Улыбнись, пожалуйста.

      Мой брат - мудак, мой брат - мудак, мой брат - мудак...       С этой мыслью я надевал белую рубашку с закатанными рукавами и черные джинсы. С этой же мыслью я снимал браслеты, чтобы не нервировать "семейку", пирсинг оставил, он придает мне уверенности. Эта мысль крутилась у меня в голове, когда я спускался в обеденный зал.       За столом все уже были в сборе. Папаша в черной шелковой рубашке, без галстука, Аннет в фиолетовом платье с открытыми плечами, декольте украшало массивное золотое колье, с ушей свисала пара золотых сережек, Мэтт в сером, идеально подходящем к оттенку глаз, свитере, на запястье красуются золотые часы. Он оглянул меня с ног до головы, наверняка приметив и дешевые кеды, и старую рубашку, и потертые джинсы. Я мысленно обматерил его, с ужасом увидел, что единственный свободный стул за столом стоит аккурат рядом с братцем. Выбора нет, путей к отступлению тоже.       Я натянуто улыбнулся и сел, локтем чуть не смахнув тарелку со стола. Мэтт издевательски усмехнулся. В очередной раз.       - Ой, что это у тебя на руке? Татуировка? - Аннет говорила приторно-елейным голосом.       - Да, татуировка. - Все за столом покосились на мою левую руку.       - И много у тебя еще этих... Татуировок? - Папа попытался сыграть праздный интерес, но тон голоса выдавал явную неприязнь.       - Еще три.       - И что они означают? - Аннет с мастерством лабрадора унюхала острую, раздражающую моего папу во мне тему, и с хваткой бультерьера вцепилась в нее.       - Ничего особенного. - Для убедительности своих слов я слегка пожал плечами.       - А вот Мэтти всегда говорит, что если и портить свое тело, то с глубоким смыслом. - Назидательно, с гордостью в голосе произнесла женщина. Какой охуительный философ этот ваш Мэтти, жаль, редкостное дерьмо.       Я проигнорировал явный выпад в мою сторону и потянулся к кувшину с водой. Сейчас бы пива. Я покосился на Мэтта и словил его взгляд. К презрению добавилось отвращение. Не-е-ет, водки. И пива. Водки с пивом.       - А пирсинг? Тоже "ничего особенного"? - Издевательским тоном поинтересовался Мэтти. Конечно же, этот его тон за столом заметил только я.       - Тоже ничего особенного. - Прошипел в ответ. Ужин только начался, а я уже фантазирую, как болгаркой распиливаю его холенную фигуру на 2 части, 3 части, 4 части... Что же будет к концу вечера?       Слава Богу, им наскучило обсуждать меня и они перекинулись на какого-то новомодного испанского художника. Я совершенно не следил за ходом разговора, мне бы поесть и спать завалиться.       - А ты что думаешь об этом, Мишель? - Мэтт с наигранным интересом уставился на меня. Мишель? Это что еще за бабское имя. Стоп, а что он у меня спросил?       - Ну... Я... Это... Да. - Лица у присутствующих вытянулись, Мэтт светился от очередной успешной подставы, а мне захотелось утопиться в баклажановом супе.       - Что "да"? - Медленно, как умственно отсталому, задал мне очередной вопрос мой горячо любимый братец.       - А почему нет? - Похуй, пусть думают, что я идиот.       - Аргументируй. - Мэтт весь собой демонстрировал ледяное спокойствие, только тонкие пальцы сжимали бокал все сильнее.       - Тебе так важны мои аргументы?       - У любой точки зрения должны быть аргументы.       - Как так вышло, что мое "да" стало точкой зрения? - Какую ахинею я несу.       Мэтт сделал глоток вина, промокнул губы салфеткой, прошептал что-то подозрительно похожее на "придурок", и сославшись на уборную, вышел из-за стола. Дышать стало легче.       Интересно, этот спор я выиграл или меня ожидает второй раунд?       "Не для забавы ради, не ради миллионов парнишка безымянный вырубает чемпионов, ки-и-инг-ринг, кинг-ринг", - вспомнилось мне.