Сияй

Лань Чжань честно старался не бежать и шел ровно с той скоростью, которая не запрещалась правилами ордена. Быстрый шаг — еще не бег. В руке он непроизвольно сжимал подаренное женихом яблоко. В голове было пусто или около того. Сердце мучило сжигающим смущением. Лань Чжань поначалу принял это все за злость, возмущение, негодование, но, покопавшись поглубже, быстро понял, что на самом деле испытывал обременяющее смятение рядом с тем мужчиной. Вэй Усянем. Однако Ванцзи был достаточно честен и мужественен по отношению к себе, чтобы признать, что его жених был очень обходительным и очаровательным человеком. Но и бесстыжим и наглым сверх всякой меры! Жених. Муж. Что ж, возможно, Лань Чжань немного поторопился с выводами, и Вэй Усянь не был таким уж бесстыжим и наглым человеком, как показалось ему на первый взгляд. Он, наоборот, проявлял внимание и чуткость. То, чем не могли похвастаться другие. Вэй Усяня словно интересовал Лань Ванцзи — его чувства, мысли и желания. В нем не было фальши или неискренности. Отнюдь, Вэй Усянь светился честностью и добротой, как… как маленькое солнышко, которое можно поместить в ладонях и мягко прижать к груди, чтобы наконец согреться, или как раскаленный до красна уголек от большого костра, что ярко горит в ночи и манит собой. Только осторожнее с ним надо — обожжет и не заметит. Лань Чжань покраснел от собственных нелогичных и глупых мыслей и направился в цзинши. И до самого вечера он просидел в позе для медитации, пытаясь выкинуть из головы навязчивый образ прекрасного мужчины с необычайно-серыми глазами и теплыми ласковыми руками. Лань Чжань до сих пор чувствовал покалывание в тех местах, к которым легко прикоснулся Вэй Ин. И улыбался он ему — ему́ улыбался, великие боги, — так, будто видел перед собой не человека из плоти и крови, а нечто большее, что-то, чему при всем желании было бы трудно подобрать достойную метафору или эпитет. Нет таких слов. Лань Ванцзи жарко. В цзинши нечем дышать. Крепкий запах сандала, исходивший от подожженных наспех палочек благовоний, начал вызывать отторжение и неприязнь. Хотелось чего-то свежего, легкого и нежного. Как лотосы. От Вэй Ина пахло лотосами. И смотрел он так прямо и открыто. Обычно взглядов и общества Лань Чжаня активно избегали… «Вэй Ин». Тяжело вздохнув, Лань Ванцзи встал с пола, переоделся ко сну и, даже не вспомнив об ужине, лег в постель. Полночи он не мог сомкнуть глаз, ворочаясь и мучаясь, а следом в окне робко забрезжил рассвет, и смысла пытаться заснуть больше не стало. Уже следовало вставать, встречать новый день, заниматься делами, помогать брату и дяде, тренироваться и вновь медитировать. За ночь новых мыслей не прибавилось. Сердце ныло. У Лань Чжаня внутри все сжималось от волнения и страха. Застонав тихонько сквозь стиснутые зубы, Лань Чжань перевернулся на живот, спрятав лицо в подушке. Он впервые испытывал нежелание идти куда-то. Шанс никогда не выходить из цзинши и возможность стать наконец нелюдимым отшельником превратились для него в самую сладкую мечту. Брат поймет, дядя с большой вероятностью — тоже. Побурчит для приличия, поворчит, но выбор его примет. Строгость в этом с виду немолодом мужчине идеально сочеталась с мягкостью. Ванцзи потребовалось очень много лет, чтобы это понять. Не без помощи старшего брата, разумеется, который не переставал повторять, что дядя любит их обоих больше жизни. И именно поэтому он должен сейчас встать, одеться как подобает примерному адепту, племяннику, младшему брату и… жениху благородного и достойного человека, позавтракать и начать уже работать. Еще ему следовало отбыть наказание за неприличные мысли и поведение. Лань Ванцзи не без грациозности встал с помятой постели, оттолкнувшись от нее напряженными руками, привел простыни и одеяло в порядок, набрал воды в лохань, омыл лицо, шею и приготовил себе свою повседневную одежду. Но перед тем, как окончательно одеться, он, не изменяя себе, взялся за мамин гребень. Матушка подарила ему его очень давно, когда он был слишком маленьким, чтобы понимать важность подарков. Понимание ценности подаренного от всей широты души гребня, совсем простого, вырезанного из светлой многолетней сосны, пришло много позже. И порой Лань Чжаню казалось, что от него до сих пор веяло терпко-сладкой смолой и нежными маслами матери, которые та по вечерам от скуки втирала в свои шелковистые, бесконечно длинные волосы. И он, и Лань Хуань очень любили зарываться в ароматные иссиня-черные пряди носами и слышать в ответ лишь тихий грудной смех. Матушка позволяла им все. Она никогда не ругалась. Лань Чжань, закончив расчесывать волосы и собирать их в прическу, поднес гребень к лицу. Дерево, казалось, насквозь пропитал мягкий сандал. А раньше были орхидеи, пионы или розы. Полузабытый аромат цветов уже давно выветрился. Может, сходить в Цайи и купить несколько флаконов любимого масла матери? Лань Чжань раздосадованно выдохнул и укоризненно встряхнул головой, посчитав, что думает о глупостях. Лучше пойти и заняться чем-нибудь полезным, а не бередить душу воспоминаниями. Незаметно кивнув самому себе, юноша, одетый с иголочки, посвежевший, покинул цзинши. Утро было холодным, туманным. Подол ханьфу, задевавший траву, быстро пропитался холодной влагой. Солнце пока не грело в полную силу, но его лучи приятными поцелуями скользили по коже, ласкали, утешали. — А-Цзи? Ты вышел позже сегодня. — Лань Чжань обернулся на звук родного голоса и заметил невдалеке улыбающегося старшего брата. Однако улыбка тут же сползла с его лица, стоило ему только посмотреть на него. — Ванцзи, что случилось? — запереживал он. — У тебя глаза красные. — Все в порядке. — Лань Ванцзи, — строже произнес Лань Сичэнь. — Бессонная ночь. — Ох, — вздохнул Лань Сичэнь, смягчившись, — это из-за помолвки? Лань Чжань промолчал, и даже такого ответа проницательному старшему брату оказалось достаточно. — Тебе следует отдохнуть. Если ты пропустишь один день занятий, хуже не будет. — Нет, — заупрямился Ванцзи. — А-Цзи, я как старший брат тебя прошу. Отдохни сегодня, хорошо? Проведай кроликов. Наверное, они совсем заскучали без тебя. Лань Ванцзи смущенно кивнул, скрыв покрасневшие ушки за волосами. Он все равно к ним собирался. — Мгм. — Ляг сегодня пораньше. — Мгм. — И поесть не забудь. — Мгм. — И поосторожнее при спуске и на ступенях. Там скользко. — Я понял, брат, — твердо сказал Лань Чжань. В обычные дни поведение курицы-наседки со стороны брата может быть и забавляло, но сейчас вызывало сплошное утомление. — Ладно, тогда я пошел. Доброе утро, — усмехнулся Лань Сичэнь. — Поздно здороваться. — Лучше поздно, чем никогда, А-Цзи. И помни про отдых! — Мгм. Сичэнь, умиротворенно улыбнувшись, ушел по делам, а Лань Ванцзи решительно двинулся на кухню. Там-то сердобольные кухарки и отдали ему уже заготовленную корзину с овощами для кроликов и фруктами для «исхудавшего молодого господина», который совсем не заботился о себе. Они ошалевшему от излишнего внимания Лань Чжаню еще пирожков хотели завернуть с собой, но юноша вежливо и скромно отказался. Работники кухни покачали головами, чтобы, очевидно, не выдать своего разочарования, и пробормотали что-то про будущее замужество и красоту, которую не стоило губить голодовкой. Лань Чжань к тому моменту уже скрылся, спеша к скучающим кроликам, и не слышал чужих причитаний о заклинателях, что забывали заботиться о здоровье в погоне за совершенством. Повара и слуги клана Лань были, наверное, единственными людьми, кому позволялось говорить за спинами других людей и разносить запрещенные правилами сплетни. Ведь никто ими особо не интересовался, и жили они тихо и скромно, не волнуя господ и учеников понапрасну. Потому и застать их за сплетнями могли лишь единицы. Лань Ванцзи как раз был в числе тех, кому порой удавалось замечать почти что неслышимые перешептывания и чужой приглушенный смех. Однако замечаний делать не спешил, а о наказаниях и вовсе речь не шла. На то существовал управляющий, который отчитывался непосредственно перед старшим братом и иногда перед дядей. Лань Сичэнь по поводу неуместных разговоров ничего не говорил, а значит все было хорошо. Да и сам Лань Чжань любил иногда посидеть на кухне с братом и там же поесть, не идя в общую трапезную, где сидело чересчур много людей, чье ненавязчивое внимание давило на нервы. Слушать тихие неторопливые разговоры, собранные из коротких скупых фраз, о продуктах, об усовершенствовании старых блюд, о земледелии и лечебных травах было приятно. Это успокаивало их обоих. Как и кролики. Белые пушистые комочки встретили его радостно, и Лань Ванцзи почувствовал, как уголки губ сами по себе приподнялись. Кролики скакали вокруг него и иногда сбивали друг друга. Тогда Лань Чжань опустился на колени и запустил руку в корзинку с овощами. Кролики восторженно зашевелили носиками и тихонько зафырчали, счастливые. Лань Чжань улыбнулся нежнее. Его переполняло довольство. Кролики счастливо хрустели овощами, солнце грело, и стояла такая благостная тишина, что он оперся спиной о стоявшее позади дерево и на миг — всего на миг — прикрыл глаза. А может, и не на миг. Было хорошо. После тяжелой бессонной ночи — лучше не бывает. Состояние легкой дремы приятно кружило голову. Лань Ванцзи стало намного легче дышать. Он бы и вовсе забыл обо всем на свете, если бы не лёгкое прикосновение к его плечу. Лань Чжань распахнул глаза, сделав резкий вздох, и сразу же почувствовал дразнящий аромат лотосов, который со вчерашнего дня не давал ему покоя. — О, Лань Чжань, я разбудил тебя? — близко — ужасно близко — прозвучал красивый низкий голос. Лань Чжань едва не вздрогнул от неожиданности, когда повернул голову к побеспокоившему его отдых мужчине и чуть не столкнулся с ним нос к носу. Кто отстранился быстрее — он или Вэй Усянь — понять не удалось. — Что вы здесь делаете? — переведя дыхание, спросил Лань Ванцзи. А Вэй Усянь, Вэй Ин, только улыбнулся и пожал плечами, мол, не знаю, не ведаю. — Цзэу-цзюнь сказал, что я смогу найти тебя здесь, и вот я здесь, — с искорками юмора в серых глубоких омутах сказал он. Лань Чжань внутренне изумился. Серые глаза — их цвет — обычно ассоциировались у Лань Ванцзи с холодом, одиночеством или с блеском твердой стали, но… но у Вэй Ина они были не такими. Их взгляд был теплым и мягким и словно подсвеченным изнутри. И обжигал он далеко не морозом. — Милые создания, — указал на кроликов Вэй Ин, и те почему-то разбежались в разные стороны. Это немного печалило. Кролики раньше никогда не убегали от Ванцзи, а, совсем наоборот, ластились, подбегали, играли, с удовольствием принимали еду из его рук. — Ох, наверное, мне стоит уйти? — неловко хмыкнул мужчина. И Лань Ванцзи, услышав это, к собственному удивлению, расстроился еще сильнее. Он же ничего не сделал, верно? — Куда вы? — вырвалось у него. — Твои дети меня боятся, — хихикнул в ладонь мужчина, указывая подбородком на копошащихся зверюшек. — Я пойду. Не хотел мешать. Мешать? Дети? Какой вздор. — Это не так, — сказал Лань Чжань раньше, чем успел остановить себя. Уши горели. Неистово пылали. Но проблема в другом — ему не хотелось, чтобы Вэй Ин уходил. С ним было… спокойно. И в тоже время страшно. Но страх был очень странным, каким-то горячим, щекочущим, волнительным. И совершенно не таким, к которому привык Лань Чжань. Он больше не понимал своего тела, не понимал, что происходит. — Лань Чжань? Лань Чжань, все хорошо? — Вэй Ин подошел ближе и, схватив его за запястье, принялся отсчитывать пульс. Разумеется, именно в этот момент сердце Лань Чжаня решило окончательно сойти с ума. Чудесно. — Все в порядке. Вы… Вы можете отпустить… — А? Ах, да, прости… Вэй Ин отстранился и вновь взглянул на кроликов. Зверьки все еще осторожничали и не торопились подходить. Лань Чжань тихо выдохнул и взял на руки самого храброго, серенького, и указал Вэй Ину на место рядом с собой. Мужчина на несколько долгих секунд замер, а затем заторможенно кивнул и осторожно присел туда, куда был до этого направлен взгляд Лань Ванцзи. Кролик приподнял ушки в порыве любопытства и зажевал рукав юноши, но тот и не думал злиться и только погладил маленького друга по голове и мягко освободил невкусную ткань, заменив ее морковкой. Вэй Ин рядом с ним подозрительно затих и, кажется, перестал дышать. Лань Чжань даже на короткое мгновение поверил, что тот ушел. — Так это твои домашние? — протянул негромко Вэй Усянь. — Ну, помимо старшего брата, дяди… Какой же ты счастливчик, умный, талантливый и поклонников много. Даже вот среди таких существ. Лань Ванцзи тихо фыркнул: — Вздор. — А вот и нет. Второй Нефрит известен своими талантами. У него очень много поклонников. Разве стал бы я лгать? Лань Чжань промолчал. — Даже звери любят второго молодого господина клана Лань. Кролики… — покачал головой Вэй Ин, недоверчиво улыбнувшись. — Разве ваши правила не запрещают домашних питомцев? Что говорит ваш дядя, Лань Цижэнь? — Они не питомцы. Кролики дикие и живут здесь давно, а я просто прихожу сюда иногда. — Вот как? — Вэй Ин потянулся рукой к пушистым ушкам одного белого кролика, но тотчас одернул ее, когда зверек ловко ушел от прикосновения. Улыбка ярче прежнего обозначилась на его губах. — Меня живность не любит. Лань Чжань нахмурился. Это не было правдой. Просто… — Вы слишком резки. — Да? — Вэй Усянь наклонил голову набок и уже медленнее потянулся к отскочившему кролику, и в этот раз он спокойно дал себя погладить. — О, боги, — рассмеялся мужчина, — мягко. Лань Ванцзи робко кивнул. Он не находил в себе мужества оторваться от представшего зрелища. Вэй Усянь вблизи оказался еще лучше. — Мгм. — Ты вчера очень быстро убежал, — прервал неловкое молчание Вэй Ин. У Лань Чжаня чуть сердце не остановилось. Было так странно и жарко. И запах лотосов, исходивший от кожи жениха, пьянил и вызывал головокружение, приятное, сладкое. — В Облачных Глубинах запрещен бег, — глупо ответил он, пробуя отвернуться. Но кролик, сидящий на его коленях, возмущенно пискнул, и Лань Чжаню пришлось обреченно замереть. Вэй Ин бархатно рассмеялся, сделав ситуацию одновременно и хуже, и лучше. Ванцзи хотелось умереть или провалиться сквозь землю. — Помню, Лань Чжань. Глупое правило. — Мгм. Лань Чжань мысленно согласился. Сейчас это правило казалось абсурдным и очень глупым. — Но я искал тебя по другой причине. Я и моя семья уже уходим, — объяснил Вэй Ин. — Мне не хотелось покидать ваш орден, не попрощавшись с тобой. Это было бы невежливо. — Мгм. — И… я хотел спросить тебя кое о чем. — О чем? — тихо произнес Лань Ванцзи. — О письмах. Я могу писать тебе? Лань Чжань совершенно смешался. Никому, кроме Вэй Ина, и в голову не приходило писать ему, — немногословному и ледяному человеку. А уж спрашивать разрешения — тем более. — Можете, — прошептал Лань Чжань. — Хорошо. Тогда осталось последнее. У меня есть для тебя кое-что. — Вэй Усянь потянулся к мешочку-цянькунь на поясе и выудил оттуда шелковую красную ленту. Она ярко блестела на солнце и отчего-то пахла специями и лечебными травами. — Она немного не подходит вашему ордену, но это просто подарок. Ты можешь отказаться… — Мне нравится. — А? — удивился Вэй Ин. — Мне нравится подарок Вэй Ина. Но… Вэй Усянь было счастливо улыбнулся, но, стоило ему только услышать злополучное «но», как сразу же притих. — Но? — поторопил он. — Но мне нечего подарить взамен, — признался Лань Чжань. Вэй Ин рассмеялся от облегчения: — Мне ничего и не надо. Главное, чтобы тебе нравилось. Мне этого достаточно. Лань Чжань потупил взгляд и, игнорируя боль в груди, встал с места. У него были дела, и как бы ему ни была приятна компания жениха, он не имел больше права задерживаться. — Лань Чжань снова уходит? — раздалось позади юноши. — Занятия. Мне пора. — Учеба? Такой хороший день, а ты идешь на занятия? — До свидания. Благодарю за подарок, — сказал Лань Чжань и, отвесив поклон, покинул поляну. Боль в груди не стала меньше.