Ветра геройской зимы

Из-за расположения у моря в Восточном Дозоре было в разы холоднее, чем в Чёрном замке, где провёл свою службу Шото. Даже слои меха на привыкшем к холоду теле не спасали от влажного, солёного и морозного воздуха здесь. Ожог на лице горел, словно на него вновь пролили кипяток, а мышцы сковывало дрожью, но гораздо сильнее был страх, согревающий изнутри и заставляющий неживое сердце яростно стучать. Он и ещё сотня лучников расположились вдоль льдистой вершины Стены и не отрываясь смотрели в начинающуюся кромку леса далеко внизу. Смотрели, боясь упустить хоть один намёк, хоть одно движение среди деревьев. Если упустят – врагу останется не больше сотни шагов до них. Под стеной раздавались громогласные команды Йоараши, предводителя одичалых и его, пожалуй, лучшего друга. Вот кто действительно не боялся – ни холода, ни смерти. И Шото был уверен, что и то, и другое обойдут его стороной. Йоараши с улыбкой на лице шёл в бой с великанами, трепал по холке Призрака, словно простую дворнягу – и сейчас собирался снести голову, наверное, самому Королю Ночи, настолько воодушевлённо отдавал он команды своим бойцам. – Я ходил молиться в Богорощу, – сообщил стоящий рядом с ним Хитоши Шинсо. – Возможно, это хоть ненадолго продлит нам жизнь. – Я бы больше молился за то, чтобы её сократить, – невесело отозвался Шото. В том, что жизнь их сегодня закончится, оба не сомневались. Не смели тешить себя надеждой. Иида был внизу, готовился принимать пеших тварей с Йоараши и Призраком. Все вместе – и одичалые, и дозорные, и рыцари без знамён, даже преступники, выпущенные из темниц, стояли у ворот и ждали встречи с неизведанным. В годы своего дозора Шото мог только мечтать о такой сплочённости и таком количестве людей на Стене. Что ж, жить хотят все. А уж не вставать после смерти вновь – и подавно, кому как не Тодороки это знать. День был погожий, на редкость безоблачный – как же жестоко шутят над ними боги. На низком зимнем солнце сверкали тысячи клинков из драконьего стекла – неказистых, выкованных наспех, но дарующих горячую, страстную уверенность тем, кто их держал. Хоть что-то, помимо смеха Йоараши, держало надежду в сердцах этих людей. Будь Шото хоть немного – злее? убедительнее? честнее? – по отношению к драконьему королю, надежда эта крепилась бы куда прочнее. Всё-таки на Стене слишком холодно. Слишком пусто. Слишком тихо. Даже в самом промёрзлом ледяном царстве должно быть место огню, равно как и любой раскалённой южным солнцем земле необходимо дуновение свежести и прохлады. Ещё одна вещь, согревающая Шото изнутри, хоть и болезненным, тяжёлым огнём, – обида на себя, на Катсуки, на такую страшную нехватку времени. И сожаление – вот что пожирало сейчас душу с жадностью, с какой голодные волки жрут заплутавшего паломника. Сожаление, что они так горько разошлись, обиженные и разочарованные, и больше не увидятся. – Эй, лорд Тодороки. Если я погибаю первым – отрубаешь мне голову и ноги. – Так точно, лорд-командующий, – об ответной милости можно было у Хитоши не просить, оно было ясно и без слов. Затрубил горн. – Ну, вперёд, – вздохнул Шинсо и следом заорал: – ПРИГОТОВИТЬСЯ! Из рощи показались первые чёрные силуэты. Кривые, медленные и неумолимые. – ЦЕЛЬСЯ! Тодороки поднял арбалет. Наметил себе одну особенно коряво двигающуюся фигуру. Получится попасть с первого раза? – ОГОНЬ! Арбалет больно ударил в плечо, а стрела вонзилась мертвецу в живот, согнув его пополам. Не самое удачное попадание, но теперь он лёгкая мишень и помехи не создаст. Шото натянул следующую стрелу, снова выбрал мишень попроворнее остальных, снова выстрелил. Натянул – навёл – выстрелил. Натянул – навёл – выстрелил. С луком было бы сподручнее, но их раздали тем, кто младше и слабее. Натянул – навёл – выстрелил. Попадать удавалось далеко не всегда, и он мысленно жалел каждую понапрасну выпущенную стрелу. Но понимал, что хуже будет, если он остановится. Натянул – навёл – выстрелил. Вихты перестали выходить отдельными фигурами, постепенно становясь единым чёрным пятном, слишком быстро сжирающим белизну долины. Однажды Шото оставил под кроватью кусок лимонного пирога, чтобы съесть его наутро, но забыл о нём, а когда вспомнил – вся его поверхность чернела от кишащих на поверхности муравьёв. На это и было похоже это наступление – на густое копошение муравьёв, не особенно опасных поодиночке, но давящих количеством. Стремящихся урвать по куску от этой земли, накрыть её своей чернотой, чтобы ничего, кроме них, на ней не осталось. Натянул – навёл – выстрелил. Шото уже почти слепо посылал стрелы в эту разрастающуюся тучу, краем глаза заметив, что их наземное войско наконец двинулось вперёд. Покатились огромные бочки с маслом, зажглись все факелы, лучники начали пускать горящие стрелы. Лишь теперь, когда отряды Ииды и разбойничий строй Инасы разбавили мёртвую армию своей громкой, гораздо более быстрой и живой яростью, наступление видимо замедлилось. Теперь было необходимо целиться точнее, дабы не попасть в своих же. Гнусное предчувствие, ощущение полной бестолковости своих действий утяжеляли арбалет, руки и плечо начали ныть, но Шото не позволял себе думать и, как заведённый, безостановочно посылал стрелы одну за другой, чередуя огненные и те, что из драконьего стекла. Пока руки не отвалятся, пока не замрёт сердце, пока не рухнет Стена – он не остановится. Стало жарко. Мертвецов удавалось оттеснить, хоть и глубоко в душе все понимали, что ненадолго. Сверху было видно, как эти твари всем скопом повалились на одного рыцаря и разорвали его на части; как замерла одичалая с ржавым мечом в спине, как падали один за другим чёрные братья. Шото не видел их лиц, но зато хорошо видел, как быстро пропадали в чёрной массе блестящие клинки, как гасли факелы. На десяток сгоревших мертвецов – столько же погибших людей. Шото изо всех сил отгонял мысленный вопрос, оказались ли среди них Иида, Йоараши или Призрак. Он стрелял. Казалось, прошла вечность. Хитоши драл горло, отдавая приказы, Тодороки перестал чувствовать руки, посылал стрелы в разы медленнее, а муравьи всё не кончались. К ним лишь добавлялись новые. Стоять на Стене стало невыносимо – Шото хотел туда, вниз, биться хотя бы лицом к лицу и не смотреть, как с каждой секундой тает, тает даже тот крохотный осколок надежды, что держал их оборону. Как исчезает всё, за что они сражаются. Тодороки уже собрался опустить арбалет и прокричать лорду-командующему распоряжения по поводу послания Катсуки, но тут из леса, словно плывя в этом вонючем неживом море, вышли те, кого он больше всего ждал. Белые, огромные, как кони, тихие, как штиль. Верхом на лошадиных скелетах, они двигались к Стене, не обращая внимания на творящуюся вокруг них битву. Так, словно Стены и не было. Словно ничего, кроме них, не было. Шото сразу отметил среди них Короля Ночи. Это лицо, если его ещё можно называть лицом, он не забудет никогда – голая, гладкая, как яйцо, голова, без единого намёка на нос, глаза или хоть что-то человеческое. От него веяло смертью за версту. Шото поднял арбалет. Руки тряслись, перед глазами плыло, но ничего – идут эти уроды медленно, у него много попыток. Оглушительный раскатистый рёв, какой не слышали эти края не меньше трёхсот лет, прошёлся по Стене, настиг долину под ней, настиг леса и разлетелся эхом на сотни лиг вокруг. Все, даже те, кто не верил ни одному слуху, поняли, кто приближается, и вдохнули побольше воздуха, приготовившись счастливо кричать в ответ, когда солнце накрыли две громадные крылатые тени. Драконы – кроваво-красный Эйджиро, самый крупный из трёх, и ослепительно золотой Денки – спланировали вниз так стремительно, что вмиг оказались у Стены и подняли фонтан брызг на ней. Один дракон слева от поля битвы, другой – справа, они спустились к земле и, планируя так низко, что почти касались верхушек деревьев, дружно открыли пасти и выпустили тучи пламени, каждую размером с самих себя. Они жгли ту часть мёртвого войска, что ещё не была видна из-за деревьев. То есть, бóльшую его часть. А ещё – расширяли пространство для битвы. А ещё – давали возможность живым, воюющим в долине, отойти к Стене и не сгореть. - НЕ ОТВЛЕКАТЬСЯ! - привёл Хитоши обрадованных стрелков в чувство. - ПРОДОЛЖАТЬ ОГОНЬ! Пешее войско в долине и не подумало останавливаться - напротив, явление драконьего короля так взбудоражило боевой дух, что даже ровные ряды рыцарей рассыпались, бросившись в рассыпную атаку вслед за одичалыми. Битва пошла яростнее, пожар в лесу разогрел замёрзшие сердца. Шото силился разглядеть Катсуки на спине Эйджиро – но видел лишь сливающийся с чешуёй алый плащ. Тогда он наконец опустил глаза к Белым Ходокам – те всё же обратили внимание на то, что происходит, и глядели в сторону сожжённого леса. Они остановились. Тодороки выстрелил быстрее, чем успел подумать. Попал – не в Короля Ночи, а в того, что стоял перед ним. И не успел даже расстроиться, что стрела вонзилась в руку – подстреленный им Ходок исчез, рассыпался тысячей голубовато-белых осколков. Вслед за ним повалился его конь, а ещё – небольшая, но всё же часть сражающихся в долине мертвецов. В скопище упавших тел вырос недоумевающий Инаса, всё ещё с мечом наготове. А Король Ночи уставился прямо на Шото. Именно уставился, не имея для того глаз. А затем потонул в огненном мареве. Эйджиро и Денки, закончив с лесом, вернулись в долину, пронеслись стрелами вдоль растянувшегося внизу муравьиного пятна и превратили его в алые всполохи пожара. И вот тогда стал заметен Катсуки – сосредоточенный, предельно спокойный, держащийся за эйджировы гребни и игнорирующий удары ледяного ветра по лицу. Нынче он всё-таки позволил себе приодеться – повязанные вокруг тела шкуры делали его почти таким же северянином, как и Тодороки. Когда огненная стена рассеялась, от скопища вихтов остались лишь обугленные, неподвижные куски плоти, а на том месте, где прежде стояли Ходоки – пустота. Облегчение захлестнуло сердце Шото, но рано – чуть поодаль, среди горящих пней, что дальше вновь вырастали в Зачарованный лес, были видны медленно удаляющиеся, одинокие силуэты. Такие же неспешные, такие же равнодушные. Такие же мёртвые.

***

– Они ещё вернутся, – пробормотал Хитоши, глядя со смотровой площадки, как раскапывают и дожигают вихтов и погибших внизу. Старый ворон на его плече равнодушно чистил крыло, не говоря ни слова. Битва закончилась, и закончилась гораздо лучше, чем они все ожидали, но радости от этого не ощущалось никакой. Солнце медленно пряталось в набежавшие облака, долина потемнела, и вокруг вновь воцарилась тишина, бездонная и пустая. Такая же тишина стояла на душе у Шото. Почему он не попал? Почему драконий огонь их не убил? Как скоро они вернутся и насколько больше их будет? – Значит, – подал голос Катсуки, уверенный и жёсткий, – поприветствуем их снова. Шото посмотрел на него – держался ровно и стойко, одним лицом вселяя уверенность в них с Хитоши, но было видно, как покраснел его нос и как за сложенными на груди руками Бакуго пытался поглубже закутаться в плащ. – Непременно, – сказал наконец он, послав улыбку горизонту. Почувствовал взгляд Катсуки, такой же гордый и улыбающийся, и встретил его. «Победа за нами», – говорили алые глаза, и Шото им поверил. – Ладно, ваши величества, – прервал их переглядки Шинсо, устало моргнув, – не знаю, как вы, а я сейчас с охотой поддержу вождя одичалых в его намерении вылакать всё пряное вино, что здесь найдётся. Ночной Дозор бесконечно благодарен вам за спасение… да пожалуй, вам благодарен весь мир. И он медленно, прихрамывая на одну ногу, отправился к лестнице. – Сдохни! Сдохни! Сдохни! – закричал на прощание ворон. Когда шаги лорда-командующего на лестнице стихли, Катсуки вздрогнул всем телом. – Проклятый Север, чтоб его, – выдавил он сквозь стиснутые зубы. Шото бездумно снял с себя меховой плащ, накрыл его плечи: – Держи, – застегнул пряжку под горлом. Катсуки благодарно выдохнул, вжался носом в густую шерсть на воротнике – и вдруг окаменел. Шото встретил его изумлённый – или испуганный? – взгляд, непонимающе опустил глаза на пряжку, которую так и не выпустил из рук, – и вмиг всё понял. Щёки у него разгорелись, наверное, жарче драконьего дыхания.* – Я преклоню колено, – молчать казалось страшным преступлением, потому Тодороки заговорил быстро, сбивчиво, едва думая. – То есть... Винтерфелл присягает дому Бакуго, отныне и вовеки. Север нашёл своего короля, и это ты… вы. Изумление Катсуки медленно сошло с его лица, выдохнулось из его рта вместе с облаком пара, исчезло вместе с опустившимися бровями и повеселевшим взглядом. Теперь, кроме носа, у него заалели ещё кончики ушей. – В пекло твои присяги, половинчатый, – фыркнул он, спрятав улыбку в меху, и повёл Шото со смотровой башни вниз. – Для начала напьёмся.