10. Игры Морфея

В тот же вечер в доме Мироновых происходили крайне драматические события. Все участники разошлись в разные стороны, а Анна заплакала и встала у окна. Сколько раз за эти годы Штольман вспоминал и ругал себя за то, что в такие моменты не оказывал ей должной поддержки, ограничивался лишь общими, ничего не значащими, фразами. И вот опять. Она опять плачет. Неужели он снова смалодушничает? Вот ее отец настаивал на благородстве, а во что это вылилось? Да пошло оно все к черту! Если она, ЕГО и душой и телом женщина, нуждается в ЕГО крепком мужском плече и поддержке прямо сейчас, то медлить и откладывать он больше не будет. И никому больше не позволит к ней приближаться. На эти раздумья ушла буквально секунда, и вот Яков уже летит к ней на крыльях любви, чтобы обнять, пожалеть, стать ей опорой. Анна не сразу поняла, что происходит, когда Штольман, пытаясь успокоить и поддержать, притянул ее к себе и начал целовать. Это он? Штольман? Целует ее? И это правда не сон? После всего, что только что произошло между ее родителями, Анне было трудно успокоиться и сосредоточиться. - Вы уже дали ответ Клюеву? - с тревогой в голосе спросил Яков, глядя ей в глаза. - Нет, пока нет, - продолжая плакать и ничего не понимать, удивленно ответила Анна. Он вздохнул с облегчением и обнял ее так крепко, как будто пытался наверстать все упущенное время. Они какое-то время стояли так, обнявшись, пока Анна еще всхлипывала и успокаивалась. Как тепло и надежно ей было в его объятиях. Он опять буквально спас ее сейчас. Все невзгоды, будто остались позади, и даже ссора между родителями уже не казалась такой смертельно оглушающей. Она отстранилась, чтобы взглянуть в его глаза. Он и сам выглядел крайне потрясенным от того, что случилось с Мироновыми, а потом и между ними с Анной. Но тем не менее, его глаза излучали восторженное счастье и любовь. - Яков Платонович, мне это все … показалось или Вы … вернулись? - медленно и неуверенно, делая паузы, чтобы справиться с волнением и подобрать правильные слова, спросила Анна. - Вы не прогоните меня, Анна Викторовна? - также неуверенно, вопросом на вопрос, ответил Штольман, чувствуя что сердце его бьется настолько быстро, что скоро выпрыгнет из груди. - Ни за что, - она уверенно покачала головой и улыбнулась ему. Пользуясь тем, что в доме все были заняты старшими Мироновыми, он прильнул к ее губам и осторожно, будто вспоминая забытый вкус, начал целовать, постепенно переходя от робкого, нерешительного прикосновения к страстному и глубокому поцелую. А она даже не пыталась его остановить, с замиранием сердца подчиняясь его напору и, наконец-то, прижимаясь всем телом к любимому мужчине не во снах, а на яву. Нежась в его руках, она, конечно же, сразу все забыла, и обиды, и недомолвки. И все ему простила только за то, что он, наконец, сделал этот шаг, всего один шаг, который так долго и так абсурдно разделял их. Не понадобилось даже никаких слов, чтобы она вновь как тогда, пять лет назад, кинулась в его объятия, потеряв голову и обо всем забыв. Им было так хорошо, что казалось, мир рухнет, если они снова разъединятся хоть на миг. Однако вернуться в реальность все же пришлось, когда стали слышны тяжелые шаги Домны, направляющейся в гостиную. Они дали себе еще секунду блаженства и, отстранившись друг от друга, попрощались одними глазами, не в силах вымолвить ни слова, улыбаясь при этом очень странно и таинственно, как подумала вошедшая, наконец, Домна. Когда Штольман ушел, Анна сразу убежала в комнату, чтобы скрыть свое счастье, которое в данный момент было не совсем уместно показывать. Ложась спать в эту ночь, она лелеяла мысли о Штольмане и их неожиданных поцелуях. Сердце ее трепетало и учащенно билось в предвкушении такого долгожданного счастья и совершенно новой неведомой жизни рядом с любимым. Мечты начинали сбываться. “Ведь уже можно радоваться? Или еще нет? Может это все таки был только сон?” Все произошедшее было настолько выстраданным для Анны, что ей очень сложно было поверить в реальность этого. А счастливый, но все же обеспокоенный произошедшими событиями Штольман, опять долго не мог заснуть, обдумывая как теперь правильнее будет вести себя с Анной. Все опять, как в прошлый раз пять лет назад, произошло стремительно быстро. И совсем не по плану, который они наметили с Натальей Павловной. Теперь предстояло объясниться и дать Анне понять, как они смогут дальше общаться. Неминуемость этого вызывала у Штольмана, привыкшего все держать в себе, нервную дрожь и неприятное напряжение во всем теле.