Ты — моё небо, я по облакам рукой до солнца Долечу до тебя, даже если мир перевернётся. Ты — моё небо. Мимо плывут облака Ты — моё небо. Эта любовь на века… ♬ MiyaGi — Ты моё небо ♬ ♬ Hanz Zimmer — One Day♬ ♬ Nickelback — Hero ♬ ♬ Miyagi & Эндшпиль feat. Рем Дигга — I Got Love ♬
Сабуров сидел дома и со скучающим видом записывал в чёрный кожаный блокнот учебный план, который ему диктовал по телефону полковник Маркин. Он периодически отвечал на какие-то его уточняющие вопросы и параллельно рисовал на полях в блокноте маленькие самолётики, когда тот переходил на совсем детальное и неинтересное описание предстоящих занятий. Щербаков несколько раз профигурировал мимо, поглядывая на Нурлана с интересом и ожидая, когда же тот наконец-то закончит. Но Маркин, видимо, решил обсудить план на весь предстоящий семестр, а может, даже и не на один. Через какое-то время, Лёша подошёл к дивану и сел на пол, располагаясь у брюнета между ног. Он положил голову на его левое колено и стал молча смотреть на него снизу-вверх. Сабуров посмотрел на него в ответ, продолжая что-то записывать в большом блокноте на подлокотнике дивана, потом прикрыл рукой трубку и тихо сказал: — Лёх, подожди. Я закончу и пойдём обедать. Щербаков ничего не ответил, только начал гладить его второе колено и внутреннюю поверхность бедра. — Ты уже час разговариваешь. Мне надоело. Нурлан недовольно глянул на него, пытаясь вникнуть в то, что ему говорил Маркин. Опять прикрыл трубку и сказал: — Ты можешь подождать ещё минут десять? Мы скоро заканчиваем. Подождать, если Лёше что-то втемяшилось в голову? Нурлан мог только мечтать об этом. Продолжая лежать головой на его колене, Щербаков не переставал гладить его ногу, поднимаясь выше к поясу джинсов. Он пролез рукой под футболку и начал трогать напрягшийся живот, а потом опять опустился вниз к штанам, к ширинке. Начал гладить вдоль неё, чуть сжимая пальцами по бокам. Нурлан попытался убрать его руку, но потом опять вернулся к блокноту. — Да, я у этих двух групп в прошлом семестре читал тактику ведения воздушного боя, полковник. Они… — Нурлан немного запнулся, когда Лёша ловко расстегнул пуговицу на его джинсах и потянул вниз собачку молнии, — они…нет, я здесь. Они готовили план сложного боя для финального экзамена. Он опять прикрыл трубку: — Лёша, блять! Десять минут можешь мне дать? Щербаков посмотрел на него невинными глазами, не прекращая своих домогательств: — Занимайся. Я же тебе не мешаю. Нурлан закатил глаза и вздохнул. — Нет. Я согласен со всем, что вы говорите, — Маркин, видимо, услышал чересчур громкий вздох в трубке и спросил, чем Сабуров был недоволен. Лёша высвободил мягкий, ещё расслабленный орган и начал его ласкать. Он нащупал рукой под диваном тюбик, который они так кстати оставили после очередного совместного просмотра какого-то фильма, который, как обычно, не досмотрели в прошлый раз. Щербаков выдавил немного прозрачного геля на пальцы и прикоснулся холодом к слегка дёрнувшейся плоти. Плавные растирания быстро согрели смазку, и пальцы легче заскользили по члену, который увеличивался и поднимался у Лёши на глазах. Сабуров поставил телефон на громкую связь и положил его на подлокотник. Послышался негромкий монотонный голос Маркина, который вещал о том, какой материал нужно было включить в новый экзамен по аэронавигационному обеспечению полётов. — Нурлан, у нас, кстати, со следующего семестра не будет инструктора по АНО. Его переводят на другую базу. — Ага, — брюнет приблизил свою руку к Лёшиному лицу и погладил большим пальцем его нижнюю губу. Лёша чуть приоткрыл рот и размашисто лизнул подушечку языком, запуская палец внутрь и начиная посасывать. Остальными пальцами Нурлан гладил его щёку, спускаясь ниже на подбородок. — Ты же читал когда-то этот курс? Там ничего особо не поменялось за несколько лет. Возьмёшь у Демидова его наработки. — Ага, — Нурлан наблюдал, как Лёша массировал пальцами влажную от естественной и искусственной смазки набухающую головку, надавливал на углубление под ней, медленно спускался вниз к основанию, сжимал в руке поджимающиеся яички и смотрел ему в глаза. Смотрел пристально, уверенно нагнетая возбуждение. Потеряться бы в этих глазах и не возвращаться обратно, как минимум, до вечера. — Там две группы. Четвёртый курс. — Ага. — Ты меня слушаешь? — Да. Продолжайте-продолжайте, — Нурлан откинул голову на спинку дивана, прикрыл глаза и какое-то время просто наслаждался приятными ритмичными скольжениями Лёшиной кисти по своему члену. Вверх-вниз, каждый раз с небольшой оттяжкой в районе головки. Чертовски приятно, хоть и не совсем вовремя. Так не хотелось отвлекаться на нудный бубнёж по телефону, который неплохо было бы ещё и записывать. Но писать совсем не хотелось. Хотелось уйти с головой в сладостное блаженство, которое растекалось в паху, в быстрые движения по возбуждённому органу и продолжать просто гладить Лёшу по мягким волосам. — Все материалы и схемы возьмёшь из архива в части. Те, что незасекреченные. — Да, хорошо, — Нурлан улыбнулся, положил свою руку на Лёшину и сжал её чуть крепче. — Вот так хорошо. — Что? — переспросил Маркин. — Архивы. Хорошо. Лёша улыбнулся, подполз ещё ближе и уже лежал головой на внутренней стороне его левого бедра, прямо под выгнувшимся к низу живота крепким членом, и продолжал совсем стремительно надрачивать Нурлану рукой. Через пару минут член брюнета сильно напрягся, дёрнулся и выстрелил несколько раз светлыми струйками. Щербаков закрыл глаза, ощущая, как тёплые капли падали на его щёку, губы, лоб. Сабуров посмотрел вниз и улыбнулся. Наклонился и начал целовать его лицо, собирая белые потёки, облизывая, почти умывая его своим языком. — Так что? Возьмёшь дополнительную нагрузку в следующем семестре. — Да. Ага, — Сабуров машинально что-то отвечал Маркину, не вслушиваясь в то, что он говорил. Брюнет продолжал целовать Лёшу, а тот лежал и улыбался, как дурак, всё ещё не открывая глаза и чувствуя, как чужой язык гладил его, как губы Нурлана проходили с щеки на нос, а потом на лоб, а потом… Везде. Не только там, куда попали вязкие капли. — Отлично. Мы обговорили основные моменты. Приедешь в училище на следующей неделе, зайди в плановый, чтобы обсудить с ними расписание. — Ммм, — Сабурову сейчас было точно не до расписания. — Нурлан, ты там? — Да, — а потом Лёше на ухо, брюнет добавил: — Вот, зануда. — Хорошо. До связи, старший лейтенант. — Так точно, полковник. Сабуров отстранился и сбросил вызов. — Нур, ты в курсе, что только что согласился взять дополнительные часы в следующем семестре? Нурлан озадаченно глянул на Лёшу, а потом с силой ударил ладонью по дивану. — Блять! Ну, почему каждый раз происходит такая хуйня? Лёша! — Ну, за удовольствие надо платить, — Щербаков сжал губы, пытаясь сдержать смех. — Ты ещё скажи, что вы с Маркиным заодно. Лёша не успел ответить, как зазвонил телефон, теперь уже у него. Он потянулся к столику, отвечая на вызов. — Щербаков. Да, капитан. Нурлан в это время потянул его на себя, заваливая спиной на диван. Лёша, еле сдерживая смех, пытался отпихнуть его, при этом слушая по телефону Самойлова. — Да, я понял. Буду в части через десять минут. Он положил трубку и посмотрел на Сабурова, который уже активно стягивал с него штаны. — Нур, мне надо в часть. — Нихера. Мы ещё не закончили, — Нурлан не планировал останавливаться, навалившись на него и целуя в шею. — Я серьёзно. Звонил Самойлов. Срочное собрание в части. Боевой вылет. — Ага. Расскажи мне про боевые вылеты. Ты ещё тут тренировочные не отлетал. — Нур, это не шутка. Сабуров отстранился и посмотрел на него, прищурившись одним глазом. Второй глаз был скрыт под белой повязкой — повреждение во время боксёрского боя на прошлой неделе. — А чего он мне тогда не позвонил? — Я откуда знаю. — Ладно. Пойду с тобой. — Хорошо, мамочка, — Щербаков заржал, притягивая его и быстро целуя. — Кстати, будешь мне должен один оргазм. — Поверь, Лёх, я всегда расплачиваюсь по счетам. Потом сам встрянешь в долги. *** На инструктаж в часть они заявились вместе. В комнате уже было несколько лётчиков. После их появления Самойлов недовольно глянул на Сабурова, но ничего не сказал и сразу начал вводную. — Меня и ещё шесть человек перекидывают на базу на северо-востоке. Нужна наша помощь в нескольких операциях. Там сейчас неспокойно. За последние несколько недель участились провокации на границе. Все лётчики на той базе сейчас задействованы в постоянном патрулировании. Людей не хватает. Будете работать в парах: Щербаков с Авдеевым, Исаков с Григорьевым, Соловьев с Васильевым. Что, Сабуров? — А я? — А тебя медики не допустили к полётам из-за глаза. Минимум на неделю. Ты остаёшься в части. — Я не согласен. — Мне всё равно. Это приказ. — Я могу помочь с координацией полётов с земли. Вы же сказали, что у них там запара. А через неделю я вообще смогу полноценно летать уже. Самойлов подумал, но отрицательно покачал головой. — Нет. Щербаков с Авдеевым, вам там надо быть завтра к утру. Вы будете сопровождать наземную колонну от «Альфа-5» до «Альфа-8», а потом обратно. Грузовики должны перевезти оборудование с «Альфа-8», серверы с данными и кое-какие другие ресурсы, в том числе людей, между базами. Что опять, Сабуров? — Я могу помочь, — упрямо повторил Нурлан. — С чем? — Дополнительные люди им там не помешают, даже если и на земле. Здесь у нас всё равно тихо сейчас, — Нурлан не хотел оставаться в части без Лёши на неопределённый срок. Самойлов опять подумал. — Я переговорю с майором Сколкиным. Что, Щербаков? — А почему мы должны сопровождать наземную колонну? Мы же работаем только с бомбардировщиками и транспортниками. — Ты слышал, что я сказал о том, что у них не хватает сейчас людей? Вы будете помогать с тем, что прикажут. Лёша недовольно хмыкнул и посмотрел на Нурлана. Такие задания ему не нравились. — Время колонны в пути около шести часов. Практически всё время на приличном расстоянии от границы, кроме одного куска в середине. Там километров семьдесят идёт между горными массивами вплотную к границе. Самое уязвимое место. Карты, координаты и дополнительные инструкции вам уже переслали. Самойлов продолжил давать инструкции для двух других групп лётчиков, а потом распустил всех собираться на переброску. Сабуров ещё долго сидел под кабинетом капитана, пока тот всё-таки не разрешил ему тоже поехать. На новую базу они ехали раздельно — Лёша летел на своей «ласточке», а Нурлан долго добирался на своей машине. Ему не разрешили лететь, даже чтобы просто перегнать свой самолёт между базами. *** Сабуров перехватил Щербакова уже на следующее утро прямо перед его вылетом на подходе к ангару и быстро прижал к себе, зарываясь пальцами в волосы. — Лёш, не твори хуйни. Ладно? — Нур, это — простое сопровождение. Проще пареной репы, — блондин поднял на него светлые глаза и весело улыбнулся. — Знаю, но у меня плохое предчувствие. Самойлов сказал, что там сейчас неспокойно. — Да что там может случиться? Тем более, мы будем с Серёгой. Нурлан поцеловал его ещё раз в висок. — Олька — зараза — не дала разрешение на вылет. Из-за этого долбанного турнира. Не лезь никуда. Хорошо? — Я попробую. — Я тебя буду… — Нурлан не договорил, проводя большим пальцем по Лёшиной губе. — Я знаю, — Щербаков улыбнулся и легко стукнулся лбом в его грудь. — Вернёмся домой и заляжем на несколько дней в квартире. Будем просто тюленить. Лёша хотел его поцеловать, но быстро отстранился, услышав чьи-то приближающиеся шаги. — Хорошо. Будь на связи. Щербаков пошёл к самолётам, а мимо Нурлана уже шёл Авдеев, который тоже был почти в полной экипировке, только ещё без шлема. — Серёг, присмотри за ним. — Нур, это ж практически патрулирование. Проще простого. — Я просто сильно хорошо знаю Лёху. — Присмотрю. Не переживай, — и Авдеев направился следом за Щербаковым. *** Колонна из двадцати ещё пустых грузовиков выехала в сопровождении двух истребителей к «Альфа-8» и, чуть больше, чем через шесть часов, без происшествий въехала на военную базу. Пока в течение двух часов загружали оборудование, технику и прочие ресурсы, водители и пилоты обедали и отдыхали. Самолёты и грузовики дозаправили, и гружённая колонна выдвинулась в обратном направлении к «Альфа-5». На горную дорогу, которая уже шла совсем близко с границей, выехали через два с половиной часа. Щербаков с Авдеевым следили за передвижением колоны, совершая облёты по большим окружностям и периодически перебрасываясь несущественными комментариями. — «Тролль», как обстановка на правом хребте? — Невъебически спокойно, «Браво», — и Лёша засмеялся. На базе каждому пилоту давали позывной, обычно используя какие-нибудь характерные черты или запоминающиеся особенности. К Лёше, как к самому заёбистому в части, который доставал всех и на земле, и на небе, сразу безоговорочно пристал позывной «Тролль». Авдеев любил и умел петь, и сослуживцы были в восторге от его импровизаций на гитаре и часто просили его что-нибудь исполнить, когда у всех было свободное время. К нему со временем пристала кличка «Браво», которая и превратилась позже в позывной. — Скоро уже будем на базе. Сегодня матч вечером. — Опять этот ваш петушиный футбол? — Щербаков никогда не разделял их пристрастий относительно футбольных чемпионатов. — «Тролль», «Браво», не засоряйте эфир! Через минут пять Лёша увидел что-то на радаре. — «Браво», вижу на северо-востоке какое-то движение. — Вижу. Километров двадцать по твоей стороне. — Беру курс 3-1-0, угол 3. На дисплее мигали три красные точки, надвигающиеся сверху на две зелёные. — На радаре три цели. Быстро приближаются. — Вряд ли они прилетели поздороваться и предложить что-нибудь выпить. «Браво», оружие к бою. — Они разделяются. Беру левого. Два вражеских штурмовика и один истребитель подлетели ближе к колонне, сразу разделяясь. Истребитель увёл за собой Авдеева, один из штурмовиков — Щербакова, а второй начал обстрел наземной колонны. Выпущенная ракета точно попала в предпоследний грузовик. Он подскочил в воздух, взрываясь и чуть не цепляя следующую за ним машину. Колонна продолжила движение, не останавливаясь. От взорвавшегося грузовика мало что осталось, спасать там было некого. — Сука! Подорвали один в конце колонны. «Браво», надо быстро убрать штурмовики. Бросай своего и следуй за нами, я сейчас подставлю одного под тебя. Лёша вёл за собой штурмовик противника недалеко от колонны, чтобы помешать двум другим самолётам начать её беспрепятственно обстреливать. Авдеев летел за ними. — «Тролль», он навёлся на тебя. Помехи давай. — Ага, у него тридцатимиллиметровый. — Веди его. Держись! — «Браво», наводись на него. Давай же! — Есть захват. Стреляю. Лёша резко потянул за штурвал, уходя свечой в небо и уклоняясь от выпущенной противником ракеты. Тот, в свою очередь, не успел отклониться от ракеты Авдеева. — Есть попадание. Заебись. Молодец, «Браво»! Пошёл за правым. Отвлеки второго. Этот на двенадцать часов сверху. Пускаю ракету. Лёша выстрелил, но вражеский истребитель успел увернуться. — «Тролль», чужая птичка у меня на хвосте. Поможешь? — Иду за ним, готовься тормозить. — Наводись! Наводись! — Пускаю ракету. Сука! Ушла за ловушками. — «Тролль», не попади под пушку. Второй вернулся. — Не вижу его. Не вижу. — По левому борту. Из пушек давай. — На полную жмёт. Лёша резко затормозил, пропуская штурмовик перед собой, и выдал по нему очередью, прошивая обшивку. Вражеский самолёт потерял управление и неконтролируемо полетел вниз и влево, врезаясь в горный массив. — Молодец, «Тролль»! Цель уничтожена. — «Альфа-5», поражено два штурмовика. Истребитель, по всей видимости, направляется обратно к границе. — Приняли. — Следуем снова по курсу 2-8-0. Щербаков с Авдеевым вернулись к колонне и продолжили круговые облёты, уже пристально следя за обстановкой. — «Браво», что за херня? У меня опять что-то на радаре. — Похоже, выживший возвращается с компанией. — Вижу пять целей. Быстро приближаются. Три штурмовика. Щербаков с Авдеевым развернулись и полетели навстречу приближающимся самолётам. — Вот и они. Сволочи! — «Браво», отходим влево. Влево! — Следи за хвостом. Давай ЛТЦ! «Тролль», уклоняйся! Одна из выпущенных противником ракет попала в ложную тепловую цель, выпущенную Щербаковым, но взорвала её почти рядом с его самолётом, отчего его хорошо тряхнуло. — «Браво», у меня два дисплея вышли из строя. Я нихуя не вижу на дальнем расстоянии, только из кабины и немного по дисплею наведения. Попробую сориентироваться так. Пять самолётов противника кружили по большому радиусу над ущельем, пока не нападая. Видимо, планировали, как лучше отвлечь два истребителя, защищающих колонну. — «Тролль», это «Альфа-5». Не ввязываться пока в бой. Просто обороняйте колонну. Отстреливайтесь при слишком близком приближении противника. Это понятно? — И как я это должен делать? С таким обзором я не смогу зависать всё время над колонной. Меня сразу же подстрелят. Мне надо двигаться. — «Браво», сможешь вести «Тролля» за собой? — Могу… — Не надо. Это ещё бо́льший риск. Я лучше буду сам. Как-то справлюсь. — Мы не можем тебя вести отсюда. «Тролль», не ввязываться в бой. Следуй приказу! Без двух основных дисплеев Лёша плохо понимал местоположение других самолётов и пытался визуально определить через купол кабины, где кто находился. Ему бы очень помогло сопровождение из центра, где видели все координаты. Но пока он был сам по себе, и перспектива была совсем нерадужной. — «Тролль», полетаем? Этот низкий голос по спецсвязи он бы узнал из миллиона. Нурлан был на «Альфа-5» в качестве наземного координатора полётов, но не на этой операции. Он не знал, как Сабурову удалось уговорить командование допустить его к операции, но факт оставался фактом — Нурлан был на связи и мог дать ту информацию, которой у Лёши не было из-за повреждённых датчиков. — «Хан»? — Привет… — и шёпотом добавил, — малыш. — И тут, блять, ведущим заделался? — Тебе что-то не нравится? Хочешь почти что вслепую лететь и отстреливаться? Лёша улыбнулся и быстро сориентировался в пространстве. — Давай, веди. Только делай поправку на сильный ветер, четырнадцать метров в секунду, северо-западный. Сможешь быстро рассчитывать курс? — С математикой, вроде, у тебя всегда были проблемы. Нет? — Давай, блять! Надо увести их от колонны подальше на северо-восток. — Бери штурмовик, который ближе всего сейчас к колонне. Курс 2-5-0, угол 5, расстояние километр. — Понял. «Браво», оставайся над колонной, я попробую их увести. Лёша направился по заданному курсу и визуально увидел нужный самолёт, сел ему на хвост и выпустил ракету, которая попала точно в цель. — Умница, «Тролль». — Без тебя знаю. — Осталось четверо. — «Хан», неплохо считаешь. — Ага. Не то, что ты. Не расслабляйся! — С тобой не расслабишься. — Поговори мне. У тебя на хвосте двое. Маневрируют справа. Меньше километра. Береги задницу. — Не переживай за мою задницу. — Я попереживаю, «Тролль», — и совсем тихо, — она мне ещё пригодится. Лёша выпустил ложные цели, и несколько ракет противника разорвались совсем неподалёку. Потом он рванул вертикально вверх, уходя на максимально допустимую высоту. На короткое время он стал невидимым для ракет с радиолокационным наведением на цель. — «Хан», где штурмовики? — Два километра на юго-запад. 2-3-0. — Понял. Лёша полетел с «колокола» вниз и направился по заданному курсу, различая вдалеке два самолёта, которые совершали разворот, чтобы зайти на обстрел колонны. Он прицелился, но выпущенную ракету отвели в сторону ловушки. — Не получилось. «Хан», мы не сможем вдвоём с «Браво» отстреливаться от четверых и защищать при этом колонну. Я полетел к границе. «Браво», оставайся над колонной. — Принял. Нурлан ничего не ответил, понимая, что Щербаков прав, но этот план ему совсем не нравился. Как и ожидалось, сразу все четыре самолёта противника последовали за Лёшей, который представлял явную угрозу для их базы. Щербаков летел вдоль горного массива пока ещё вдоль границы, периодически меняя курс, чтобы уходить от чужих ракет. Нурлан быстро давал ему координаты вражеских самолётов и направлял. Лёша сделал бочку, значительно теряя скорость и ныряя вниз. В этот момент летящий за ним штурмовик проскочил вперёд, и Щербаков оказался у него на хвосте, выпуская ракету и оставляя в живых уже три самолёта противника. — Мой…отлично, «Тролль». — Осталось три. — Молодец, до трёх считать умеешь, — хриплый смех по ту сторону. — Лучше бы, конечно, вообще не считать. Щербаков уже перелетел через хребет и летел над чужой территорией. — Заканчиваются ракеты. Лечу к их базе. На «Альфа-8» истребители зарядили боеприпасами не полностью. Не ожидали, что будет полноценный бой. — «Тролль», нет! Мы ещё поводим их вдоль границы. Лететь к их базе с твоим обзором — самоубийство. — Не получится. Если не будет для них явной угрозы, они разделятся, и штурмовик опять вернётся обстреливать колонну. — «Тролль», отставить! — «Хан», если я не полечу, они вернутся. Я не смогу тут их долго водить без ракет. Дальше я сам. Мне бы продержаться ещё минут пятнадцать, чтобы колонна вышла из ущелья, — Лёша уже стал на курс к базе противника и быстро шуровал по чужой территории, уводя за собой все три самолёта. — Я смогу тебя вывести. Щербаков, не надо! — Нур, им пизда, — и уже про себя добавил «И мне, видимо, тоже». — Лёша! Придурок, остановись! Лёша! Сабуров головой понимал, что Щербаков делал то, что он бы и сам сделал в такой ситуации, чтобы отвести вражеский огонь от незащищённой наземной колонны, не имея боеприпасов для обороны или нападения. Проблема была в том, что за штурвалом был Лёша, его Лёша, и это, скорей всего, был для него билет в один конец. Этого он не мог принять. Ни мозгом, ни сердцем. — Прости, Нур… В ответ была тишина. Щербаков не видел, как на другом конце Нурлана силой вытаскивали из центра управления трое солдат. Лёша на всей скорости нёсся к базе противника, попутно уворачиваясь от постоянного обстрела. Отсчитав десять минут, он резко ушёл вверх и влево, пропуская под собой самолёты преследователей и выпуская точную ракету по последнему штурмовику. Потом он лёг на курс по направлению обратно к границе, к своей базе. — «Тролль», говорит «Альфа-5». Колонна прошла ущелье, можешь возвращаться. «Браво» летит тебе на встречу. *** Трое солдат выволокли сопротивляющегося Сабурова из центра управления в коридор, где их ждал майор Сколкин. — Старший лейтенант Сабуров, что за самодеятельность? Вы как попали в центр управления во время операции? А потом ещё и в эфир? Нурлан пытался вырваться, громко матерясь. Он хотел вернуться обратно, чтобы узнать, как там Щербаков. Брюнет посмотрел с нескрываемой злостью на Сколкина. — Ваши диспетчеры отказались вести пилота с повреждёнными датчиками. Он бы не смог защищать колонну без помощи из центра. — Вы бы так любому пилоту помогли? Или только старшему лейтенанту Щербакову? Вы не у себя в части, где все привыкли к вашим пидорским выходкам. В неконтролируемом припадке ярости Сабуров вырвался из крепкой хватки нескольких рук и сильно саданул майора кулаком в лицо. Тот не удержался на ногах и упал на спину, хватаясь за лицо руками в районе носа. — Пойдёшь под трибунал за нападение на старшего офицера, — еле разборчиво, но Нурлан всё услышал. — Только когда Лёша вернётся обратно, — Сабуров хотел навалиться сверху, чтобы продолжить добивать Сколкина, но его оглушил сильный удар сзади в затылок, и он потерял сознание. На радаре в центре управления было видно, как самолёт Щербакова двигался к границе, преследуемый двумя истребителями противника. Когда он подлетел к перевалу, его сигнал пропал с экрана. Две красные точки — вражеские самолёты — начали разворот и меньше, чем через минуту, уже летели обратно к своей базе. *** В большом светлом зале было непривычно тихо, несмотря на большое количество людей, часть из которых были в форме, часть — в гражданском. Перед рядами кресел, в центре за трибуной стоял высокий широкоплечий мужчина в тёмно-синей военной форме с большим количеством орденов и в фуражке. Генерал-полковника Бондарева Нурлан вживую видел только один раз до этого — во время демонстрации новых истребителей около года назад в соседней части. Сейчас мужчина рассказывал о нелёгкой, но почётной службе лётчиков ВВС и том, насколько их труд важен для благополучной и стабильной жизни мирного населения. Его звучный и раскатистый голос сильным эхом разносился по залу с высокими потолками. — Мы собрались сегодня здесь, чтобы наградить наших героев и поблагодарить их и их семьи за всё, что они делают для нашей страны и наших людей. Начнём. Бондарев повернулся и взял с соседнего небольшого столика одну из нескольких открытых коробочек и папку, по всей видимости, с документами для награды. — За самоотверженность, мужество и отвагу при выполнении боевого задания орденом «Мужества» награждается старший лейтенант Алексей Сергеевич Щербаков. Нурлан посмотрел по сторонам, пытаясь найти взглядом Лёшу, но того нигде не было. Рядом с Сабуровым сидел Авдеев и вместе с остальными смотрел на трибуну. Из первого ряда медленно и неуверенно встала невысокая женщина в тёмном брючном костюме и неспешно направилась к Бондареву. Нурлан узнал её, только когда она подошла к трибуне и повернулась к нему боком, принимая из рук генерал-полковника коробочку и папку. Лёшина мама. Только сейчас она выглядела сильно постаревшей, какой-то сгорбившейся и абсолютно потухшей. Женщина стояла и смотрела на серебряный крест с закруглёнными концами на тёмно-красной ленте, пока Бондарев, положив ей руку на спину, высказывал благодарность. Когда он закончил, она всё ещё стояла и не могла оторвать взгляда от ордена. Генерал-полковник подождал несколько секунд, а затем кивнул кому-то в стороне, и другой офицер подошёл и, взяв женщину за локоть, медленно повёл её обратно к креслу. На её лице не просматривалось никаких эмоций, кроме одной — полной и гнетущей безысходности. — Серёг, ты не видел Лёху? — Нурлан спросил шёпотом. Авдеев повернулся к нему и посмотрел в недоумении, ничего не отвечая. Потом глянул на трибуну, а затем снова на Сабурова. — Нур, он же… — За самоотверженность, мужество и отвагу при выполнении боевого задания орденом «Мужества» награждается лейтенант Константин Юрьевич Григорьев. Нурлан посмотрел, как к Бондареву уже шла молодая женщина в чёрном платье. Получив из его рук орден и папку, она даже не стала смотреть на них, а начала сразу плакать навзрыд, завывая на всё помещение. Сабуров перевёл взгляд на Авдеева. Тот мельком на него глянул, но сразу отвёл глаза в сторону. На Нурлана будто обрушился потолок, сдавливая грудную клетку. Перед глазами мелькало только одно слово — ПОСМЕРТНО. Награждаются посмертно. И воздух закончился. Он просто перестал поступать в его лёгкие. Сабуров беспомощно открывал рот, но это не помогало. Авдеев повернулся и посмотрел на него с испугом, хватая за предплечье. — Нур, ты что? — он попытался сказать это тихо, но люди впереди начали оборачиваться и смотреть на них, перешёптываясь, а потом отворачиваясь и делая вид, что ничего не происходит. В голове всё гудело, а сердце то заходилось в бешенном ритме, отчаянно пытаясь вырваться из грудной клетки наружу, то переставало биться вообще. — Нур. Дыши. — Серёг…ты же обещал… — Нурлан схватился рукой за плечо Авдеева и пытался вдохнуть. Безуспешно. — Нур, там не было шансов. Ты же сам наблюдал за боем… — Но ты мне обещал…ты обещал мне присмотреть за ним. Шёпот в зале стал громче, и люди уже смотрели на них пристально, не отворачиваясь. Грудь сдавило ещё сильнее, а перед глазами всё потемнело. Сабуров ещё крепче вцепился в плечо Авдеева, пытаясь удержать уплывающее сознание. — Нур, успокойся. Уже всё… — Ты же обещал… — Прости, Нур. — Лёша. Пожалуйста… — Нур, успокойся! — Ты обещал… — Нурлан, успокойся! Успокойся! Он приоткрыл глаза и увидел перед собой лицо Самойлова, который крепко прижимал его за плечи к чему-то твёрдому. Сабуров лежал на деревянной лавке в небольшой комнате без окон. — Нурлан, очнись! Успокойся! Брюнет приподнялся на локтях, а потом сел на лавку. В голове сильно шумело, а сердце всё ещё выпрыгивало из груди, и он тяжело дышал. Лоб был мокрый от холодного и липкого пота. Он потрогал затылок и сразу убрал руку из-за острой боли в месте удара. — Где я? Где Лёша? — На, попей, — капитан протянул ему стакан с водой. — Где Щербаков? — Его сбили, — Самойлов сказал это так, что Нурлан по интонации не понял, насколько всё серьёзно. — Он жив? — Мы не знаем. Нурлан взял стакан и выпил его залпом. — Его сбили над границей. Мы уловили ещё один быстрый сигнал где-то через минуту после того, как его самолёт пропал с радара, но и он потом практически сразу исчез. — Он успел катапультироваться. — Возможно, но Авдеев его не нашёл. Он не мог там долго оставаться. После всей этой потасовки нам сказали убраться на базу и только обороняться. В бой не вступать. Сейчас все переговоры идут на высшем уровне. Мы не можем влазить. — Но его надо найти, — Сабуров быстро поднялся, но сразу пожалел об этом. К горлу резко подкатила тошнота, а голова немного закружилась. Он сел обратно. — Мы не можем. Был приказ не высовываться. — Но он там. — Мы точно не знаем, смог ли он катапультироваться, а если и смог, то выжил ли после приземления. Там сплошные горы и только чуть-чуть местами лес. Совсем неблагоприятное место для прыжка. — Но Вы же знаете, кто угодно там бы погиб, но не Щербаков. Он выжил. По-любому. Это же «Тролль», — несмотря на кошмарное виде́ние, Сабуров не хотел верить в то, что Лёша погиб. Большинство из тех снов, которые ему снились про Щербакова, были правдивыми, но в этот раз он не допускал даже мысли, что этот мог быть реальным. — Я не знаю. Туда сейчас никого не пустят. — Я сам полечу. — Тебе не дадут самолёт. Особенно после того, что ты устроил тут Сколкину. — Он — та ещё мразь! — злобно процедил Сабуров. — И тем не менее. Я еле уговорил его не сажать тебя в карцер. Он согласился тебя отпустить с базы, чтобы ты вернулся домой. Ты отстраняешься от службы на неопределённый срок. — Но капитан… — Нурлан, это — максимум, что я могу для тебя сделать. — Но… Лёша там. Ему нужна помощь. Он сам не выберется. — Я знаю, но у меня связаны руки. Сабуров чуть не плакал от бессилия и ярости, но понимал, что Самойлов здесь ничего не решал. — Я уеду, но никто не помешает мне искать его. Капитан помолчал какое-то время, смотря на Нурлана, а потом сказал. — Я ни поддерживаю тебя и ни отговариваю, но ты сам понимаешь, что, если ты попадёшься, штаб не будет из-за тебя ввязываться в политический конфликт. Сабуров кивнул. — Мы тебе не будем помогать, как бы мне не хотелось, — подумав, Самойлов добавил: — Если он и выжил, то единственный, у кого есть шансы его найти, — это ты. Ты должен покинуть базу в течение часа, иначе Сколкин тебя арестует. — Понял. Сабуров встал и вышел за Самойловым в коридор, направляясь за своими вещами в один из корпусов. Через полчаса он уже был на парковке, засовывая свою сумку в салон. — Сабуров, — к нему опять направлялся Самойлов, — вот одноразовый пропуск для КПП. Как только всё немного утихнет и пересмотрят решение о твоём временном отстранении, я свяжусь с тобой. — Спасибо, капитан. — Удачи, Нурлан! — Самойлов пожал ему руку и быстро направился обратно к зданию части. Сабуров сел в машину и разжал ладонь. На ней лежала свёрнутая бумажка. Он развернул и увидел координаты — видимо, двух точек: одной — где прервался сигнал Лёшиного самолёта, и второй — где появился на короткое время другой сигнал после его вероятного катапультирования. — Спасибо, капитан, — повторил брюнет, заводя мотор и выезжая к КПП. Нурлан уже чётко знал, куда ему ехать дальше. Он покинул «Альфа-5» и направился по трассе на юго-запад. *** К вечеру Сабуров доехал до небольшого городка, на окраине которого был маленький аэродром. Заехав на территорию, он припарковался у одноэтажного здания. Лётная школа «Сайонара» — яркая вывеска слева от двери. Он потянул за ручку, но было закрыто. Потом обошёл вокруг здания и вышел к месту стоянки учебных самолётов и началу взлётно-посадочной полосы. Возле одного из самолётов невысокая, миниатюрная девушка в лётном комбинезоне выкладывала на землю вещи из большого рюкзака. Услышав шаги, она обернулась, поднялась, и с удивлением наблюдала за приближением Сабурова. Очень миловидная, даже красивая: длинные чёрные волосы, спускавшиеся ровными прядями до пояса комбинезона, большие тёмные глаза с узким разрезом, светлое, практически белоснежное, лицо правильной формы и немного вздёрнутый носик. — Привет, Мими. — Не называй меня так, Нурлан-сан, — она улыбнулась, но в её улыбке было много грусти. — Минако, — Сабуров улыбнулся, — неоднозначное название для лётной школы. Раньше же по-другому называлась. — Раньше всё было по-другому. Для большинства учеников, это — просто непонятное японское слово, — в её речи слышался лёгкий акцент, который можно было уловить, только когда она не выговаривала букву «р». — Но не для тебя. — Нет. — Давно не виделись. — Я не думала, что ты вернёшься, — рядом с Сабуровым она выглядела совсем крошечной. — Я не… — Понятно, — казалось, что в её улыбке грусти стало ещё больше. — Что с глазом? — Неудачно побоксировал. Ничего серьёзного. Нужно поберечь от света несколько дней. — Как всегда. Не жалеешь себя. — Я хотел попросить о помощи. — Помощи? — Минако удивилась. — Мне нужен самолёт. Одного лётчика подстрелили возле границы, мне нужно его найти. — А армия? — Они не будут его искать. — Это твой друг? Нурлан не ответил, но его лицо было намного красноречивее любых слов. Девушка удивлённо приподняла брови. — Многое поменялось за прошедшее время. — Нет. Он — единственный из парней, с кем я… — Нурлан не договорил, но Минако всё поняла и без слов. — Он, наверное, особенный. — Минако, ты — тоже особенная, — Сабуров помолчал какое-то время, отвернувшись в сторону. — Это сложно объяснить. — В любви нет ничего сложного. Она или есть, или… — Всё ещё обижаешься? — Нет. Я не могу обижаться на то, что ты не смог меня полюбить. — Прости, — Нурлан посмотрел на неё с искренним сожалением в глазах. — Какой тебе нужен самолёт? — Без разницы. Двух- или четырёхместный подойдёт. Лёша упал в горах. Там есть лесистые участки, попробую найти какое-то плато или поляну для посадки и взлёта. Если…когда его найду. — У нас сейчас пять «птичек», — девушка кивнула на ряд выстроенных учебных самолётов. — Я думаю, мы сможем дать тебе одну с наименьшим разбегом. — Минако, я могу и не вернуть самолёт. Там сейчас напряжённо. Если что, тебе выплатят потом компенсацию. Я договорюсь. — Не надо. Просто возвращайся. Найди его и возвращайся. Она подошла ближе и протянула вверх руку, проводя пальцами по губам брюнета. — Я любила, когда ты смеялся. Мне кажется, с ним ты часто смеёшься. Нурлан улыбнулся. С Лёшей он действительно смеялся практически всегда. — Он бы тебе понравился. Он немного, — Сабуров подумал над наилучшим определением для блондина, — неуправляемый, но он бы точно заставил тебя смеяться. *** Сабуров вылетел по направлению к границе за несколько часов до рассвета, чтобы попасть в намеченный квадрат с первыми лучами солнца и начать поиски. Ночью он поспал всего несколько часов, постоянно думая о Щербакове и размышляя, что нужно было взять с собой. Он понимал, что теперь против него, против них, были и свои, и чужие. Сабуров на своём самолёте не мог попасться на глаза никому. И помощи ждать было неоткуда. Нурлан летел над горным массивом на минимально возможной высоте и с низкой скоростью, чтобы иметь возможность осматривать всё под собой. Кроме того, это помешало бы быстро его обнаружить на радаре с обеих сторон. Да и вряд ли бы военные стали напрягаться из-за медленно летящего одиночного объекта. По характеристикам он отличался и от беспилотников, что было ему на руку. — Щербаков, ну, где же ты? Ты мог хоть какой-то знак оставить? Сабуров методично облетал территорию с координатами, которые ему дал Самойлов, и постоянно всматривался в очертания предметов на земле. Прошло несколько часов, но никаких подвижек в поисках не было. Он подумал, что, возможно, Лёшу отнесло значительно южнее, и вспомнил, как несколько недель назад они прыгали с парашютами после тренировок с курсантами, и их тоже отнесло далеко от изначально намеченного места посадки. *** — Лёха, отдай сюда мои очки! Нахера тебе две пары? До этого Щербаков сорвал с его головы защитные очки и натягивал на себя. — Мне эти больше подойдут. — Дай мне хоть какие-то! Скоро прыгать, — Сабуров недовольно протянул руку. — Да на! На! — Приготовились! — раздалось по громкой связи, и над входом замигала красная лампочка. — Щербаков, пошёл! Через несколько секунд: — Сабуров, пошёл! Нурлан успел натянуть очки и шагнул за борт, сразу стремительно падая вниз и упуская самолёт из вида. Быстро разведя руки и ноги в стороны и чуть прогнувшись в спине, он стабилизировал своё положение и продолжил свободно падать с пяти тысяч. В животе был приятный трепет, а воздух холодом обжигал лицо. Через несколько секунд он заметил приближающегося Щербакова, который, пролетая мимо, ухватился за его руку, чтобы задержаться рядом с ним. Они взялись за руки и начали падать вниз вместе. Лёша улыбнулся и жестом спросил, всё ли хорошо. Сабуров ответил положительно. В такие моменты адреналин зашкаливал, и им обоим казалось, что они могли обнять всё небо, целиком. Такие же эмоции, которые они испытывали, обнимая друг друга на земле. Лёша быстро прижался к губам Сабурова своими, а потом отстранился, всё ещё не выпуская его руки. Во время одного из прошлых прыжков, когда блондин сделал точно так же, они чуть не повыбивали друг другу зубы из-за резкого толчка, но Щербакова это явно не останавливало. Земля приближалась, а они всё еще летели вниз, не отпуская друг друга, не отводя глаз и не раскрывая парашюты. Лёша, как всегда играл, проверяя Нурлана на слабо. Когда до земли было уже чуть меньше трёхсот метров, Щербаков широко улыбнулся, протянул руку и выдернул кольцо парашюта Нурлана, при этом слегка отталкиваясь от него. Потом сразу вытянул своё кольцо, резко замедляя и своё падение. На группировку и подготовку к приземлению у них было всего несколько секунд. К счастью, они оба нормально приземлились, но значительно дальше от того места, где планировали. Щербаков отстегнул свой парашют и направился к Сабурову, который уже тоже высвободился из ремней. Подойдя совсем близко, блондин опять стянул с него очки и начал убегать. — Лёша, я тебя сейчас прибью! — Нурлан уже бежал следом за ним по траве в сторону каких-то старых самолётов. Они, по всей видимости, приземлились возле «кладбища» списанных воздушных судов. Щербаков забрался в один небольшой пассажирский самолёт и бежал по проходу к кабине пилотов, закрываясь в ней на щеколду изнутри. Сабуров залез следом и уже шёл по салону. — Щербаков, выходи! Мне тут скучно. Блондин осторожно выглянул и увидел Сабурова, который сидел на одном из пассажирских сидений. — Нурик, куда летим? — Лёх, рванём в Париж? — Куда хочешь. У нас есть целый самолёт, — и Лёша засмеялся. Потом вышел из кабины и начал идти по проходу, изображая стюарда. — Что будете? Курица или рыба? Нурлан засмеялся и посмотрел наверх на номер своего места. — Молодой человек, а можно одну чертовски красивую задницу на место 5С. Лёша заржал, чуть краснея. — Ага. Наши авиалинии, хоть уже и не летают, но оказывают кое-какие другие услуги, — он протянул Нурлану его защитные очки. — Лёх, поедешь со мной в Париж? — Сабуров оттолкнул его руку: — Всё. Очки не надо. — Надо. — Очко надо. Очко, — Сабуров ему подмигнул. — Очко с меня. Видимо, — Щербаков развёл руками, снова улыбаясь. Нурлан быстро встал со своего места, притянул его и зажал между собой и сидением впереди. — Я же обещал, что когда-нибудь выпорю тебя. Мы с такими прыжками когда-нибудь точно разобьёмся. — Не разобьёмся, — блондин продолжал с ним играть. — Лёх, ты всё время ходишь по краю. — А тебя это не заводит? — и в светлых глазах уже промелькнуло что-то совсем блядское. Сабуров не ответил, быстро расстегнул молнию на комбинезоне Щербакова и стянул его вниз, спуская ниже ягодиц. Развернул Лёшу лицом к спинке сидения перед ними, чуть наклоняя через него, и сильно ударил рукой по голой половинке. Блондин тихо вскрикнул от неожиданности и резкой обжигающей боли, которая полоснула кожу. На ягодице разливалось багряным пятно. Нурлан ударил снова, и на задницу будто плеснули кипятком. Щербаков дёрнулся, но сбежать не попытался. Обжигающая боль отдалась неожиданной тяжестью в паху, а на глазах выступили слёзы. Он повернул голову и с удивлением посмотрел на Сабурова, который смотрел на него пристально и с намёком. Когда брюнет ударил в третий раз, огонь уже разливался не только ниже поясницы, но и по всему телу Щербакова. Его наливающийся член болезненно упирался в спинку кресла. — Нравится ходить по краю? — Сабуров больно прикусил светлую кожу на несколько сантиметров ниже шеи. Лёша запрокинул голову назад и сжал зубы, чтобы не выпустить рвущийся наружу всхлип. Ягодица полыхала ярко-красным, внизу всё горело, будто Щербаков уселся задницей в костёр, а член ныл всё больше. Лёша и не заметил, как после ещё нескольких ударов, приносящих смесь боли и резкого удовольствия, Нурлан уже тоже спустил свой комбинезон и после быстрой и небрежной подготовки пристроился к нему сзади. Быстрые и жёсткие толчки. Грубые движения кистью по члену, который высвободили, чуть отодвинув Лёшу от спинки сидения. Несдержанные вдохи и выдохи. Капли пота, проступавшие на груди и спине под футболками. Пальцы, которые напряженно впивались в старую мягкую обивку кресла, и другие пальцы, которые сжимали с силой бёдра и Лешину шею. Низкие стоны и периодически вырывающиеся гортанные звуки. Сильно. Жёстко. Сладко и немного болезненно, но до безумия желанно. Совсем по краю. Нурлан вспоминал тот день и думал, почему их отношения не могли быть спокойными и размеренными. Почему им всегда нужно было ходить по грани, чтобы до конца чувствовать жизнь и друг друга. Их отношения не всегда были однозначными. Он знал, что иногда делал Лёше больно своей несдержанностью и взрывным темпераментом, но тот никогда не жаловался, потому что сам очень часто провоцировал бурные ссоры, после которых у них оставались синяки и разбитые губы. Но и примирения у них потом тоже были бурными и жаркими. Сейчас, разыскивая Лёшу, Нурлан хотел бы извиниться перед ним за многое, только дал бы кто ещё один шанс. Он до вечера облетал кусочек за кусочком в намеченном квадрате, но так ничего похожего на приземление парашюта и не увидел. На ночь Сабуров сел недалеко от начала горного массива в поле и долгое время не спал, снова проверяя координаты и рассчитывая, куда же Лёша мог приземлиться. *** Следующий день Нурлан начал тоже до восхода солнца и продолжил поиски на юго-востоке. Он прочёсывал территорию над горами и лесистыми участками и по несколько раз пролетал над местами, где ему мерещилось хоть что-то похожее на парашютный купол или стропы, но тщетно. Около полудня он решил начать всё сначала и полетел к тому месту, где на радаре пропал сигнал Лёшиного самолёта. Сабуров сильно рисковал, приближаясь к границе, но прошло уже почти два дня и, если Лёша был ранен, то каждая минута была на счету. Учитывая полученные от Самойлова координаты и рассчитав возможное смещение подбитого самолёта, он почти сразу увидел внизу на горном склоне обгоревшие обломки истребителя. Нурлан покружил над ним, осматривая местность вокруг, но ничего полезного не заметил. Потом он начал медленно лететь на юго-восток по курсу, который рассчитал заново ночью, размышляя на какое расстояние могло отнести парашют при таком сильном ветре. Глянув на карту, Сабуров отметил, что на юге шла дорога, по которой как раз и двигалась колонна во время боя. Ближе всего она подходила к горам чуть западнее. Несмотря на сильный северо-западный ветер, Щербаков мог попытаться направить парашют к дороге, чтобы иметь возможность быстрее до неё добраться после приземления. Нурлан чуть сменил курс и полетел западнее над смешанным лесом. Через километр ему показалось, что на нескольких деревьях он увидел какие-то светлые полосы. Развернув самолёт, он пролетел там ещё раз и убедился, что ему не показалось. Приземлиться совсем рядом с этим местом он не мог. На карте километрах в восьми южнее была светлая полоска. Там лес был намного реже. Брюнет направился туда и, осмотрев несколько раз с высоты место предполагаемой посадки, с трудом приземлился на ухабистой и наклонной поляне, чуть не протаранив корпус самолёта несколькими поваленными деревьями. Собрав в рюкзак всё необходимое, он направился по приборам на север к месту, где он для себя выставил маячок. Пробираться приходилось вверх по склону с густо растущими деревьями, и почти через три часа он добрался до нужного места. Зацепившись сразу за две высокие ели, между ними висел купол парашюта, а стропы запутались в ветвях одной из них. Нурлан глянул, что внизу они были обрезаны, скорей всего, ножом, — значит, Лёша смог сам слезть с дерева, что очень радовало. Что его совсем не радовало, так это то, что внизу на траве он увидел засохшую кровь. Щербаков был ранен, но только было непонятно, насколько серьёзно. Осмотревшись, Сабуров раздумывал, в какую сторону блондин мог пойти. Кратчайший путь к дороге был прямиком вниз по склону и чуть на запад. Если Лёша хотел попасть именно на дорогу, то он бы точно пошёл в этом направлении. Нурлан отправился вниз, ища по пути хоть какие-нибудь следы. Спускаясь, брюнет периодически видел на камнях нацарапанные галочки, чем-то отдалённо напоминающие ласточек. Это точно был Лёша. Пройдя километров десять, он в какой-то момент перестал их находить. Остановившись, Нурлан пошёл обратно вверх, чтобы найти последнюю и начать снова поиски от неё. Рядом с последней, совсем криво нацарапанной, ласточкой, Нурлан начал осматриваться по сторонам. Вокруг были густо растущие ели и лиственницы. Местами на поверхность выходили большие скопления горных пород. Он начал снова спускаться по склону вниз, но медленно, внимательно осматриваясь и ища следы. Решив сделать перерыв, брюнет сел на поваленное дерево и достал из рюкзака воду. Он находился в постоянном движении уже почти шесть часов, и ему явно нужна была передышка. Откуда у него брались силы, он не знал, но знал, что останавливаться ему было нельзя. Был уже вечер, и нужно было найти Лёшу до наступления очередной ночи. Случайно посмотрев влево, он увидел небольшой скалистый выступ, к которому было привалено несколько поломанных деревьев, которые упали сверху и зацепились за скалу. По какому-то наитию Нурлан встал и пошёл к этому нагромождению. Подойдя вплотную, он на секунду замер. Под выступом, на небольшой возвышенности на боку лежал Щербаков. — Лёш! Лёш! Малыш! Сабуров подбежал к нему и проверил пульс. Еле ощутимый, но он ещё прослушивался. Щербаков был без сознания, сильно бледный и совсем ледяной. Глянув на его бок, Нурлан сильно сжал зубы. Его прошиб холодный пот при виде огромного бурого пятна, расплывшегося по комбинезону. А ещё в боку насквозь торчала ветка, на которую Лёша напоролся при приземлении. Сабуров вообще не представлял, как с таким повреждением блондин смог слезть с дерева и пройти такое расстояние. Лёшин комбинезон был мокрым. Прошлым вечером и ночью шёл, не переставая, дождь. Щербакова нужно было срочно переодеть и отогреть. До самолёта обратно нужно было добираться километров восемь на восток, и Нурлан понимал, что ему придётся нести Лёшу, что может занять значительное время. Уже смеркалось, и идти по лесу в горной местности ночью с такой ношей было невыполнимой задачей. Если бы ещё и Сабуров сломал ногу, то шансов у них не осталось бы вообще. Не меняя положения тела блондина, Нурлан стал его осматривать. Он разул его и начал медленно раздевать, разрезая ткань там, где не мог её снять, сильно не двигая туловище. Кроме множественных несерьёзных порезов на лице и руках и серьёзного сквозного ранения в боку, Сабурову показалось, что у Лёши было сломано, как минимум, одно ребро и повреждена правая лодыжка. Достав из рюкзака тонкий походный коврик, он разложил его на скале рядом с Лёшей и аккуратно переложил Щербакова с холодной каменной поверхности. Он вколол Щербакову внутривенно препарат искусственного питания, чтобы поддержать жизнедеятельность организма. Лёша вряд ли что-то ел за последние несколько дней, и к тому же потерял много крови. Потом он натянул на Лёшу запасные штаны, перед этим зафиксировав лодыжку в неподвижном положении. Ещё раз осмотрев сквозную рану, он зафиксировал ветку с обеих сторон скатками бинта и тщательно прикрепил к туловищу лейкопластырем, чтобы минимизировать движения в ране и ещё бо́льшую потерю крови. Зафиксировал грудную клетку и закрыл сильно большие порезы на лице и руках. Потом Сабуров разделся по пояс сам и лёг за Лёшей, плотно прижимаясь к нему, кожа к коже, и накрывая их обоих своей курткой. Он чувствовал, как тело в его руках медленно, но всё же отогревалось и уже не было таким ледяным. Щербаков всё ещё был без сознания и никак не реагировал ни на его действия, ни на слова. Но он дышал. Когда Лёшино тело стало тёплым, Нурлан встал и быстро развёл небольшой огонь, чтобы продержаться до утра. Поднимая с земли Лёшин комбинезон, Сабуров увидел торчащую из нагрудного кармана фотографию, на которой были изображены они вдвоём возле «ласточки» Щербакова. Нурлан и не знал, что Лёша носил с собой это фото. Он глянул на неподвижного блондина. — Лёх, мы обязательно выберемся отсюда. Только держись. Всю ночь Сабуров грел Лёшу собой. Было бы совсем холодно и сыро, если бы не горящий рядом огонь. В горах температура упала до плюс пяти, и Сабуров боялся заснуть. Боялся, что как раз во время его сна Щербаков перестанет дышать. — Малыш, просто дыши. Хорошо? Завтра я тебя отсюда вытащу. Под утро совсем некстати начался дождь. Он надел на Щербакова свою дождевую куртку, накрывая его голову и делая отверстие для торчащей ветки. Потом сделал из ремней импровизированную люльку, чтобы можно было посадить в неё Лёшу и нести перед собой. Ремни при этом проходили за спиной Нурлана и над шеей, немного распределяя вес. Он оставил на месте их ночёвки бо́льшую часть вещей из рюкзака, чтобы не тащить с собой лишнее. — Лёх, ты не мог нам устроить здесь экскурсию летом? Или хотя бы, когда здесь не так дождливо? Щербаков не отвечал. Сабуров улыбнулся через силу и начал медленно идти с Лёшей на руках по направлению к самолёту. В обычных условиях путь до самолёта занял бы часа три-четыре, но с Щербаковым на руках и один километр в час был за счастье. Нурлан проходил сто-двести метров, а потом делал перерыв. Неровная местность, скользкие камни и корни деревьев под ногами, острые ветки кустов и постоянно идущий дождь испытывали его на прочность. Сабуров несколько раз ещё вводил Лёше питательные элементы и быстро ел сам. Он иногда говорил с Щербаковым, чтобы хоть как-то разрядить для себя обстановку, и надеясь, что вдруг Лёша ответит. — Щербаков, если ты умрёшь здесь, я тебя прибью! Ты понял? Холодные капли текли по его лицу, но Нурлан не замечал. Он уже давно снял полностью намокшую повязку над глазом и уже перестал обращать внимание на ноющую боль под припухшим веком. Сжав зубы, он шёл вперёд. Шаг за шагом. Туда, где было спасение для Лёши. — Лёх, ну, скажи хоть что-нибудь. Открой рот, Лёха, блять! Ёбаный твой рот, блять! Можешь позаёбывать меня. Я совсем не против. Малыш… Но Щербаков упрямо молчал. Шёл холодный дождь, и было промозгло и серо, но от чересчур интенсивной физической нагрузки Нурлану было даже жарко. Когда они наконец-то добрались к вечеру до самолёта, сил не осталось. Спина и плечи одеревенели, и Сабуров их вообще не чувствовал. Ноги и руки дрожали и не слушались. Он не понимал, каким чудом он прошёл такое расстояние, да ещё и с таким весом. Нурлан погрузил Лёшу в самолёт, положив на бок и зафиксировав ремнями, а потом залез внутрь сам. — Ну, что, Лёх, полетаем? Щербаков за всё это время ни разу в сознание так и не пришёл, хотя периодически Нурлан слышал то ли тихие стоны, то ли вдохи. Трясущимися руками Сабуров завёл мотор и начал медленно разворачиваться, чтобы выехать на максимально длинный участок — импровизированную взлётную полосу. — Держись. Сейчас немного потрусит. Почти триста метров. Впритык, но должно хватить. Самолёт начал разгон. Его сильно трясло от езды по неровной поверхности и несколько раз подбрасывало, когда шасси наезжали на слишком толстые ветки. Когда деревья впереди были уже совсем рядом, Нурлан сильнее потянул на себя штурвал, успевая пройти носом самолёта выше верхушек и взлететь. — Лёх, осталось чуть-чуть. Потерпи ещё немного. Нурлану не хотелось, но пришлось лететь на базу «Альфа-5», где их чуть не обстреляли свои же, приняв за самолёт противника. По экстренной связи он долго уговаривал Сколкина разрешить ему посадку. После приземления Щербакова сразу же забрали в медчасть, а потом в госпиталь, но Сабурова к нему не пустили. — Нурлан, я знал, что ты его найдёшь, — Самойлов улыбнулся, сопровождая его опять к КПП. — Мне можно попасть к нему? — Не сейчас. Ты по-прежнему отстранён, — капитан развёл руками. — Я присмотрю за ним. Мне сказали, что его состояние уже стабилизировали. Он поправится. Это же «Тролль». Вы оба — та ещё парочка. *** За то время, пока Щербаков был в госпитале, Нурлана пустили к нему один раз всего на несколько минут и то, под наблюдением какого-то офицера. Лёша выглядел уже намного лучше и сразу заулыбался, увидев в палате брюнета. — Нур, ты снова нашёл меня. Сабуров кивнул. — Я так хочу тебя обнять… — Лёша замолчал, видя, как наблюдавший офицер недовольно хмыкнул. — Поправляйся. Выйдешь из госпиталя и поговорим. Щербаков лежал на лечении больше месяца. Потом, когда ему стало лучше, его долго тягали по разным допросам и не давали отгулы, заставляя постоянно находиться в части «Альфа-5». При этом, летать ему тоже не разрешали. Нурлан некоторое время был отстранён от службы, а потом ему разрешили вернуться в свою часть, но понизили в звании на два ранга, несмотря на то, что продолжали требовать от него выполнения боевых заданий, соотносившихся с предыдущим званием. Всё это время они вообще не виделись. Только через два месяца им обоим разрешили снова служить в одной части и дали отгул. Они зашли в квартиру и, не сговариваясь, просто прижались друг к другу. В голове было много слов и мыслей, но не хотелось выпускать их наружу, чтобы не наговорить лишнего. Нурлан гладил Лёшу по голове, по плечам, по спине и старался поверить, что он был наконец-то здесь, рядом с ним. Щербаков тёрся своей щекой о его ладонь, сильно зажмурившись и вцепившись в его плечи. — Погладь меня. Нурлан продолжал гладить Лёшу по голове. — Погладь меня…там. Сабуров чуть помедлил, а потом опустил свои пальцы на Лёшину ширинку и начал гладить его через жёсткую джинсовую ткань. Щербаков стоял, не двигаясь, крепко к нему прижавшись и пряча лицо в складках его куртки. Через какое-то время он уже сам тёрся об его руку, двигая только тазом, но не шевелясь верхней половиной туловища. Нурлан думал, что ему показалось, но потом действительно услышал тихие вздохи, будто Лёша хотел заплакать, но сдерживался. Надавив чуть сильнее в районе паха, Сабуров почувствовал, как под пальцами стало влажно. В паху у Лёши расплылось небольшое мокрое пятно. Он попытался посмотреть Щербакову в глаза, но тот упрямо отворачивался. Потом брюнету всё-таки удалось поймать его за подбородок и повернуть его голову к себе. У Лёши на лице были слёзы, которые обильно текли по щекам. Он беззвучно плакал и не мог остановиться. Гладя его по голове, Нурлан сцеловывал солёные капли и прижимал Лёшу к себе. Когда Щербаков немного успокоился, он потянулся к поясу Сабурова, чтобы ответить взаимностью, но тот перехватил его руку. — Лёш, не надо. Я всегда хочу тебя, но сейчас давай просто побудем так, — он опять крепко прижал его к себе и потянул на пол, усаживаясь возле стены. — Нур, я не хотел, чтобы ты считал меня трусом…тогда…во время боя… Я хотел, чтобы ты мной гордился. — Лёш, тебе не надо мне ничего доказывать. Не надо включать героя. Пусть ты будешь трусом, долбоёбом, придурком, но живым, — Сабуров зарывался пальцами в его волосы и продолжал гладить по голове. — Главное, чтобы ты был живой. Со мной или нет, но чтобы ты дышал. Ты — придурок! — Нур… — Ты — мой любимый придурок. ***Прошло два месяца
Сабуров открыл входную дверь в наспех натянутых домашних штанах и с растрёпанными волосами. На пороге стоял капитан Самойлов. — Нур, кто там? — послышался Лёшин голос откуда-то изнутри квартиры. — Ну, хоть где-то что-то стабильно, — Самойлов добродушно улыбнулся. — Старший лейтенант, вот, решил вам лично отдать письма. — Младший, — поправил его Нурлан. — Я редко ошибаюсь. И не в этот раз, — он протянул брюнету два серых конверта с печатью министерства. — Жду в части после отгулов. — Так точно, капитан. — Теперь майор, — уточнил Самойлов. — Поздравляю. — Спасибо. Они пожали друг другу руки, и Самойлов ушёл. Нурлан открыл один конверт, быстро прочитал содержимое, потом проделал то же самое со вторым. Улыбнулся и перед тем, как вернуться в спальню, закинул их оба в ящик в коридоре. Зайдя в комнату, он стал над Щербаковым, который лежал поперёк кровати головой к нему. — Кто там? — Самойлов. — Чего приходил? — Похвалить тебя. — Меня? — Лёшины глаза сильно округлились. Сабуров улыбнулся, наклонился и быстро поцеловал его в кривоватый нос. — Мой капитан. — Капитан? Это что, я теперь главный? — Лёшино изумление на лице быстро сменилось хитрой ухмылкой. — На службе — да, а в постели — мне похуй на твои звания и ранги. Здесь главный — я. Или есть возражения, капитан Щербаков? — Никак нет, младший лейтенант… — Старший лейтенант, — поправил его Нурлан. — Ты их в штабе всё-таки заебал своими апелляциями. — Я могу, — Лёша был безумно рад, что Сабурова восстановили до прежнего звания. — Так на чём мы тут остановились? — Чей-то рот на чьём-то члене? — Или чей-то член в чьей-то заднице. — Ну, тут всё однозначно. Нурлан опять наклонился и начал целовать Лёшино лицо. Было так непривычно целовать его в перевёрнутом положении, но это так чертовски заводило. — А знаешь что? — Ммммм? — Щербаков лежал на кровати с закрытыми глазами, подставляясь под поцелуи. — Я вообще к тебе не прикоснусь. Ни руками, ни языком, ничем. — Ты что опять задумал? — Лёша повернулся на бок и с недоверием посмотрел на Сабурова. — Это опять всё Минако? — Нет. Только чем-нибудь… Нурлан смотрел по сторонам, пытаясь придумать, что бы использовать в качестве посредника для контакта между ними. Глянув в сторону, он встал, направился к окну и широко распахнул одну створку. Потом потянулся и отломал небольшую веточку тополя с кисточкой из листьев на конце. — Одним выстрелом — двух зайцев. Эта ветка постоянно стучала в стекло, а особенно при сильном ветре. — Теперь эта блядская ветка не будет мне мешать спать по утрам. — А я думал, тебе что-то другое мешает, — брюнет задорно прищурился. — Ну, со вторым раздражителем я как-нибудь сам разберусь. Вообще не прикоснёшься? — Неа. — Я же сдохну, — выдал Лёша скуляще-просящим тоном. — Я позволю тебе сдохнуть, только когда ты кончишь. Так что просто расслабься и получай удовольствие. Я помню — я тебе ещё кое-что должен. — А я смотрю — ты злопамятный. — Ещё какой. Сабуров сел на кровати сбоку от Лёши. Щербаков лежал перед ним в одних шортах, не считая белой марлевой повязки на левой руке чуть ниже локтя. — Лёх, так куда ты там влез? — Нурлан на секунду отвлёкся от задуманного. — Да на тойоте открыл не вовремя пробку радиатора. Обжёгся антифризом. Пройдёт. Продолжай. — А. Ладно. Нурлан коснулся кончиками листьев лба блондина и начал медленно вести веточкой вниз по его носу. — Щекотно, — блондин помотал головой из стороны в сторону, смеясь. — Терпи. Привыкнешь. Брюнет гладил его щёки, проводил нежно вдоль по губам. Лёша поймал один листик зубами и оторвал от ветки. Нурлан отобрал его и кинул на кровать. — Не шали. — Не могу. Лёша улыбнулся и чуть запрокинул голову, когда Сабуров скользнул веткой по подбородку, а потом вниз по шее. Брюнет гладил его плечи, переходя на ключицы. Кожа чувствовала множественные касания и отвечала характерным покраснением и мурашками. — Ты знаешь, какой ты красивый? Особенно, когда краснеешь от моих прикосновений? — Нурлан опустился чуть ниже и сказал это Лёше на ухо, от чего краска разлилась ещё ярче. — И как сильно я хочу тебя. Каждый, блять, раз. Щербаков только глубоко вдохнул и ничего не ответил. А что он мог сказать? Что он действительно сходил с ума от любого прикосновения Нурлана, даже если это было не напрямую, и не мог контролировать реакцию своего тела. Он просто вспыхивал, как сухой стог сена, в который кидали ярко горящий факел. — Я бы брал тебя снова и снова, пока ты был бы в сознании. Всего. Полностью. Листья бежали вниз по груди, оббегали кончиками горошины сосков, потом задерживались на них чуть дольше, трясь сильнее, даже царапая и заставляя твердеть ещё больше. — Кстати, напомни мне как-нибудь устроить секс-марафон. — А то, что мы обычно делаем по выходным, не считается? — Лёша усмехнулся. — Нет. Это только разминка, — Сабуров игриво подмигнул ему. Лёгкая приятная дрожь пробежала от груди к низу живота, когда веточка начала повторять контуры пресса, затрагивала бока, косые мышцы на них. Нурлан не касался ярко розового рубца, который напоминал о недавнем сквозном ранении. — Лёш, я так боялся, что не найду тебя там… — Я знал, что найдёшь. Просто знал, даже когда сил уже не было совсем. Поцелуй меня. Нурлан машинально потянулся к Лёшиным губам, но вовремя остановился. — Лёш, если я тебя сейчас хоть раз поцелую, то всё полетит в чертям собачьим. Я не смогу остановиться. — Ага, я знаю. — Так что нет. Лёша быстро перевернулся на живот и чуть приподнял таз, покачивая им из стороны в сторону. Специально дразнил Нурлана. Надеялся, что тот сорвётся и оттрахает его до потери пульса. Сабуров посмотрел на него и чуть прикусил нижнюю губу. — Щербаков, это — запрещённый приём. Можешь опустить свою жопку. Как бы мне не хотелось её сейчас отодрать, не в этот раз. — Нурик, а я порвал твою любимую футболку, — ещё одна попытка, наигранно виноватый и одновременно ебливый взгляд из-под светлых ресниц. — Даже не пытайся. Провокатор хренов. Нурлан начал гладить его по спине. Спускался вдоль по позвоночнику, вёл вдоль резинки шорт, разгонял тёплые волны лёгкими прикосновениями опять и опять. Лёша перевернулся назад на спину. Лежать на животе с уже явным стояком было не очень комфортно. Сабуров посмотрел на него и улыбнулся. — Снимай их. Щербаков стянул шорты и кинул куда-то в сторону. Он не знал, куда деть руки, поэтому рефлекторно потянулся к своему возбуждённому члену. — Не трогай себя. Иначе я тебя свяжу. — Свяжи! Я не могу так… — Нет. Если хочешь, положи руки под голову или держись за простынь. — А можно я буду тебя трогать? — Нет. Тоже нельзя. — Ну, блять! Что за… — Закрой глаза и просто чувствуй. Просто слушай меня. Не сразу, но блондин послушался. Он положил руки вдоль туловища и закрыл глаза. Нурлан оторвал несколько листьев и бросил их Лёше на грудь и живот, потом склонился над ним и начал медленно дуть, сдвигая их по коже и касаясь её своим дыханием. Оно разливалось горячим маслом по телу Щербакова, обволакивая, утягивая куда-то из этой реальности. Одновременно сладостно и мучительно. Один из листиков, подгоняемый дыханием брюнета, начал своё путешествие от солнечного сплетения вниз по животу, а потом столкнулся с торчащим членом, слегка касаясь его у основания и проскальзывая ниже на бёдра. Лёша чуть развёл ноги в стороны и задышал тяжелее и более шумно. — Каждый раз, когда ты меня касаешься, я горю. Ты — мой ёбаный неконтролируемый пожар. Сабуров начал водить кисточкой по Лёшиному члену, поглаживая головку, обводя ствол по спирали, гладя яички, а потом уходя вниз между ягодицами. Щербаков развёл ноги ещё шире и крепко сжал пальцами простынь. — Так сильно хочешь меня? — Нурлан улыбнулся, видя, как Лёша раскрывается навстречу его ласкам. Листья щекотали многочисленные нервные окончания в паху и вокруг заднего прохода. — Малыш, представь, что я в тебе. Как я в тебе двигаюсь. — Ммммм, — Лёша чуть выгнулся в пояснице опираясь на затылок и крепче хватаясь пальцами за простынь под собой. — Ты, блять, такой узкий. Такой горячий. И только для меня. Ты же всегда хочешь этого, малыш? А? — Да…да, Нур. Я хочу тебя… Пожалуйста… — Я с тобой. Я в тебе. Просто представь. Блондин ёрзал по кровати, закрыв глаза и бурно реагируя на каждое прикосновение, дуновение, слово. Он превратился в одну сплошную эрогенную зону, которая сейчас пульсировала и жаждала, чтобы к ней прикасались всё время. — Видишь, мне даже не надо к тебе прикасаться напрямую, чтобы ты меня чувствовал. И Лёша был согласен. Он не знал как, но, по всей видимости, Нурлан мог его трахать даже просто своим голосом. Трахать долго и сладко, немного мучительно, но Щербаков уже и сам не хотел, чтобы это всё заканчивалось. Низ живота сводило, наполняя болезненной пульсацией напряжённый член. Он бесконтрольно покачивался и задирался, пытаясь достать до самого пупка. Лёша безбожно тёк. Его член блестел от чересчур обильно выделяющегося предэякулята, а яички покраснели и потяжелели, заполняясь спермой. Сабуров стоял перед ним на коленях и любовался. — Ты так красиво горишь. Так красиво раскрываешься передо мной. Ты даже не представляешь, как сильно я хочу тебя сейчас потрогать. Лёша представлял. Очень даже хорошо представлял, потому что чуть ли сам не выл от желания, чтобы к нему прикоснулись уже жёстче и грубее. — Хочу пройтись языком вдоль по всем ве́нкам на твоём теле. Попробовать тебя всего. Облизать каждый твой кусочек. Сабуров говорил, и Лёша терялся в этих бархатных низких звуках. Ему просто нужно было слушать этот голос, и неважно, что он говорил. Хотя…то, что он говорил каждый раз скручивало все его внутренности, натягивало туже. Нурлан заполнял его собой полностью, своей мощной вибрацией. — Лёш, ты такой охуенный. Даже не представляешь какой. Щербаков стонал и хныкал, безумно хотел потрогать себя, а ещё больше хотел, чтобы его потрогал Нурлан. Только своей рукой, а не этой грёбаной веткой, которая только сильнее раздражала все его рецепторы. Хотел, чтобы Нурлан хоть раз прикоснулся, погладил, сжал, провёл языком, пусть даже вцепился зубами в мягкие ткани где угодно до остающихся кровяных полукругов. Потому что так — это было невыносимо. Сладко-мучительно и невыносимо. — Всё в порядке? Малыш, мне перестать? Блондин сжимал губы, слегка прикусывая нижнюю до лёгкой боли, и отрицательно махал головой. — Я так люблю, когда ты стонешь, когда ты просишь меня не останавливаться. Громче, малыш. И Лёша стонал громче, выдавая хриплые томные нотки. Его член сильно пульсировал и покачивался в разные стороны, пытаясь приткнуться хоть куда-нибудь, хоть к какой-то твёрдой поверхности, чтобы потереться, самую малость. — Нур… — шумное прерывистое дыхание, — Нур… — очередной протяжный стон. — Тебе хорошо? — Нур…я…я так люблю тебя… — Малыш, я тебя тоже. Даже не представляешь себе, как. Давай, малыш. Давай. Кисточка из листьев продолжала гладить до предела напряжённый член и сильно пульсирующие мышцы входа. — Я…я…ах… Нур… — Кончи для меня. Ты же знаешь, как меня заводит смотреть на тебя в такие моменты. — Да…ах…да. — Ты мой маленький. Не сдерживай себя. Нурлан наклонился над Лёшей. Когда тот чуть приоткрыл глаза, брюнет прошептал ему прямо в губы, обжигая дыханием: — Лёш, я люблю тебя… Член дёрнулся, хаотично качаясь и выбрасывая рывками наружу переполняющее его возбуждение. Светлые капли летели во все стороны. Свободное падение и лёгкость. Без единого прямого прикосновения. Лёша лежал с закрытыми глазами и полностью сбитым дыханием. До предела разогнанная кровь сильно пульсировала в висках и продолжала разливаться под кожей, делая её багряно-алой. И Нурлан наконец-то его поцеловал. Целовал несдержанно, дико, обжигающе, так, будто они не целовались несколько месяцев. Губы горели и ныли от чересчур сильного трения. А у Лёши снова внизу всё тяжелело. И никаких афродизиаков не нужно было. Только прикосновения Сабурова, его низкий хриплый голос, его горячее дыхание, которое ощущалось уже везде, в каждой клеточке его тела. То, что они делали, нельзя было назвать сексом. Каждый раз они занимались любовью, и каждая буква в этом слове была заглавной. После той военной операции, они намного острее чувствовали, насколько хрупкой и быстротечной может быть жизнь, и насколько мало им было друг друга. Всегда и во всём. Каждый раз занятие любовью было для них как в последний раз. Им нужно было окунаться по максимуму в яркие и ошеломляющие эмоции, чтобы прочувствовать друг друга до конца, чтобы сгореть полностью. Как в последний раз. Быть на грани. *** Прошло уже несколько часов, а они всё никак не могли уйти из спальни. — Лёх, ну, чё? Рванём в Париж? Увидеть Париж и умереть. — Я предпочту просто кончить с Эйфелевой башни. — Мы можем это устроить. — Нур, что будет дальше? — Со службой? — Вообще со всем. Они понимали, что для армии они были просто ресурсами. Отлично натренированными и преданными, но всё же ресурсами. И они относились к этому спокойно. Им нравилось то, что они делали. Это, наверное, единственное, что они умели делать на отлично в своей жизни, поэтому полностью менять всё и уходить из армии было бы для них слишком тяжёлым решением. Небо, адреналин, долг и ещё много чего крепко связывали их с армией. — А чего ты хочешь? — Не знаю. Не хочу об этом думать. Просто хочу тебя сейчас…но уже не могу. Честно, — и Лёша заржал, падая на подушку рядом с брюнетом. Нурлан лежал и пристально смотрел на него из-под тёмных ресниц, раздумывая о чём-то. — Хочешь что-то сказать? — блондин поцеловал его в уголок рта. — Нет, — подумав ещё, добавил. — Ничего. Лёша улыбнулся и прижался к нему, обнимая и больше ничего не спрашивая. На верхней полке в шкафу за их сумкой с игрушками лежали билеты в Париж и небольшая коробочка с двумя кольцами. Простые и лаконичные, как и гравировка на внутренней стороне каждого — «Ты — моё небо». Как бы Нурлан ни прятал от него подарки, Лёша всегда их находил заранее, но никогда не признавался. Он также не признался, что под повязкой на внутренней поверхности левого предплечья был совсем не ожог, а свежая татуировка — два истребителя с их позывными вместо бортовых номеров. Теперь татуировок у Лёши было две: одна — «За ВВС» — на ребре левой ладони, а вторая — эта, их. Обоюдное признание подождёт. Как минимум, до Парижа.Ты — моё небо. Ты — моё солнце. Вместе сгорим, но и вместе спасёмся. Вместе летать. Буду рядом я вечно. Буду тебя находить бесконечно. Каждый раз выше ты поднимаешь, А потом с силой в бездну бросаешь, Чтобы гореть в слоях атмосферы Ярким огнём. Любовь на пределе. Небо, свобода — всё, что мне нужно. Ты — мой пожар, и его не потушишь. Знаю — ты мой. В это верю я слепо. Всё, что мне нужно — ты — моё небо…
≫--> <--≪