Удар сердца

Александрина крепко спала, когда в комнату ворвался Карл. Оборотень подбежал к окну и настежь распахнул его, сорвав несколько петелек занавески с карниза. Холодный воздух с гулом влетел в комнату, а солнце ярко ударило в лицо девушке. Она поморщилась и открыла глаза. — Карл, — лекарша нахмурилась и повыше натянула одеяло, — что ты творишь? — Эйран был здесь? — мужчина тут же подскочил к подруге и сжал её лицо между ладонями. — Он бил тебя? Этот проклятый альфа приходил к тебе? Вся комната провонялась им. — Успокойся, — Алекса вскинула брови, попыталась высвободиться из стальных тисков, сковавших её голову. — Всё в порядке, мы просто разговаривали. — Разговаривали, значит? — Вентид отпрянул назад и указал пальцем себе в грудь, ровно на сердце. — Тогда почему у меня здесь болит? Он ударил тебя в это место? — Карл, нет… — лекарша отвела глаза, не в силах сопротивляться их связи. Метка выдавала другу всё, что она чувствует. Сейчас левая часть её груди горела огнём, и Карл это ощущал, но не мог понять причину этой боли. — Что он сделал, Алекса? — с надрывом прикрикнул он на съёжившуюся под одеялом подругу. — Лишь поцеловал, — шепнула она в ответ. — Один поцелуй в самое сердце, Карл. Не злись, прошу тебя, только не злись. — Почему тогда мне так больно, принцесса? — зеленоглазый оборотень покачал головой и сел на кровать у ног девушки. — Он разрушает тебя и внутри, и снаружи. Зачем ты позволяешь ему делать тебе больно? — Он больше не придёт, Карл, — Александрина потёрла грудь. — Эйран пообещал, что оставит меня в покое. — Твоё благо, что хоть обещания он сдерживает, — ликан ещё немного посидел на кровати, потом встал, прикрыл окно. — Я сделаю тебе завтрак. Эйран обещание не сдержал. Каждую ночь Алекса слышала, как альфа крался по дому, садился возле двери и плакал до самого утра. Мужчина старался не произносить ни звука, но глухие удары его сердца отдавались в ухе лекарши, словно десяток огромных барабанов. Она не могла уснуть, не могла выйти. Он вновь загнал её в клетку, из которой не было выхода. Каждый его визит причинял девушке боль: она сердилась, пыхтела, рычала, с ужасом ожидая ночного гостя каждый вечер. Теперь Александрина спала днём, а ночью делала всё, чтобы не слышать, как Эйран задыхается на пороге её комнаты от снедающей неискупимой вины. В одну из таких долгих мучительных ночей девушка услышала его шёпот. — Я простил его. Отца. Пришёл к нему и спросил, зачем он это делал? На что получил ответ, что мы были его ошибкой. Я и мама. Всхлип. — И мне стало его жаль, ведь он потратил свою жизнь на ненависть. И я простил его. Думал, что мне полегчает, но ощутил внутри лишь пустоту. Злость питала меня всё это время, я жил благодаря ей. А тогда испугался, не почувствовав ни радости, ни умиротворения. Я долго думал над этим и понял. Осознал, что случилось. У меня в груди освободилось место для чего-то доброго, светлого и чистого. Там должна была быть ты с самого начала. Только ты была по-настоящему важна. И теперь моя душа заполнена любовью к тебе, но боль не уходит, потому что прежняя злость уничтожила наши отношения. Александрина слушала тихое признание мужчины, которое ему давалось с огромным трудом. Но ещё она услышала в его голосе нескрываемую мучительную боль. Жалкий, как побитая собака, Эйран сидел под дверью её комнаты целыми ночами, убитый горем, с потухшим взглядом, постаревшим лицом. Но он не терял надежды, а значит ещё верил, что можно вернуть расположение девушки. — Что ты чувствуешь ко мне? — громко спросила Александрина и задержала дыхание, ожидая ответа. — Я не могу больше без тебя, — после долгой тишины сказал оборотень. — Не могу дышать, спать, думать. Я закрываю глаза и вижу только тебя. Твою родинку на правой щеке. Глаза, которые, клянусь, не карие, я видел в них зелень, словно те веточки мяты, которые ты бросаешь в чай. Твою улыбку, которую так редко мне показываешь, от чего моё сердце разрывается на части. Каждый твой пальчик, который я целовал, пока ты была без сознания. Твой запах, который стал моим самым любимым. Я влюбился, как мальчишка. Смущался, стеснялся, пытался отдалиться, даже причинял тебе боль, но это стало самой большой ошибкой в моей жизни. Нет ничего важнее тебя в моей жизни. Альфа хрипло выдохнул и схватился за грудь. Он не мог выдержать мучительную агонию, которая бушевала в его душе. Его Амаре была так близко, но мужчина не мог дотянуться. Дверь тихонько приоткрылась, из-за неё выглядывала Алекса. В коридоре на полу сидел оборотень в своём любимом синем свитере, рядом с ним стояла крохотная свеча, которая разгоняла тьму вокруг. В его покрасневших опухших глазах плескалось отчаяние. Он смотрел на знахарку и не мог поверить в реальность происходящего. Она казалась видением в полумраке комнаты. Эйран зажмурил глаза, чтобы вновь не расплакаться. — Ты меня мучаешь, — Александрина выскользнула из комнаты, на носочках подошла к альфе и опустилась рядом. — Я знаю, — он не мог открыть глаза, — но ничего не могу с этим сделать. Ты нужна мне. Ты мне очень нужна… Они сидели в тишине, поэтому, когда в дверь неожиданно постучали, оба резко вскочили на ноги и уставились в темноту. Эйран первым пошёл по коридору в гостиную, чтобы узнать, кто же заявился так поздно. Алекса побежала следом, стараясь держаться ближе к альфе. Темнота её до мурашек пугала, а вот его дыхание успокаивало расшатанные нервы. — Первый, — запыхавшимся голосом поприветствовал хозяина дома гость, он поклонился и тут же затараторил. — Требуется ваше вмешательство. Бета вашей стаи устроил драку в таверне, и их никто не может разнять. — Ведите, — ответил альфа, но не успел сделать шаг, как лекарша в мгновение ока проскочила между ним и косяком двери и выбежала на улицу первая. — Кто? — задала она вопрос гостю. — Бета Томас и бета Рун из стаи альфы Далии, — ответил гость, косясь на Эйрана. Втроём они помчались по ночным улицам Феитара. Холодная зимняя ночь заключила мир в свои могильные объятия. Чёрное покрывало неба было усеяно искорками звёзд. Полная луна слабо освещала небольшие улочки; домики изредка светились изнутри, если кто-то из хозяев забывал погасить лампу на окошке перед долгим сном. Под ногами, облачённых в кожаные сапоги, скрипели снежинки, словно они пели хрустальную мелодию зимы. Сияющее марево белого ковра слепило глаза. Город спал, укутавшись с головой в тихое мрачное одеяние зимы. Однако внутри девушки горело пламя. Её быстрые шаги больше не были ловкими и беззвучными. Лекарша твёрдо шагала по земле, и хрустящий звук отскакивал от стен домов по бокам. Её спутники, не утрачивая своей природной грации, двигались бесшумно. Иногда ей казалось, что она осталась одна посреди чужого переулка. Будто оборотни исчезли, испарились, прошли мимо, растворившись в ночной мгле. Или же волчица так самозабвенно вышагивала вперёд, теряясь в собственных мыслях, что не заметила, как они зашли в нужное здание, оставив её одну на улице, чтобы обращённая вновь не нарушила правила мира, где ей не место. Александрина оглянулась, гость указывал ладонью на ярко освещённое здание, но все посетители его были не внутри, спасаясь от стужи, а на улице. Они наблюдали за чем-то, образовав плотный круг. Эйран ускорил шаг и обогнал лекаршу. Толпа тут же расступилась, почувствовав присутствие Первого Альфы. Волки покорно опустили глаза, поклонились, но всё же исподлобья наблюдали за происходящим. В центре круга девушка увидела двух мужчин. Они неподвижно стояли друг напротив друга и молчали. За спинами обоих находились члены их стай. Руна поддерживал бета Таммая, близнец Томаса, а за спиной рыжеволосого Томаса — Карл. Четверо ликанов были напряжены, казалось, даже воздух вокруг них был гуще и потрескивал. — Что здесь происходит? — спокойно, будто обсуждал летнюю дождливую погоду, спросил Эйран. Но волки вокруг него сжались, тихо заскулили. Даже безэмоциональный вопрос Первого Альфы приводил их в ужас, ведь если он пришёл посреди ночи в затхлую таверну, чтобы разнять двух пьяных бет, то дело уже принимает серьёзные обороты. — Первый, — произнёс Карл испуганно, но при этом не теряя своего привычного достоинства, — не стоило Вас тревожить из-за мелких проступков недостойных бет. — Недостойных бет? — зашипел Рун на черноволосого оборотня. — Нападать со спины — недостойно. Только сейчас девушка заметила, что её знакомый с разноцветными глазами держится за бок одной рукой, по пальцам стекают капельки крови. — Обсуждать и осуждать Первого Альфу запрещено, — рыкнул Томас, скалясь. — И тем более, его Амаре. — Говорить, что Амаре твоего альфы спасла мне жизнь, это преступление? — возмутился Рун. Александрина вырвалась вперёд и подскочила к раненому ликану. Удивление на лице волка переросло в тревогу почти мгновенно, но после его лицо исказилось в гримасе неприкрытого ужаса. — Не надо, Алекса, — Рун попятился. — Ты делаешь только хуже. Лекарша протянула руку к ране, но оборотень хлопнул её по ладони прежде, чем она коснулась его. Девушка подняла глаза, но мужчина не смотрел на неё. Его кошачьи глаза наблюдали за реакцией только одного оборотня в толпе. Он боялся Эйрана. — Ты! — Александрина развернулась и ткнула пальцем в альфу. — Ты запугал его, чтобы я не могла даже помочь ему? — Ему не нужна помощь, — Первый Альфа сложил на груди руки и прищурил припухшие глаза. — Ты помогла ему раз, но большего он не заслуживает. Верно, Рун? — Да, Первый Альфа, — понурив голову, ответил бета. Внутри знахарки зарокотал гнев. Сколько бы она не билась с Эйраном, он всегда оказывается сильнее, умнее и могущественнее её. Если девушка ослушается Первого Альфу, то Рун пострадает ещё сильнее, если ничего не сделает, то не простит саму себя, что оставила раненого без помощи. — Я должна осмотреть рану, — закричала Алекса на Эйрана. — А я запрещаю тебе, как Первый Альфа и твой Амаре, помогать кому-либо, — с серьёзным лицом ответил мужчина. Словно пощёчина её ударили слова волка. Он впервые запретил ей что-то делать. По рукам и ногам знахарку опутал его запрет, словно какая-то невидимая сила была в его словах. Рэгнволд сковал её запретом делать то, для чего она была рождена, то, чему обучили родители. Александрина оказалась беспомощной перед властью жестокого Первого Альфы, который ещё полчаса назад плакал под её дверью и просил прощения. Девушка помчалась со всех ног к воротам. Там было её спасение от всех ужасов этого города. На ходу она начала сбрасывать с себя ночную рубашку и плащ, которым успела укрыться, а после, остановившись на несколько секунд, начала обращаться. Эмоции захлёстывали её, поэтому обращение произошло почти мгновенно, и вот Алекса снова бежит прочь. Прочь из города, прочь от боли и бессилия. Охрана смазывала крепления ворот, поэтому те были приоткрыты. Обращённая выскользнула на свободу, но в последний момент уловила, как кто-то кричит её имя в ночной тишине. Волчица побежала со всех ног в сторону леса. Она слышала, как мощные лапы чёрного волка утопают в снегу. Эйран нёсся за ней. Александрина была медленнее, мельче. Ей не убежать от преследователя, поэтому бурая хищница, не достигнув своей цели, резко остановилась и повернулась. Первый тоже замер, оскалился и зарычал. Гнев и отчаяние плескались в её голове, как море в шторм. Александрина ненавидела этого бездушного мужчину, ненавидела город, на фоне которого он стоял. Она начала обращаться. Кости нещадно ломались, причиняя невыносимую боль, суставы лап выворачивались под неестественными углами, шерсть болезненно втягивалась под кожу. Лекарша встала на две ноги. Метрах в ста от неё перебирая лапами, выжидал Эйран. Он гадал, что же его Амаре сделает в следующий момент. И она закричала, хватаясь за волосы и наклоняясь вперёд. Этот пронзительный душераздирающий крик заставил лес позади неё зашуметь. Птицы встрепенулись и с грохотом сотен хлопающих крыльев сорвались со своих гнёзд, взмывая ввысь. Вороны, сойки, голуби. Они закружились в небе неровным хороводом, птицы орали вместе с напугавшей их девушкой, но её крик всё равно заглушал птичий шум. Казалось, даже ветви деревьев закачались у неё за спиной, очнувшись от зимней дремоты. Они недовольно гудели, шелестели, перешёптывались. Лес шумел тревожно, угрожающе. Словно ураган налетел на него, заставляя скрипеть ветви вековых гигантов. Свет луны померк. Она больше не освещала поле, вокруг было темно, как самой мглистой безлунной ночью. И даже снег под ногами больше не искрился, стал серым и грязным, и, как в трясине, проваливались в него ноги. Александрина кричала, пока в её лёгких не закончился воздух, а в горле не начало саднить. Она с хрипом втянула воздух через рот, подняла голову на Эйрана, который прижал уши и с нескрываемым изумлением в синих глазах смотрел на лекаршу, потом упала на колени, неприятно счесав их о ледяную корку сугроба, и повалилась набок. Тихие всхлипы разрезали наступившую оглушающую тишину. Юная волчица лежала на морозе и плакала горячими слезами, которые топили снег под её щекой. Девушка вовсе не чувствовала холода, который, несомненно, сковал бы её по рукам и ногам, будь знахарка человеком. Тело дрожало, но только от обиды и безнадёжности. Она окончательно запуталась. Не знала, кому верить, не знала, кому высказаться. Александрина не знала, что ей делать. Душа страдала, девушка чувствовала глубокое разочарование в жизни. Будто её, как слепого новорожденного котёнка, топили в ведре холодной воды. Она захлёбывалась, не могла вздохнуть и медленно мучительно умирала. Обращённая зажмурила глаза, носом судорожно втягивая морозный воздух, а когда распахнула веки, прямо перед лицом увидела Эйрана. Он лёг рядом с ней в своём человеческом обличие, поднял руку и погладил по щеке волчицу. Обжигающее прикосновение вызвало новый всплеск эмоций, и Алекса разрыдалась больше прежнего. — Моя маленькая хищница, — шептал альфа, — почему ты пытаешься спасти всех вокруг, но не можешь спасти себя? — Потому что должна это делать, — хрипела девушка. — Уж лучше я, чем кто-то другой. Не могу позволить страдать окружающим, если могу принять удар на себя. Я должна спасать их, должна спасать всех. Родители учили меня этому с самого детства. — Тебе лгали, любимая, — мужчина кончиком пальца подхватил скатывающуюся слезинку на её щеке. — Ты каждый раз бросаешься с головой в пропасть, но когда уже начнёшь спасать себя, а не других? Твоя израненная душа скоро испустит дух. Ты не можешь всех прощать, не можешь всех любить и всем помогать. Это неправильно. Ты теряешься в других, моя хищница. Где среди них именно ты? Уже потеряла себя как личность, растворилась в спасённых душах, как мыло в воде. Лишь мутная пена осталась от твоего существования, но и та скоро сольётся в сточные воды. — Заткнись, — слабо хрипнула лекарша, зажмуриваясь изо всех сил, пытаясь скрыться от правды, которую она слышала из уст тирана. — Ты — бледная тень, видение в полночном мраке. Тебя не хочется жалеть только потому, что сама жалеешь других. Ты — потерянная девчонка, которая не может защитить себя. Твои родители вырастили идеальную зверюшку, которая пожертвует своей жизнью ради других. Ты жалкая и слабая, как осенний листок в приближающейся зимней буре. Она сотрет тебя с лица земли, и никто и не вспомнит о тебе, а знаешь почему? Доброта не запоминается. Сделай гадость — и будешь навеки в истории и умах людей, спаси тысячу человек — и они забудут о тебе завтра. Ты сама забыла о себе, Алекса. Маленькая девочка, которая пытается закрыть дыру в своей душе помощью другим. Они наслаждаются твоей добротой, а потом уходят от тебя навсегда. Ты никому из них не нужна. — Прекрати, — дыхание знахарки перехватило, и она закашлялась. — Ты всю жизнь жила, ожидая похвалы за свою жертву? — продолжил оборотень. — Или тебе нравится быть нужной? Когда тебе обязаны за твою помощь? В любом случае, ты истощилась, а твоя борьба оказалась бессмысленной. — Ты убиваешь меня, — девушка схватилась за сердце, которое мучительно ныло в груди. — Я спасаю тебя тем способом, которым могу спасти, — большая ладонь с длинными пальцами опустилась на плечо Алексы, и она вздрогнула от тепла, разлившегося по её телу. — Я — жестокий ублюдок, поэтому и не дам тебе больше жертвовать собой ради других, даже если они будут заслуживать помощи. Это больше не твоя битва, Алекса. Обращённая вскочила, пошатнулась и уставилась покрасневшими глазами на лежащего ликана. Тот сел, подтянул к себе колени и обратился в слух, поскольку девушка едва слышно зашипела. — Я хоть что-то хорошее несу в этот мир, — она рвано вздохнула. — А ты? Что будешь значить без своей силы полукровки? Ты как был маленьким волчонком, которого до смерти избивал отец, так им и остался. В тебе нет ни грамма доброты. Лишь забитый, обозлённый, оскалившийся ребёнок, заигравшийся во власть. — Я знаю, — Эйран опустил взгляд и потёр ладони. — Ты думаешь, я за семьдесят лет не понял, что я — худшее существо на земле? Что отвратителен? Что я не умею любить и сострадать? Ты не открыла мне глаза, они уже давно распахнуты. Но в отличие от меня, у тебя есть шанс измениться. — Я не хочу меняться. — Ты должна стать мной, а я — тобой, — волк искоса посмотрел на Алексу, его глаза впитывали красоту её тела, словно прекраснее неё на свете не было женщины. Как он хотел прикоснуться губами к плавным изгибам, зацеловать каждый шрам на её теле, залечить раны на сердце, пролить слёзы и кровь ради неё одной. Не метка движила им, она была ни при чём. Альфа был очарован ещё в тот день, когда крохотная девочка отрезала себе волосы, чтобы спасти чужака. Он восхищался её храбростью и мужеством. Она была сильнее него во всех смыслах, и волк невольно млел рядом с ней. Амаре лишь усилила давно вспыхнувшие чувства. Александрина вновь опустилась на колени и спрятала лицо в ладонях. Девушка не могла больше выносить слова альфы, потому что он был до безумия прав. Всё, что Эйран сказал, было кристально чистой истиной, которую знахарка так долго не могла разглядеть. Она растворилась в других, не оставив себе ни частички жизненных сил. Перед глазами мелькали лица всех, кого лекарша когда-либо пыталась спасти. Сколько чужой крови было на её руках, сколько слёз она отдала другим, сколько раз сердце разрывалось при виде чужих страданий. Но кто спасёт её? — Пойдём, моя маленькая хищница, — мужчина встал, подошёл к знахарке и аккуратно поднял её на руки. От усталости девушка смогла лишь ненадолго заглянуть в синеву глаз, положить руку на его широкую грудь, а после впала в забытье. Эйран нёс хрупкую девочку через заснеженное поле медленно, стараясь не тревожить её беспокойный сон. Она прижалась лбом к его плечу, и он расслабил мышцы в этом месте. В ответ Алекса нахмурилась. Волк ласково улыбнулся этой картине. «Как бы не была она сильна, внутри моя Амаре мягкая и нежная. Судьба закалила её, но стоило ли оно того? Александрина должна была быть в безопасности, со своей семьёй, наслаждаться замужеством и материнством. Её руки должны были держать иголку и нитку, обнимать ребёнка, а не быть по локоть в крови. Моя маленькая хищница. Самая большая в мире загадка. Сгусток боли и отчаяния, который дарит окружающим мир и покой, хотя в её душе бушует разрушительный шторм». Эйран отнёс знахарку домой, осторожно открыл дверь в комнату и опустил спящую Алексу на кровать. По телу девушки пробежались мурашки, когда он накрыл её одеялом и легонько поцеловал в висок. Мужчина уже собрался уходить, когда она пробубнила себе под нос: — Мне холодно, останься. Вот только говорила обращённая не о температуре в комнате. Ей холодно находиться в одиночестве. Снова остаться одной, быть против целого мира без поддержки кого-то близкого и родного. Эйран зажёг лампу на тумбочке, сел на кровать, закинул ноги, полез под одеяло. Девушка сама прижалась к нему спиной. Потом нащупала его руку и перекинула через себя. — Спасибо, — хрипнула знахарка и задремала. Александрина проснулась в ласковых тёплых объятиях. Мускулистая рука обвивала её тело, альфа крепко прижимал свою возлюбленную к себе. Эйран дышал ей в правое ухо. И она услышала его сопение. Ухом, которое не слышало уже больше двух недель. Утренние лучи солнышка грели кожу на их руках. Девушка пробежалась кончиками пальцев по чёрным волоскам на тыльной стороне запястья мужчины. Он глубоко вздохнул, но не проснулся. В комнате стоял запах пионов, словно всё помещение было уставлено вазами со свежесрезанными цветами. Седая прядка волос лежала на плече волчицы и тянулась вниз к груди. Алекса подцепила её ладошкой и поднесла к носу. Пахло любовью. Самой настоящей любовью. Смесь нежности и заботы. Дуэт поцелуев и объятий. Вальс взглядов. Эйран пошевелился, что-то промурчал, уткнулся носом в шею девушки, а потом мягко поцеловал тонкую кожу. — Доброе утро, — ещё один лёгкий поцелуй в макушку. — Как спалось? — Не замёрзла, — волчица улыбнулась и погладила руку альфы. — А тебе? — Я счастлив, — мужчина зарылся в коротенькие волосы возлюбленной и глубоко вдохнул. Они лежали в кровати ещё несколько часов. Просто гладили друг друга по рукам, Эйран целовал Александрину в шею, плечи, голову. Она играла с его волосами, выводила узоры пальчиками на лице, груди, плечах. Они не говорили ни о событиях прошлой ночи, ни о всех склоках, которые были между ними раньше. Оборотни просто наслаждались мгновением. Мгновением счастья и нежности. Утро выдалось по-настоящему добрым. Вместе они приготовили завтрак, попили чай, почитали книги. Эйран лежал на полу на мягком ковре возле разожжённого камина на большой подушке, девушка примостила свою голову ему на живот. Альфа листал какой-то фолиант без названия, иногда приподнимался на локте, вчитывался внимательнее, вздыхал и падал обратно. Лекарша впивалась глазами в строчки любовного романа, иногда прерываясь, когда мужчина вскакивал, иногда потому, что описание страстных поцелуев и долгих любовных ночей между персонажами зарождали внизу живота странное тянущее чувство, а обнажённый торс альфы под ней прибавлял пикантности рассказу. К вечеру Александрина приготовила ужин, они поели, почти не разговаривая. После Эйран принял ванну и устроился возле камина, вновь и вновь перелистывая толстую книгу. Девушка помыла посуду, спряталась за косяком двери и понаблюдала за сосредоточенным альфой. Мокрые волосы он завязал лентой в пучок на макушке, но короткая белая непослушная прядка висела у него на лбу и постоянно мешала. Мужчина злился, пытался её пригладить, заправить под другие волосы, но у него не выходило. Потом бросил это занятие, закусил розовую губу и продолжил читать. Алекса улыбнулась этой картине и отправилась принимать водные процедуры. Вода была слегка прохладной, поэтому по телу пробежала мелкая дрожь. Она лежала в ванне и думала о том, что произошло за последнее время. Снова было больно, но девушка не могла даже вспомнить, что ощущала в тот момент. Перед глазами стояло сегодняшнее утро. Как лучики скользили по сплетённым рукам, как серебряные волоски альфы блестели в солнечном свете, как он обжигал её макушку своими поцелуями, как гладил обнажённое плечо, как от этих действий волоски на руках вставали дыбом, как она сама обводила пальчиком его острые скулы, широкие густые брови, острый длинный нос, тонкие изящные губы, благородный подбородок, шею, покрытую сеточкой голубых венок, ключицы, мускулистую грудь. Александрина сжала бёдра под водой и подавила стон, зародившийся в груди. Почему он так волновал всё её нутро? Стоило волку побыть один день домашним котом, как она растаяла в его объятиях. Чарующие глаза Эйрана не выходили у неё из головы. В глубине их синевы таилось множество тайн, которые он скрывал от остальных. Взгляд умных, заботливых, нежных очей приводил в восторг, но сколько жестокости скрывалось под ними. Альфа умел только разрушать. Он не созидал, как многим казалось со стороны. Волк крушил и уничтожал окружающий мир, неся отмщение за боль, которую тот ему причинил. И Эйран был прав, абсолютно прав. Однако Александрина не держала на него зла за то, что он сделал с ней. Это была его ошибка, за которую мужчина понёс ответственность, за которую наказал сам себя. Девушка намылилась, провела по коже ноготками, помыла волосы. Вылезла из ванны, надела лёгкое платьице, поскольку ночную рубашку она оставила где-то на улице вчера вечером, зевнула, почистила зубы и отправилась в свою комнату. Возле двери её ждал Эйран.