Поздним вечером

      Абсолютно все.       А начну, пожалуй, с того, что должна была сразу сделать, очутившись в твоей комнате. Так боялась, что ты оттолкнешь меня, что в какой-то момент всю свою решительность растеряла.       Но ты не волнуйся больще, я уже свыклась с этой тишиной, лишь изредка прерываемой короткими фразами и утяжелившимся дыханием.       И я за волосы, чтобы у тебя и малейшего шанса отстраниться не было, притягиваю тебя к себе, наконец-то сокращая те жалкие сантиметры, отвечающие за пронизывающий наши тела холод.       Былой трепет вмиг оказался забыт, и я к черту отбросила ненужную сейчас нежность. Сминаю твои губы своими, покусываю, оттягиваю. Верхнюю, нижнюю. Хватаю зубами, играюсь после языком, якобы извиняясь. Наказывая нас обеих за ту гребаную нерешительность и упущенные зря минуты. И, знаешь, мне абсолютно не жаль – не стоило столько тянуть, ни тебе, ни мне.       И уже двумя руками я сминаю твою грудь, пощипываю в такт укусам. Раздвигаю языком твои губы и задеваю соски ногтями. Откровенно наслаждаюсь тем, как ты дрожишь в моих руках – плевать, что это именно я сижу на твоих коленях, – и подаешься мне навстречу, тихо постанывая в поцелуй, что уже почти весь воздух из легких выкачал.       Но я попросту не могу страниться, пусть и горло жечь начинает. Ты такая горячая, влажная, абсолютно покорная, что мне остается лишь вторить твоему сдавленному поскуливанию и мечтать, чтобы рук стало больше. Я ведь могла бы одновренменно везде тебя ласкать, представляешь? Наверное, мы бы тогда сгорели, так и не дотерпев до разрядки.       Но ты только представь: грудь, шея, плечи, руки – я бы касалась тебя везде. Скользила бы ладонями за спину, вновь и вновь хватая за волосы, поворачивала бы твою голову, как это мне было бы удобно.       И мои руки обязательно скустились бы ниже, теперь уже горячие пальцы обвели бы тазобедренные косточки, чуть царапая – я бы хотела укусить тебя там, но это позже, пока что я не собираюсь отпускать твои губы. Это, кстати, уже отчасти больно: то, как они саднят. Покраснели, опухли, но нет ни сил, ни желания отстаняться от них.       Для этого мне и нужно еще несколько пар рук иметь: чтобы ты чувствовала меня везде и задохнулась, когда я, проникая языком как можно глубже, до легкой боли сжав твои соски, впившись ногтями в шею и плечи, накрою пальцами твой пульсирующий клитор...       Не знаю, сколько времени за этими фантазиями проходит – вечность или лишь несколько минут, – но твой голос становится все громче. Сбивчивый, вздрагивающий. Словно ты мои мысли только что прочла. Словно тебе одновременно мало и много.       Мне тоже. Так мало твоих ладоней, что одновременно ласкают колени и спину. Так много твоего горячего языка, который все увереннее движется, раз за разом пытаясь проникнуть в мой рот.       Хочешь перехватить инициативу, не так ли? Вновь заставить меня подчиняться твоим желаниям и всем этим робким прикосновениям? Я ведь обещала, я ведь...       И мои пальцы вновь смыкаются на твоей шее. Прости, ты упустила свою возможность, когда раз за разом окутывала меня тишиной, останавливалась.       Поэтому сейчас просто держи глаза открытыми и тянись за мной, когда я отстраняюсь от твоих губ, когда разрываю тонкую ниточку нашей смешавшейся слюны.       И я поднимаюсь с твоих колен.       Отхожу на два шага, напоследок погладив тебя по щеке рукой, что до этого лишала кислорода.       Взгляд сверху вниз, и я вздагиваю от мысли, что прямо сейчас могу все прекратить. Просто исчезнуть вместе с плавающими под потолком фонариками, оставляя тебя – разгоряченную, раскрасневшуюся – наедине со своими несбывшимися фантазиями, которые тебе отчего-то так сложно озвучить.