Вселенная бесконечна, потому что я тебя люблю.

В лицо бьёт прохладный ветерок. Играет с листьями на земле, кружа их в танце, завораживая тем самым маленьких детей, которые бегут за листьями, в надежде поймать один. За детьми идут родители, так расслабленно выглядящие после тяжёлых будней. Держат друг друга за руки, влюблённо поглядывают друг на друга, будто они только что влюбились, а не прожили вместе много лет. Смеются, когда дети бегут к ним, что-то так весело рассказывая. Вечером на набережной значительно меньше людей. Сейчас здесь тихо, в отличие от того, как здесь было днем. Манджиро сидит на лавке, закинув одну ногу на другую. Его пиджак, скинутый с плеч, висит рядом на подлокотнике лавки, а в руках бутылка воды. Смотрит, как чужие чёрные волосы сливаются с темнотой и отливающим чёрным светом водоемом. Она костлявая. Это не его типаж девушек. С того момента, она сильно вытянулась. Манджиро тоже сейчас, конечно, не тот мальчишка роста метр с кепкой, но, тем не менее, он максимум теперь одного роста с Чифую. Это его радовало. Йосано с ним одного роста. Даже на сантиметр или два выше. Её синее платье выглядит просто, не такое нарядное как у остальных. Взять ту же Юзуху, с платья которой Майки очень долго смеялся, потому что оно напомнило ему кружку с пивом, из-за рюшек на груди, по типу пены, и перелива жёлтого и оранжевого на юбке. У этой же девушки оно было простым, но довольно красивым. Но платье Юзухи ему понравилось намного больше, как и платья всех остальных. Но выбирают же не по платьям. Или все-таки?.. — И чем ты занималась все это время? — Майки смотрит на то, как Йосано присаживается рядом, сразу же расслабленно выдыхая. — Да, особо ничем. Всё как всегда, — она повернулась к парню, сверкая глазами в темноте. Вы когда-то думали о том, какие же у всех разные глаза? Сколько они несут в себе. Каждые глаза индивидуальны, со своими рисунками внутри. Со своими историями, эмоциями, которые они видели. С теми слезами, которые эти глаза выплакали. Радости или горя, вот в чем вопрос. Сколько же красоты они повидали. Они видели расставания, видели любовь, видели самую сильную ненависть. Когда мы родились, они помогли нам узнать, как выглядят наши близкие. Как выглядит этот свет. Как выглядит наш мир, который эти же глаза с таким интересом в детстве исследовали. Они все совершенно разные. И лишь единственная вещь, которая их объединяет, это свет. Свет горящих глаз. Свет того самого горящего взгляда, от которого тепло мурашками бежит по всему телу, пробивает насквозь, до дрожи в коленях. Манджиро всегда смотрит людям в глаза. Он читает их по ним. Потому что это зеркало. У счастливого человека глаза не потухнут. Никогда. У Йосано глаза карие. Тёмные, как крепкое кофе, которое Сано пьёт по утрам, засиживаясь возле стойки дома, в его квартире. Это кофе он никогда не допивает, оставляет на кухне и спешит по делам. Обычно, он всегда спешит в университет, на пары, но сейчас, пока у них выдались небольшие каникулы, он просто уходит. Гуляет по городу, либо идёт к Эме. Разницы нет. Кофе все равно остаётся холодным. А остывшее кофе, сколько не подогревай его, вкусным не станет. Именно поэтому, Сано никогда даже не пытается что-то сделать, лишь выливает его, даже не заваривая новый. Все равно он не успеет. А, вечером, когда он приходит домой, кофе уже совсем не хочется. Поэтому он вечером всегда пьёт чай. Чай пьёт фруктовый, а главное горячий, согревающий. Этот чай всегда позволяет ему чувствовать себя дома. Аромат лесных ягод, который возвращает его в детство, когда он сидел дома с Шиничиро в первые дни зимы, когда уже выпало куча снега, дед уходил куда-то по своим делам, а Эма оставалась на ночёвках у подруг. Сано помнил, как этот чай Шиничиро принёс парень. Парень, который улыбался Сано старшему особенно. Майки не понимал, что в нем было тогда такого, но, образ того парня он навсегда запомнил. Его блондинистые волосы, которые будто совершенно не поддавались укладке, а также разрез глаз, который делал из него настоящего хищника отпечатались в воспоминаниях Майки надолго. — Манджиро скоро тебя перегонит, Шиничиро. — незнакомец усмехнулся, кинув взгляд на Майки, который сидел на диване, повернутый головой к ним, стоящим у входа на кухню. — Акаши тоже хороша, — Приглядишь за ним? — Сано указал на кипящий чайник, и парень кивнул. Майки сидел на диване и когда блондин приземляется рядом с ним, Сано пугается. Смотрит на него своими большими глазами, постоянно хлопает длинными ресницами. — Что ты, малой? — незнакомец улыбается, и Сано подмечает, что у него довольно острая улыбка. — Тебе нравится снег? — Майки лишь кивает, на что парень хмыкает. — Мы с Шиничиро скоро поднакопим и свозим вас во Владивосток. Я помню, был там, в детстве, — в переходе купил какие-то пирожные, так вот, вкуснее их я ничего в жизни не ел. Жаль, не помню как они назывались. У них была розовая упаковочка, с белыми полосками. Конечно, никуда они тогда не смогли попасть. После смерти Шиничиро, Майки никогда не увидел того незнакомца. Но помнит, что на похоронах, этот парень сначала курил где-то далеко ото всех, а затем просто пропал. Манджиро бы хотел его увидеть. Поговорить с ним. Поэтому о них с Шиничиро ему напоминал фруктовый чай. — Эма счастливая такая, — Йосано подняла голову к небу, не обращая внимания на Сано, который не мог не посмотреть на девушку. Это непередоваемое чувство смятения. Это человек из прошлого, которого до этого он ни разу не видел. Это человек, который напомнил ему обо всех событиях, которые он пытался выкинуть из головы. — Да. Я был удивлён, сколько же людей они пригласили. Подумал, было, что весь город созвали. — И среди них ты меня не узнал даже, — Йосано резко повернулась, и Сано усмехнулся, отворчаиваясь в противоположную сторону. — Тебя сложно узнать, — Почему.. ты покрасила волосы? Ты очень дорожила своими волосами. — Да захотелось просто. — Тебе идёт. Красивый цвет, — Но старый мне нравился больше. — Она хмыкает на это, будто бы мнение Сано будет учитываться. Майки знает от Эмы, что, волосы говорят о многом. Когда Эме было тяжело, у неё всегда было желание сделать что-то с волосами. Сано объяснила, что это своеобразный способ убежать от реальности. Изменив что-то в себе, кажется, могло измениться и все вокруг. Но Эму от таких изменений всегда останавливало то, что Шиничиро и дед всегда говорили, что волосы у Эмы как солнце. Майки тоже так думал. Но волосы одной девчонки он любил больше, чем солнце. Для него они были чем-то особенным. От Йосано из его воспоминаний всегда был особый шарм. Что-то тёплое, светлое. У Рюгуджи всегда была светлого цвета одежда, и вообще ни одного элементы из тёмных цветов на ней не было. — Я все вспоминаю этот чёртов клуб, — Майки уже знает, о чем она сейчас скажет. — Если бы тебя тогда не было, что бы произошло? — Наверное, он бы изнасиловал тебя, как и собирался? — Манджиро выгибает бровь, отвечает вопросом на вопрос. — Но ты решил убить его. — Я хотел спасти тебя, я не думал, что, — Спасибо. — Сано замолкает, когда девушка поворачивается к нему лицом, вглядываясь прямиком в глаза. Их история не о романтике. Это о дружбе. — Когда-то я верну тебе долг. Не простой долг, а такой же, равносильный. Он будет той же ценой, как и тот, который ты сделал для меня. Долг в виде жизни. — Баджи – сан? — Чифую пытается нащупать рукой Кейске на другой стороне кровати, но чувствует лишь то, что в кровати он только один. Мацуно приподнимается на локтях, смотрит по комнате. Баджи опять ушёл. Опять. Мацуно выдыхает с огорчением, возвращается в своё положение, в попытке вновь уснуть. — На котёнка похож, — Кейске целует Чифую в щёку, подминает под себя, обвивая руками вместе с одеялом. Мацуно даже не понял, как он оказался в объятиях Баджи. Он морщится от лёгких поцелуев брюнета, пытается закрыться и спрятать от него лицо, но Кейске только улыбается и с прикрытыми глазами продолжает целовать его. — Баджи, перестань, — блондин улыбается, издаёт смешок, поворачиваясь на Баджи, который в этот момент наглым образом делает вид что спит. — В своё оправдание могу сказать, что я сделал тебе кофе, — Кейске открывает один из своих ярких глаз. Смотрит так лукаво, как настоящий чёрный кот. Чифую приподнимается на локтях, чтобы лучше видеть Баджи и разговаривать с ним. Берет в руку прядь длинных чёрных волос, перебирая её. — Благодарю, милый. — Чифую невесомо целует его, быстро подпрыгивает с кровати, находит где-то на полу по дороге в душ вещи. Кейске на это все лишь прыскает, усмехаясь. Делает вид, будто все хорошо. Да, ведь все так и должно быть. Но как быть, если за ним везде смотрят и нет времени чтобы придумать стоящий план. У него есть буквально пара минут — взять вещи и уйти, пока Чифую в душе. Эгоистично и подло, но иначе никак. Нужно думать быстрее, а действовать как можно скрытнее. — Эй, Казутора! — удача явно играла на стороне Кейске, потому что стоило ему выйти на улицу, как он увидел Казутору, курящего на пирсе. Баджи помнит, как в детстве они так ходили гулять. Свесят ноги с мостика в воду, да брызгают друг друга, наслаждаясь моментами, которые они уже никогда не повторят. Кейске садится рядом с Ханемией, и тот протягивает ему сигарету. Баджи отнекивается, и Казутора лишь кивает. — Опять одного его оставил? — Баджи прыскает, со словами "Всё то ты знаешь", но понимает, что, Казутора прав. Опять оставил. — Разобьешь ему сердце, я разобью тебе лицо, — Казутора говорит это совершенно спокойно, расслаблено. Докуривает и кидает потухшую сигарету куда-то в сторону. На Баджи совсем даже не смотрит. — Это когда это он стал тебя настолько волновать? Или так говоришь, потому что он к тебе какое-то особое значение имеет? Ох, ну уж извините, я не знал, — Баджи не хотел так говорить. Просто вырвалось. У них отношения накалились, с тех пор как Кейске стал прогуливать свои смены из-за Сато. — Закройся. Ты ничерта не знаешь, — Казутора достаёт ещё одну сигарету из кармана. Следом вытаскивает зажигалку, поджигает её. Тянет к губам, а Баджи наблюдает. Хочет уже было возразить, но ждёт ответа друга. — Ты помнишь, в классе шестом, в началке, был у тебя скандал с каким-то парнем из параллели и его недо бандой? Так вот, то что тебя не тронули тогда, так это только благодаря Чифую. Я шёл домой, а уже стемнело. Услышал — маленькое тельце. Дрожит, плачет. Ноги поджал под себя, и еле дышит. Весь в крови, грязный до невозможности. И взгляд у него такой.. пустой. Я думал, просто избили. Но нет. — Ханемия тяжело выдыхает в кулак. Они сидят на пирсе вместе. Молчат. Этот инцидент стал тяжёлым для Казуторы. Ему сложно. Сложно вновь погрузиться в этот день, потому что он помнит его как кошмар. Он сам был ещё ребёнком, когда это случилось. Когда нёс на спине тело дрожащего друга, когда чувствовал эту боль на себе. Пропускал через себя тот взгляд, эту дрожь маленького тела. Навсегда остался в воспоминаниях тот мальчишка - с яркими, горящими глазами. Сейчас они напоминают ему стекло. — Изнасилование всегда было тяжёлым. Жертвы молчат, а те уроды чувствуют себя безнаказанными. Баджи резко поднял голову на собеседника, который сжал губы. Взгляд Кейске задрожал. Он метался то на Казутору, то куда-то далеко за него, в попытках сфокусироваться. Он видел, как его такой, казалось сильный, поддерживающий его и всех, друг, которого он в жизни не видел настолько тревожным, плакал. Он поджимал губы, глядел в пол, будто кукла, со стеклянными глазами. Казутора смотрел куда-то вдаль. Просто курил, вытирал слезу, но молчал. Молчаливые слёзы Кейске ахнул. Тогда все казалось другим. Он думал, что с Чифую все было хорошо. Он просто.. Нет, он не знает объяснения своему поведению. Ханемия всхлипывает и продолжает курить, рассказывая далее. — Забрал его домой к себе. Вымыл, переодел. Нам повезло, дома никого не было. Позвонил его маме, отпросил ночевать. Госпожа Мацуно знала, что Чифую часто сидел у меня в гостях и разрешила. У меня до сих пор ощущение той дрожи, когда я держал его у себя на руках. Утром проснулся, и мне стало ещё хуже. Я увидел у него седой волос. Баджи, черт возьми, ему было одиннадцать. Его пыталась пустить по кругу компания парней старшеклассников, только потому что ты — предательски сбежал за своей Сато, когда тебе говорили с ней не водиться, не воспринял всерьёз угрозы. «Я пожертвую собой, чтобы спасти мир, — — Я пожертвую миром, чтобы спасти тебя.» — И он не позволил позвонить ни в больницу, ни родителям рассказывать обо всем что произошло. Мацуно меня в истерике умолял, потому что боялся, что ты перестанешь с ним дружить, если узнаешь, что его изнасиловали парни, что этот донос сделает тебе плохо. Я помню, как тогда сказал в шутку о том, что геи не люди. Не думал, что ты станешь втирать Чифую об этом более того, его вины не было бы в насилии. И знаешь, мне не стыдно признать, — Да лучше бы ты действительно получил тогда, а не он. Ты — его лучший друг. Пришёл весёлый, про Аями болтал, а потом ходил и донимал его. "Не грусти, а то что-то не будет рости." Блять, Баджи, тогда тебе нужно было помыть рот с мылом. Понятно, что ты не знал. Но как ты мог не заметить то, что у него волосы поседели, что он слов связать не мог и стал бояться каждого резкого движения? Неужели ты его совсем не знаешь, и тебе было так все равно? А то, что ты с Сато, подтверждение того, что ты - трус. Думаешь, любишь Аями и бедный, жертвуешь всем ради неё? А ты думал о том, что ей твои жертвы не нужны? Ты же это не ради неё, а ради себя. — Казутора не понимал. Не понимал позицию давнего друга, не понимал что для него вообще важно в жизни. Не понимал метаний между Аями и Мацуно. Не понимал. Любовь это не значит наносить друг другу травмы. Он постоянно прерывался, замолкая, когда комок подходил к горлу. Тяжело вздыхал, утыкаясь лбом в руку. Кейске же просто смотрел в пустоту. Он не мог думать не о чем, кроме как о нем. О том, кто столько раз жертвовал собой ради другого. В этом была суть любви. — Мы с тобой знакомы намного дольше, но если в этот раз, Чифую не справиться, я убью тебя. Собственными руками убью. Ты сам сказал, Баджи. Мы с тобой давно не друзья. — Кейске когда-то думал, что так-же любил Сато. Жертвовал, якобы собой. Он так думал. Но оказалось, что любить он не умел, но зато его такого любили. Любили по-настоящему, тихо, не навязываясь. Спасая его, защищая, не смотря на то, что Мацуно был не таким сильным, как Баджи, но морально восходил его в тысячу раз. Его такого любили. Он был кому-то нужен. Нужен был, в самые трудные секунды. Нужен был тогда, когда по маленьким ножкам стекали капли крови, а владелец этих ног захлебывался в собственных слезах. Был так нужен, когда чье-то тело в одиночестве лежало на пляже, свернувшись клубком. Когда по темноте возвращаясь домой, одному было идти неуютно и страшно. А его не было. — Мне жаль, Казутора. — Тебе? Не смеши нас, Баджи. Ради всего, не смеши, пожалуйста. И теперь Кейске понял, почему же Чифую всегда шёл домой с кем-то, а не один. Почему младший так цеплялся за попытку идти с ним, почему Казутора спешил к нему до темноты со смены. Как жаль, что понял так поздно. — Грядут тёмные времена, Тора. Эпохе конец. — Баджи поднимает взгляд на парня. — Коко сказал мне, прятать самое дорогое лучше. Казутора, спрячь Чифую, пожалуйста. — Ханемия кивает, потому что знает, о чем говорит Баджи. Он знает, каков этот конец будет для всех. — Мы в прошлом все натворили дел, которые уже не исправить. Обнимай его чаще и как можно крепче, — Баджи хочет сказать так много. Это прощание не только с Мацуно, но и с Казуторой. Кто бы знал, что Ханемия будет последним, с кем Кейске вообще поговорит сегодня,прежде чем бесследно пропасть из их жизней. Казутора обнимает его. Обнимает, откидывает все обиды в сторону, все непонимания забывает. Потому что знает, что на самом деле, Баджи любит их всех. Любит, потому что делает это не ради себя. Только злится, что играет он в героя опять в одиночку, не даёт себе помочь.