Ветра геройской зимы

Долина Дороги Роз была гораздо теплее и солнечнее Драконьего Камня, но, разгорячённый полётом на спине Мины, Катсуки не ощущал ничего, кроме жажды битвы. Дотракийцы, стоящие впереди, расстегнули зимние шкуры, кони под ними нетерпеливо фыркали, звенела сталь серпов – две тысячи всадников ждали его слова. Мина доверительно смотрела на него и шумно дышала; стоя на её плече и касаясь тёплой, сияющей на солнце чешуи, Катсуки чувствовал изнутри её огонь. Как же давно он этого ждал. – Готова? – Мина моргнула. Катсуки поднял кулак. Всадники закричали в ответ, лязгая оружием ещё громче. А когда Мина призывно взревела, весь кхаласар, развернув коней, с лихим свистом понёсся с холма вниз, к тракту, по которому неспешно шли пока ещё не подозревающие ни о чём захватчики. Когда кричащая толпа скрылась за следующим холмом, Катсуки уселся на шею Мины. Когда послышались первые предсмертные крики, они неспешно взмыли в небо. С высоты битва выглядела прекрасно – яростный клин разрезал насквозь плотный железный строй – не спасали ни щиты, ни доспехи, ни даже сотни пущенных стрел. Его дотракийцы, играясь, секли всех и каждого на своём пути, как эти рыцари могли сечь разве что кабанью тушу в обед. Четыре тысячи против двух – но они побеждали и с куда худшей расстановкой сил. Были видны и ряды повозок чуть поодаль – с Момо и всем её состоянием. Когда армия Шимуры наконец сумела рассредоточиться и начала теснить кхаласар, Катсуки хлопнул по драконьей шее, призывая спуститься. Пора было и им принять участие. Ветер дул в лицо с такой силой, что сушил глаза, но даже так было видно неверие и ужас на лице каждого, кто поднял глаза к небу. Догнав разбегающийся железный строй, Катсуки прорычал: – Дракарис! – и удовлетворённо оскалился, когда от строя остались лишь угли и плавленый металл. Вновь взлетев наверх, он оглянулся на проделанную работу – Мина сожгла весь левый фланг и полностью разбила построение одним своим появлением. Те, кто ещё мог сражаться, потерялись и замерли от страха, сделавшись настолько лёгкой добычей для дотракийцев, что те вмиг положили ещё несколько сотен. Какое некрасивое, нечестное, полное загаженных штанов и истеричных слёз поражение. Катсуки подарит Шимуре только такие. Он снова пустил Мину к земле – разогреть долину ещё разок, напоследок, – и мимолётно, краем глаза успел заметить, как раскрылась одна из повозок и как возник на её месте огромный, с повозку эту размером, арбалет. И сразу понял, для чего тот предназначен. «Ладно, сучьи дети. Хотите сыграть – давайте сыграем» Катсуки пока что оставил Мину лететь прежним курсом, но взгляда от взведённого болта не отрывал. Судя по усилиям человека, поворачивающего арбалет вслед полёту, делать это было крайне тяжело. Значит, лучшее, что они с Миной могут сделать – не замирать в одной точке. Они пожгли ещё несколько сотен человек – на сей раз тех, кто был в тылу, – и Бакуго с силой потянул Мину за гребень, призывая развернуться. Она возмутилась такой перемене, но послушалась и рванула в противоположную сторону. Как раз в тот миг, когда мимо них со свистом пролетел тяжёлый, тяжелее копья, болт. Чуть бы в сторону – и Мину бы ранили. Катсуки рассвирепел, в Мине забурлил не меньший гнев, – и даже без просьб она, с хлопком взмахнув крыльями, полетела прямо на треклятую повозку дабы отправить её на корм пламени. Рыцарь успел взвести новую стрелу, но выстрелить из неё не успеет – Катсуки не позволит ему. Повозка удачно стояла отдельно от остальных, потому можно было не бояться её жечь – Момо они не заденут. Не моргая, Катсуки открыл рот, чтобы дать сигнал к атаке – и Мина вдруг дёрнулась, закричала – он никогда ещё не слышал от дракона такого невыносимого крика, – и, прежде чем начать падать, из последних сил плюнула весь оставшийся в ней огонь. Дальше Бакуго закружило, он перестал видеть, перестал слышать что-то, кроме звона в ушах. Когда тело его встретило сильнейший толчок, он потерял возможность и дышать. Но чуть позже лёгкие всё же сумели, хоть и с трудом, впустить воздух, и он заставил себя открыть глаза. Где Мина? Над головой было серое небо, плечо и спину жгло, но пошевелиться Катсуки смог. Мир вокруг кружился до тошноты, но он всё равно, тяжело дыша и шатаясь, приподнялся. Глаза зацепились за перепончатое крыло совсем рядом, проследили вдоль его изгиба – вот и Мина. Лежит, тяжело дышит, моргает – уже не так плохо. Бакуго поднялся на ослабевшие ноги, поковылял к ней и увидел торчащий из её плеча болт. Усмехнулся в отчаянии. – Они думали остановить нас этой игрушкой? – сказал он Мине. – Она же даже кость не способна пробить. То была правда – когда он схватился за древко и изо всех сил дёрнул, оказалось, что болт вонзился лишь наконечником, а дальше пройти не смог. – Тихо-тихо, девочка, – Катсуки погладил её дрожащее плечо рядом с раной, из которой тут же ручьём полилась кровь. – Просто царапина. Нам с тобой никогда ничто не будет грозить. Услышал ли он шаги позади себя, отметил ли напряжение Мины – Бакуго не понял. Но, развернувшись и выхватив из-за пояса нож, он отвёл от себя смерть в лице обезумевшего и, видимо, отчаявшегося королевского гвардейца. Обожжённый и злой, он трясущимися руками держал меч скрещенным с коротким клинком Катсуки. А Катсуки узнал его. – Ты выстрелил? – громко спросил он, отведя от себя меч и подходя ближе. – Ты выстрелил в неё?! И, не дождавшись ответа, рассёк рыцарское горло так быстро, что тот не успел даже вновь поднять свой меч. Момо и её братьев нашли в третьей по счёту повозке, в кандалах и в одной ночной рубашке. Но даже так, леди Яойорозу сохраняла спокойствие и не дрогнула, когда серп разбил цепь на её руках. – Могу поклясться своей головой, – сказал Катсуки, взяв её ледяные руки в свои, – что впредь на дом Яойорозу не посягнёт никто. Вы свободны, миледи, и ваши люди тоже. Момо лишь позволила себе прикрыть в облегчении глаза и улыбнуться. – Всей моей жизни не хватит, чтобы отплатить этот долг Вашему величеству, – дрожащим голосом сказала она. – Вы спасли меня. Вы спасли мою семью. Да благословят вас боги, вас и всех ваших людей. Оставшихся в живых Катсуки отправил в Королевскую Гавань – чтобы рассказали обо всём, что здесь произошло, и принесли обугленные и искалеченные тела своих товарищей Шимуре прямо под нос. Чтобы знал, что его ждёт. Желающим присягнуть он наотрез отказал – перебежчики истинно черви в яблоках, как говорила ему мать. Не хотят служить Шимуре – пусть остаются без знамени. Обратный путь остудил победный пыл, привнёс ясность в мысли, выдул из них злобу и тревогу, до того днями и ночами пожиравшие сердце Бакуго. К нему вернулась уверенность в своих силах, вернулась опора под ногами, вернулось стремление. Даже хлопанье глазами и заискивающие извинения Нейто не испортили его настроения. И потому, когда уже с трона Драконьего камня он смотрел на зеленоглазого заморыша, испуганно сжимавшего в руках небольшой ящик, Катсуки ощущал удивительное для себя расположение к беседе с ним.