Сияй

Вэй Усянь очень хорошо умел скрывать эмоции за улыбками и смехом. Ему проще было улыбнуться, притвориться, что все в порядке, а потом уйти в тень, не беспокоя других, и уже там все обдумать. Так он и поступил, когда госпожа Юй ошарашила его новостью об одобренной с обеих сторон помолвке и готовящейся свадьбе, которую планируют провести через полтора года. То есть сразу же после свадьбы милой шицзе с этим самодовольным павлином. Боги, дайте Вэй Ину терпения! — Госпожа Юй? — протянул слабо Вэй Ин. У него голос пропал буквально во второй или третий раз в жизни. Он не ослышался? Это же шутка. — Вы сейчас пошутили так? Госпожа Юй в ответ посмотрела на него, как на дурачка, и с отчетливой обреченностью вздохнула. Она нахмурила идеальные тонкие брови, оправила подол верхнего белого ханьфу, свидетельствующего о ношении траура по погибшему супругу, и с чувством проговорила: — Похоже, что я шучу, мальчишка? Вэй Ин едва не фыркнул. Учитель никогда не упускала возможность назвать его глупым мальчишкой. И плевать ей, что этому мальчишке было больше двадцати лет от роду и он считался вполне взрослым и самостоятельным мужчиной. Да, порой Вэй Усянь вел себя, как полнейший разгильдяй, а о его безалаберности в узких кругах уже слагались красочные легенды, но разве он уже не доказал делом, что на него можно положиться в трудную минуту? — Что вы, госпожа! — поднял в беззащитном жесте руки Вэй Ин. Женщину это, конечно, не обмануло, но снисходительно посмотреть заставило. Вон и улыбка небольшая появилась. Это хорошо. — Как можно? — Паяц, — закатила глаза она. Выглядело это просто великолепно. Цзян Чэну до сего шедевра пока далеко, но когда-нибудь он точно превзойдет свою матушку. — Для вас я буду, кем угодно, — смеясь, ответил Вэй Ин и едва не пропустил крепкий подзатыльник на свою голову. Едва. Еще бы секунда промедления, и у него с большой вероятностью глаза бы вылетели из орбит и покатились по полу беседки. У госпожи Юй была тяжелая рука. — Жениху своему такое говорить будешь, бесстыдник, — поддела Юй Цзыюань. — Ни стыда, ни совести. Вэй Ин смущенно хмыкнул и почувствовал, как его щеки начали медленно краснеть под чужим нежно-раздраженным взглядом. Он бы сейчас согласился на что угодно, лишь бы не обсуждать свое замужество за самым прекрасным юношей, которого ему довелось только увидеть. Интересно, он сумеет сбежать без сопутствующих проблем? — Даже не думай, Вэй Усянь, — с угрозой проговорила госпожа Юй. — Сидеть. Как непослушному псу, приказала, видит Небо. Вэй Ин тяжело вздохнул и со всем доступным мужеством приготовился слушать Учителя. — Ты уже все уши А-Ли и А-Чэну прожжужал своим Лань Ванцзи. Позоришь и их, и меня. — Мужества хватило ненадолго. Эта женщина воистину безжалостна и жестока. — Поэтому я решила взять дело в свои руки. Помолвка заключена, согласие получено, свадьба через полтора года. Осталось обговорить подробности лично и сойтись на дате. Вэй Усянь напрягся. В голове вдруг стало пусто и звонко. Все уже решено. И их обоих, получается, просто поставили в известность? Нет, он был по-своему рад сейчас. Но больше удивлен и испуган. — А если Лань Чжань не захочет выходить за меня замуж? — хрипнул молодой мужчина, криво усмехнувшись. Больно, однако. И все еще страшно. Госпожа Юй в ответ язвительно приподняла одну бровь: — Так сделай так, чтоб захотел. Или мне и этому тебя учить? — Нет-нет, — испугался Вэй Ин. Избавьте его боги от такой помощи. Он ее не переживет. — То-то же, — довольно ухмыльнулась Юй Цзыюань. — Времени у вас предостаточно. У меня и Цзян Фэнмяня такой роскоши не было, — с грустью вздохнула она. — Благодарю, госпожа, — искренне поблагодарил Усянь, склонив голову. У него было время узнать юношу поближе. И полюбить его сильнее, если это, конечно, возможно, и попытаться расположить к себе. — Пустое. Лучше приготовься к встрече и веди себя достойно. Ты — мой ученик и правая рука главы ордена. — Хорошо. — И если даже ты не уверен в своих чувствах ко Второму Нефриту клана Лань, — мягче добавила госпожа Юй, — то в любом случае ваш союз выгоден для обеих сторон. Понимаешь? — Да. О, он понимал. Если не любовь, то долг. И политика. — Раз понял, то ступай. Нечего сидеть без дела, негодник. Вэй Усянь молча встал, поклонился утомленной разговором женщине и с внутренним облегчением покинул беседку. Фальшивая улыбка слетела с его губ в мгновение ока, когда он отошел на приличное расстояние от госпожи Юй и главных зданий. Мыслей было много, и все — о Лань Ванцзи. О Лань Чжане. Первое имя юноши Вэй Ину, к слову, нравилось намного больше. Невероятно красивое, мягкое, нежное, оно легко слетало с языка и оставляло после себя приятное послевкусие. Лань Чжань. Это имя хотелось повторять и повторять вслух до тех пор, пока не устанешь или пока не надоест. Но Вэй Усянь сомневался в том, что что-то подобное когда-нибудь произойдет. Уже больше полугода он жил с этим именем на устах и не уставал проговаривать его для себя как вслух, так и мысленно, чуть ли не каждый день. Поначалу Вэй Ину казалось это немного странным — думать о ком-то, кого видел всего лишь пару раз, настолько много. А потом все полетело прямиком в диюй. Наверное, во всем была виновата их первая встреча на большой ночной охоте, где собрались все пять великих орденов. Вэй Усянь тогда находился в приподнятом расположении духа. Погода радовала солнцем и теплом. Сердце ныло предвкушением хорошей охоты и новых встреч. Вэй Ин очень любил разговаривать, узнавать что-то новое, собирать новости и слухи, даже если они были с виду совершенно бесполезны. Знания крылись в глубине, под несколькими слоями, покрытыми нелицеприятной и никому не нужной пылью пустых слов. И умение смахивать в сторону эту пыль и добывать необходимую информацию из чужих разрозненных домыслов Вэй Усянь ставил на первое место в списке своих умений. Сразу же после умения владеть мечом. Цзян Чэн множество раз делал ему замечания по поводу его неблагопристойного поведения, на которое Вэй Ин не гнушался, когда пытался что-то узнать. Но Усянь, не желая прислушиваться к неразумным доводам брата, упрямо пропускал все мимо ушей. Ведь именно благодаря «нелепым разговорчикам ленивых зевак», их клан до сих пор умудрялся избегать крупных проблем и твердо стоять ногами на земле, оставаться на плаву, сохранять равновесие и так далее, и тому подобное. Вэй Усяню ужасно нравилось из раздробленных и отдельных фраз, казалось бы абсолютно не связанных между собой, и по одним лишь взглядам и жестам узнавать людей. То, чем они жили и дышали, то, что любили и ненавидели. Как он мог отказаться от этого удовольствия? Богатство — оно было в мелочах, на которые другие, как правило, не обращали внимания. А потом Вэй Ин краем глаза заметил заклинателя в белоснежных одеяниях. И впервые в жизни потерял дар речи. Высокий, изящный и непередаваемо прекрасный юноша. От его красоты и почти физически ощутимой величественности дыхание перехватывало. Живое божество. Длинные волосы цвета воронова крыла невесомо ласкали стройную прямую спину. Они отливали темно-синим на свету, переливались ярко, завораживая здоровым блеском. Вэй Ину тогда резко и совершенно неожиданно для самого себя захотелось коснуться этих волос, ощутить вес мягких — несомненно очень мягких — прядей на своей коже, погрузить пальцы обеих рук в их нежный податливый шелк, провести по всей длине, приласкать у самых корней и посмотреть, не заволокнет ли светлый янтарный взор томная поволока, не дрогнут ли безупречные губы, не возьмет ли сильное гибкое тело сладкая дрожь… На этом мечтания Вэй Усяня и завершились. Его отвлекли разговором и делом, но изредка поглядывать в сторону юноши он не переставал, сколько бы от него ни требовали быть сосредоченным и внимательным. Вэй Ин был поражен — еще ни о ком он не думал та́к. То есть в самом что ни на есть интимном плане и настолько осознанно. Раньше его посещали весьма смутные фантазии об удовольствии, которое он мог бы получить и доставить. Вэй Ин до той злополучной охоты никогда не представлял кого-то конкретного перед собой. Он никого еще не хотел так сильно. Чтобы полностью и без остатка. Остановили Вэй Усяня тогда от необдуманных действий несвойственная ему неуверенность и разговор с милой шицзе, которую тот не видел очень и очень долго. Целых несколько дней! Она-то, сверкнув понимающе добрыми глазами, и сообщила ему имя светлого божества. Второй молодой господин Лань, Лань Ванцзи, Лань Чжань. Лань Чжань. Потом они так же пересекались на ночных охотах, но Вэй Ин не торопился заявлять о себе. Что-то его удерживало на месте и не давало подойти, что разочаровывало и немного — совсем чуть-чуть — злило. А подойти и заговорить хотелось безумно! Усянь жаловался на это вечно недовольному шиди и веселившейся шицзе, без стеснения рассказывал все, что думал о своем божестве, виртуозно упуская те подробности, о которых принято думать лишь в полумраке спальни, наедине с собой. Тосковал порой, когда работа заканчивалась, а изобретения давали сбой в процессе создания. Бывали и дни, когда у него все жестоко валилось из рук, и тогда Цзян Чэн, эта хмурая тучка, вышел из себя и решил взяться за дело основательно. И вот выяснилось, что теперь Лань Чжань — его жених. Будущий супруг. Вэй Ин вздохнул, чувствуя, как в груди становится все теснее и жарче. Он и желал этого брака всем существом и одновременно не желал его, поскольку не был уверен в том, что Лань Чжань захочет связать с ним свою жизнь. Его божество не стремилось к браку. Это подтверждали и крутящиеся вокруг него слухи, и незадачливые женишки, которым Вэй Усянь со всей своей нерастраченной страстью желал набить их наглые морды. Смириться же с нынешним положением дел помогали периодические и твердые отказы Лань Ванцзи, главы клана Лань и, что удивительно, старейшин. Лань Чжань был завидным женихом. Омегой. Много кто хотел бы видеть талантливого и прекрасного и телом, и душой юношу рядом с собой в качестве мужа или… красивой подстилки. От последнего предположения Вэй Усяня неистово передергивало. Отвращение и неконтролируемый гнев накрывали его с головой. Взять того же Вэнь Чао. Этот мерзавец настолько преисполнился чувством собственной важности, что посчитал, будто ему ничего не будет за проникновение в чужие покои. Ночью. К величайшей гордости и восхищению Вэй Ина, Лань Ванцзи что-то подобное терпеть не стал и сразу, без всяких предисловий и словесных расшаркиваний обнажил Бичэнь. Ранить идиота не ранил, но по заднице лезвием плашмя отхлестал знатно. Поговаривали, что наследник великого клана, которого впоследствии с позором отправили в родной орден, сидеть еще несколько дней нормально не мог после той роковой встречи. Ах, как жаль, что Вэй Ин не знал всех подробностей! Ему только и оставалось, что наслаждаться гордостью и удовольствием на лицах торговцев из Цайи, которые и поведали любопытному сверх всякой меры адепту клана Цзян о случившемся и которые ни за что не дали бы обидеть словом али жестом своего господина. Разумеется, некоторые детали были излишне преувеличены, но Вэй Усянь умел отделять зерна от плевел. И он бы все отдал, лишь бы увидеть праведный гнев Лань Ванцзи вживую и насладиться этим зрелищем сполна. Наверняка Лань Чжань был очень красив в неистовстве. Он всегда красив. И скоро это божество станет его супругом. Небо… По правде сказать, Вэй Ин на что-то такое и не рассчитывал. Но был счастлив? Рад? Пожалуй, именно так. Если Лань Чжань просто позволит ему быть рядом и защищать от напастей, то этого будет для него достаточно. Оберегать, стоять близко-близко, делиться теплом и улыбками, заботиться о нем — вот все, чего он хотел. И обнять — обнять крепко-крепко. Согреть собой. Лань Чжань выглядел таким одиноким и замерзшим. Не источающим холод, как говорили некоторые, а совсем наоборот. Спрятать бы его у себя и не выпускать. Вэй Ин проморгался, умыл лицо и шею в ближайшем пруду с лотосами и потопал к шицзе. Она знает все.

***

Шицзе знала все, и это в клане Цзян было известно абсолютно каждому, от слуг до господ, от господ до слуг. Она, как и всегда потрясающая и страшно проницательная, тихо посмеиваясь в ладошку, посоветовала Вэй Ину просто быть самим собой и угостить молодого господина, Лань Чжаня, чем-нибудь вкусным при встрече. Ведь путь к сердцу любимого человека лежал через желудок. Точно-точно. И так как его любимая шицзе априори не могла быть неправой, он, покивав для достоверности, решил погулять по Цайи, пока было время. Там-то его и привлекла одна лавка со свежими фруктами. Девушка, скучавшая за прилавком, враз встрепенулась при виде него и начала расхваливать свой товар. А Вэй Ин только очаровательно улыбнулся и, более не смотря на нее, обратил внимание на медовые локвы. — Хотите локв, молодой господин? — прощебетала девушка. — У меня продаются самые сладкие. Чуть-чуть подумав, Вэй Ин покачал головой. Клан Лань славился своим аскетизмом, и Лань Чжань, наверное, не привык к чему-то чересчур сладкому. Но если он купит парочку, ничего же плохого не случится? Вдруг ему понравится. Вкусно же. — Тогда яблоки, господин? Хороший урожай в этом году. Созрели раньше срока. И яблоки были чудо как хороши. Спелые, сочные, блестящие. От одного взгляда на них аппетит разыгрывался. И потому Усянь просто и незатейливо купил несколько, думая, что жениху должно понравиться. С чистым сердцем и скромным подарком в мешочке-цянькунь он вместе с остальными переступил порог Облачных Глубин и, пока госпожа Юй с шиди и шицзе разговаривали со старейшинами и главой клана Лань, решил прогуляться по окрестностям, потому что его присутствие — банальная формальность. В нем не было нужды. Стена правил поражала и нагоняла смертную тоску, аккуратные и минималистичные белые дома посреди раскинувшихся тут и там водопадов и деревьев впечатляли. Рукотворное не притесняло естественное, а гармонично сплеталось с ним, умиротворяя удивительным единением с природой. И тишина кругом. Ни людских разговоров, ни топота ног, ни переливов смеха. Только покой, тихий шелест ветра и звук бьющейся о камни кристально-чистой воды. Вэй Ин не смог бы жить здесь долго. Временно — да. Но не всегда. Он любил шум и жизнь в самом ее активном проявлении, и в Облачных Глубинах ему бы этого не доставало. А потом он вдруг услышал то, на что и не надеялся. Смех. Вот только стих он очень быстро. Что ж, возможно, Гусу — не самое унылое место в мире. Вэй Ин на миг остановился и нахмурился с досады. Это место — родной дом его жениха. Нехорошо думать так. Пусть он сам и не смог бы здесь жить, но это не значило, что не мог Лань Чжань. Похмыкав еще немного себе под нос и вспомнив ворчливого шиди, ныне главу целого клана, Вэй Усянь направился дальше, прошел по протоптанным дорожкам, заглянул в учебные классы, где в ужасно правильных позах сидели юные адепты и писали что-то заумно-полезное, смешанное с бесполезным, посидел на первом попавшемся каменном мостике с полчаса, прогнал птичку с ветки коротким мелодичным свистом, сорвал какой-то цветок, прикрепив его к поясу, рядом с колокольчиком ясности и мечом, и сам не заметил, как дошел до старой магнолии, стоявшей у изящного здания. Библиотечный павильон. Любопытно. Усмехнувшись непонятно кому и проигнорировав главный вход, Вэй Ин взобрался на магнолию и, ступая по сухим веткам, заглянул в окно. Обомлел. Сияли в свете солнца невозможным оттенком черного знакомые волосы с небрежно вплетенными в них двумя ручейками налобной ленты. Зашевелились, словно крылья белой птицы, шелковые рукава. Повернулась в сторону голова, обозначив идеальный профиль с плотно сомкнутыми губами и полуприкрытыми глазами. Рука с тонкими музыкальными пальцами мягко обхватила кисть, вырезанную из темного дерева, и поднесла пропитанный чернилами кончик к чистому листу бумаги, другая — оправила широкий рукав. Лань Чжань. Вэй Ин широко раскрыл глаза и с тихим судорожным выдохом улыбнулся дрожащими губами. Кого-кого, а жениха он встретить не ожидал. Судьба, не иначе. Душу обуяла чистая радость. Сердце пронзило сладостной болью, под клеткой крепких ребер что-то беспомощно трепетало и звало на помощь. С их последней встречи прошло много времени, и Лань Чжань стал выше и сильнее. И, кажется, еще краше. Мягкие черты чуть заострились, а взгляд стал тверже, тяжелее и будто бы весомее. Прикусив нижнюю губу, Усянь встал на ветке в полный рост и бесшумно проник в библиотеку. Подумаешь, через окно. Чего только не сделаешь ради долгожданной встречи. Он не издал ни шороха, ни звона, ровно так, как его учила госпожа Юй. Замер рядом со стеллажами. Залюбовался. Вэй Ин хотел было дать о себе знать, но отчего-то не торопился. Его заворожили чужие выверенные и идеальные движения. С виду — легкие, на деле — требующие безукоризненного контроля и усидчивости. Наверное, поэтому он был так плох в каллиграфии. А Лань Чжаню, похоже, нравилось. «Красивый. Какой же ты красивый, Лань Чжань». — Неужели это так интересно, молодой господин? — спросил неожиданно Вэй Ин, едва не прикусив язык, и не сдержал нежной усмешки. Как глупо получилось. А затем на него с любопытством и легким испугом посмотрели теплые медовые глаза, и окружающий мир, без исключения принимающий в себя всех людей вокруг, бесповоротно утратил для него первоначальное значение. Пропало.