10. Игры Морфея

В ту же ночь Анна проснулась вся в поту, откашливаясь от сдавившего грудь дыма. Казалось, что тело буквально горит. Однако опасливо оглядевшись, она с облегчением выдохнула, увидев свою любимую комнату, в которой было спокойно и прохладно. А ведь секунду назад во сне ее поглощал беспощадный огонь, жадно облизывая своими жгучими языками пламени. Все еще дрожа от страха и беспомощности, Анна попыталась вспомнить, что ей приснилось. Сначала она увидела Наталью Павловну, баронессу фон Берг, которая почему то сказала, что Анне угрожает опасность и ей нужно быть очень осторожной. Какая именно опасность ей грозит, баронесса не уточнила, расплывчато дав понять, что ей, к сожалению, не все известно. А потом вокруг Анны внезапно вспыхнул огонь и начал наступать со всех сторон, удерживая ее в ловушке и не давая ни малейшего шанса на спасение. Защищаясь из последних сил, она естественно призывала на помощь своего Штольмана, но все безуспешно. И вот уже почти теряя сознание, она вдруг почувствовала, как кто-то поднял ее на руки и прижал к груди. Не открывая глаз, Анна уже знала кто это был и крепко обхватила его за шею. - Аня, потерпи, пожалуйста, все будет хорошо, - прошептал он ей на ухо. - Я знаю, Яков, теперь будет, - еле слышно ответила ему Анна и еще крепче прижалась к нему. Штольман склонился над ней, пытаясь укрыть и защитить ее своим телом, и быстрым рывком проскочил через кольцо огня. В этот момент Анна потеряла сознание и как раз проснулась, по-настоящему задыхаясь и откашливаясь. После пожара в книжном магазине, ей вот уже два дня подряд снились кошмары, однако Наталья Павловна пришла во сне впервые. Она хотела предупредить Анну, оставаясь ей добрым другом даже на том свете. Но что же за опасность может ей угрожать? Да, случился пожар, но никто ведь не пострадал. Штольман тоже что-то говорил про опасность, про Доницетти. Но это ведь все ерунда. При чем тут может быть Доницетти? Анна ничего не понимала. И ей не очень хотелось об этом думать. Откинувшись на подушку, она стала мечтать о Штольмане. О, как же он сегодня разозлился, когда узнал, что Клюев сделал ей предложение. Анна улыбнулась и, сложив ладошки под щечкой, закрыла глаза. Ей хотелось как можно скорее вернуться в сон, к своему бесстрашному герою-спасителю. И, как ни странно, снова заснув Анна действительно вернулась в тот же сон к Штольману. В тот момент они уже были в безопасности. Он сидел на полу, держа Анну на своих коленях, и легонько бил ее по щекам, пытаясь привести в чувство. Глубоко вздохнув, она, наконец, открыла глаза. Посмотрев друг на друга, они с облегчением обнаружили, что огонь не причинил никому из них вреда и кинулись обниматься. Они всегда так раньше обнимались в минуты опасностей и это было так естественно, что ни у кого даже не возникало сомнения, что так и должно быть. - Анна Викторовна, я же Вам говорил, я Вас предупреждал, - как обычно начал Штольман. - Вам угрожает серьезная опасность. Тот пожар в книжном магазине не был случайностью, - как можно более внушительно и устрашающе проговорил Штольман, робко надеясь что Анна впечатлится, может быть даже и напугается, но это вряд ли конечно, ну или, в конце концов, хотя бы уж воспримет его слова серьезно, а не отмахнется по обыкновению. - Вы знаете, мне только что снилась Наталья Павловна и тоже говорила о какой-то опасности, - задумчиво произнесла Анна. - Вот видите. Сейчас Вам нужно быть очень осторожной и осмотрительной. Постарайтесь побольше времени проводить дома, под защитой родных, и поменьше общайтесь с подозрительными лицами, - воодушевленно начал свои наставления Яков, видимо довольный неожиданной поддержкой баронессы, намекая при этом, как подумала Анна, на всех ее друзей и знакомых в качестве подозрительных лиц. - Вы хотите запереть меня дома одну в четырех стенах? - Анна тяжело вздохнула и отстранилась от все еще обнимающего ее Штольмана. Она никогда не любила его брюзжания по поводу безопасности. - Если бы я мог, - снова как в больнице, сокрушенно вздыхая, проговорил Яков. - Так ведь будет лучше для Вашей безопасности, - эти слова он осторожно процедил сквозь зубы, помня что на Анну они действуют как красная тряпка на быка. - Знаете что, Яков Платонович? - Анна тут же нахмурилась и раздраженно, как и ожидал Штольман, ответила: - А может Вы просто хотите от меня избавиться? Может скажете, что я опять мешаюсь у Вас под ногами? Или неееет! Наверное, из Петербурга должна опять приехать какая-нибудь дама и я Вам с ней буду мешать. А может это снова будет Нежинская? И окажется, что все это время у Вас с ней продолжался роман? - ни с того, ни с сего Анна начала припоминать ему все свои прошлые обиды и сыпала предположения, одно резче другого. - Аня, ну что за глупости Вы говорите? - возмутился Штольман, совершенно оторопев от ее обвинений. - Разве? А мне так не кажется, Яков Платонович! Оооо, я знаю, что нам нужно сделать, - продолжала наступать Анна. - Давайте-ка мы с Вами опять объявим нейтралитет? Как Вам такая идея? - она с вызовом смотрела на него, но он, сдерживая улыбку, отмечал про себя лишь, что она была просто очаровательна в своем негодовании. - А вообще, пожалуй, я лучше выйду за Андрея Петровича. Пусть вся забота о моей безопасности ляжет на его плечи. И Вам не придется больше беспокоиться об этом, - закончила она, наконец, свою тираду, но последнее было для Штольмана уже явным перебором. - Знаете что, Анна Викторовна? - ответил он ей тем же манером, а потом сделал многозначительную паузу и глаза обоих, дерзко сузившись, встретились друг с другом как перед схваткой, - Лучше держитесь от него подальше, он может быть крайне опасен, - Штольман выдохнул, стараясь успокоить себя и понимая, что вряд ли сможет пробиться сквозь ее неистовый дух сопротивления. На самом деле, на яву, Штольмана действительно поражало, насколько Анна иногда оказывалась наивно слепа. А еще и совершенно глуха, не желая слушать его разумных доводов. В общем, иногда она становилась совершенно несносна. Но он, конечно же, все равно очень любил ее даже тогда. Да что уж там, легко ему с Аней вообще никогда не было, но зато и скучно тоже. Такую бурю эмоций он не испытывал никогда и ни с кем. Однако теперешний Яков, пройдя через страдания, лишения и долгую разлуку с любимой, научился прощать ей любые выходки и на все старался реагировать спокойнее, даже на ревность. Хотя он продолжал ревновать ее совсем не меньше, а скорее даже и больше, чем раньше. Но не позволял себе показывать ей это, потому как благородно полагал, что не имеет никакого права на ревность. А вот тому Штольману, которого Анна очень хорошо знала пять лет назад и которого так отчаянно полюбила, следовало бы поучиться сохранять спокойствие, но тогда это казалось ему крайне трудным, потому что даже его знаменитая фирменная “штомановская” выдержка частенько с позором капитулировала перед лицом несносной Анны. А уж если к делу примешивалась ревность, то крайне скупой на проявление эмоций Штольман мог вдруг и голову потерять, что иногда выливалось в не очень хорошие последствия, как, например, дуэль с князем Разумовским. Анна все еще помнила его тем, бойким и дерзким, а вот после его возвращения они общались до обидного мало, чтобы как следует разобраться в том, каким он стал. Но все же она успела заметить, что он теперь был мягче и спокойней. Хотя после сегодняшней сцены на улице, которой она явилась случайным свидетелем, можно было предположить, что он просто тщательно скрывал от нее свои эмоции. Видимо не зря она все же переодически пыталась его расшевелить, подкидывая разные провокации, вот как и сейчас, продолжая их словесную перепалку, добравшуюся уже и до господина Клюева: - Яков Платонович, Вы что опять? Ну почему Вы так думаете? Вы же просто ревнуете меня, верно? Будь их разговор на яву, теперешний Яков сохранил бы самообладание, как он благоразумно сделал в больнице при их последнем разговоре, хотя Анне это не очень понравилось, но вот в ее сне он был тем, понятным ей, настоящим, не побитым жизнью Штольманом. А потому, он разумеется не выдержал и тоже начал заводиться: - Да если и так, Анна Викторовна! - уклончиво признал он, но тут же парировал: - Дело то вовсе не в этом. Я чувствую, что он не так прост, как кажется. Поверьте же мне, наконец. Как Вы говорили раньше, когда Я к Вам не прислушивался? “Вам просто нужно было мне поверить”, - при этих словах он даже как-то немного смешно попытался передразнить ее. - Так вот, Анна, сейчас просто поверьте моему чутью! - резюмировал он, как отрезал. Анне хватило бы и только его признания в ревности и, довольная, она уже готова была бы отступить, но все-таки не смогла остановиться: - Интересно получается, Яков Платонович. Вы отговариваете меня выйти за Клюева, но сами ничего не предлагаете. Вам не кажется, что это несколько… нечестно? А может я семью хочу и детей? Яков замер, глаза его вдруг стали холодными и, Анне даже показалось, что он перестал моргать. Было видно, что для него это был удар под дых. А потом он просто закрыл глаза и, она услышала лишь хриплое: “Прости”, вырвавшееся как-будто бы у него из груди. Она уже пожалела, что сказала это, а он, заскрежетав зубами, продолжил: - Аня, пойми, пожалуйста, я ПОКА не могу ничего тебе предложить, но делаю все, чтобы изменить это, - Штольман в конец разнервничался, а Анна, подрагивая подбородком, готовая уже расплакаться, вдруг выкрикнула: - Яков, и как долго это все будет продолжаться? У меня больше нет сил так жить. Штольман моментально остыл. Видеть ее такой несчастной было для него невыносимо даже во сне. Но что он мог ей ответить? Ее подсознание не могло, конечно, этого знать, но если бы такой момент случился в жизни, то Штольману, пожалуй, впору было и самому пустить слезу, а лучше сразу застрелиться. Ведь Анна была в опасности, Крутина поймать никак не удавалось, Клюев назойливо вертелся вокруг Анны, а прошлое держало в капкане мертвой хваткой, больно пронизывая острыми шипами самое сердце. С какой стороны ни посмотри - безнадёжность и беспросветность. А главное, за какую именно ниточку дергать, чтобы распутать эти сети и освободиться, он не понимал. И как, спрашивается, с этим со всем жить? А Штольман жил. И любил. И все равно надеялся, что все наладится. Наверное, ради нее и ради их любви. В нем всегда был сильный внутренний стержень, который хоть и погнулся изрядно от пережитых невзгод, но продолжал помогать ему упрямо сопротивляться жизненным неурядицам, падать, вставать и идти дальше. Анна всегда чувствовала в нем эту силу духа и знала, что он не только не позволит себе унывать и жалеть себя, но и обязательно найдет возможность, чтобы поддержать ее. Поэтому в ее сне он, разумеется, романтично обнадёжил ее, ответив: - Аня, все обязательно будет хорошо и мы будем вместе. Я в это верю и это дает мне силы, чтобы жить дальше, - уже улыбаясь, он заглянул ей в глаза и продолжил: - Иди ко мне, давай я поделюсь с тобой! - он протянул к ней руки, приглашая в свои объятия, в которых она тут же с удовольствием и утонула, напитываясь от него любовью и черпая силы из его внутреннего неиссякаемого источника. А Штольман, слегка отстранившись, посмотрел на нее и, улыбаясь своей чертовски обаятельной улыбкой спросил: - Ты ведь не думала, что я позволю тебе выйти за него? - Я надеялась, что ты… помешаешь мне, - скромно опустив глаза, ответила ему довольная Анна. Он обнял ее еще крепче. Разумеется помешает, еще как помешает! Никому не позволит к ней приближаться. А потом он вдруг неожиданно спросил: - Аня, а в Париже у тебя были еще поклонники, кроме того Николая? - Ну вообще-то, они у меня не только в Париже, но и тут всегда были. Ты разве не помнишь? - невинно кокетничая, ответила Анна. - Как раз очень хорошо помню. Значит были… - он замолчал и загадочно улыбаясь смотрел на нее, явно никак не решаясь продолжить. - Тебя интересует, были ли у меня отношения с кем-то из них? - не выдержала Анна. - Ну не то, чтобы очень интересует, но хотелось бы знать, - Штольман попытался скрыть волнение за улыбкой, но Анна слишком хорошо его знала. - Ты думал, что после той нашей ночи я смогла бы быть с кем-то другим? - укоризненно посмотрела на него Анна. - Да я только о тебе и думала. И на других мужчин смотреть не могла. Все время ждала, что ты вернешься, всматривалась в силуэты, пытаясь увидеть похожий на тебя, - у Анны потекли по щекам слезы. - Ты для меня не просто первый мужчина, ты - единственный, на всю жизнь. - Прости, я этого не желал, - Штольман смотрел на нее пораженный. Он видимо не ожидал такой глубины чувств от совсем молодой девушки. - Я хотел, чтобы ты была счастлива. И той ночью… мечтал подарить тебе целый мир, а оказался… подлецом. - Яков, не говори так, я никогда не жалела о том, что произошло, - быстро замотала она головой. - Ты ведь и правда открыл мне новый мир - мир нашей любви. И он только наш с тобой, понимаешь? И как бы одиноко мне не было в нем без тебя, я не хотела никого туда впускать, - ответила ему Анна. - Аня, но ведь так не бывает, - он тоже покачал головой, не в состоянии поверить в свое счастье. - Не понимаю, за ЧТО ты меня полюбила? Я вовсе не заслуживаю этого. - Ну значит бывает, - пожала она плечами. - И между прочим, я еще до твоего приезда в Затонск о тебе знала. Видела тебя во сне. А вот ты совсем себя не знаешь. Таких как ты больше нет. - Нет, Аня, ты ошибаешься, это таких как ТЫ больше нет, - он улыбнулся и потянулся к ее губам за поцелуем, а Анна проложила между ними свою ладошку, чтобы сдержать его и, внимательно глядя Якову прямо в глаза, подумала, стоит ли ей тоже спросить его про эти пять лет разлуки? Ведь за это время в его жизни могли быть другие женщины. Но она промолчала, тут же решив для себя, что лучше об этом вовсе не думать и что если и был кто-то, то она, пожалуй, предпочла бы об этом никогда не узнать. Главное, что в своем письме он написал, что все время думал о ней и мечтал об их встрече. И она ему поверила. А уже в следующее мгновение они, наконец, слились в долгожданном поцелуе.