Сияй

Тихо. И все так же душно. Пахло зеленой ряской, влажной землей, древесиной, немного мягким озерным илом и цветами, аромат которых перебивал все остальное. Уже стемнело. Последние закатные лучи давно догорели где-то там, за линией горизонта, оставив на его коже лишь теплое напоминание о солнце. На темном синем небе робко заискрились десятки звезд. Идущий рядом Вэй Ин откуда-то сбоку достал бумажный фонарь с изображением лотоса и в несколько экономных и быстрых движений зажег его. Они шли без спешки, в мирном молчании, соприкасаясь порой рукавами и кончиками пальцев. От этого молчания, доброго и мягкого, Лань Чжаню становилось так спокойно и хорошо, как давно уже не было. Молчать вместе с Вэй Ином — легко и очень приятно. Но и разговоры ему, конечно, нравились. Вэй Ину, казалось, всегда было, о чем с ним поговорить. И Лань Чжань с удовольствием поддерживал его в этом, если мог. И если сам не заслушивался. А в последнее время он то и делал, что заслушивался своим женихом, его голосом, — низким, глубоким, чуть-чуть хриплым, — не в силах прервать мужчину и сказать в ответ хотя бы одно слово. Вэй Ин же принимал все это за обыкновенное, свойственное ему немногословие, которое, по его мнению, делало Лань Ванцзи только милее и очаровательнее. — Не устал? — заботливо спросил Вэй Ин, протянув руку к ладони Лань Чжаня и медленно переплетя их пальцы между собой. Он будто давал ему возможность уйти, отстраниться. Будто ничего другое его более не волновало. Подобное отношение согревало Лань Чжаню сердце. Вэй Усянь с самого начала вел себя с ним уважительно и, пожалуй, очень нежно. Он не знал и даже не подозревал, что Вэй Ин мог быть таким. — Нет, — голос немного дрогнул, но то и не удивительно. Его в первый раз брали за руку так. Обычно Вэй Ин предлагал только локоть и предплечье, а потом просто прижимал его ближе к себе, чтобы они шли тесно, бок о бок, чувствуя каждый шаг друг друга. Не давил, не подавлял, не заставлял. — Точно? — негромко переспросил Вэй Ин, приблизившись к его уху, покрасневшему от прилившей крови, мягко скользнул губами по чувствительной кромке и тихо спустился ниже, к открытой шее, но не коснулся, а лишь глубоко вздохнул и нехотя, с тягучей неспешностью отпрянул, чтобы только взглянуть ему, Лань Чжаню, в глаза. — Мы могли бы отдохнуть… где-то. Я не все показал тебе, есть еще одно место… — М? Лань Чжань, сдерживая дрожь, терпеливо ждал, когда Вэй Ин продолжит. И в скором времени мужчина все-таки заговорил, он прошептал: — Ты уверен, что не устал? Я бы мог проводить тебя до твоих покоев, если хочешь. Признаваться в собственной слабости не хотелось — ноги болели и ныли от усталости, но болью хорошей и приятной, какая бывает после тренировок, и, наверное, не такой уж и постыдной. Вэй Ину можно было сказать. Ему — можно. Они как будущие супруги, вероятно, могли делиться чем-то подобным между собой. — Устал, — сказал Лань Ванцзи, смущаясь, вполголоса, — но не хочу уходить так рано. — Рано? — с тихим веселым смешком спросил Вэй Ин. — В Облачных Глубинах в это время уже все спят, а ты? — А я не в Облачных Глубинах. — Лань Чжань пожал плечами и состроил максимально серьезное выражение лица, но его неловкую шутку, кажется, все равно оценили. Вэй Ин хлопнул пару раз глазами, а затем с чувством рассмеялся, запрокинув голову назад. Лань Чжань невольно замер, вслушиваясь в переливы чужого смеха, и споткнулся на непослушных ногах от неожиданности, будто ему никогда раньше не доводилось слышать, как Вэй Усянь смеется. Он успел выровняться и даже изящно разгладить складки ханьфу, но обеспокоенный взгляд Вэй Ина уже начал пристально оглядывать всю его фигуру. Лань Чжаню стало неудобно перед ним, и он сделал попытку отойти, но его притянули за руку обратно. — Лань Чжань? — Все в порядке. Ноги… — смущенно пробормотал юноша, краснея еще сильнее. Видимо, сыграла здесь усталость не только физическая. Подобную слабость, томную, нежную, он чувствовал и при других обстоятельствах. Ему теперь было с чем сравнивать. — Ноги? — произнес задумчиво Вэй Усянь. — Хм, хорошо, я тебя понял. «Что?» Лань Ванцзи и опомниться не успел, как его, потерявшего дар речи, подхватили под колени и спину сильные руки. Крепко. Надежно. Лань Чжань не знал, что сказать, и боялся пошевелиться. Лань Чжань мог лишь смотреть в удивительные серебристые глаза жениха, глаза цвета твердой сверкающей стали, которые были способны прожечь нестерпимым холодом любого ему неугодного. Но сейчас — лучистые и теплые, словно зашедшее за горизонт закатное летнее солнце. Чуть насмешливые. — Вэй Ин, — вздохнул Лань Чжань, обхватив жениха за плечи и шею и с трудом удерживая себя от желания спрятать лицо в чужих длинных волосах, или вообще сбежать. — Вэй Ин, отпусти меня. Пожалуйста. — Обязательно, — кивнул Вэй Ин, плавно двинувшись с ним на руках куда-то вперед, таинственным образом умудрившись не забыть про фонарь: он за каких-то несколько секунд до этого обмотал веревочку изящного фонаря вокруг запястья ровно той руки, что держала его под коленями, и, как нечего делать, пошел прямо в темноту, — но не сейчас. Ты же сам пожаловался на ноги. Болят? — Не жаловался. — Конечно, нет, — улыбнулся Вэй Усянь. — Второй Нефрит клана Лань никогда не жалуется. Как можно? Лань Чжань тихо и выразительно хмыкнул: — Нелепо. — Нелепо? — недоверчиво протянул Вэй Ин. — Разве плохо, что я взял своего жениха на руки, когда он в этом нуждался? — Я не… Я… — Лань Чжань окончательно растерялся. А затем решил принять своеобразную заботу Вэй Ина как должное. Тем более, ему действительно это нравилось. Он ни за что не признался бы в этом вслух, но в глубине души, только для себя, возможно… — Вэй Ин, — почти что обреченно выдохнул он. — М? Все хорошо, Лань Чжань. — Вэй Ин, нас могут увидеть. А он не был готов к тому, чтобы их увидели в столь занятном положении. Но опять же не мог отказаться от всего этого, — от тепла, от накатывающего волнами жара, от прикосновений, от ароматов. Не так уж Лань Чжань и праведен, как о нем любили говорить другие. Никогда он таким не был. Он тоже человек. Слабый-слабый человек. — Не увидят, — шепнул Вэй Ин, легонько погладив пальцами чувствительное место на коленном сгибе, и осторожно прижал его к своей груди. — Уже поздно, чтобы гулять. Большая часть адептов сейчас сидит по комнатам, в одиночестве или в компании друзей, они отдыхают после тяжелых тренировок, разговаривают, пьют вино, выпрашивают у своих шицзе и шимэй вкусную еду. Таких смельчаков как мы — единицы. Редко кто выходит гулять по ночам среди озер. — А ты? — Я? Лань Чжань прильнул к Вэй Ину еще ближе и почти положил голову ему на плечо. Аромат лотосов, пряного солоноватого пота и мужчины кружил голову. Он дышал и задыхался. Но… не желал отстраняться. У него был выбор, — его ему дали, в конце концов, — и все же он предпочел дышать Вэй Ином. — Ты тоже гулял по ночам? — спросил тихо Лань Чжань, едва не морщась от своего же хриплого голоса. — Пил вино? — И лотосы воровал с дальних прудов, — коротко рассмеялся Вэй Ин, отводя стыдливо взгляд. — Дядя Цзян потом, конечно же, отдавал деньги. А госпожа Юй, узнавая, всегда очень долго и основательно разговаривала с нами, со мной и А-Чэном. Но к чему эти вопросы? — Мне интересно. — О, я вызываю у Лань Чжаня интерес? — Да, — ответил правдиво Лань Ванцзи, и Вэй Ин, к его полному удовлетворению, покраснел. Мягко. Очень красиво. — Тогда… да, пил вино, гулял до рассвета, прогуливал занятия, нарушал чужой покой. За мной много грехов, — усмехнулся мужчина. Лань Чжаню бы возмутиться, сказать, что нельзя было нарушать правила и вести себя столь бесстыдно, но разве Вэй Ин в конечном итоге не стал тем, кто он есть сейчас? Так что он загнал свое непонимание и недоумение поглубже в сердце и задал вопрос, который давно его волновал: — Разве вино такое вкусное? Он же пробовал. Чуть-чуть совсем, хорошо разбавленное, но оно не показалось ему таким уж вкусным, как о нем отзываются. И голова потом кружится и болит. И контроль ускользает из рук, подобно воде. Сладко лишь в первые минуты, а после — ничего, один сплошной туман. — Не вкуснее тебя, — шепнул Вэй Ин и, пока Лань Чжань находился в глубочайшем ступоре, ненадолго припал к его губам своими, отпрянул с мягким причмокивающим звуком и опять поцеловал, в щеку, в шею, снова в губы, заставив неприкрыто задрожать. От ласки. От бесстыдных слов. От удовольствия. На короткое мгновение он подумал, что у него остановится сердце. — Да и не ради вкуса его пьют, хотя, признаюсь, вкус решает многое… — Еще один невесомый, чуть влажный поцелуй в основание шеи, рядом с воротом ханьфу. Лань Чжань зажмурился и медленно выдохнул, стараясь погасить разгоревшуюся искорку возбуждения внизу живота, что неожиданно дала о себе знать даже после столь нежных касаний. Собственная чувствительность озадачивала. — А-Чжань, мы почти пришли. Лань Чжань, открой глаза, ну? Вэй Ин говорил ласково, и в голосе его не было даже намека на то, что он устал. Однако Лань Чжаню все равно стало совестно. И открыл глаза он по итогу только тогда, когда его начали плавно и осторожно спускать с рук на землю. Это был пирс, но низкий и уходящий под небольшим углом прямо под воду, с небольшой лесенкой в самом конце. Неподалеку возвышался уютный и теплый дом Вэй Ина, на противоположном берегу озера росли высокая осока и деревья, гибкие стройные ивы. Горели тускло редкие фонари. И повсюду их снова окружали лотосы. Закрывшиеся на ночь. Прекрасные. Благоухающие. — Вода теплая, не успела еще остыть, — прошептал Вэй Ин, подводя Лань Ванцзи к краю пирса, мягко приобняв его за талию. Но отстранился, к сожалению, слишком быстро. — А сейчас… не оборачивайся. Вэй Ин поставил фонарь на деревянный настил, пока Лань Чжань стоял спиной к нему, жадно вбирая и запоминая ощущения крупной ладони, так скоро исчезнувшей с его талии, чье тепло он смог почувствовать даже сквозь несколько слоев одежд, и пытался научиться дышать заново. Вечерний воздух был прохладен и свеж, а ветер уводил осевшую за день духоту как можно дальше от Пристани. Однако ничего из этого он практически не чувствовал. Ему было одинаково жарко. И странно. Как вдруг позади послышался шорох снимаемой одежды. Томительный чувственный звук, от которого сердце в груди начинало отбивать нестройный ритм. Лань Чжань все же обернулся… и застыл на месте. Вэй Ин уже снял пояс и скинул с себя верхний ханьфу. А потом он, заметив его взгляд, как-то неловко усмехнулся и медленно опустился перед ним на колени. Расслабил его бело-голубой пояс с едва заметной вышивкой, развел полы верхних и части нижних одежд в стороны, подхватил правую ногу под коленом и одним медленным ласкающим движением снял сапог вместе с носком. Чтобы не упасть, Лань Чжань ухватился за плечи жениха и замер, сгорая изнутри, но не сказав и слова против. Он уже успел убедиться в том, что Вэй Ин не сделает ему ничего плохого и остановится в любой момент. Всегда остановится. То же самое Вэй Ин проделал и с его левой ногой, и Лань Чжань, покачнувшись, случайно скользнул руками по плечам жениха ниже, сжав невольно крепкие, налитые силой мышцы непослушными пальцами. Вэй Ин слегка напрягся, вздрогнув всем телом, но, видимо, против не был. И Лань Чжань, осмелев, все так же скользя, поглаживая, вернул руки обратно на широкие плечи. — Присядь на край, — хрипнул Вэй Усянь, — можешь откинуться назад, закрыть глаза, что угодно… Лань Чжань послушно сел на край пирса, опустив не такие уж и уставшие ноги в удивительно теплую воду, и с тихим вздохом запрокинул голову. В сравнении с холодными источниками Гусу, прогретые за день озера Юньмэна казались истинной усладой для тела и духа. Лань Чжань поборол в себе желание окунуться в воду полностью, прямо в одежде, и прикрыл глаза. Рядом раздался негромкий плеск, а потом… его обнаженных ступней коснулись сильные мозолистые руки, невозможно горячие, знающие, и Лань Чжань окончательно потерял связь с реальностью. Уверенные и нежные движения чутких ладоней, ловких умелых пальцев, которые ласково скользили по его коже и изредка пробирались под ткань белых штанов, оставляя после себя лишь невидимый пылающий след, заставляли бесконтрольно дрожать, они распаляли, незаметно расслабляли, нежили. Лань Чжаня жарко вело. Он задыхался и уже давно перестал следить за тем, как тихие вздохи удовольствия покидали его иссушенный рот. Мыслей нет, их нет. — Вэй Ин, — прошептал Лань Чжань и изумленно ахнул, когда вдруг почувствовал мягкое горячее прикосновение хорошо знакомых губ на своей лодыжке. Лань Ванцзи резко открыл глаза, сел прямее, но увидел только, как Вэй Ин, тяжело дыша, склонился над его ступней, и тихонько застонал. — Лань Чжань, — сказал он хрипло и беспомощно, целуя высокий свод стопы. — Лань Чжань… иди ко мне? — Вэй Ин? — выдохнул он, не давая томному просящему стону сорваться с губ. — Иди же ко мне, обними меня… — Вэй Ин бережно подхватил его под бедра и, обняв одной рукой за талию, прижал к себе, и Лань Чжаню ничего другого не осталось, как взаимно обнять мужчину за шею и плечи, боясь приникнуть к нему всем телом и тем самым выдать себя и свое желание. Вода доходила ему до пояса, теплая и мягкая, как молоко, она ласкала наравне с Вэй Ином. Как же хорошо… У Лань Чжаня приятно закололо спину и кончики пальцев от желания прикоснуться и доставить наслаждение. — Крепче… Ты такой красивый… Лань Чжань все же прижался к Вэй Ину и, запустив пальцы в его волосы на затылке, шумно выдохнул ему в губы, ощущая, как сердце снова ускоряет свой бег, разнося с неведомой скоростью горячую кровь по жилам. Поцелуй не стал для него неожиданностью, но то, с какой страстью его губ касались мягкие и красные от частых покусываний губы Вэй Ина, бросило Лань Чжаня в жар. Теперь им не нужно было следить за положением головы или находить правильный угол, чтобы не стукнуться неловко зубами, все происходило как-то само собой. И Лань Ванцзи медленно сгорал дотла, с плохо скрытой нуждой отвечая на пылкие и влажные движения языка и нежных настойчивых лепестков губ жениха. Целовать Вэй Ина, открываться ему — было… ни с чем не сравнимо на самом деле. Лань Чжань не находил аналогов. — Лань Чжань, — хрипло прошептал Вэй Усянь, оторвавшись от его губ и спускаясь дорожкой мокрых нежных поцелуев на шею, а затем, не отвлекаясь и тесно прижавшись к нему полуобнаженной из-за распахнутых нижних одежд грудью, сделал несколько шагов назад, уходя к середине озера до тех пор, пока вода не дошла им почти до плеч. Лань Чжань, подставив шею под жаркие губы жениха, едва не застонал, когда его кожи влажно и ужасно медленно, словно пробуя, коснулся горячий язык, и обнял мужчину крепче, непроизвольно потеревшись о рельефный живот и вырвав из горла Вэй Ина мягкий полузадушенный звук, от которого юноша чуть не потерял сознание. Внутри разлилось щекочущее тепло, и Лань Чжань почувствовал, как что-то холодное и стесняющее, то, что давно не давало ему покоя, начало покидать его тело. Его душу словно завернули в нежнейший шелк, или пушистый мех… Боги, как хорошо, как спокойно… — Все хорошо, — шепнул бархатно Вэй Ин. — Все хорошо, Лань Чжань… Хорошо…

***

Лань Чжань проснулся с мыслью, что не хотел просыпаться. Он провел в домике матери уже несколько дней, — почти две недели, — и за все это время сон ему приснился впервые. Хотя правильнее его было бы назвать сном-воспоминанием. Он не хотел просыпаться. Не здесь. Не так скоро. Лань Чжань, тяжело вздохнув, накрылся одеялом с головой, несмотря на то, что ему было очень жарко. Он будто заново пережил последний свой день, вечер и ночь в Пристани Лотоса. Это было так прекрасно. Ему никогда раньше не снились настолько реалистичные сны. И… он бы хотел уснуть вновь, или лучше вернуться обратно в Юньмэн. Вэй Ин, наверное, был бы только рад. Он сказал, что будет счастлив увидеть его вновь. В любое время. В любом месте. И Лань Чжань, смущаясь, просто повторил за ним, потому что чувствовал в точности то же самое. Ему бы тоже хотелось избежать разлуки и увидеться поскорее, но долг звал его домой, в Облачные Глубины. Где его насильно отправили в уединение и заперли наедине с собственными мыслями и неподъемной, горькой и сковывающей тишиной. Лань Ванцзи и подумать ранее не мог, что тишина снова станет для него такой мучительной. Как в детстве. Когда матушка не открыла ему дверь. Когда колени болели и ныли от долгого сидения на промерзших досках и некому было его пожалеть и сказать ласково и тихо, что все пройдет, что все печали обязательно исчезнут, не оставив и следа. Лань Чжань зажмурился. Прикусил больно нижнюю губу. Он и не подозревал даже, что всю жизнь задыхался. И что научился дышать по-настоящему совсем недавно. Вэй Ин давал ему столько свободы, так много всего, а он, неблагодарный, заметил это слишком поздно. Или не слишком. Возможно, только оставшись наедине с собой, Лань Чжань сумел наконец прийти к этому выводу, а до того его отвлекали нежные взгляды, бережные и заботливые прикосновения, глубокий чувственный голос, бесстыдные слова, сильное горячее тело, жмущееся к нему, чтобы поделиться теплом и удовольствием… Вэй Ин был честен, всегда. Ни разу не обманул, не сделал больно, не обидел, ни разу не пошел против его воли. Он слушал, запоминал, заботился, ухаживал, соблазнял… Лань Чжань видел это. И с самого начала шел ему навстречу, не осознавая даже, насколько все было серьезно. Потому что никому другому он бы не позволил коснуться себя, никому другому не позволил бы целовать себя и ласкать. А Вэй Ину Лань Чжань разрешил многое. И до сих пор находился в шоке от того, как далеко был готов с ним зайти. Заняться любовью, к примеру, или… вручить ленту. Ох, он должен был отдать ее уже тогда. Без колебаний. Без раздумий. Тогда, возможно, он не пребывал бы в таком практически безвыходном положении. Лань Чжань скучал по Вэй Ину. Очень тосковал. Рядом с ним он таял, таял от его поцелуев и тихих хрипловатых вздохов и стонов. Лань Чжаню не хотелось сдерживаться и изображать холодность, которой и в помине не чувствовал, не хотелось подчиняться правилам и вести себя достойно. С ним он впервые захотел познать любовь и само искусство любить, духовно, физически. Ему нравился Вэй Ин. Он был влюблен. Вот так внезапно и неожиданно. Или, наоборот, ожидаемо. Лань Чжань, кажется, и не смог бы иначе. Длинно выдохнув через нос, юноша замер, ощущая под собой мягкость постели. Вокруг одна лишь искусственная тишина и спокойствие. Он прислушался, чтобы поймать среди царящего безмолвия хоть что-то и убедиться, что не сходит с ума. И с облегчением услышал знакомый с детства шелест ветра и шум водопадов. И… звуки чьих-то шагов? В дверь деликатно постучали. Тоже очень знакомо. — А-Чжань? А-Чжань, с тобой все в порядке? — обеспокоенно произнес брат. Он прибыл сразу же, как только узнал о случившемся инциденте, и сообщил, что наказание, вынесенное старейшинами, официально считается недействительным, поскольку ими были нарушены основные правила, но Лань Чжань отказался покидать домик матери. И с Лань Сичэнем разговаривать тоже отказался, хоть тот и просил прощения. И Лань Ванцзи все понимал, правда. Просто он нуждался во времени. А-Хуань заботился о нем, о его спокойствии, и не думал, что все могло дойти до такого. Однако обида и горечь еще не до конца покинули его сердце. — Ванцзи, — вздохнул Лань Сичэнь, — ты же знаешь, что можешь покинуть этот дом? Тебе необязательно… наказывать себя подобным образом. Я… — Тут Лань Сичэнь запнулся, по всей видимости, замерев. И Лань Чжань даже через дверь почувствовал чужое напряжение. — Ох, Ванцзи, я не вовремя? Тогда… Тогда я зайду чуть позже, хорошо? И надеюсь, что в следующий раз мы поговорим все-таки с глазу на глаз, а не через дверь. И… еще тебе пришли письма. От молодого господина Вэя. Я как всегда оставлю их за дверью, вместе с завтраком. Не забудь поесть. «Почуял», — сгорая со стыда, подумал Лань Чжань, слыша эхо удаляющихся шагов. Но вставать не торопился. Только тогда, когда он оказался полностью уверен в собственном одиночестве, Лань Ванцзи смог наконец покинуть постель, привести себя в порядок и быстро забрать свой завтрак и письма. И еда в списке приоритетов у него явно стояла не на первом месте. Ему уже давно начали приходить от Вэй Ина письма. И в связи с запретом, еще до того, как брат и дядя очень красноречиво высказали старейшинам свое мнение по поводу назначенного наказания, он не смог получить и вовремя ответить на самые первые. И в тот момент Лань Чжаню показалось, что ничего несправедливее в этом мире нет. Ведь его Вэй Ин заслуживал ответа, а он снова испытывал судьбу, молчал, игнорировал. И все равно, что обстоятельства обернулись не в его пользу. Он мог хотя бы попытаться. Впрочем, думать об этом и сожалеть — глупо. Главное, что теперь Лань Чжань мог дать ответ. Письма Вэй Усяня были очень милыми и нежными, такими, что у него порой на глаза непроизвольно наворачивались слезы. Он писал о теплых ночах, об учениках, которые теперь чаще спрашивали о Втором Нефрите клана Лань, который вдруг исчез ни с того, ни с сего и «перестал радовать глаз», о своей любимой шицзе, о юности, обо всем на свете. Между строк Вэй Ин вставлял небольшие комментарии, такие бесстыдные, откровенные и… потрясающие, что у Лань Чжаня на секунду останавливалось сердце, а внизу медленно начинало накапливаться тянущее волнение. Но в основном его письма носили спокойный и невинный характер. Так Лань Чжань узнал, что у Вэй Ина внезапно появился котенок. Пятнистый, уличный, с ободранным ухом и глубокими ранами по всему телу. Его спасли младшие ученики от каких-то хулиганов, которые, вероятно, хотели навредить ему или даже убить, и притащили не к кому-то, а к своему доброму шисюну. Тот, недолго думая, взял котенка себе. Хотя сначала хотел отказаться, потому что думал, что это щенок бродячей собаки: издалека трудно было рассмотреть, какое конкретно пушистое существо несли детишки. И теперь Цветик жил с Вэй Ином. Цветик. Цветочек. Это имя котенку дал глава Цзян. Но почему-то это был большой секрет. Собравшись с духом, Лань Чжань сел за написание ответа и ближе к вечеру ему удалось, избежав темы наказания, придумать довольно красивое письмо. Лань Ванцзи удовлетворенно хмыкнул и хотел было аккуратно завернуть письмо в конверт, как вдруг из-за двери послышалось пение Лебин. Которое Ванцзи, как и в другие дни до этого, собирался стоически игнорировать. Он не готов был открыть брату дверь. Пока нет. Но у Лань Сичэня, видимо, были свои планы на этот счет. Потому что как только тихая и приятная мелодия смолкла, Лань Чжань каким-то непонятным образом услышал шорох со стороны окна. И… Что ж, не каждый день видишь, как твой сиятельный старший брат, глава великого ордена, лезет к тебе через окно лишь для того, чтобы поговорить. Он был лучшего мнения о Лань Сичэне. — Добрый вечер, Ванцзи, — сказал он, изящно ступив на пол комнаты и с возвышенной невозмутимостью оправляя подол светлого ханьфу. Словно не он сейчас, поправ правила и устои родного клана, ворвался в чужое обиталище. Бесстыдство. — Я прошу прощения за вторжение, но твое молчание меня обеспокоило. Пожалуйста, можем мы поговорить? Лань Чжань промолчал, почти отвернувшись. Но уши навострил. — А-Цзи, прости меня… — проговорил Лань Сичэнь. — Мне жаль, что тебе пришлось пройти через это. Мы должны были быть рядом с тобой. Я должен был сказать тебе обо всем сразу. Молчание. Долгая пауза. Беззвучный глубокий вздох. — Я подумал, что успею рассказать тебе обо всем позже и обсудить заодно детали твоего брачного договора и помолвки, но обстоятельства оказались выше меня. Полагаю, господин Вэй успел рассказать тебе большую часть? Правда? — Мгм. — Тогда ты знаешь, что ни в чем нет твоей вины, — медленно выговаривая каждый слог, произнес Лань Сичэнь. Будто дикого зверя приручая. Лань Чжань тихо фыркнул от сравнения. — Мне показалось, что следовать большей части правил ордена с нашей стороны — недальновидно. И ты — мой младший брат, А-Цзи. Я не мог выдать тебя замуж против твоей воли. И не мог позволить, чтобы ты был не уверен. Лань Чжань вскинул бровь и пронзил брата испытующим взглядом. — Да, — кивнул Лань Сичэнь. — Поэтому я согласился с представителями Юньмэна и отказался от правила, запрещающего будущим супругам видеться друг с другом до свадьбы. Также было продлено время вашей помолвки и смотрин, и увеличилось количество дозволенных встреч. Вы могли встретиться в любое время, когда пожелаете. Ничего общего с тем, что происходило раньше. Лань Чжань хмыкнул. Он был благодарен брату за то, что когда-то ему было позволено встретиться со своими прежними кандидатами и, не противореча правилам и заветам ордена, отказать им. Потому что спрашивать его и не собирались. Благо потенциальные женихи ему попадались неудачные, и никто из старейшин или родных особо не возражал против его отказов. Так было до Вэй Ина. От него Лань Чжань не откажется. Лань Сичэнь, вздохнув, подошел ближе, немного помолчал, собрался с мыслями и вкрадчиво проговорил: — Я лишь хотел, чтобы ты вышел замуж по любви, А-Цзи. Чтобы о тебе заботились и… — мягко усмехнулся он, — и, — что уж тут, — боготворили. Лань Ванцзи выпучил глаза и посмотрел на брата так, словно перед ним оказалось чудище с тремя головами. — О, и не смотри на меня так. Я перепишу потом столько правил, сколько скажешь. Но сейчас послушай меня, хорошо? — Брат? — неуверенно протянул Лань Чжань. — Я говорю правду. Ты заслуживаешь любви больше, чем кто бы то ни было на этом свете. И господин Вэй показался мне надежным человеком, которому я бы смог доверить тебя. Я же не всегда смогу быть рядом, а муж — сможет. — Мгм. — У тебя все еще есть право отказаться. Все Лани заключали свои браки по любви. Ты же еще не отдал ленту? Лань Чжань немного помялся, но потом тихо произнес: — Я хотел… — Что ж, тогда отдай ее в следующий раз. Но не торопись, если не уверен. — Я уверен. — Хорошо, — с явным облегчением и радостью улыбнулся Лань Сичэнь. — Это очень хорошо, Ванцзи. Я очень рад за тебя. Лань Чжань кивнул и скрыл намечающуюся улыбку в рукаве.