаясь в стул под пристальным взглядом друзей. - Так что с Хао? – запутался Хорокей. - По сути, он мертв, - Ма Голдва получше утрамбовала табак специальной трубочкой. – Пока к нему не прикоснется Йо. Сейчас Йо его защищает, хоть и не чувствует этого. Йо встал, собираясь выйти, но его за руку схватил Рен. - Ты куда намылился? – поинтересовался Тао. - К Хао. - Ты не можешь пробраться в его дом, это слишком опасно! - А что ты предлагаешь?! - Дождитесь, пока его похоронят. А потом уж вытаскивайте, - Ма Голдва бросила игральные кости на стол. – Готовь романипэ, Мик, новенький скоро прибудет. - Если он умер вчера, похороны через два дня. В это время вам двоим строго настрого запрещено выходить из табора, - король цыган обвел взглядом друзей. - Но у меня переговоры завтра! – запротестовал букушаг. - Перенесешь, - отрезал Микихиса. – Смотри, как бы эти переговоры не испортило то, что ты, граф Форценшнокер , могилы ночами раскапываешь. - Я?! Рен даже довольно усмехнулся, положив руку ему на плечо. - Не бойся, я с тобой! – подбодрил он. – Привидений не существует. - Пошел ты, - буркнул Хорокей, выходя из палатки следом за Йо. Когда молодые покинули помещение, Ма Голдва затянулась трубкой и выпустила пару колец. - Как такое возможно? – спросил король цыган. - Все это вера, - покачала головой шаман. – Пока Йо верит в то, что Хао жив, он будет жить. - А Хао? - Пока он верит, что Йо его любит, Йо бессмертен. Уверовав, увидишь это, мальчик мой, - проскрипела старуха. Главы семей переглянулись. - А что делать с набегами? – поинтересовался глава семьи Тао. - Ни в коем случае не винить Хао, - покачал головой Микихиса. – Мальчика подставили, мне кажется, это сделали специально, чтобы развязать с цыганами войну. - И что мы будем предпринимать? - Надо увести детей. И воевать. Матильде было очень страшно. Она сидела у высокого кованого забора, вжавшись в него спиной, и пыталась выровнять дыхание, но у нее ничего не получилось. Она старалась сделать глубокой вдох и медленный выдох, но дышать получалось только мелко и судорожно, как у загнанного в угол зверька. Она поборола в себе искушение вскочить и бежать отсюда как можно скорее – нет, она, возможно, единственная знает правду и не может уйти. Вместо этого она собралась с силами и отправила в кладовую искать лопату. У нее не так много времени, очень мало шансов быть не замеченной, необходимо действовать тихо и очень решительно. Пока вся знать на траурном балу, посвященному памяти Хао Асакуры, прислуга позволила себе расслабиться и отдыхает, но рисковать все равно не стоит. Матти трясущимися руками достала из холщевого плаща, больше скрывающего от ветра, ежели согревающего, украденные у охраны ключи и попыталась бесшумно вскрыть ржавый замок подвала. Наконец, попав в скважину, девушка повернула ключ и зажмурилась, когда цепь упала на землю, больше не опоясывая двери кладовки. Вроде тихо, только где-то вдалеке собаки лают. Матильда, стряхнула снег с двери, раскрыла люк и, путаясь в юбках, начала лезть вниз, прихватив с собой масляную лампу. Ища в набитой хламом кладовой лопату, Матильда успела своровать длинные спички, ножницы по металлу и насыпать в корсет соли – на всякий случай. Спрятав все в глубокий карман передника, девушка огляделась и, обнаружив лопату рядом с граблями, схватила инструмент. Выбраться получилось почти тихо – лопата упала в глубокий снег, и только с цепью пришлось повозиться. Вернув замок на место, служанка присыпала садовый инвентарь снегом и черными листьями и побежала к будке охранников, чтобы вернуть ключи. Трое грузных мужчин играли в шашки, слушая скрипучую пластинку на граммофоне. Матти осторожно заглянула в окно, толкнула створку – мужчины не обернулись на скрип, ветра часто беспокоят старые механизмы. Протянув в окно руку, девушка повесила связку на место и, радуясь своему везению, побежала обратно к дому. Она целый день сегодня спаивала охранников, щеголяя к ним в самом коротком платье, что у нее было – оно немного открывало худые колени, но должный эффект это произвело, кроме того, за день Матильда успела принести им около десятка бутылок спирта и две бутылки эля. Скорее всего, они сейчас допивали последние, ожидая юную служанку, поэтому и не обращали ни на что внимание. Раскопав лопату, Матти обогнула дом и вышла через калитку на заднем дворе, где ее уже ждал кучер в черной карете, которому она отдала все деньги, что нашлись у нее в карманах. Забравшись внутрь, девушка закрыла дверь и, одной рукой прижав лопату к груди, второй сжала небольшой ножик в кармане – она не может оставить кучера в живых, ведь он может проболтаться, или что еще хуже, прямо сейчас кому-нибудь все рассказать. Ехать пришлось долго, но этого времени хватило девушке, чтобы окончательно решиться. Когда карета остановилась, Матильда тихо вылезла и, подойдя к кучеру, посмотрела на него. Худой, хмурый, с темными глазками-кнопками, которые совершенно отсутствующе посмотрели на девушку. Читая молитву, Матильда, с трудом не запутавшись в юбках, забралась на колесо кареты и резко ударила мужчину в шею коротким ножом. Он дернулся, но тут же откинулся, а служанка поспешила слезть. Она спрятала нож в кармашек, быстро вытерла руки снегом, втоптала кровь в дорогу и, закидав новыми снежинками, со всей силы ударила ладонью по боку лошади. Животное попыталось встать на дыбы и припустило вперед, увозя за собой карету и мертвого кучера. Вытерев слезы холодными руками, Матти подобрала с земли лопату и фонарь, да подошла к забору погоста. Он был невысоким, пролезть сквозь решетку хрупкой девушке не составит труда, стоял там скорее для того, чтобы обозначить границы кладбища. Матильда быстро оказалась по ту сторону забора и, прижав лопату к груди, побрела вперед. Сегодня выдалась на удивление ясная ночь, правда, серп луны был так юн, что не освещал тёмный погост, но Матильде все равно казалось, что уж лучше бы шел снег или дождь, ведь в столь тихую и прекрасную ночь меньше всего хочется находиться здесь. Она не знала, где похоронили Хао, потому что была всего лишь его служанкой и на похоронах, соответственно, не присутствовала, поэтому приходилось ходить вокруг могил, выискивая свежую почти в полной темноте, потому что масляная лампа горела тускло – служанка боялась быть замеченной. Когда девушка заметила усыпанную белыми цветами могилку, на которой еще горели свечи в банках, украшенных черными тонкими кружевами и лентами, она сразу поняла, что пришла. Отпустив лопату, служанка упала на колени рядом с могилой и принялась раскидывать цветы – земля темная, еще влажная. Матти поставила свечи в ряд, чтобы хоть что-то видеть, посыпала землю солью, сложила руки на груди и, произнеся короткую молитву, подобрала с земли лопату. Ручки девушки, одетые лишь в кружевные перчатки, большинство пальцев которой были либо оторваны, либо порваны, быстро замерзли и стесались о грубый черенок лопаты. Благо земля еще рыхлая, мягкая, но девушка все равно постоянно останавливалась, грея руки своим дыханием. Она плакала – ей было жалко господина, жалко себя, страшно и очень холодно. Она устала, болели и руки, и спина, и шея, и даже ноги. Наконец, лопата ударилась обо что-то, и девушка, отбросив лопату и упав на колени, начала разгребать землю руками. К сожалению, гроб не хотел открываться, поэтому пришлось копать еще – уже землю промерзшую, по бокам. Было неудобно, приходилось постоянно выбрасывать большие куски земли и выпутывать их из корней, но стертые в кровь руки настолько замерзли, что не чувствовали боли и почти не держали лопату. По той же причине, открыть гроб получилось не сразу, но все же. Девушка открыла верхнюю крышку и, увидев того, кому прислуживала сколько себя помнит, приложила перепачканную ладонь к губам. Хватит. Не время нюни распускать. Осторожно, стараясь не поранить холодное тело, Матильда попыталась достать юношу из гроба, но он оказался очень тяжелым. Служанка впала в истерику, забившись в угол могилы и кусая губы, но через некоторое время у нее снова получилось взять себя в руки. Когда тело Хао оказалось на заснеженной земле, Матильда взяла лампу, с силой кинула ее в гроб и, когда стекло лопнуло, а масло загорелось, пропитывая внутреннюю обшивку гроба, быстро закрыла его крышкой, выбралась, и начала забрасывать его землей, постоянно оглядываясь на Хао. Он лежал, повернув голову на бок, и девушку пугало то, что не дрожали ресницы, не вздымалась грудь, на приоткрытых губах не блестела слюна. Но она знала, что это нормально. Так было и с той женщиной, когда на базаре ее пристрелили, чтобы отобрать кошелек. Но она ожила, оживет и Хао, надо только найти того цыгана… Разровняв землю, Матти разложила на ней цветы, расставила свечи в хаотичном порядке и попыталась накидать рядом свежего снега. Выбора особо не было – Матильда оттащила тело Хао в первый попавшийся открытый склеп, вернулась за одной свечей и лопатой, поставив их на гробницу, села рядом с Асакурой. Последние силы совершенно покинули ее, когда она мокрой щекой прижалась к холодной груди и сжалась в комочек, позволяя себе расплакаться.