Сияй

Вэй Ин дрейфовал где-то за пределами своего тела и сознания, чувствуя, как энергия размеренно течет по меридианам. Он, кажется, был окружен теплом со всех сторон. Раненое плечо немного стягивало. Возможно, из-за перевязки? Пахло травами, благовониями, потом, близостью, цветочным медом и сливками, лотосами и пряностями. Вэй Ин чувствовал собственную горечь и мускус на языке, смягченные сладостью Лань Чжаня. Ароматы, не относящиеся конкретно к нему и его жениху, неприятно смешивались, давили и мешали друг другу. Им следовало бы открыть окно, проветрить, избавиться от духоты и всего лишнего. Вэй Ин был бы очень благодарен хотя бы за один глоток свежего воздуха. Но вставать не хотелось. Мышцы гудели, кожа излучала приятное тепло, сердце громко билось в груди, однако ощущалось это все как будто со стороны. В горле слегка саднило. Должно быть, от жажды. — В… Воды, — прохрипел он и нахмурился от дикой сухости во рту. За что… Рядом с ним что-то зашевелилось, а дальше его губ мягко коснулась прохладная твердость чаши. В рот полилась теплая и горькая, ничем не разбавленная жидкость. Кто-то придерживал Вэй Ина за голову и заботливо помогал ему пить, поглаживая по волосам или даже мягко касаясь шеи, твердой линии челюсти, подбородка. И этот кто-то явно хотел его убить. С трудом проглотив противное и чуть маслянистое лекарство, Вэй Ин рискнул открыть глаза и тут же наткнулся на внимательный и обеспокоенный взгляд Лань Чжаня, который никогда не переставал его удивлять. Впрочем, там было не только беспокойство. Оттуда, из самой глубины, на него смотрело что-то нежное, что-то очень теплое и измученное. Немного уязвимое и, быть может, ранимое. Открытое сверх всякой меры. Вэй Ин глубоко вздохнул. И сразу пожалел об этом. Запах никуда не делся и все так же продолжал мучить как тело, так и уставшую от тысячи разных мыслей голову. Отвлекал и завораживал. Губ снова коснулась чаша с лекарством, и мужчина отвернул голову, отказываясь пить. Еще один глоток этого варева он просто не переживет. — Ты должен выпить до конца, — сказал Лань Чжань, вновь поднеся к его рту гадкий травяной отвар. И поскольку Вэй Ин не мог выразить свое несогласие вслух, ему только и оставалось, что в отрицании поджать губы и сморщить нос в поддельном отвращении. А может и не поддельном. В любом случае, пить он отказывался. Сянь-Сяню три годика. Лань Чжань — да славится его терпение на века — лишь хмыкнул и ласково коснулся его лба, чтобы, по-видимому, убрать за уши тонкие волнистые прядки. Щекотно. — Способствует заживлению ран. Поможет снять боль. Устранит последствия яда, — перечислил второй молодой господин Лань ровным и размеренным тоном. — Пей. Это прозвучало категорично, прямо и до ужаса честно. Так, будто он не ожидал от Вэй Ина ничего, кроме согласия. Ну, надо же… — Совершенство, — полушутливо проворчал мужчина, неприятно закашлявшись из-за сухого комка, вставшего поперек горла. Но Лань Чжань не улыбнулся. И, по справедливости, Вэй Ина не должно было это волновать или как-то расстраивать, однако правда состояла в том, что он слишком прикипел к улыбке своего жениха — этой редкой гостье. — Тебе нужно лечение. — Юноша с золотыми глазами глядел непоколебимо. — Осталось всего лишь два глотка. Последняя фраза наверняка была сказана лишь для того, чтобы подсластить горькую правду, горькое лекарство, горькое все. Вот только слова жениха его ничуть не успокоили. Какие же эти лекарства все-таки мерзкие! Почему еще никто не додумался делать их не только полезными, но и вкусными, а? Если в ближайшее десятилетие ничего не поменяется, он сам пойдет в целители. Вот так. И пусть хоть кто-то попробует ему возразить. На примете у него как раз уже был один кандидат на роль его будущего учителя. Кандидатка… Ну, а пока… Бедный Лань Чжань до сих пор ждал своего ответа. Или, возможно, какого-то действия. — Лань Чжань… — попробовал было возразить Вэй Ин, попытался сказать, что не нуждался ни в лечении, ни в успокоении, но его быстро оборвал голос жениха, ставший в один момент строгим и требовательным: — Я готовился, ты — нет. Тебе нужно много пить, — отрезал он. — Пей, пожалуйста. И подал ему чашу с лекарством. Разумеется, Вэй Ин ничего не смог бы с этим поделать — если Лань Чжань что-то решил, то это прочно и навсегда. Спорить бесполезно. Возражать, придумывать контраргументы, спорить — тоже. Проще отступить и вернуться к вопросу чуть позже, чем продолжать бесполезные попытки сдвинуть гору с места. И потому Вэй Ин осторожно забрал чашу у жениха, не удержавшись от того, чтобы на мгновение соприкоснуться с ним кончиками пальцев, и мужественно осушил ее до дна. Для этого ему пришлось зажать себе нос, а перед тем сделать еще и парочку успокаивающих вздохов. Вэй Ин действительно ненавидел лечиться и посещать целителей. Если бы не шицзе и не почивший дядя Цзян, то давно лежать бы ему в земле. Они оба очень чутко следили за состоянием его здоровья на протяжении многих лет. Но совсем скоро шицзе уйдет в другой орден и тогда следить за ним станет больше некому. Только если… Почуяв, что рядом с ним творилось нечто странное, Вэй Ин взглянул на Лань Чжаня. Сосредоточившись исключительно на его медовых глазах, он пытался выявить хоть какие-то изменения, но в лице жениха все осталось прежним. Черты лица сохранили свою неподвижность. Ничто не выдавало его волнение или неуверенность. И только в потемневших глазах, имеющих от рождения идеальный разрез, в этих глазах формы феникса, продолжало твориться что-то совершенно невообразимое. Лань Чжань смотрел… глубже. Весомее. Его взгляд давил и прижимал к земле, но делал это мягко и, на удивление, деликатно, не с целью подчинить или обидеть, — скорее уж удержать на месте, заставить заметить, показать что-то действительно важное. Этот взгляд притягивал и связывал по рукам и ногам. На Вэй Ина никто еще не смотрел так. Никогда. Он тонул в сверкающем золоте любимых глаз, постепенно терял себя, терял ровность дыхания и понимание того, где находится. Он, казалось, совсем позабыл о том, что нужно дышать, нужно говорить, нужно успокоиться и поинтересоваться же здоровьем жениха. Это важно. Очень важно. Первоочередно. Но почему-то ничего не выходило… — Почему ты так смотришь? — прошептал в конце концов Вэй Ин. И получил лишь гулкую, трепетную тишину в ответ. Лань Чжань ожидаемо промолчал и, решив, по-видимому, не тратить время на какие-то там глупые слова, уверенно потянулся к ленте на лбу, сбившейся набок, однако, несмотря на все их ночные похождения, сумевшей сохранить свои истинные белизну и красоту. Придерживаясь торжественного и предельно мягкого выражения лица, он плавно, методично и выверенно, так, словно думал об этом очень долго, начал заматывать длинной шелковой полосой его запястье, неторопливо переходя на загорелое предплечье и под конец завязав аккуратный узел — несколько узлов, — чтобы не потерялась. Вэй Ин не знал, что сказать. И сердце билось уже даже не в горле — оно, кажется, переместилось прямо ему в рот, бешено пульсируя где-то у чувствительного неба и мешая не только говорить, но и дышать. Голова сильно закружилась. — Это… — прохрипел мужчина. Лента стягивала предплечье крепко и надежно. — Она твоя. Береги ее, — прошептал Лань Чжань, закрепляя сказанное легким поцелуем в губы. И Вэй Ин окончательно онемел. Лишь спустя одно очень длинное мгновение кое-что из него все-таки вырвалось, потерянное и беспомощно-нежное: — Лань Чжань, н-но она… Это было неправдоподобно. Глупо с его стороны — пытаться возразить. Вэй Ин и сам это понимал. Ведь все было более чем однозначно. Лань Чжань покачал головой, медленно протянул к нему руку и заставил замолчать, приложив ладонь к нижней части его лица. Заметно колеблясь, он прикрыл глаза, а затем вновь посмотрел на него и тише шепота, одними губами, нестройно, произнес: «Любовь моя». Дальнейшие же слова Лань Чжаня сумели избавить его от последних крох сомнений. — Будь моим спутником на стезе самосовершенствования, — сказал он. — Возьми меня в мужья. Лента стягивала запястье крепко. А Вэй Ину грозило в самом скором времени потерять сознание от переизбытка чувств. — Мы… Мы уже помолвлены, — потерянно пробормотал Вэй Ин и на мгновение замолк под серьезным и эмоциональным взглядом жениха, чтобы чуть позднее продолжить: — И… Я был согласен еще до того, как ты спросил меня об этом. Да. Он давно видел его своим супругом. И… его звериная составляющая была полностью с ним согласна. Жених, возлюбленный, пара, будущий муж, милый супруг — все это Лань Чжань. — Когда же я говорил, что хочу узнать тебя, — продолжил Вэй Ин, — то не лгал ни в едином своем слове. Ты — мой свет, Лань Чжань. Лань Чжань осторожно перенес свой вес на одну руку, нависнув над ним. Его губы слегка приоткрылись. Тихий вздох мягко сорвался с них, накрыв Вэй Ина ароматом трав, терпкого чая и фруктов, точно прозрачным вуалем, невесомым и пробуждающим внутри сильное желание жить и дышать; дышать глубоко, полной грудью, всем собой, каждой частичкой тела. — Я правда… люблю тебя. Люблю очень сильно, — прошептал он, потянувшись к жениху и легонько поцеловав краешек его упругих губ. — Думаю о тебе. Мечтаю о тебе. Хочу провести с тобой всю свою жизнь. Хочу т… Мхмм… Лань Чжань чуть повернул голову набок и накрыл его губы своими, целуя сладко и нежно, жарко дыша ему в рот и изредка срываясь на мягкие покусывания. И укусы эти были скорее игривыми и любовными, нежели болезненными. «Приятно», — подумал со вздохом Вэй Ин, возвращая любимому дразнящий укус и чувствуя, как от основания его позвоночника вверх поднимаются покалывающие мурашки, словно от озноба, а внизу живота медленно горячеет и собирается еще не до конца притихшее желание. Оно было подобно тлеющим углям. Остаток былого пожарища. Мерный. Чудесный. Согревающий изнутри. Да и общая атмосфера, их окружение… Они почему-то… Вэй Ин негромко ахнул и мысленно обратился за помощью к небесам. Мягкая постель, смятые их телами простыни, несущие соблазнительные, чуть резковатые ароматы, приглушенный свет, тихие разговоры, поцелуи, касания, ласки… Ему нравилось это. Он таял и распадался на части под ласковыми руками и губами. А обоюдное признание, нависшее между ними тонкой газовой занавесью, долгожданное, сладостное, волнующее и совершенно не такое, какое оно виделось Вэй Ину, лишь раздразнило его нервные окончания и заставило хотеть больше, чем он смог бы сейчас выдержать. Вэй Ин сделал попытку поднять левую руку и одновременно с тем углубить поцелуй, прижать Лань Чжаня ближе к себе, к своей груди, к отстукивающему неровный ритм сердцу, но только поморщился от боли в перевязанном плече. Боль была тупой и горячей и на самом деле не такой уж сильной. Рана за ночь лишь немного воспалилась и теперь хотя бы не кровоточила и не содержала в себе опасного яда. Лань Чжань с шумным вздохом оторвался от его губ. Облизнулся. — Вэй Ину нужно отдыхать, а не беспокоить свои раны, — сказал он, укладывая мужчину обратно на спину и припадая ртом к основанию его шеи. Вэй Ин чуть застонал на выдохе, когда мягкие губы коснулись наконец кожи и парой движений собрали с нее часть подсохшей солоноватой влаги. Это было нечестно — вот так дразнить. Собрав оставшиеся силы в кулак, Вэй Ин перехватил запястья Лань Чжаня и поменял их обоих местами, проигнорировав новую волну боли, затопившую многострадальное левое плечо и даже часть груди. Ему пришлось крепко стиснуть зубы, чтобы не выдать ни лицом, ни жестом всю степень дискомфорта, который он только что испытал. Лань Чжаню ни к чему было это знать — распереживается еще, испугается или и вовсе уйдет. Он же сейчас такой уязвимый. Совсем хрупкий. — Ты перевязал меня? — прошептал Вэй Ин, склонившись над изумленным лицом жениха, едва ли оставляя возможность убежать или сделать что-нибудь. — Мгм, — подтвердил Лань Чжань. Удивительный, восхитительный человек. Вэй Ин знал, как тяжело перевязывать человека, который находится без сознания. А Лань Чжань так легко об этом говорит. — Позаботился обо мне? — Мгм, — еще одно подтверждение. И короткий кивок. Вэй Ин тихо рассмеялся. — Разве это не я должен заботиться о тебе? — спросил он. И Лань Чжань заметно смягчился. — Ты всегда заботишься обо мне. И я тоже хочу, — произнес шепотом юноша. В комнате на какое-то время повисло уютное молчание. Вэй Ин, краснея, высвободил запястья жениха и оперся на здоровую руку. От краткого облегчения у него даже в глазах зарябило. А потом он все же решился задать главный вопрос, пока в голове было более-менее ясно: — Лань Чжань? — Да, Вэй Ин? — потягиваясь и прикрывая от удовольствия глаза, вздохнул Лань Чжань, как пригревшийся на солнце довольный кот. Большой, пушистый и красивый. И очень игривый. Вэй Ину даже проморгаться пришлось, чтобы сбросить наваждение. — Между нами… Все же хорошо, Лань Чжань? — Да, но… — лениво и задумчиво проговорил юноша, — все так… — Как? — подтолкнул Вэй Ин, опасавшийся услышать извинения или сожаления о совместно проведенной ночи. Ему бы было особенно больно получить подтверждение своим недостойным мыслям в тот момент, когда тело и большая часть разума безоговорочно доверяли Лань Чжаню и не ждали какого-либо подвоха с его стороны. Вэй Ин должен знать, что не ошибся и не повел себя, хм, неуважительно или слишком нагло. Облегчение от признания в чувствах все же не избавило его от остатков нервного напряжения, которое он, признаться, не знал куда и деть. Даже поцелуй и лента, плотно обвивающая его правую руку, не дали ему необходимой уверенности. Нужно подтверждение. Словесное. И спустя каких-то пару взмахов длинных ресниц Лань Чжань все-таки дал ответ и прекратил мучить их обоих (или скорее уж кого-то одного из них — это было более вероятно). — Странно, — прошептал он, задышав тяжелее и глубже, и намного чаще. — Странно? — Да, это… тяжело. Тепло. Ты такой теплый. Каждое свое слово Лань Чжань проговаривал с большим трудом, словно ему давалось это нелегко. Возможно, так оно и было. — Вот как… — Вэй Усянь покраснел сильнее, как будто издалека замечая, что чувствует нечто похожее, ту же тяжелую негу и размеренное тепло, гуляющее по всему телу. — Хорошо. Если ты чувствуешь себя лучше, может, нам тогда встать? Привести себя в порядок? Простыни мокрые. — «И не только от воды», не стал говорить он. — Я пахну кровью и тиной. Не слишком приятно, да? Нам обоим не помешало бы отмыться, как думаешь? — Нельзя. — Почему же нельзя? По-моему, очень даже можно. — Ты ранен, — как малому ребенку объяснил ему Лань Чжань. — Рану надо сушить, а не мочить. Нельзя. Вэй Ин устало закатил глаза. Вот что прикажешь с ним делать? Этот упрямец ведь ни за что не отступится. Будет стоять на своем до последнего, даже если сил совсем не останется. — Тогда что ты предлагаешь? — обреченно произнес мужчина, укладываясь рядом с женихом и запуская пальцы в его мягкие растрепанные волосы. — Просто побудь со мной. Еще немного, — попросили Вэй Ина тихим слабеющим голосом. И Вэй Ин… послушался. Он накрыл их обоих одеялом, той частью, что осталась сухой. Обнял. Затушил свет. До рассвета оказалось еще далеко. Наверное, солнце поднимется только через несколько часов, а может, и раньше. В любом случае, у них было достаточно времени на то, чтобы подумать, отдохнуть и поспать еще немного, прежде чем их хватятся и начнут искать. Они надолго замолчали, согревая друг друга в объятиях. Жар все так же пульсировал где-то внизу живота, горячо и нежно. Раненое плечо тянуло и чуть-чуть побаливало, но, благодаря действию лекарств, уже не так сильно. Боль притупилась. Напряжение спало. Дрожь сошла на нет. Лань Чжань лежал рядом, расслабленный, по-особенному домашний, родной — милый сердцу. Вэй Ин, недолго поборовшись с самим собой, поцеловал его в щеку, в шею, в висок. Обнял крепче. И замер. Однако вскоре ему надоело их молчание, — сна ни в одном глазу, — и потому он стал что-то очень тихо рассказывать сонному и утомленному А-Чжаню, без спешки лаская его стройную и сильную спину и упиваясь ощущением гладкой обнаженной кожи под пальцами. Рассказал немного про себя, про свое детство, про то, как его, израненного и истощенного, нашел дядя Цзян и отвез в орден, не предупредив жену и поссорившись с ней в первый же день пребывания Вэй Ина в Пристани Лотоса. Вэй Ин давно мечтал вот так поговорить с Лань Чжанем о себе. И поговорить не только о хорошем, но и о плохом. Найти утешение в любимых руках и тихих успокаивающих словах. Было здорово и даже немного забавно поведать Лань Чжаню о том, как он пытался добиться расположения самой хозяйки Пристани Лотоса. По наивности он каждый день дарил ей большие-пребольшие лотосы, ведь чем больше, тем лучше, — да и наказывать его почему-то не спешили, — делился своей едой — последними фруктами и редкой сладостью, — рисовал простенькие талисманы, подкидывал к ней под дверь всякие безделушки — ленты, красивые камушки, букетики цветов, поделки из бумаги. Много всего. Постепенно Госпожа Юй начала терять терпение. Но ее выдержке, ее самообладанию можно было только позавидовать — она продержалась долго. Вэй Ин и сам признавал, что в детстве и юности был невыносим и ужасно надоедлив. — Она была такой строгой и холодной, знаешь? И ничуть не страшной. Хотя многие мои товарищи продолжали утверждать совершенно обратное и пытались остановить меня. Они очень боялись ее — ее гнева и недовольства. Опасались подходить или спрашивать о чем-то. Ну, а я… Я в то время очень устал бояться и вскакивать от каждого шороха. И госпожа Юй… Госпожа Юй на самом деле очень добра. По-своему. Это трудно заметить, но все так и есть. Взяла же она, в конце концов, меня в свои ученики? И даже из ордена не выперла, когда мне исполнилось двадцать. Лань Чжань встрепенулся и чуть приподнял голову. — Она могла? — Вполне, — иронично улыбнулся Вэй Ин. — Нашла бы для меня какого-нибудь богатого и почетного покровителя, мужчину или женщину, и быстро организовала бы свадьбу, чтобы хоть так пользу приносил. Я — бесклановый, Лань Чжань, сын слуги и сирота, к тому же. Кто бы за меня заступился? — У Вэй Ина всегда будут люди, которые заступятся за него, — нахмурился Лань Чжань. — Не говори так. Твой учитель не избавился бы от тебя и ни за что не отдал. — Хм… Возможно, ты прав? Наша госпожа — очень гордая женщина. Так просто она свое не упускает. — Мгм. Лань Чжань подуспокоился и вновь положил голову к нему на грудь, задевая ищущими пальцами края чистой повязки и рисуя на коже плавные узоры. Было видно, что он искренне сочувствовал. Он пытался как-то успокоить и помочь вернуть ему прежнее душевное равновесие. Вэй Ин чуть не расстаял. Сердце нежно заболело. — Я до сих пор ей очень сильно обязан. Наверное, мне никогда не удастся достойно отплатить моему Учителю за все, что она для меня сделала. Даже на церемонии гуаньли настаивала она, а не дядя Цзян. — Почему тогда ты не носишь гуань? — Не знаю, — как мог, пожал плечами Вэй Усянь. — Тяжело, сложно, и я часто просто забываю о нем. А напомнить — некому. — Я буду напоминать, — сонно сказал Лань Чжань. — Помогу. Вэй Ин улыбнулся. — Спи. Он сказал это и сам не заметил, как провалился в глубокий сон без сновидений. Проснулся же он на все той же постели от запаха еды, замоченного мыльного корня и цветочных масел. У стены, рядом с небольшой ширмой, уже стояла исходящая паром бочка и низкий столик с водой, вином и яствами. Дорого. Это все очень дорого. Ему ли не знать, сколько стоили хорошие масла, вкусная еда, вино и прочие мелочи. Приятные услуги везде обходились недешево. Испытывая острый приступ дежавю, мужчина с тихим стоном поднялся с постели и подошел к Лань Чжаню, занятому омовением. Он едва заметил чужое присутствие позади себя и вздрогнул, когда Вэй Ин коснулся его влажных и скользких от мыльной пены плеч. Запах снова стал гуще — сладкие сливки и мед, но теперь с терпким и свежим оттенком зеленых полевых трав и цветов. Были и пряности, корица и намек на мускус. Должно быть, это у него осталось от Вэй Ина. «Что ж, ладно». Молча взявшись за ковшик, стоявший у основания сосновой бочки, он ополоснул волосы жениха горячей водой. Хорошенько намылил руки. Коснулся иссиня-черных прядей на макушке, у висков, на затылке. Мягко помассировал кожу у корней. Задел несколько чувствительных точек. И Лань Чжань благодарно вздохнул, откинув голову назад. В этом коротком звуке можно было угадать и удовольствие. — Расслабься, — прошептал Вэй Ин. — Вэй Ин. — Тш-ш-ш, просто расслабься, ладно? Все хорошо. — Вэй Ин, — взволнованно вздохнул Лань Чжань, так, словно просил о чем-то. — Здесь. Вэй Ин осторожно смыл с волос пену и взялся за гребень и масла. У них еще было время. Много времени. — Лань Чжань? — М-м? — Не засыпай, у меня вопросы. — Что бы Вэй Ин хотел узнать? — низко прошептал Лань Чжань и коснулся мизинцем конца своей же налобной ленты, что до сих пор была повязана на руке Вэй Ина, которого дико трясло изнутри. Он признался. Сказал. Его чувства были взаимны. Ему позволено касаться и любить. Это действительно тяжело осознавать. — А ты мне ответишь? Не будешь больше увиливать? — скрывая волнение за шутливостью, спросил Вэй Ин. Лань Чжань взглянул на него так, будто само это предположение было оскорбительно, и медленно кивнул. — Спрашивай. — О, хорошо. Как твоя течка? — Вэй Ин провел смазанным маслом деревянным гребнем по длинным волосам. Они имели удивительный цвет и отливали золотом в свете свечей. Лань Чжань был прекрасен. Вороные волосы, бледная кожа, светлые глаза, пухлые, нежно-алые губы, точеные скулы — в сочетании это такая редкость. Красота безусловная, яркая. И эту красоту он сейчас свободно держал в своих руках. — Идет на спад, — шепнул юноша. — Легче дышать. — Если тебе нужна… помощь, я всегда тут. Все, что захочешь. И откуда-то Вэй Ин знал, что Лань Чжань не станет просить сверх того, что между ними уже произошло. Сейчас он нуждался в заботе, в доме, в надежных руках и, может, в парочке поцелуев. Кто знает. — Просто будь рядом. Будь со мной. — Я не уйду до тех пор, пока ты сам не скажешь мне уйти. — Значит, ты здесь со мной надолго. И Вэй Ин готов был поклясться, что увидел призрак улыбки на желанных губах. И «здесь» — это, собственно, где? Подавшись немного вперед и мимолетно коснувшись ртом покрасневшего ушка, Вэй Ин спросил любимого, где же они. И Лань Чжань тихо и очень застенчиво пододвинулся к нему и шепнул ответ. Неохотно. Совершенно стыдливо. Как бы извиняясь за причиненные неудобства. Вэй Ин же, не веря собственным ушам, попросил его повторить, однако Лань Чжань сумел надеть на лицо свое знаменитое нейтральное выражение и предпочел отдаться стоическому молчанию. Осознание не заставило долго себя ждать. Вэй Усянь вообще очень изменчивый и непредсказуемый человек. Он всегда готов к переменам и неожиданностям. Но это… — Еще раз, Лань Чжань, ты привел нас, куда? И, разумеется, повторного ответа не получил. Никто лично для него не стал ничего повторять. Потому что правду, видимо, принято говорить только раз. Может, что-то подобное было высечено в сводах правил Гусу Лань? Они же там все немного сумасшедшие. Ничего удивительного. — О, боги, Лань Чжань.

***

Цветочный дом госпожи Фа был самым дорогим и знаменитым борделем в городе. А его хозяйка оказалась весьма доброй, романтичной и, на удивление, сентиментальной женщиной, которая, только узнав об их проблеме, театрально всплакнула и, сложив руки на пышной груди, позволила остаться им еще на пару дней, пока жар не спадет до приемлемого минимума. Даже лекарствами и чаями поделилась. Возможно, она работала лишь на свой образ, но ведь помощи с ее стороны это никак не отменяло. Ни к чему было отказываться. — Несчастные возлюбленные в моем доме цветов всегда смогут найти безопасность и уединение, — патетично восклицала хозяйка борделя. — Грешно! Грешно разлучать их, пока в них горит нестихающее пламя истинной любви! За молчание Вэй Усянь все равно ей доплатил. Не хватало еще поставить жениха в неудобное положение перед семьей и всем заклинательским миром. Самому же Лань Чжаню, кажется, было абсолютно все равно, где они находились. Ничто его не смущало и ничто не могло поколебать его спокойствие. Кроме разве что насмешливых взглядов Вэй Ина на покрасневшие участки тела, не скрытые одеждой. Но Вэй Ин мог быть тактичным и вежливым, когда хотел, и потому не стал делать на этом какой-либо акцент. Кем бы он тогда себя выставил? То-то и оно. Так что, приведя себя в порядок и налюбовавшись исподтишка краснеющим женихом, Вэй Ин с Лань Чжанем под руку отправился решать оставшиеся дела. Но ученики, которые при виде них от облегчения чуть в обмороки не свалились, справились с большей частью поставленных целей и задач: зачистили местность, сожгли тела, провели все нужные обряды, сняли талисманы и даже местных успели предупредить и успокоить. Видно, очень переживали детишки, раз за каких-то пару дней переделали столько всего. На месте им, что ли, не сиделось? Глава города и начальник полиции также выразили ему свою благодарность. Совместно им удалось выяснить, что тех контрабандистов, на которых указал Вэй Ин, и их подельников активно покрывал клан Ли. Мяо Ичжэнь был искренне рад препроводить наконец главу Ли и остальных членов его клана в пустующие темницы, освобождая тем самым поместье дорогого супруга. Подготовку к суду и дальнейшее дознание они уже не застали — торопились домой. Обратный путь для них всех оказался тяжел. Много взглядов и внимания. Много всего. И долгая утомительная дорога. Вэй Ин все понимал, правда, но объяснять детям что-либо пока что не торопился. Запах и без того выдавал и его, и Лань Чжаня с головой. Лань Минъи, Цзян Сяолинь и Су Шэ навряд ли что-то чувствовали, но вот остальные… Для них все было предельно ясно. И потому чтобы у жениха не возникло проблем, он взглядом попросил своих учеников молчать. Лани же будут молчать и просто так, без напоминаний. Мучимый остаточным жаром, Вэй Ин, корчась от редких болевых вспышек в животе, спине и других важных частях тела, продолжал думать о том, что им делать дальше. Опасения точили душу. С неприязнью он косился на Су Шэ, зная, что тот обязательно найдет, чем испортить жизнь Лань Чжаню, если догадается, где они пропадали. Благо, что больше суток без сознания провалялся. Потом пытался самостоятельно вправить нос. Не вышло. Пошел к целителям. Не помогли. Уровень не тот, что в Гусу. Там вообще с травмами разговор короткий. А лучше целителей Гусу были только целители Цишань Вэнь. Не повезло Су Шэ, судьба у него такая. Ну и поделом. Он без капли сомнений очернил бы честь Лань Чжаня, обязательно сообщив старейшинам об их совместно проведенной течке и исказив при этом факты так, что мало бы не показалось. Как же, наследник великого ордена найден в объятьях мужчины, с которым помолвлен всего несколько месяцев. И где? В борделе! Какой же кошмар. Вэй Ин не мог позволить поставить светлую репутацию Лань Чжаня под угрозу. Ему вполне хватало выражений изумления и крайнего недоверия на лицах Ма Чанфу и Лань Минъи, когда те наконец заметили, чья именно лента грела его запястье под кожаным наручем. Увидеть же своего господина без ленты для них также обернулось потрясением не из легких. Вэй Ин содрогался при мысли о том, что было бы, узнай они, чем занимались их наставники за закрытыми дверями цветочного дома госпожи Фа. Лань Чжань — несвязанный яньци. И из них двоих он был наиболее уязвим для слухов и злых домыслов. Плохо это. Настолько плохо, что без угроз со стороны Вэй Ина не обошлось. За ним долго не встало. Су Шэ должен был понимать, что если у его жениха вдруг возникнут проблемы, то он от него просто ничего не оставит. Совсем ничего. Даже горстки пепла, которую можно было бы передать родственникам. Су Шэ угрозам, вроде бы, внял и в течение всего пути никого не беспокоил. От него не было слышно ни звука. А путешествие тем временем продолжалось и набирало обороты. Невыносимую жару сменили частые дожди. Передвигаться стало в разы сложнее. Было душно и слякотно. Грязь хлюпала под ногами. Лето неохотно уступало место осени. Упрямое солнце продолжало жарить в полную силу только тогда, когда небо не разражалось живительными ливнями. Но Вэй Ин все равно с невиданным доселе упрямством двигался вперед, помогая и подбадривая остальных. Он проводил Лань Чжаня до самых ворот Гусу и дальше, периодически грозно зыркая на бледнеющего Су Шэ, и покинул его с чувством неправильности и ощущением призрачного поцелуя на губах. Он спешил вернуться в Юньмэн, хотя сердце болело и просило остаться. Разум не желал смиряться с мыслями о новой разлуке. Но долг звал. Цзэу-цзюнь очень вежливо поговорил с ним по приезде и после краткого осмотра у главного целителя, который не выявил ничего опасного для здоровья, помимо истощения и легкого обезвоживания, попросил передать Цзян Чэну какое-то письмо и пожелание скорой встречи. Вэй Ин не вдавался в подробности. Он был расстроен и желал поскорее покончить со всеми формальностями. Перед его глазами стояла прямая спина жениха, исчезающая за воротами закрытой части клана Лань, где ему смогли бы оказать достойную помощь. И все снова померкло и окрасилось в серые тона. Даже погода с готовностью подстроилась под его мрачное настроение. Только спустя несколько дней пути солнце все же соизволило показаться из-за хмурых тяжелых туч. Ветер успокоился и принес ароматы лотосов, ряски и мокрого дерева. Дом. Пристань Лотоса. Вэй Ин впервые испытывал настолько сильное нежелание возвращаться. Он бы с удовольствием пробыл еще пару месяцев в Гусу, питаясь кроличьей едой и подчиняясь всем правилам, если бы это означало побыть с Лань Чжанем подольше, но… его ждал шиди. И милая шицзе. Им обоим нужна была помощь в подготовке к свадебной церемонии, что состоится уже в конце осени. Благоприятная дата выпала на Шуанцзян, сезон выпадения первого инея. Вэй Ин отнесся к этому с большой серьезностью и после громкого разговора с названным братом взялся за работу. Дни летели один за другим в заботах и хлопотах. Они вместе с Цзян Чэном составили огромный список того, что было необходимо для свадьбы, а сестре сказали, чтобы та отдыхала со своим павлином и ни о чем не думала. А если и думала, то только о хорошем. Организовать достойный и роскошный праздник — это уже их прямая задача. И нет, помощи не нужно. Абсолютно точно. Они уверены в своих силах и возможностях. Цзян Чэн вот замечательный логист и управитель, хотя по нему и не скажешь. В отличие от Вэй Ина, он здорово умел распределять ресурсы и деньги. И вообще почти вся организация свадьбы лежала именно на его плечах, тогда как Вэй Ин просто носился по всем великим орденам, выполняя поручения, и пытался успеть в срок. Пару раз он даже сумел посетить Гусу. В перерывах между отдыхом и работой. С Лань Чжанем, к своему вящему огорчению, не увиделся, но зато заранее договорился с охотниками о приобретении свежей непуганной дичи в строго определенный день и перекинулся словом с бывалыми моряками о покупке у них изысканной морской рыбы — красной, сочной и очень вкусной. Вэй Ин такую пробовал всего-то пару раз и хотел, чтобы на свадьбе любимой шицзе она обязательно присутствовала и чтобы ее подали только в самом лучшем виде. Главное договориться с поварами и предоставить им список блюд и заготавливаемых продуктов заранее. Что тоже превращалось в проблему. Найти сговорчивых поваров в Ланьлине — гиблое дело. Для Вэй Ина однако не существовало ничего невозможного, и он нашел выход, договорившись обо всем с поварами из Юньмэна, которые никогда не могли ему ни в чем отказать. И вот таких с виду мелких дел было не счесть. А у Вэй Ина, что бы о нем там ни думали, между прочим, были очень высокие стандарты. Он хотел, чтобы свадьба шицзе прошла идеально. И если для этого ему необходимо провести две недели без сна, изобретая талисманы, свойства которых позволят любимым цветам А-Ли цвести дольше положенного, то он это сделает. У шицзе будут ее любимые цветы, чего бы ему это ни стоило. Время цветения, как и его общее состояние здоровья, не имело значения. Цветут летом? Значит, зацветут и в преддверии зимы. К тому же, Вэй Ину было в радость помочь. Он желал отвлечения, желал забытья и какой-то определенной цели, иначе мысли о женихе вспыхнут с новой силой. С этой подготовкой и свалившейся организацией у него появился шанс переждать разлуку без ущерба для себя, но с каждым днем его надежда на это стремительно ускользала, как сквозь пальцы вода. Росла тревога. От бессонницы перестали помогать лекарства. Целитель И сказал, что это его так беспокоили зачатки не до конца сформированной связи. И от беспокойства и бесполезных поисков Вэй Ина могла бы успокоить только близость пары. Но Лань Чжаня не было рядом. Не было ни его добрых глаз, ни бархатистого голоса, ни страстных губ. Были письма, подарки, обещания, сладкие сны, шелковая лента, обнимающая руку, и на этом все. Вэй Ин с болью признался самому себе, что раньше свадебной церемонии дорогой сестры они, скорее всего, не увидятся. Что ж, пусть так. Быстро поняв, что своими глупыми тревогами и гневом ничем не поможет ни себе, ни возлюбленному, он взялся за то, что у него получалось лучше всего на свете. Он вызвался помочь. Он умел хорошо помогать. Умел и руководить. И вскоре при его появлении слуги начали вздрагивать. Вэй Ин довел их всех до мандражной дрожи. Потому что он, прежде всего, — ответственный брат. Свадьба его любимой шицзе должна пройти безупречно. Уж он-то, Вэй Усянь, добьется этого, несмотря ни на что. Даже несмотря на своего абсолютно несносного зятя. Цзинь Цзысюань когда-то очень сильно обидел их семью. Он посмел корчить нос на его любимую названную сестру-чжунъинь. И, по-честному, Вэй Ин не понимал, почему. Для него не существовало существенной разницы между бетой и альфой. Да, может, беты и были ограничены в чем-то, но в остальном они являлись прекрасными кандидатами на роль будущего спутника жизни. Из чжунъюнов и чжунъинь получались замечательные медики: они были не так восприимчивы к запахам, как другие, но при этом оставались очень чувствительны к энергии и ее потокам. У них внутри уже существовал хороший баланс — твердая основа для беспроблемного совершенствования тела и духа. В их телах все пребывало в равновесии. И не было никакого врожденного перекоса в сторону энергии инь или ян. Им проще давалось совершенствование. Их ничто не отвлекало. Они чуяли запахи других, но не сходили с ума и могли при желании даже помочь, если угодно. Помочь уравновесить. Правда, позже им приходилось нелегко. Но благодаря медитациям и небольшому лечению, все было поправимо. Отношение же к чжунъюнам и чжунъинь разнилось в зависимости от клана и ордена. В Цинхэ Не и Мэйшань Юй, например, к ним относились намного лучше, чем в других орденах. Но если сравнивать, то большую ценность имели, конечно же, чжунъинь, девушки-беты. В отличие от мужчин-бет, они хотя бы могли подарить миру здоровых детей. Так что Вэй Ин, так и не поняв до конца прежних претензий Цзинь Цзысюаня, взялся за самое, по его мнению, важное. Подарок. Свадебный подарок для А-Ли. Вэй Ин долго ломал голову над ним. И в конце концов, остановился на украшениях. Это был комплект золотых заколок и шпилек, которые можно было сочетать абсолютно, как угодно, в сотне различных вариаций. На концах тонких и острых шпилек дополнительно прикреплялись изящные подвески, издающие даже при самом мимолетном соприкосновении с ними волшебный мелодичный звон. Комплект легко надевался и снимался. Выглядел красиво и не вычурно. Со вкусом. Но на этом подарки не заканчивались. В качестве дополнения Вэй Ин также решил одарить шицзе кинжалом, выкованным по особой технологии клана Юй. И кинжал этот был не так прост, как могло бы показаться на первый взгляд. Он позволит шицзе лучше манипулировать своей ци и слабым золотым ядром, улучшит ее контроль и укрепит меридианы. Классический заклинательский меч был слишком тяжел для нее, а владение им требовало чересчур много энергии. И потому Яньли просто не могла пользоваться требовательным мечом слишком часто и подолгу, как другие. Уровень совершенствования не позволял. Но дарить невесте оружие — тем более кинжал — было нельзя. Плохое поверье, — оно предвещало ссоры и неприятности. Так что он обязательно вручит его Яньли позже и сделает это только лично. Надо было все обставить так, чтобы она взяла опасный подарок в руки и при этом как бы сама его выбрала. Дарение оружия — ритуал особенный. Вэй Ин не был мастером кузнечного дела, не был он и ее, Цзян Яньли, главой или кровным родственником. Подобный дар в день свадьбы многие могли истолковать предвзято. И хоть Вэй Ин умел ковать, мастером в этой области он не являлся. Ему довелось заниматься кузнечным делом каких-то пару лет, прежде чем госпожа Юй, которая, к слову, тоже знала толк в хорошем железе, не сказала перестать. Очевидно, этого оказалось недостаточно, чтобы стать достойным мастером в искусстве создания оружия и ковки. За два с половиной года нерегулярных встреч с самым опытным кузнецом из клана Юй он успел наработать лишь твердую базу и сумел заметить, что у заклинателей с низким или средним уровнем совершенствования лучше всего получается манипулировать менее массивным и тяжелым оружием. Короткие и легкие мечи, простые метательные ножи или даже иглы требовали меньшего количества ци. Отсюда и более выдающиеся результаты. Осталось только убедить в этой теории шиди и Учителя. Доказать ее. И тогда весь заклинательский мир всколыхнется. Вэй Ин прекрасно понимал, что произойдет это явно не скоро, и отодвинул размышления о новых способах совершенствования в сторону. Ему и без того было о чем подумать. Например о подарке Лань Чжаню на его двадцатилетие. О подарках для Цзэу-цзюня и Учителя Ланя. Нужно было подарить что-то достойное и равноценное тому, что прислал ему Лань Чжань на его день рождения. Любимый неприлично расщедрился. Просто однажды утром Вэй Ин получил вместе с нежданными посланниками замечательный охотничий лук и колчан стрел с красивым алым оперением. А чуть позже, почти на следующий день, ему с коротким письмом передали деревянную шкатулку с великолепной флейтой внутри и эрху. Вэй Ин не знал, что и сказать. Как? Ну, как Лань Чжань узнал, что он играл не только на дицзы, но и на эрху? Откуда? И что же подарить в ответ? Дорогой чай? Книги? Шелковые наряды? Ожерелье? Это… довольно интимный подарок. Украшение на шею не всякий имел право дарить. Что же? Мысль ускользала. Время утекало сквозь пальцы. Вэй Ин, погребенный под нескончаемым потоком заданий и поручений, много думал и мучился незнанием того, чем порадовать любимого. И это продолжалось так долго, что он, потерявшись в чувствах и думах, не заметил, как настал день свадьбы. Свадьба шицзе. Празднество, ради которого Вэй Ин готов был пожертвовать как собственным здоровьем, так и последними своими силами. Все ради того, чтобы она была счастлива. Когда Вэй Ин увидел ее, милую и сияющую, выходящей из паланкина, у него, как и у всех рядом стоящих, перехватило дыхание. А-Ли была красива. Красива, будто только что распустившийся цветок. Самый прекрасный и самый чистый. Тяжелые красные одежды придавали ее облику стати. Вышитые на них золотые цветы лотоса и изображение грациозного перерождающегося феникса переливались на свету. Вуаль закрывала ее улыбающееся лицо. Корона украшала голову. А-Ли казалась выше, чем она есть. В каждом ее нарочито размеренном шаге виднелось плохо скрываемые счастье и нетерпение. Но цзецзе хорошо держалась и не подавала признаков волнения, когда шла под руку с Цзян Чэном и аккуратно переступала через сосуд с раскаленными и вспыхивающими алыми искрами углями, сопровождаемая побадривающими, полными восхищения криками и грохотом хлопушек. Грохот и радостный шум раздавались отовсюду. Но Вэй Ин почти ничего не слышал. Вся свадьба пролетела для него в один миг. Он был полностью поглощен тем, что видел. Когда многие уже утомились количеством обрядов и желали поскорее сесть за праздничный стол, он продолжал столько же внимательно наблюдать за всеми положенными ритуалами. Следил за женихом. За невестой. И не столько из-за того, что хотел убедиться в том, что павлин не вытворит чего-то из ряда вон, сколько ради себя и Лань Чжаня. Они же тоже когда-нибудь поженятся. Тоже будут проходить через все это. Поэтому и нужно смотреть и запоминать каждую деталь и каждую минуту всеобщего торжества. Свадьба шицзе — первая свадьба, в которой он принимал непосредственное участие. Переведя дыхание, Вэй Усянь покосился в сторону гостей, выискивая светло-голубые одежды — в честь праздника Лани сняли траурное белое и переоделись в другой цвет своего клана. Исключение — священные ленты на лбу и белые нижние одеяния. Для них все решили сделать небольшую поблажку. Да и кто бы посмел открыто обвинить их или сделать замечание? Вэй Ин отыскал возвышенное и одухотвореннное лицо Лань Чжаня и задрожал, стоило им только встретиться взглядами. Ох, это невозможно. Он же с ума сойдет… После обрядов поклонения, распития брачного вина из двух чаш, соединенных вместе красной шелковой лентой, и чайной церемонии, Вэй Ин смог отрывисто кивнуть госпоже Юй, которая ради свадьбы своей единственной дочери сняла-таки траур и вышла в свет, и покинуть место ученика и приемного сына, чтобы поздороваться наконец с женихом и его семьей. Как и диктовали приличия. У Вэй Ина слабели ноги. Он еле сдерживался. Ему нужен Лань Чжань. Прямо здесь и сейчас. Поцеловать. Обнять стройное тело, до боли, до хруста в костях. Унести на руках в свои покои. Сделать что-нибудь. Но… нельзя. Снова нельзя. Не время. Вэй Ин лишь тонко улыбнулся Лань Чжаню и, слегка задев его руку своей, отошел к семье, думая о том, как бы не сорваться и не заявить права на своего жениха при всем честном народе. А-Чжань ему за это спасибо бы точно не сказал. Вечер проходил шумно и весело. Гости выкрикивали пожелания счастья молодым. Разговоры и музыка не замолкали ни на единое мгновение. Вино лилось рекой. Все блюда были удивительно вкусны. Ни один гость не нашел бы того, что ему не понравилось. Вэй Ин сгорал от нетерпения и предвкушения. Ему было мало каких-то пары приветственных слов и одного короткого прикосновения. И Лань Чжань, за которым он наблюдал краем глаза, был, судя по всему, полностью с ним солидарен. Его руки нервно сжимались на коленях, комкая дорогую ткань. Глаза блестели золотом летних огней. В какой-то момент он встал из-за стола, поклонился брату и дяде, оглянулся назад, — на него, на Вэй Ина, — и выпорхнул из главного зала. И Вэй Ин, по совершенно счастливой случайности, выбрал ровно тот же момент, чтобы последовать за ним. Ничего особенного. Он выловил Лань Чжаня в одном из темных и широких коридоров Башни Золотого Карпа. Еще кое-где бродили гости и слуги, и оттого было удивительнее, что Лань Чжань позволил Вэй Ину прижать себя к стене и быть зацелованным им до бесчувствия. Между поцелуями и касаниями Вэй Ин успевал шептать ему что-то нежное. Признания и ласковые слова сами по себе вырывались из его рта и кружили им обоим головы. Вэй Ин не знал, что мог говорить так. Бесконтрольно и предельно честно. Он не желал останавливаться. Он был не в себе. Он так скучал по нему. Несколько месяцев разлуки чуть не убили Вэй Ина. В этом нескончаемом поцелуе было его утешение и его спасение. Узел напряжения в теле, не дававший покоя ни ему, ни другим, медленно расслаблялся, когда их губы соприкасались, и истаивал бесплотным несуществующим туманом, возвращаясь туда, откуда пришел. Вскоре от него совсем ничего не осталось — на его замену пришло одно лишь чистое удовольствие и облегчение. Лань Чжань здесь. Рядом. Просит его не уходить. Не пропадать больше надолго. И Вэй Ин — он бы ни в чем не смог ему отказать. — Не пропаду больше, — шепнул мужчина. — Мы можем встретиться еще раз в Юньмэне. На Дунчжи*. Шицзе приготовит нам вкусный суп из баранины и заварит горячий чай с жасмином. Сыграем вместе дуэтом. Сходим в храм предков. Или хочешь я приеду в Гусу? — Мгм, — кивнул Лань Чжань после ненамеренной паузы, — я хочу. — Хорошо. Поводов будет много. Столько праздников и счастливых дней. Глупостью было бы не воспользоваться этим, правда же? Как бы я смог пропустить Новый год с тобой и твое двадцатилетие, м? Лань Чжань смутился и спрятал лицо на его плече, обняв руками за талию. Вэй Ин тихо рассмеялся. Напоследок он втянул любимого в еще один упоенный поцелуй и осторожно вложил в его дрожащую ладонь колокольчик ясности клана Цзян, с мягкой фиолетовой кисточкой на конце. И мягкий звон потонул в надвигающихся на Башню Кои ночных ветрах и запахе надвигающейся зимы. [Примечания автора]: Поскольку в слове «чжунъюн» — «юн» несет некоторый уничижительный оттенок, я ввела более мягкое чжунъинь, где «инь» означает «женщина». Женщины-беты в моей работе имеют больше привилегий, чем мужчины-беты. *Дунчжи — Праздник зимнего солнцестояния. **Цзян Чэн взял на себя роль сопровождающего. Жених ждёт в храме предков. (китайские свадьбы крутые, но я решила совместить традиции Востока и Запада, частично...)