Блондины предпочитают авроров?

В дверь постучали, когда Гарри приканчивал третий бокал. Мимоходом глянув на каминные часы, которые показывали без малого полночь, он поднялся, поддёрнул сползшие на заднице джинсы и, ступая босыми ногами по холодным плитам, пошел открывать. Первой мыслью было - призрак. Ну не бывает у живого человека столь белой кожи. Вторая была куда страшнее, стоило узнать стоящего на пороге гостя. Абсолютно белый, от пальцев до губ, с потухшими глазами, держащийся одной рукой за стену, Малфой прохрипел: - Поттер… Скорпи пропал. Гарри часто били: на тренировках авроров, ранее - в школе, иногда и просто в барах в пьяной потасовке мог помахать кулаками, чтобы выпустить лишний пар. Но, как оказалось, что такое боль, он до этого момента не знал. Каждая клетка в организме взорвалась и омылась кровью, сердце сжалось до размеров ореха, да так и замерло - ни туда, ни сюда, кровь застыла в жилах, а легкие не давали сделать вдоха. Скорпи? Его Скорпи? Схватив Малфоя за грудки и втягивая его в дом, он действовал чисто на рефлексах, и в следующую секунду аврор в нем уже впечатывал блондина в стену и тряс, не замечая, как за разом врезается худая спина с острыми лопатками в шершавые камни. - Что… значит… пропал? - прошипел он в белое лицо и тряхнул блондина еще раз. В этот раз голова Малфоя дернулась безвольно и послушался звук глухого удара, что слегка привел Гарри в чувство. Он выпустил из рук дорогую мантию и опустил отца своего сына на пол, но тот лишь выдохнул прерывисто и замер, глядя перед собой пустыми глазами. - Малфой, - Гарри рычал, но эффекта не было. Глаза Малфоя, пустые и абсолютно черные, без проблеска серого, с покрасневшими белками, даже не реагировали. Тонкие искусанные в кровь и все равно едва заметные на лице губы слабо шевелились, но звука не рождали. Гарри без замаха хлестнул ладонью, отвешивая блондину пощечину. Взлетели в воздух светлые пряди волос, когда голова резко мотнулась в сторону. Но это сработало: полыхнувшая в глазах ярость вернула им осмысленное выражение, и в следующую секунду Малфоя затрясло. Его колотила крупная дрожь, подбородок трясся и все попытки взять себя в руки ни к чему не приводили. Тонкие пальцы дрожали, когда он попытался обхватить себя руками за поникшие плечи. Человек перед Гарри был напуган до такой степени, что от прежнего Малфоя осталась лишь оболочка. Если самого Поттера душило тошнотой от одной мысли, что его мальчик где-то там, один, без единого знакомого взрослого рядом, то что сейчас происходило с буквально помешанным на ребенке Малфоем, он не мог представить. Однако ж времени на переживания блондина у него не было, надо было разговорить его, и срочно. Схватив Драко за руку, он доволок его до гостиной, буквально насильно влил в глотку стакан виски и, не особо бережно швырнув его на кресло, упал на колени перед камином. - Нора! Через какое-то время из пламени показалась рыжая голова: - Гарри, какого черта? Ты время видел? - Скорпиус пропал, - даже произносить это было больно. Думать об этом было и вовсе невозможно. Надо отдать Рону должное, ему хватило мгновения, чтобы бросить взгляд ему за спину и, увидев полуживого Малфоя, подорваться с места: - Я всех соберу и начнем поиски. Вытряси из него пока хоть что-то, - макушка уже практически исчезла из пламени, когда знакомый с детства голос добавил: - Держись, Гарри. Мы найдем его. Все будет хорошо. Хотелось ударить. Хотелось бить до тех пор, пока безвольная мягкая кукла, бывшая еще несколько часов язвительной гордовыделанной сволочью, не начнет говорить внятно и по делу. Хотелось видеть, как кровь брызжет из разбитого носа, как трескаются губы, как заплывают фиолетовым серые глаза. Потому что не уберег. Потому что подверг опасности. Потому что самое дорогое Гарри существо из-за этой манерной суки не было постоянно под его, Гарри, защитой. Черная ненависть душила и жгла изнутри, кулаки чесались, а в ушах гудело, и Гарри стоило огромных трудов опуститься на колени перед креслом Малфоя и заглянуть тому в глаза. Ну хоть реагирует. - Малфой, - он коснулся холодной, покрытой липким слоем пота, ладони, - рассказывай все, что знаешь. Блондин как-то рвано выдохнул и поднес стакан ко рту, но лишь зубы клацнули о стекло. - Малфой… - в голосе прорезалось что-то животное, что низким рыком предупреждало Драко о последствиях непослушания. Тот наконец-то вздрогнул, дернулась под горячей ладонью влажная узкая кисть, и он заговорил. Драко вместе с мужем и сыном переместился из Министерства прямо домой. Время подходило к ужину, и вскоре вся небольшая семья сидела за столом, обсуждая прошедший день. Говорил в основном Скорпи, после целого дня в аврорате он был возбужден до покрасневших щек, все болтал и болтал без умолку о том, какой же папа храбрый, как много у него интересных штук, как Скорпиусу дали его первое задание, как он вырастет и будет, как папа, спасать людей и ловить злодеев, и далее, и далее, и далее. Драко кривился, но слушал внимательно. Дэвид же с интересом слушал пасынка и кивал, спрашивал что-то, периодически кидая на Драко полные мягкого укора взгляда. Мол, «Ты же видишь, как он рад. Ну позволь ты им нормально общаться, милый, всем же спокойнее будет». Драко хмурился и молчал. Сразу после ужина не на шутку вымотавшегося малыша искупали, уложили в кровать и через секунду ребенок спал, как убитый. А в гостиной, расположившись с бокалами вина, супруги негромко спорили, чтобы не потревожить детский сон. Дэвид говорил, что Поттер - хороший пример для Скорпиуса, что он сможет додать ему что-то, что не дадут они, что для здоровой самооценку ребенку нужно чувствовать себя любимым. Драко шипел сквозь зубы и огрызался, что у мальчика и так два любящих родителя, что пример Поттера - это как дважды получить Авадой в лоб к семнадцати и что в гробу он видал такое влияние на сына. Очень вовремя в окно постучалась сова, когда разговор стал постепенно наращивать децибелы. Быстро пробежав глазами записку, Дэвид вздохнул, извинился перед супругом и пообещал, что разговор этот они еще продолжат позже - его срочно вызвали на материк к одному из постоянных подопечных. Какая-то скверная история с нападением сыном клиента на свою девушку. Они были магглами, и, спешно запрыгивая в камин и целуя мужа напоследок в недовольно сжатые губы, он напоследок предупредил, что связи с ним до завтрашнего вечера не будет. Камины там не работают, сова так быстро не долетит, а патронус вызовет у магглов много вопросов. Пожелав супругу удачи и быстрее разобраться с делами, Драко вернулся к столику, где одиноко стояли два недопитых бокала. Ему понадобилось минут пятнадцать, чтобы полностью взять себя в руки: он понимал, что в словах Дэвида есть резон, что Поттер любит своего сына до сумасшествия, что, отними у него кто-то вот так вот Скорпиуса, он бы глотку перегрыз, но своего бы добился… Но как же бесило воспоминание о пьяной ночи в номере отеля, как же стыдно было от собственной жалкой доступности в тот момент, как же хотелось, чтобы вместо Поттера там был кто угодно другой, кто не смотрел бы со своего идеального пьедестала на распущенного избалованного пацана, который, в глазах Поттера, подмахивал и не помнил, как еще накануне его мешали с дерьмом. Да, это было низко, да, это было незрело, но каждый раз, видя Поттера рядом с сыном, он вспоминал то липкое похмельное пробуждение, вспоминал свой ужас, когда в больнице пухлый целитель поздравлял его с отцовством, и не хотел иметь с Поттером ничего общего. Перешагнуть через себя он пока что не мог. Внезапно жутко захотелось увидеть сына. Опустошив одним глотком остатки вина, он тихо поднялся по лестнице и неслышно открыл дверь спальни мальчика. Мягкий свет ночника выхватывал из темноты откинутое одеяло и пустую постель. Сердце екнуло в груди, но Драко мотнул головой и пошел проверять ванную, вдруг малыш захотел в туалет. Пусто. Дошел до их с Дэвидом спальни - иногда ребенок пугался и прибегал к ним, хотя они и пытались его отучить. Пусто. На нетвердых ногах Драко сбежал вниз, на первый этаж и позвал сына. Ответом была тишина. Спешно вызванный домовик подтвердил, что маленького хозяина в доме нет, после чего едва успел переместиться подальше от волны магии, рванувшей в стороны от стремительно бледнеющего отца. На этом моменте рассказа голос Малфоя сорвался и слезы беззвучно полились по бледному, посеревшему лицу. Гарри закрыл глаза и дышал. Просто дышал. Рассказ блондина ничем ему не помог. Оставалось одно - идти и искать самому. Поднимать на ноги всех, и искать. Прочесывать территорию рядом с домом, искать следы проникновения, следы магии, зачаровывать отслеживающие артефакты тонкими серебристыми волосками и искать, искать, искать. Это то, что он умел. Сидеть здесь и смотреть на убитого горем Малфоя он просто не мог. Гарри вскочил на ноги и двинулся к камину. Он захватил ладонь горсть летучего порошка и уже занес ногу над решеткой, когда его окликнул глухой голос: - Куда ты? - прошептал Малфой. - Искать нашего сына, - свой охрипший голос Гарри не узнал. Блондин подорвался из кресла, покачнулся и едва не осел обратно, но упрямо выпрямился и вздернул подбородок. - Я с тобой. - Тебе нечего там делать, Малфой, я… - Гарри снова начал злиться: у него не было времени на препирания с белобрысым идиотом. - Я. С тобой, - тоном, не терпящим возражений сказал, как отрезал, Малфой и схватил Гарри за рукав. Гарри собрался уже было стряхнуть его с себя, но потом представил, каково это - сидеть тут и винить себя. Знать, что только ты виноват, что это ты не уберег… Он молча прижал блондина к себе и вместе с ним зашел в зеленые всполохи пламени. *** - Что значит, нет?! - ревел диким зверем Гарри, отбрасывая от себя Рона. Двое мужчин в красных мантиях подскочили к обезумевшему от злости Поттеру и вцепились ему в плечи, удерживая на месте и не давая убить лучшего друга голыми руками. Уизли, утирая кровь с разбитой губы, поднялся на ноги и сочувственно посмотрел на Гарри: - Гарри, ты знаешь, что ты мой лучший друг, но ты не будешь возглавлять его поиски. Ты вообще туда не приблизишься, - голос его был тих, но тверд. Поттер вновь рванулся вперед, и державшие его авроры пару метров проехали подошвами по полу, прежде чем смогли его затормозить. - Да я тебя, сука… - рычал Гарри, пытаясь дотянуться ногой и пнуть Уизли по коленке. Рон вздохнул и отошел на шаг. Родственникам не зря нельзя было заниматься делами своих родных. Потерявший бдительность и трезвый рассудок аврор - мертвый аврор. Сможет ли Гарри вызвать подкрепление, если найдет, где держат Скопиуса, или пойдет рвать всех голыми руками? Станет ли производить задержание или наделает там гору трупов? Сможет ли грамотно вести бой, если понадобится, или будет глупо рисковать собой ради защиты сына? Ответы были очевидны, и скалящийся на него бешеной псиной друг детства лишь подтверждал, что протоколы на такой случай придуманы не зря. Рону оставалось лишь связать и запереть старшего аврора и надеяться, что друг позже простит его. Когда все закончится. Когда все закончится хорошо, и они вернут малыша отцам. Глядя вслед исчезающим в воронке аппарации бойцам, обвешанным поисковыми амулетами, Рон отвернулся от спелёнатого заклинаниями друга и исчез с громким хлопком, оставляя Поттера сотрясать воздух и рваться из цепей заклятий. *** От привкуса успокоительного зелья уже тошнило. Двое оставшихся в отделе авроров каждый час заглядывали в кабинет с табличкой «Старший аврор Г.Дж.Поттер» и протягивали склянку с новой порцией Драко, после чего поспешно удалялись, стараясь не смотреть ни в изможденное лицо блондина, ни в почерневшие запавшие глаза начальника. Как ни странно, Драко оказался единственным, кто смог подступиться к Поттеру и кто смог влить в него самую первую порцию зелья, после которой Гарри наконец развязали. Времени у него было достаточно, пока он лежал и смотрел в черное ночное небо над собой, а злые слезы стекали по вискам и терялись в волосах, чтобы немного прийти в себя и почти перестать ненавидеть Рона. Головой он понимал, что Уизли все сделал правильно, но внутри все болело, рвало когтями в груди и выло, страшно и тоскливо. На связавших его авроров он все равно смотрел дико и пугал обоих мальчишек до икоты, а вот подошедшего блондина подпустил, ведь тот был в том же состоянии, что и он, лишь он один понимал, что творится у Гарри внутри. С тех пор прошло почти четыре часа. Никто из авроров до сих пор не появлялся. Глотнув очередную порцию успокоительного он поднялся и вышел из кабинета. Малфой, сжавшись в комок боли, остался сидеть в углу дивана и даже не поднял головы. Эту дрянь надо было срочно чем-то запить, и Гарри отправился в комнату отдыха, неторопливо, тщательно следя за каждым своим действием, сварил себе чашку крепчайшего кофе и сделал первый обжигающий глоток. Тепло разнеслось по венам, и он уже было хотел вернуться обратно, но остановился. Стараясь не думать и сосредоточиться лишь на привычных действиях: налить воды, насыпать кофе, довести до кипения, проварить полминуты, он наполнил вторую чашку. - Держи, - Малфой вздрогнул, видимо, ему удалось забыться, когда Гарри протянул ему порцию кофе, - вкус у зелья дрянь, блевать тянет. Взгляд серых глаз поднялся к его лицу, и тонкая ладонь обхватила чашку. Гарри смотрел, как полусонный-полуобдолбанный зельями Малфой принюхивается к ароматному запаху кофе, как обхватывает пальцами чашку, словно греется, как наконец поднимает на него более или менее осмысленный взгляд. - Его же найдут? - не громче шепота. Гарри молча кивнул. Врать язык не повернулся, потому что от собственной лжи становилось жутко самому. Он не первый день занимался аврорской работой и, как говорил уже, грязи в ней было достаточно. Юных магов крали крайне редко, это нужно признать. Обычно детки либо сами сбегали, и чаще всего это означало проблемы в семье, а, несмотря на их ненормальные с Малфоем отношения, оба они младшенького любили до звона в ушах, дед с бабушкой были под боком, да и Дэвид был малышу настоящим другом и наставником. Либо же изредка стихийные выбросы выкидывали незадачливых начинающих волшебников, скажем, на берег моря, что увидел на открытке или к любимой бабушке в пригород, откуда потом ревущие родители и забирали обнаруженное разбуженной бабушкой ничего не понимающее чудовище. Случаи же похищения можно было пересчитать по пальцам. И это либо деньги, либо… про либо Гарри думать не хотел: тошнота удушливой волной рвалась вверх по желудку и кислотой разливалась в пищеводе. Образ двух мертвых малышей, принесенных в жертву на ритуальном камне и сброшенных после этого на холодный пол, словно ненужный мусор, надолго тогда отбил возможность спать и есть почти у всех в отделе. Гарри взглянул на Малфоя, который, зябко поежившись, дул на обжигающий напиток. По-маггловски так дул, никаких тебе охлаждающих чар. Всегда лежащая по линеечке челка упала на бледное заострившееся лицо, нос покраснел и распух от долгих молчаливых слез, а губы нет-нет да и подрагивали. Он мог бы рассказать напуганному блондину о первых двадцати четырех часах, в течение которых ребенок либо объявляется сам, либо приходит требование о выкупе, мог бы сказать, что у них еще полно времени, но он знал, что с каждой проведенной в этом пропахшем горем кабинете минутой шансы Скорпиуса стремительно тают. Что если до полудня сова не принесет записку с указанной суммой, то им останется лишь молиться и ждать, чтобы авроры, его друзья и коллеги, успели вовремя. Гарри сел на диван, не касаясь Малфоя, но достаточно близко, чтобы тот чувствовал, что не один. Он боялся даже представить, какой ад творится сейчас в белокурой голове. Да, Гарри тоже любил сына, души в нем не чаял, и, если что-то случится со Скорпиусом, он просто сломается. Но Малфой… Малфой, который нашел место в своем избалованном крохотном сердечке для нерожденного ребенка от нелюбимого человека, Малфой, который не избавился, не бросил, а полюбил всей душой, Малфой, который выносил в себе живое существо, который видел, как растет маленький комок клеток внутри, который чувствовал, как Скорпи первый раз толкнул его… как Малфой будет жить после, Гарри не знал. Рука сама потянулась и накрыла действительно оказавшуюся ледяной ладонь. Блондин вздрогнул, но руки не отнял. Лишь сидел все также недвижимо и уже тише дул на черную глянцевую поверхность, колыхавшуюся в белом керамическом ободке. И Гарри решился: протянул руку, обхватил ладонью худые плечи, прочувствовал под пальцами выступающие кости и прижал к себе, делясь теплом, безмолвно обещая быть рядом в этом нежданном аду. Сколько они так сидели, почти не шевелясь и не произнося ни слова, Гарри не знал. На груди тепло пригрелась чужая щека, светлые волосы щекотно касались подбородка. Гарри тихонько поглаживал Малфоя по спине, понимая, что любые слова будут только лишними. Так было немножко легче: разделить на двоих тягостное ожидание, разделить страх и неизвестность, - и вот уже почти получается дышать, почти получается надеяться. Малфой завозился под боком, отставляя пустую чашку. Мягко попытался отстраниться, но Гарри не пустил: ему это, в конце концов, тоже было нужно. Тихий вздох куда-то в шею и соленая капля, упавшая ровно под воротник форменной рубашки заставили его опустить голову и встретиться глазами со взглядом серых глаз, широко открытых и полных животной боли. - Все будет хорошо, - прошептал он, большим пальцем скользнув по впалой щеке, - все будет хорошо, Драко. Малфой прикрыл глаза, видимо, безмолвно соглашаясь, и лицо его, без привычных усмешек и искривленных губ было таким… другим. В неверном свете луны черты лица заострились, а иголки слипшихся мокрых ресниц отбрасывали на кожу болезненные тени. Не было сейчас ни наведенного лоска, ни холодной отстраненности. Мягкий, напуганный, ломающийся прямо здесь и сейчас, - этот новый и совершенно незнакомый Малфой пробуждал потребность сжать в руках, закрыть своей спиной, шептать на ухо, пока напряженные плечи не расслабятся под его ладонью. И Гарри сам не понял, в какой момент серые глаза с расширяющимися, черными, как бездна, зрачками оказались слишком близко, а горячее дыхание обожгло его лицо, и до потрескавшихся мокрых от слез губ остались считанные миллиметры. Не осознав толком, что и зачем он делает, Гарри преодолел и так ничтожное, символическое расстояние и накрыл рот Малфоя своим. Горько от кофе и солено от слез, тепло, мягко, мокро. Если бы только Малфой возмутился или оттолкнул, если бы хотя бы дернулся протестующе, Гарри тут же прекратил бы все это, честно, прекратил бы, но тот молчал и не двигался. На самом деле Малфой и правда не двигался, тоже, видимо, не понимая, какого черта творит Поттер. И вот почти уже стало неловко, почти захотелось отодвинуться и извиниться, может быть, даже сбежать из кабинета и погулять часок-другой, кидаясь на стены от каши из ощущений внутри, но едва слышный выдох и одно легкое движение губ, которые приоткрылись навстречу, решили все. Это было неправильно, это было нездорово и совсем неуместно, но, стоило Малфою развернуться, стоило коснуться белыми, в тон рубашке, пальцами плеч Гарри, как все перестало быть важным. Все, кроме распахнутых почерневших глаз, дрожащих ресниц и теплого выдоха, когда язык Поттера вторгался в чужой рот. В этот момент, на старом продавленном диване, когда за стенкой тихо переговаривались дежурные авроры, важно было лишь одно: обхватить за тонкую талию, мазнуть губами по лицу, попробовать на вкус светящуюся в темноте кожу на шее, зарыться носом между ключицами и дышать, дышать знакомым вот уже много лет ароматом одеколона со сладким запахом сандала и, более горьким, какого-то неизвестного дерева. Не ждать новостей, не думать, не замирать от ужаса, а только покрывать влажные щеки поцелуями. Руками влезть под рубашку, пересчитать ребра и погладить впалый живот, сжать, стиснуть до хруста, а потом, извиняясь, наклониться и зацеловать, потому что делать больно уже не хотелось, хотелось, чтобы мужчина под ним забылся, и хотелось забыться вместе с ним. Раздевать, вздрагивая, как подросток, которому первый раз удалось добраться до заветного, путаться пальцами в мелких пуговицах, тянуть вниз брюки с длинных худых ног. Таких длинных, что уже к коленям Гарри занервничал, а к щиколоткам и вовсе почти передумал. И замер, не зная, куда девать свои руки, чужие брюки, лежащие на коленях, и всего себя. Он хотел быть сильным, храбрым, хотел быть защитником, а вместо этого сидел и просто пялился на полуголого Малфоя. Ощупал взглядом острую коленку, стыдливо прикрытый красивым, не то, что у него, бельем пах, дорожку светлых волос на животе, грудь, переходящую в длинную шею. Он видел его таким всего один раз, очень давно, но навсегда запомнил красивым, и с годами это не изменилось. Но сейчас, когда виски не туманил голову, это ощущалось гораздо острее. Тонкое тело, приоткрытые губы, пульсирующие гипнозом зрачки. И все это принадлежало не ему. Ну разве что… разве что сегодня. Он часто видел Малфоя рядом с Дэвидом. Благородные, правильные и до противного идеальные. Не та семья, где супруги страстно любят друг друга, где один может взять другого на кухонном столе с маслом вместо смазки, где, если прийти без звонка, можно увидеть, как они горячо целуются на диване, не тратя время даже на раздевание. Нет. Этих фотографируют для прилизанных статей в Пророке, их приятно пригласить на званый ужин и знать, что ничего позорного они точно не выкинут. А что было бы сейчас, если бы тогда, после вылазки в Сан-Паулу, они встретились? Если бы поговорили и если бы были оба достаточно зрелыми, чтобы пройти долгий путь в девять месяцев вместе? Они бы также ненавидели друг друга или же... или же, в этой истории вместо Дэвида везде был бы он? Это он бы брызгался водой, купая Скорпи и игнорировал недовольно поджатые губы, а потом они с сыном вместе затащили бы надменного папку в воду и купались все вместе. А, позже, уложив сына, уже вдвоем. Они бы начали спорить под бокал вина, и он бы разложил Малфоя прямо на полу в гостиной, вбивался бы и со злым удовлетворением слушал, как тот стонет своим поганым ртом, наконец-то заняв его чем-то, кроме оскорблений. Он бы испачкал Малфоя собой и, был уверен, что какая-то часть блондина, та, что любит встречать рассвет на пляже, что трахается на балконе в присутствии посторонних, что хлещет виски из горла и кроет его совсем не аристократическим матом, эта часть еще есть внутри блондина, и вот она была бы счастлива. Они были бы счастливы. Да, их вполне возможно, отлучили бы от званых вечеров со старшими Малфоями, потому что они бы трахнулись в саду на глазах павлинов и домовиков, но вряд ли бы хоть один из них переживал бы: Гарри не задерживался бы до полуночи на работе, вытаскивал бы из-за стола уткнувшегося в свои пыльные книжки супруга и валил бы на пол в кабинете. А потом они вместе со Скорпиусом ужинали бы, шутя, возможно, даже перекидываясь едой, смеялись бы над грозно зыркающим на них блондином, и были бы счастливы без всяких званых вечеров, только втроем. Но ничего этого у Гарри нет, есть только этот болезненный взгляд напротив и возможность подарить шанс ненадолго забыться измученному горем отцу. Голодным коршуном Гарри накинулся поцелуями на плечи, на шею, на впалую грудь. Терзал зубами соски, сжимал ребра и гладил живот. Втянул к себе на колени, успев удивиться, каким же легким был Малфой, сжал до боли и, услышав над ухом рваный выдох, проехался затянутым в джинсы стояком между небольших мягких ягодиц. Раньше они, кажется, были покруглее… раньше Гарри нравилось больше. Облизал и зацеловал каждый участок кожи, до которого смог дотянуться, а потом был прижат к дивану и мог лишь молча наблюдать, как блондин перехватил инициативу, как оттолкнул надоедливые руки, как спешно расправился с его ширинкой и, наспех подготовив себя, насадился, быстро и наверняка больно. Но не остановился, прошипел сквозь зубы что-то невнятное и, сжав бедра Гарри коленями и качнувшись на пробу, пустился вскачь. Рубашка сползла с плеч и повисла где-то на запястьях Малфоя, подметая грязный, затоптанный сотнями пар ног вытертый пол, но он ничего не замечал. Он вновь и вновь вскидывал бедра, тут же падая обратно, опускаясь на член Гарри, скакал, как одержимый, откинув голову назад и кусая губы, с которых срывалось тяжелое дыхание. Несмотря на то, что именно член Поттера был внутри его задницы, было очевидно, что это Малфой его трахает, и никак иначе. Гарри откинулся назад, одной рукой придерживая блондина за покрытое испариной бедро, а второй зажимая себе рот, кусая ладонь, чтоб не стонать в голос, чтоб не скулить и не шептать глупости, чтоб не привлечь внимание людей, сидевших в нескольких метрах дальше по коридору. И так шлепки кожи о кожу казались оглушительными, Гарри был уверен, что хлюпающие звуки из трахающей его мужское достоинство задницы Малфоя наверняка слышны по всему этажу, и на пару этажей под ними. Вцепившись в его колено ладонью, Малфой ускорился, тихие стоны наполнили темный кабинет, его свободная ладонь сомкнулась на члене, и он ожесточенно дрочил, подгоняя себя к разрядке. Гарри становилось больно в груди и дурно от того, каким красивым был сейчас этот парень. Сладкий, развратный, похожий на ожившую эротическую фантазию мальчик, хрупкий, но буквально насилующий его своим телом. Влажные волосы, блестящая от пота на груди и животе кожа, горящие в темноте полубезумные глаза, закушенные до белизны губы - Гарри смотрел и плавился от удовольствия обладания всем этим здесь и сейчас. Рот Малфоя распахнулся в беззвучном крике, когда липкая жидкость брызнула из-под пальцев, пачкая живот Гарри, и он, дернувшись в последний раз, упал вперед, на широкую грудь, тяжело и загнанно дыша. Гарри выскользнул из расслабленного отверстия и в два движения кулака довел себя до оргазма, заливая ягодицы, раскрытое отверстие и яйца Драко спермой. Кажется, он стонал куда-то в волосы Малфоя, кажется, он звал его по имени и целовал за ухом, пока кончал, он не помнил. Перед глазами все плыло, и дыхание с трудом прорывалось сквозь пересохшие губы. А потом он гладил блондина по влажной спине, чувствовал, как застывает и холодит кожу пот, даже призвал откуда-то из шкафа одеяло и осторожно спустил Малфоя с колен, пристраивая его на единственной подушке и притираясь с краю. Они не разговаривали, Драко лежал тихо-тихо, не шевелясь и не пытаясь уйти от объятий, но в какой-то момент пережитое за ночь вкупе с зельями взяло свое, и его дыхание выровнялось, а Гарри все гладил его по влажным волосам и слушал размеренные выдохи, вновь и вновь думая о маленьком мальчике, который сжимал в руке затисканного плюшевого зверя неизвестной породы и наверняка не понимал, почему ни один из отцов не приходит за ним.