Вселенная бесконечна, потому что я тебя люблю.

Казутора и сам не знал, что будет так тяжело. Вообще всё это оказалось слишком тяжело. Его шатает, пока он доходит даже до коридора, ведущего в номер. Он облакачивается о стену, о холодную бетонную стену, в надежде, что она приведёт его в чувства. Как всё глупо. Баджи опять действует один. Почему он такой непонятный? Почему он не может говорить прямо, эти недопопытки диалогов. Глупый эгоист. Ханемия уже мысленно прощается с ним, потому что, видимо, он будет последним, кому Баджи рассказал. — Будь с ними всеми. Я оттолкну их от себя ради их же безопасности. — Не думаешь, что это неразумно. Ты действуешь опять в одиночку. Тебя ничему жизнь не учит? — Ханемия подходит ближе к Кейске, который стоит на краю пирса. Ветер развивает его волосы, и Баджи вдыхает полной грудью, затем, шумно выдыхает. — Жизнь научила меня не искать замен незаменимым. Дело верности, Тора. — Коконои знает, насколько далеко заходит Аями. Я за вас боюсь. — Кейске поворачивается к Казуторе лицом, горько усмехаясь. То-ли от осознания, что это конец, то-ли просто как привычкой. Ханемия кивает. Кивает, не подавая ни малейшего вида. Выгибает бровь, пытаясь вникнуть в суть действий Баджи. — Ты.. знаешь её план? Чего она вообще хочет? — Это и хочу узнать. Идиот. Разве не ясен весь план Сато, Баджи? Почему ты так сглупил? Казутора думает так, только потому что он знает. Он знает, что произойдёт, с кем и когда. Он знает все. Знает о плане девушки, знает о том, кто и как ей помогает. Он черт возьми знает, но не может рассказать. Только играет свою роль в этом спектакле. Наблюдатель, у которого все козыри в рукавах. Но об этом, естественно, никто не узнает. Ханемия Казутора играет в эту игру давно. В то время как Баджи только вступил в неё, Ханемия уже был в ней. Уже играл на полную, отыгрывая свою партию. А остальные в игре были делом времени. И никто даже не знает, за какую же сторону он ведёт. Он отрывается от холодной стены, зарывается рукой в волосы. Собирается с духом. Все таки, Баджи немного помешал своими действиями всему плану. Ханемия открывает дверь в номер. Проходит, осматривается. Номер у них был немного больше, чем у самого Казуторы, но, он был красивее. Вид был лучше. В комнатах он Чифую не находит, зато "находит" смятую постель, вещи на полу, да записку от Баджи на столе. Он пускает ухмылку, беря её в руки. «... Прости, я опять сбежал, хоть и обещал так не делать. Мне срочно нужно было уехать за границу по делам, пусть это останется сюрпризом...» Казутора удивлённо вскидывает брови, поражаясь тому, как же Кейске мастерски придумывает отмазку. Она, конечно, очень глупая и бесполезная, но придумать такое утром после пьянки, да ещё и записку оставить очень похвально. Он даже извинился что ушёл, каков джентльмен. «...Давай уедем, как только я вернусь? Ты, я и наш домик. ну, конечно же и Пеке Джей с нами, как же без него..» Бегло пробегает глазами по записке, оставляя для себя лишь главную информацию. «....мне так много что есть тебе рассказать. Поэтому, пожалуйста, дождись меня. Я люблю тебя, Чифую.» Ханемия ещё долго держит в руках листок, постоянно перечитывая это «.. Я люблю тебя, Чифую.» Так и продолжает перечитывать, искать что-то между строк. Эти смешенные чувства. Что-то между ревностью и сметением. Чувства — это вообще странная вещь. Кейске так открыто, так аккуратно пишет об этом. Почему Казутора так не может? Ханемия резко поворачивается на звук выключившейся воды в душе. Он мнет листок и запихивает к себе в карман куртки. Проходит к блакону, останавливаясь там. Чифую выходит из душа в изрядно хорошем настроение. Поправляет волосы у зеркала, замечая то, насколько корни его родного цвета уже отросли. — Может в чёрный? — произносит вслух, хоть и шёпотом. Что-то пытается уложить, как-то собрать. Находит пару заколок, лежащих на полке. Обычные чёрные заколки. Он аккуратно собирает прядь волос у виска, закалывает её за ухом, тоже самое проделывая и с другой стороной. Усмехается. Наверное будет отращивать натуральный цвет. — Эй, Баджи, — Чифую лёгкой походкой спешит в комнату где оставался Кейске. Странно, что он не отозвался, когда Мацуно позвал его. Он заходит в комнату улыбаясь, с прикрытыми глазами, но вместо того, чтобы открыть их и увидеть Баджи, лежащего в кровати, он встречает Казутору, который стоит возле балкона. — А.. Казутора? – Чифую выгибает бровь, кидает озадаченный взгляд на совершенно спокойно стоящего парня, который лишь смотрит на вид с окна. Ханемия поворачивается к Мацуно, осматривает того оценивающе. Чифую мнётся на месте, ощущая некую некомфортность между ними сейчас. Во — первых, где Баджи. Во — вторых, блондин сейчас явно не готов к гостям, потому что его внешний вид ожидает желать лучшего. — Собирайся, — лишь кидает Казутора, присаживаясь на кресло в номере. Теперь Чифую совсем ничего не понимает. Он продолжает стоять на месте, ожидает каких-то объяснений. Ханемия лишь поворачивает на него голову, равнодушно смотрит. — Где Баджи? — вопрос остаётся проигнорированным. Мацуно продолжает ждать ответа, пока Казутора не встаёт с кресла и не подходит ближе. Идёт расслабленно, слегка развязной походкой. Подходит близко, и теперь сразу становится видна их разница в росте. Он смотрит на Мацуно сверху вниз, в то время как тот лишь метается по комнате глазами, ищет какой-то ответ. Казутора обходит его, останавливается у спины. — Соберись для начала, — шепчет у уха, обжигая его горячим дыханием. Отстраняется, позволяя Чифую обойти себя и собрать все свои вещи в номере. Мацуно даже не оборачивается на Ханемию, молча идёт собираться. На улице уже не так тепло, как раньше. В последние дни стало резко холодать. Настолько холодать, что все на улицах уже надели на себя зимние куртки. Небо затянуто тучами, но, осадков не передавали. Чёрная BMW восьмая ехала быстро, но совершенно аккуратно. Не обгоняя, полностью по правилам. Они едут молча. Казутора водит хорошо, Чифую бы сказал отлично. У Ханемии вечно открыты все окна в машине, несмотря на погоду. Печка постоянно выключена. Мацуно сидит на переднем сидении, наблюдает за Казуторой. Тот расстегивает куртку, одной рукой облакачивается о дверь, а второй ведёт машину. — Хочешь заболеть? — Мацуно нажимает кнопку для закрытия всех окон, и Казутора с прищуром поворачивается на него, едва успевая убрать руку с двери, дабы не прищемить её. — Не заболею, — недовольно фыркает. Он вновь сосредоточен на дороге, и то, что там творит Чифую его не волнует. До тех пор, пока он не включает печку. — Зачем? Тепло же. — Надеюсь ты шутишь, потому что это не смешная шутка. Я, в отличие от тебя, болеть не хочу. — От такого не заболеешь, — О! Тише, — Мацуно кидает на Ханемию грозный взгляд, прокурчивая колёсико увеличения громкости в машине. Ханемия хочет возразить, потому что это просто возмутительно. В его машине только что закрыли окна, включили печку, а теперь ещё и песни по радио крутят. Но он замолкает, когда видит, как Чифую радостно поёт песню. Какая-то непонятная песня с радио, но то, какие эмоции она вызывает у Чифую очень удивляет. — Эту песню Баджи напевал когда мы были мелкими. Казутора не хотел говорить, просто выскользнуло. — Много ты о Баджи знаешь. — Нет, просто Кейске смешно её пел. Ещё помню, как он не умел завязывать шнурки, поэтому я постоянно шнуровал ему ботинки. — Мацуно улыбается, рассматривая мелькавшие детали города в окне. — Чифу, — Казутора тихонько зовёт его, пытаясь рассказать, почему так неожиданно забрал его. — А ещё, Баджи - сан постоянно топал в своей комнате, что означало, что ему нужна помощь в выполнении домашнего задания. — Чифую нравится рассказывать о мелких деталях, которые он замечает в людях. Особенно, если речь о тех деталях, которые он видел в Баджи. Он улыбается, когда рассказывает это все Ханемии, и совершенно не слышит как тот зовёт его. — Чифую, — Баджи пьёт кофе без молока, с тремя ложками сахара, а ещё, — Он уехал. — Мацуно не договаривает предложение. Он только хочет что-то сказать, как слышит эти слова, и все мысли мгновенно испаряются. Ханемия молчит. Спокойно продолжает вести машину, хоть и знает, что сейчас может произойти нечто плохое. Чифую неспеша поворачивает голову на Казутору, застывая в немом шоке. — Куда? — Понятия не имею. Они останавливаются у дома Мацуно в этот же момент, и тот сразу же берет все свои вещи в руки, достаёт ключи из карманов куртки. Выходит в спешке, будто бы убегая от этих злосчастных слов. Ханемия провожает глазами, потому что ничего от Чифую на прощание не получает. Смотрит, как тот заходит в подъезд дома. Стоит ещё так пару минут. Поправляет волосы, шумно выдыхая. Все слишком тяжело. Но если бы он не сказал, что бы произошло потом? Было бы ведь хуже. Намного. Два слова, а попадание точное. Мацуно быстро взбегает по лестнице на свой этаж, практически на одном дыхании. Спешно открывает дверь трясущимися руками. Он заходит в квартиру как в трансе. Перед глазами белая пелена и голос где-то в дали. Чифую падает. Падает моментально, потому что осознание его накрывает с головой. Его оно подхватывает, поднимает вверх и с размаху бьёт о землю, разбивая на кусочки. Он на коленях сидит, держится за сердце, ощущая, как внутри будто что-то прорастает. Лёгкие начинает распирать, что-то царапать. Он кашляет так сильно, как только может, но острая боль лишь нарастает с огромной силой. Слёзы скатываются с его щёк, падают на холодный паркет. Чифую еле держится, потому что тело его не слушает и оно будто уже ему не принадлежит. Дикая тряска наряду с кашлем, который прорывался из груди. Чифую кашляет ещё раз, и словно осознает, что случилось. Маленькие капли крови на паркете смешиваются с солёной водой. И запах. Запах белых свежих лилий. На паркете, в алых каплях лежат окровавленные нераскрывшиеся лепестки белых лилий. Такие нежные, ещё маленькие, как у тех самых молодых лилий с цветочного магазина. Чифую кашляет ещё раз, и перед его глазами, в комнате появляется ещё одна капля и ещё один лепесток. Он чувствует вкус крови во рту, и пальцами с губ убирает белоснежный цветок. Мацуно замирает. Он знает, что это такое. Знает, как называется и знает, что будет дальше. Сидит в немой истерике. Поджимает под себя ноги, тяжело дышит. Острая нехватка кислорода, и он словно задыхается. Слезы продолжают литься, а сам он, так и сидит над кровью и лилиями. Этой ночью он совсем не спит. Лишь горько плачет, кидает вещи в стороны и злится. Злится, потому что то, что он так хотел почувствовать начнёт убивать его. Потому что все оказалось куда хуже чем могло было быть. Утром на полу в комнате почти везде есть лепестки белых лилий, и запах этих цветов продолжает витать по всей квартире.