Удар сердца

Александрина очнулась от громкого крика женщины. — Ты ещё более жестокий ублюдок, чем твой отец, — гремела Силджа, девушка без труда смогла узнать её голос. И даже туманное состояние не помешало ей догадаться, кому предназначаются эти слова. Знахарка попыталась открыть глаза. Не вышло. Шевельнуть рукой — провал. Её сознание попало в ловушку неподвижного тела. И она стала безмолвным свидетелем разгорающегося скандала. — Посмотри на неё, — орала женщина, — у тебя ведь всё в порядке с глазами, Эйран. Посмотри на эту бедняжку. Силджа откинула одеяло с тела Александрины. Девушка почувствовала холодок, пробежавший по телу, но отреагировать не смогла. — Твоя Амаре клялась, что ты вырос достойным мужчиной, — продолжила тираду обращённая старшая волчица. — И я слышала, она говорила это искренне. И что ты сделал, а? Посмотри! На теле бедняжки нет ни одного живого места. Какого цвета её крохотное тельце, скажи мне. — Чёрное, — тоненький голосок Атиллы раздался где-то у ног Алексы. — Она пять дней не приходит в себя, под её кожей разлилась и застыла кровь, лицо опухло до неузнаваемости, и нет целых клоков и без того скудных волос, — кричала мать на сына. — Даже твой отец не позволял себе избивать меня до такого состояния. А ты, мерзавец, приказал избить до полусмерти свою Амаре другому оборотню? Тебе понравилось смотреть, как издеваются над обращённой? Была бы она волчицей, ты бы позволил себе сделать такое? Я думала, что мой сын усвоил урок детства, но твой паршивый папаша вложил в тебя намного больше, чем я. Откуда в тебе такая жестокость к этой девочке? Почему ты превращаешься в Одена? — Хватит, — разгневанный голос раздался где-то справа от лежащей лекарши. Эйран был на грани срыва, его Амаре прекрасно знала этот угрожающий тон. — Ещё зарычи на меня, волк, — не менее грозно ответила Силджа. — Я достаточно прожила с тираном, чтобы перестать бояться таких, как ты. Мнишь себя вершителем судеб? Считаешь, что можешь заткнуть любого? Я твоя мать, и не смей так со мной разговаривать. Я верила, что мой сын вырос другим. Но теперь вижу перед собой только копию Одена и не более. Я разочарована, Эйран. Мне больно видеть, каким ты стал. Убирайся прочь из её комнаты и не смей больше сюда входить. Твоё благо, если она выздоровеет. Проси Судьбу о снисхождении. Внутри себя Алекса даже порадовалась, что хоть кто-то мог указать Эйрану на его оплошности без боязни попасть на эшафот. Но даже если альфа и опустится до казни собственной матери, это будет лишь очередным подтверждением его абсолютного бессердечия. Но, с другой стороны, девушке стало жаль Эйрана. Он так мечтал увидеть свою мать, а теперь она стоит и говорит ему то, что мужчина боялся услышать больше всего на свете. Этот взрослый ребёнок так отчаянно страшился стать похожим на своего отца. И у него не вышло. Он стал ещё более жестокой версией своего детского кошмара, преследовавшего его всю жизнь. Первый Альфы лишь тихо рыкнул, повернулся и вышел из комнаты, хлопнув дверью. Никому не было известно, как сильно ранили его слова матери. Эйран стал хуже собственного тирана, и это разорвало его душу на части. Посиневшее тельце стояло перед глазами альфы, как приговор. Самый страшный приговор. Два самых близких человека окончательно разочаровались в нём: любимая мать, которую подвёл; и желанная девушка, которую собственноручно почти загнал в могилу из-за гнусных амбиций. Эйран видел, с каким восхищением смотрят на него оборотни, когда избивали его возлюбленную. Эти кровожадные твари млели перед своим криводушным альфой. А он наслаждался властью. Но сейчас эта девочка, такая крохотная, такая нежная, как лепесток самого красивого цветка, увядала на его глазах. Ему было невыносимо стыдно за себя, до отчаяния больно видеть её такой. В тот день Алексу принёс Карл. Регнволд видел, как Вентид рыдает над своей подругой, раздевая её и вытирая кровь с перекошенного лица. Но Гринольв не посмел и слова сказать против своего альфы. Лишь жалобно скулил над почти бездыханным тельцем знахарки. Тогда Эйран выгнал его из дома, но зеленоглазый бета сидел под дверью и тихо плакал всю ночь. Сначала Первый Альфа даже не подходил к этой лживой наглой потаскухе. Но чувства внутри закипали, а волчьи инстинкты расплавленным металлом разливались по крови. Оглушающий визг любви к его маленькой хищнице заставил Эйрана толкнуть дверь и припасть на колени перед Александриной. Он целовал её руки, ноги, просил прощения, просил очнуться и убить его, такого никчёмного и жестокого. Мужчина плакал. Плакал навзрыд. Клялся Судьбе, что отдаст свою душу за неё, только пусть выживет хозяйка его дома, его города, его сердца, его жизни. Вспоминал отца. Вспоминал, как повторял его поведение всю жизнь. Как вспышки ярости застилали глаза Одена, и как он их боялся. Теперь же Эйран смотрел в зеркало и видел в собственных синих глазах только: своего мучителя, свой ужас и свою боль. Первый Альфа выплёскивал ярость на тех, кого больше всего любил. Его любовь приносила только страдания. — Паршивец, — выплюнула вслед сыну Силджа, а затем повернулась к присутствующим в комнате ликанам. — Ты Карл, верно? — Да, госпожа, — мужчина смотрел на Алексу, а в глазах у него стояли слёзы. — А ты Атилла? — слепая женщина повернула голову в сторону бледной заплаканной волчицы, которая кончиками пальцев держалась за край одеяла, которым была накрыта лекарша. — Ты обратила её? — Да, госпожа, — всхлипнула девушка, жалобно уставившись на мать Первого Альфы. — Я не хотела её обращать, мне так жаль… — Уже ничего не сделаешь, — грубо обрубила её Силджа, чем вызвала новый срыв у золотоволосой ликанши: та вновь заплакала. — Ну прекрати, слезами мы ей не поможем. Карл, помоги мне с осмотром. Я буду щупать её тело, а ты станешь моими глазами. Атилла попыталась подать руку слепой обращённой, но та отмахнулась и самостоятельно обогнула кровать, склонилась над Александриной и принялась аккуратно водить пальцами по её обнажённому телу. Начала она с ног. — Что здесь, Карл? — женщина остановилась на левом колене. — Большая шишка, и кость немного сдвинута, — тут же ответил оборотень. — Вправим, — уверенно сказала Силджа. — Атилла, принеси простыни и лёд с улицы. Девушка тут же подскочила и вылетела из комнаты. В этот момент женщина с усилием надавила на коленную чашечку, и та встала на место. — Вы лекарь? — удивлённо спросил Карл, наблюдая за манипуляциями слепой женщины. — Нет, но в далёком детстве у меня была такая же травма. Сиганула с дерева и упала прям на колени. Криков было на всю деревню, а лекаря у нас не водилось. Какая-то старуха тут же взяла меня в охапку и сделала то же, что и я сейчас. Я хожу, как видишь, значит, и она будет. Силджа продолжила ощупывать тело Алексы. Девушка прекрасно слышала, что говорит мать Эйрана, но ни ответить, ни шевельнуться она не смогла. Лишь нога слабо дёрнулась, когда чашечка вернулась в нормальное положение. — Рёбра в плохом состоянии, но насколько я могу судить, они не сломаны. Видимо, тот, кто её избивал, изо всех сил старался не причинить ей вред, только синяков наставил. Так, а почему у неё тут пустота? — женщина положила ладонь на место, где должна была быть левая грудь. — Это случилось, когда Атилла напала на неё, — лицо Карла исказилось в гримасе боли. — Александрина говорила, что ей самой пришлось её отрезать, потому что та была надорвана и начала гнить. — Ох, бедняжка, — Силджа ласково погладила кожу на месте старой раны, и девушка почувствовала это прикосновение, даже волоски на руках чуть вздыбились. — И после того, что она пережила, Эйран решил её окончательно добить? Что за жестокость?! Как это существо может быть моим сыном. Карл тактично промолчал, но в душе у него бушевал ураган. Он разрывался между любовью к Вентид и верностью альфе. Но наблюдая, как его маленькая принцесса страдает, он озлобился по отношению к Эйрану и его неуёмной жажде власти любой ценой. — Так, а что здесь? Это кровь? — Силджа ощупывала правое ухо девушки. — Да, у неё из уха долго текла кровь, — подавленно отозвался бета. — Я вытирал её, но она всё текла и текла, а потом Эйран меня выгнал… Не знаю, когда остановилась. — Это плохо, — нахмурилась женщина. — Как она потеряла сознание? — Гарди несколько раз ударил её по лицу, потом ногой бил по животу и груди, — начал вспоминать Вентид, сжимая кулаки. — Потом я услышал, что она ему что-то прошептала. "Бей в ухо". Мне кажется, что Алекса сказала, чтобы он ударил её в ухо. Сама перекатилась на спину, Второй Альфа сел и закрыл её спиной от толпы, потом встал, а она уже потеряла сознание. Тогда всё и закончилось. — Моя девочка… — Силджа прикрыла рот рукой, пытаясь унять ужас, который её охватил. — Я думаю, что Александрина сильно страдала. Судя по ушибам и опухлостям на теле, ей было невыносимо больно, но она не могла отключиться. Даже удар в голову ей, видимо, не помог. Девушка была всё время в сознании. И в конце концов, приняла решение пожертвовать своим слухом, чтобы боль прекратилась. — Откуда вы знаете? — Карл настороженно уставился на слепую женщину. — Сама была в такой ситуации, — печально ответила та и погладила Алексу по голове. — Когда Оден меня избивал, я иногда не теряла сознание даже после самых сильных ударов. В эти моменты подставляла ухо, чтобы удар пришёлся по нему. А когда я всё-таки падала в обморок, он переставал надо мной издеваться, ведь бить жертву, когда она не сопротивляется, уже не интересно. Волчьи, мать его, инстинкты. Игра для вас, ужас для нас. — Вы сказали, что Алекса пожертвовала слухом. Что это значит? — У меня пропадал слух после ударов по уху, — Силджа тряхнула головой, отгоняя отголоски старой боли, которые теперь её преследовали постоянно. — Но никогда не было крови. Я думаю, что у неё может быть повреждено что-то внутри. Но я не лекарь. — Александрина лекарь, — мужчина присел рядом с подругой и нежно погладил её по руке. — Она бы подсказала, что нам делать. — Так пусть скажет, — мать Эйрана встала. — Вы — Вентид, а значит, ты можешь чувствовать её, верно? — Да, но только когда Алекса в сознании. — Так залезь глубже к ней в разум, попробуй почувствовать, что её беспокоит, где болит, с нами ли она вообще, — Силджа отошла и указала рукой на неподвижную фигурку на кровати. — Возможно, ты сможешь разделить её боль, и она очнётся. Карл сомневался не долго. Он так безумно хотел помочь этой маленькой девочке, что тут же подполз ближе к её голове и изо всех сил сосредоточился на своих ощущениях. — Я пойду помогу Атилле, — Силджа спешно покинула комнату, оставляя Вентид наедине. Мужчина погладил подругу по волосам, почувствовал запах табака. Улыбнулся. — Давай же, моя принцесса, — Карл спустил руку ниже, провёл кончиками пальцев по здоровому уху девушки. — Помнишь наш поход? Как я старался искать те ягоды, которые ты хотела попробовать, смех, да и только. Прыгал, как дурак, по болоту в полной темноте, лишь бы порадовать тебя. А ты потом морщилась, но ела. А я смеялся про себя. Какую мордашку ты скривила. Зеленоглазый ликан широко улыбнулся, вспоминая проведённое вместе время. — А как плела венки, и мы с тобой бегали по полю, — мужчина провёл ладонью по руке Александрины. — Ты отбежала от костра всего метров на десять, я клянусь. А потом что? Запыхалась! Я тогда ещё подумал, что за слабая девчонка, совсем малышка. А когда стала оборотнем, и у тебя появились: огромная сила, превосходный нюх, невероятный слух, — понял, что ты никогда и не была слабой. Та девочка в поле уже являлась сильнее всех, кого я знал. Она была храброй, честной, доброй и жертвенной. И сейчас она лежит передо мной, еле дыша, но я вижу её безграничную человечность и недюжинную волю. Борись, принцесса луга, ведь корона из цветов была твоя. Не оставляй меня, прошу. Ты нужна мне, нужна моей стае, они так за тебя переживали. Даже каким бы не был Эйран моральным уродом, ему ты тоже нужна, я уверен. Ты нужна нам всем, Алекса. У Карла в глазах стояли слёзы, поэтому он не заметил, как дёрнулся палец девушки. Но когда она с хриплым вздохом подняла руку, мужчина громко разрыдался от счастья. — Я… — невнятно прошипела обращённая, но распухший язык не дал ей сказать такую важную фразу. — Я тоже люблю тебя, принцесса, — Карл прижался губами к руке девушки. — Я же твой Вентид, тебе не обязательно говорить, чтобы я тебя понял.

***

Александрина самостоятельно встала на ноги только через неделю, чем вызвала аплодисменты у собравшихся возле её постели ликанов. Пришла вся стая, чтобы убедиться, что с ней всё будет в порядке. Карл слегка поддерживал девушку за локоть, когда она сделала несколько шагов. После чего отпустил, и та маленькими неуверенными шажками дошла до противоположной стены под пристальными взглядами волков. Каждый из них по очереди дежурил возле знахарки, пока она восстанавливалась. Сначала хлопотал Карл, который постоянно советовался с Силджей, в надежде выпытать у неё как можно больше информации про жизнь обращённых, но женщина держалась словно скала, больше не делясь с окружающими подробностями своей жизни. После Карла сменила супружеская чета, возглавляемая заботливой Фритой. Она начала кормить девушку, когда та уже окончательно пришла в себя. Барди всё время проводил в комнате больной вместе с Надией, постоянно интересуясь самочувствием Алексы. Он извинился перед девушкой за то, что случилось за стеной в тот злополучный день, и поклялся, что никогда бы не причинил ей вред. После настала очередь Стейна. Девушка была ещё слаба, поэтому отстранённость и молчаливость мужчины были ей только на руку. Она просто отдыхала, он кормил её по часам, а потом уходил в гостиную и сидел там до следующего приёма пищи. Вахта Стейна закончилась, Алекса достаточно отдохнула, и к ней отправили Томаса и Атиллу. Неугомонный Томас скакал по комнате девушки, пытаясь её развеселить. Однако из-за болей во всём теле, знахарка могла выдавить из себя только кривую улыбку. Но и этого хватало, чтобы Томас был доволен проделанной работой. Атилла же не отходила от подруги ни на шаг: спала с ней в одной кровати, держала за руку и по ночам слушала дыхание и сердцебиение соседки. Её поддержка вернула Александрине покой на душе. Она любила эту эгоистичную девчонку, которая с ней была открытой и заботливой. В конце недели прибежали заводные омеги, Берси и Рейн, которые, казалось, теперь стали неразлучны, словно родные братья. Они были слишком болтливы и непосредственны, поэтому тут же вывалили на выздоравливающую все новости, которые остальные тщательно скрывали от неё. Оказалось, что Силджа "чихвостила", по словам друзей, сына всю неделю. Он прятался от матери и в Ратуше, и в домах членов стаи, и в лесу. Но упёртая женщина находила его везде, ругала, просила прийти и извиниться перед Алексой, а потом снова ругала. Взялась она за него основательно. Но при упоминании имени альфы, по телу девушки прошёлся холод. Отвращение к мужчине переполняло её нутро. Он клялся ей, что будет защищать от боли, но не сказал, что сам станет её причинять. В памяти вспышками всплывали воспоминания о том избиении. Первый стоял и смотрел, как знахарка захлёбывается кровью, упивался жестокостью зрелища. Даже если бы он и внемлил советам матери, Александрина строго себе запретила прощать Эйрана. Альфа перестал быть для неё кем-то важным. Сейчас она видела произошедшую ситуацию только, как наказание за то, что являлась человеком. Девушка прекрасно слышала слова Силджи. Он не ревновал, просто поступал так, как научил его отец. Жестокий мужчина научил своего сына быть ещё более жестоким. Омеги заметили изменение в настроении Александрины, когда речь зашла об альфе, поэтому мгновенно сменили тему и больше её не касались. И вот девушка стояла в конце своей комнаты и улыбалась оборотням, которые всю неделю ухаживали за ней, заботились, кормили с ложки, протирали тело отварами и просто были рядом. Сердце её сжималось при одном взгляде на их счастливые и довольные лица. Они были с ней, а не поддержали своего альфу, и это стоило им огромных усилий. Лекарша прекрасно это понимала. Стайные узы оказались слабы перед здравым смыслом. И она была им глубоко признательна за это. Александрине даже удалось посидеть недолго за праздничным столом, который накрыла Фрита для девушки. Вот только головокружение и потеря слуха в одном ухе выбивали её из колеи. Она быстро устала, мышцы стали наливаться свинцом, а веки —закрываться. Карл бережно поднял девушку на руки и отнёс обратно в кровать. — Я останусь с тобой, — сказал оборотень, укрывая подругу одеялом. — Не надо, идите по домам. Отдохните, вы и так достаточно сделали для меня, — лекарша зевнула. — Дальше я справлюсь сама. — Ты уверена? — мужчина аккуратно пригладил растрепавшиеся короткие волосы Алексы. — Переночевать я смогу одна, не переживай, только оставь лампу, боюсь темноты, — она слабо улыбнулась и провалилась в сон. Её дыхание участилось посреди ночи. Но в комнате дышал кто-то ещё. Кончики пальцев на левой руке горели огнём. Девушка распахнула глаза, даже свет маленькой лампы на мгновение ослепил. Рядом с кроватью на коленях стояла фигура, с осторожностью прижимавшая к губам её крохотные пальчики. Александрина дёрнулась в сторону, тело отозвалось болью. Синяки и гематомы ещё не прошли до конца и продолжали беспокоить лекаршу при резких движениях. — Алекса… — прошептал Эйран. — Вон отсюда, — обращённая попыталась унять страх, охвативший её в первую секунду после пробуждения. — Прошу… — на щеках альфы блестели солёные капельки. — Уходи, — она указала пальцем на приоткрытую дверь. — Дай мне шанс всё исправить, — Эйран упёрся лбом в угол матраса и быстро забормотал. — Дай мне поцеловать каждый дюйм твоего тела, дай почувствовать твою боль, а после убей меня, прошу. Возьми что-нибудь острое и вырежи моё сердце. Оно твоё, только твоё. Ты его хозяйка. Распорядись им, как пожелаешь. — Убирайся прочь, Эйран, — Алекса из всех сил закричала. — Убирайся, убирайся отсюда. Я не хочу тебя видеть. — Скажи мне, как ты хочешь, чтобы я умер, — его громкий всхлип заставил знахарку вздрогнуть. — Умру любой смертью, какой пожелаешь. — Я не хочу, чтобы ты умирал, — волчица отсела подальше от него. — Я хочу, чтобы ты оставил меня в покое. Дай мне восстановиться, а потом можешь мучить меня снова и снова. Дай мне время, и снова изобьёшь меня. — Я стал похож на отца, — смертельное отчаяние слышалось в дрожащем голосе альфы. — Вижу его в зеркале, Алекса. Я боюсь самого себя. Не могу себе простить всю ту боль, которую тебе причинял. — Ты сам выбрал быть жестоким, — мрачно ответила девушка. — Не он тебя заставил быть таким. Признай уже наконец, что это со мной сделал ты, а не твой отец. Не он виноват, что я лежу здесь в синяках. Это твой выбор, твоя ответственность. — Я виноват. Бесконечно виноват перед тобой, — Эйран зарыдал ещё больше. — Да, я несу ответственность за твою боль. Но не могу забрать твои раны. Хочу, чтобы ты причинила мне те же страдания. — Чтобы ты меня понял? — грустно усмехнулась лекарша. — Ты бы ничего не понял. Сводишь всё только к себе. — Знаю, что моё детство не оправдание всей той мерзости, что я сотворил. Но что мне сделать, чтобы ты, если не простила меня, то хотя бы перестала ненавидеть? — Я не испытываю к тебе никаких чувств. Это и будет для тебя самым тяжёлым наказанием. Не смей меня трогать, не смей со мной разговаривать, не смей целовать. Я знаю, метка Амаре уничтожит тебя. Ты сгоришь, как сухая травинка, рассыпаясь в пепел. — Я не смогу без тебя жить… Не смогу. — Почувствуй эту боль, Эйран, — прорычала Александрина. — Когда тот, кто с нежностью целовал тебя, теперь уничтожает твою душу, втаптывает сердце в грязь, ломает любовь, будто она ничего не стоила. — Не надо, пожалуйста, не надо… — мужчина задыхался, прижимал к груди руку и сминал в кулаке рубашку. — Чувствуешь? — продолжала добивать раненого зверя девушка. — А теперь представь, что чувствовала я, когда меня по твоему приказу избивали, а ты просто смотрел и наслаждался моей кровью на белом снегу. Но даже её остывшее сердце кольнуло, когда Эйран поднял глаза и посмотрел на неё. Они стали бледными и безжизненными. Синева больше не была насыщенной, как раньше. Он умирал, умирал у неё на глазах. Альфа таял, а свет внутри него гас безвозвратно. Его сердце и так было разбито, но сейчас даже осколки рассыпались в пыль и уносились прочь, гонимые её гневными словами, словно ураганом. — Дай… — голос его жалко сорвался, — дай мне в последний раз поцеловать тебя. В самое сердце. Дай мне услышать его, прошу. И я исчезну, обещаю. Девушка помедлила, размышляя над сказанными словами. "Поцеловать в самое сердце". Ей казалось, что внутри неё что-то вспыхнуло, словно между рёбрами зажгли крохотный огонёк, который болезненно обжигал. Александрина перестала дышать. Эта фраза звучала так нежно, что на глазах у неё выступили слёзы, но она зажмурилась, пряча их от альфы. Эйран понимал, где её слабое место. Где находится сгусток самой невыносимой боли. Один укус в самое сердце изменил её жизнь навсегда. Так почему один поцелуй в самое сердце не может этого сделать? Александрина глубоко вздохнула. Распахнула веки. А после, неожиданно для самой себя, потянула вверх края ночной рубашки. Она не стеснялась своей наготы. Только не сейчас и не перед этим мужчиной. Рубашка оказалась между двумя оборотнями. Эйран с трепетом следил за каждым движением своей Амаре. Но вид её желтушно-фиолетового тела напугал альфу. Он задрожал ещё больше, каждую его мышцу свело судорогой. Она оказалась болезненно худа. Но для мужчины не было никого прекраснее Александрины. И теперь следы её недавней пытки приводили его в ужас. Эйран почувствовал себя настоящим чудовищем, недостойным даже находиться в принадлежащей ей комнате. Груз вины придавил его к полу. Альфа не мог пошевелиться. Только со слезами на глазах впитывал в себя цвета на теле волчицы, почти физически ощущая на себе боль от её увечий. Он был монстром, Эйран полностью осознал в эту самую секунду, что слишком часто причинял боль другим, чтобы они не разбили его сердце первыми. В груди же сгорало дотла его злое сердце. — Прекрати, — затянувшаяся тишина и пристальный взгляд альфы начали раздражать Алексу, и она натянула одеяло выше, чтобы он больше не мог увидеть её страданий. — Ты прекрасна, — с восхищением произнёс мужчина, но потом понял свою оплошность и резко замолчал. — Тебе нравится, как на мне смотрятся синяки? — знахарка нервно усмехнулась. — Нет, — тут же выпалил Эйран чересчур громко, но после продолжил шёпотом. — Нет, твоё тело, оно прекрасно. Твоя душа — она прекрасна. Стук твоего сердца прекрасен. Ты совершенна. Алекса отвернулась. Её обуяли эмоции. Сколько бы раз не предавал её альфа, она всё равно не могла прогнать чувства, которые испытывала к нему. И сейчас девушка не слышала в его словах лжи. Она была уверена, Эйран искренен. Он не врёт. — Один поцелуй, — хрипло отозвалась волчица. — Один поцелуй в самое сердце. И ты уходишь из моей жизни навсегда. Ты пообещал. Александрина вновь откинула одеяло и легла на спину. Волосы хаотично разметались по подушке. Девушка прерывисто дышала, пытаясь взять себя в руки, убедить сердце, что так будет лучше. Если Эйран уйдёт, то больше не сможет причинить ей боль. Альфа медлил. Он смотрел, как её грудь неровно вздымается. Видел румянец на щеках. Она что-то чувствует к нему. Борется сама с собой. Будто одна её часть кричит о ненависти к нему, а другая ещё борется за любовь. И мужчина принял решение, что в этот поцелуй он должен вложить все свои чувства, всё своё существо. Эйран медленно поднялся на ноги и осторожно сел на край кровати. Девушка вздрогнула. Она боялась. Его? Или того, что сейчас произойдёт? Или своих чувств, которые испытывает? На нём не было обуви, лишь лёгкие штаны и рубашка. Он развернулся, залез на кровать и медленно стал ползти к возлюбленной. Алекса не смотрела на него, её взгляд был направлен в потолок. Она вспоминала, как они лежали в кровати этого грозного оборотня, обнимались, как его длинные тонкие пальцы гладили её кожу, и по ней пробегали мурашки. Тогда они были слишком близко, а сейчас слишком далеко, будто целый океан пролёг между ними. Эйран перебросил одну руку через девушку и крепко упёрся в мягкий матрас, затем перекинул ногу. И вот он завис прямо над её грудью, которая, казалось, была готова разорваться от поступающего в лёгкие кислорода, словно внутри сидела птичка, пытающаяся вырваться из клетки рёбер. Александрина закрыла глаза, но от этого все другие органы чувств стали работать с удвоенной силой, и она наконец поняла, о чём говорила слепая Силджа. Девушка чувствовала альфу кожей, обострённым нюхом, половинчатым слухом, даже на языке стало сладко. Его близость сжигала её. И теперь горел не только он, но и она. Мужчина неспешно опустил голову вниз. Его дыхание опалило грудь обращённой, но век волчица не распахнула, полностью отдаваясь во власть своих тактильных ощущений. Длинные чёрные волосы рассыпались по животу, груди, рукам, нежно лаская кожу лекарши. Эйран глубоко вдохнул её запах. Лёгкие наполнились ароматом одной единственной пряности, которую до этого он не чувствовал на теле Алексы. Девушка пахла лесной прохладой в жаркий летний день и горячим чаем холодной январской ночью. Она возвращала к жизни, дарила покой. Он вспомнил, как случайно взял в руки незнакомую сухую травинку с фиолетовыми соцветиями и вдохнул её аромат. Продавец сказал, что это самая благородная трава на его прилавке и назвал её тимьяном. И его маленькая хищница сейчас пахла, словно старое, но такое тёплое и нежное воспоминание. Альфа склонился ещё ниже, разомкнул губы и аккуратно прижался ими к горячей коже его Амаре. Она сдавленно вздохнула. Эйран не мог справиться с эмоциями, которые испытал в этот момент. Губами он чувствовал, как дико стучит её сердце. Эйфория, счастье, страсть, любовь пронеслись в его душе галопом, заставляя задыхаться. Но мужчина не смел оторвать губы от тела возлюбленной. Как же альфа хотел продолжить: расцеловать лицо Алексы, покрыть шею влажными горячими поцелуями, опуститься ниже и прикоснуться губами к каждому дюйму её тела. Вот только сейчас он вкладывал душу лишь в один единственный жест. Эйран Регнволд целовал свою Амаре в самое сердце. Разбитое, но склеенное вновь в этот самый момент.