Meltdown

      Куроо рванулся вперед, здравый смысл испарился без малейшего колебания. Как только он встал перед Цукишимой, он упал на колени, руки двигались сами по себе, чтобы схватить Цукишиму за плечи, чтобы притянуть его ближе. Отодвинув губы, Куроо широко открыл рот, лицо в нескольких дюймах нависало над лицом Цукишимы, когда он вдыхал воздух другого, вдыхал его запах и чувствовал, как он проникает прямо в его ядро. «Бля», — прошипел он, вцепившись пальцами, когда он наклонил голову и качнулся вперед, прижался лицом к шее Цукишимы и резко вдохнул.       Это так приятно пахло, поджигало ему нервы и оставляло покалывание. В тот момент, когда он вошел в эту комнату, возбуждение начало преследовать его — но так близко, так близко к Цукишиме это была сила природы в полном разгаре.       Он мог слышать дыхание Цукишимы над своей головой, резкое, рваное и… напряженное. Не задумываясь, Куроо нежно прижался губами к шее другого, его руки скользнули по рукам омеги и обвились пальцами вокруг запястий Цукишимы, ободряюще проводя большими пальцами по пульсу другого. Каждый сантиметр его тела тянулся вперед, ему было больно за Цукишиму, чтобы снять шорты и снять их, но Куроо сдержался. У него было немногое, что он мог сделать так далеко, но он мог, по крайней мере, делать это медленно, медленнее, чем его мозг воет ему, чтобы он ушел.       Постепенно напряжение в теле Цукишимы спало, и он услышал, как другой скулит в глубине его горла, почувствовал, как пальцы внезапно запутались в его волосах и сжимали его.       — Куроо-сан… — Рука Куроо упала с запястья Цукишимы, упершись в его бедро и схватившись за него.       — Цукки, — пробормотал он, в его голосе было слышно рычание, когда он снова изо всех сил оскалил зубы. Господи, от Цукки так хорошо пахло.       Откуда-то было чувство вины. Для человека, который так усердно работал, чтобы научиться контролировать это, он не выдерживал особой борьбы. Было ли это на самом деле согласием, которое дал ему Цукишима? Озабоченный разум в этом отношении ненадежен, по крайней мере, так всегда считал Куроо. Омеги годами боролись за то, что согласие, вызванное жарой, вовсе не было согласием, и кто был в лучшем положении, чтобы решить это, чем омеги? Это не было делом альфы, чтобы сделать этот выбор за них, или даже бета-версии.       И все же он был здесь, сосал шею Цукишимы, тяжело дышал и рвался вперед, впиваясь пальцами в кожу другого в каждой точке контакта.       «Это потому, что Цукишима знал, что говорит, » — сказал он себе. Цукишима был достаточно умен, обладал достаточным контролем над собой, был достаточно самосознательным даже в пылу, чтобы понимать разницу между тем, чего он хотел в данный момент, и тем, о чем он пожалел бы в долгосрочной перспективе. Он мог доверять тому, что сказал Цукишима, даже в пылу.       Так он сказал себе.       Позже он будет ругать себя за попытку сделать это Цукишимой виной, за попытку снять с себя ответственность. Потом.       — Куроо-сан… — Голос Цукишимы звучал напряженно, хотя в нем была неистовая дрожь, его ногти царапали кожу головы капитана Некомы. — Пожалуйста… — Он никогда не мог представить, что Цукишима из тех, кто умоляет.       Отбросив руки другому, Куроо отстранился и протянул руку, чтобы стянуть свои шорты вокруг колен, тяжело дыша. Цукишима откинулся назад, пот выступил с его челки на лбу, глаза затуманились и расширились, пока они ненадолго блуждали, прежде чем нашли Куроо и остановились на нем. «П-поторопись», — выдавил он с ноткой рычания в голосе, знакомым тоном нетерпения, хотя он сменился прерывистым воем.       Куроо не нужно было повторять дважды. В его голове была толпа нетерпения, которая толкала его вперед, придавая его глазам этот плоский хищный блеск. В тот момент, когда Цукишима увидел это, он замер, приоткрыв губы и перехватив дыхание. Куроо слышал, как его сердце бьется, видел, как работает его горло, когда он глотает. И он увидел вспышку страха, тревоги, осознания в глазах Цукишимы, начало внезапной паники.       Оно вырвало его из него быстрее, чем что-либо другое, глаза прояснились настолько, что он мог остановить свои руки, прежде чем они дотянулись до шорт Цукишимы. «Цукки», — прошептал он, направив руки вверх, чтобы обхватить лицо Цукишимы, наклонившись над ним так, чтобы их носы соприкоснулись. — «Цукки, это я».       — Альфа, — пробормотал Цукишима, хотя в его глазах уже не было яркого страха. Затем, стиснув челюсть, блондин произнес: «Черт возьми», когда его пальцы впились в бедра Куроо. Цукишима не хотел этого делать, Куроо мог это видеть, и это заставило его немного отступить. Мог ли он остановиться? Он должен был, он не вынесет, если заставит Цукки…       — Не надо, — пробормотал Цукишима, и его плечи медленно спадали, — Бля. Мне это нужно, пожалуйста…       Он не хотел этого. Но ему пришлось. Куроо не знал, как к этому относиться, все еще колеблясь. Каждый дюйм его тела кричал вперед, но именно поэтому он потратил последние два года своей жизни на то, чтобы заставить эти части заткнуться.       — Куроо-сан… — Слегка смягчившись, Куроо попытался отрегулировать свое дыхание, но обнаружил, что не может справиться с этим. — Я знаю… ебать. Я не хочу траха....сделать это. Я никогда не хотел, чтобы это сделать, но ебать, ебать, пожалуйста, — и его голос был растрескиванию. — Мне это нужно, мне нужно, чтобы ты, пожалуйста, черт возьми… — Его голос внезапно оборвался, и Куроо почувствовал запах свежей смазки внутри омеги.       Медленно его пальцы нащупали пояс коротышки Цукишимы и быстрым рывком вытащили их из-под крупа другого. С него капало, текло, и шорты были им пропитаны. «Бля», — выдохнул Куроо, чувствуя головокружение от сильного запаха.       Если он сейчас остановится, бросится назад и убежит, может быть…       — Куроо- сан, — выдавил Цукишима сжатую челюсть, и эти пальцы вонзились в его бедра с такой силой, что образовались синяки, а ногти сломали кожу. «Просто чертовски ебать меня!»       Куроо отпустил. Его рука перелетела от бедра Цукишимы к его бедру, подтолкнув ногу вверх и забравшись между ног другого. Цукишима тут же раздвинул ноги, немного сутулился, хватая ртом воздух. В тот момент, когда Куроо выровнялся, он резко дернул бедрами вперед, чувствуя, как его член скользит по слизи, проскользнув между щеками Цукишимы. Другой зарыдал от разочарования, практически корчился, и инстинктивно свободная рука Куроо хлопнула его по бедру, прижимая его к месту. Блондин застыл, запрокинул голову и сжал руки в кулаки, впиваясь костяшками пальцев в бока Куроо.       Следующая попытка попала в цель, и Куроо врезался в рукоять без сопротивления. Тем не менее, голос Цукишимы перешел в пронзительный крик, голова запрокинута, а спина выгнута. Куроо оскалил зубы, зрачки расширились от плотного зноя, горячей сырости, сжимающей его. Дрожа и стоная, Цукишима схватился за плечи Куроо, пытаясь притянуть его ближе. Слышные вздохи и мольбы привлекли лишь часть его внимания, когда он погрузился в это тепло, снова уткнувшись лицом в шею Цукишимы и вдохнув его. Бля.       — К-Куроо-сан, пожалуйста, ебать… -Цукишима не мог заткнуться, как бы сильно он ни хотел, его грудь задиралась. Это было похоже на тепло, жизнь, что-то реальное, как будто все заплывы до этого были посредственными репетициями для этого главного события, как будто его игрушки (черт возьми, это были секс-игрушки) были дешевой заменой звезде шоу. И, по крайней мере, последнее было правдой. — О боже… — Член альфы внутри него не ощущался, как ничего, что он когда-либо мог себе представить.       — Боже, ты потрясающе пахнешь, Цукки. — Сильный голос Куроо, рычание в его горле были совершенно нехарактерными для капитана Некомы. Все в нем кричало от агрессии, то, как он оскалил зубы с широко открытым ртом, рука, которую он скользнула по туловищу Цукишимы, сжимала плечо Цукишимы, когда он удерживал его на месте и вдыхал его, готовый укусить в мгновение ока.       Каким-то образом Цукишима чувствовал раздражение из-за голода, желания, напористости другого. Обычно в этот момент в его пылу он был полностью вне всего, кроме безумного отчаяния по освобождению. У него сейчас было присутствие духа, которого он никогда раньше не чувствовал во время течки.       Присутствие альфы — неужели это так? Тело Куроо выделяло столько феромонов, сколько и Цукишима. Феромоны омеги привлекали альф и возбуждали их; альфа были выпущены как естественная реакция на тепло омеги, чтобы заставить их перестать искать другую альфу. Цукишима никогда не чувствовал такого осознания себя в разгар своего горячего состояния. Куроо, тело, излучающее лихорадку и возбуждение, смягчило его жар — нет, не совсем успокоило, но дало ему выход, чтобы направить это отчаяние. Это сфокусировало его возбуждение и до некоторой степени сделало его менее интенсивным. Совсем немного, но даже это крошечное облегчение имело огромное значение для Цукишимы, который страдал от каждой жары с момента своего первого выступления в полном одиночестве.       Но лишь немного менее интенсивное означало, что этого было достаточно, чтобы свести его с ума.       — Блядь! — всхлипнул он, зажмурившись, когда Куроо наклонился ближе, достаточно близко, чтобы Цукишима обнял другого за плечи и цеплялся за него. — Бля, сильнее, — выдохнул он, и от следующего толчка он завыл. Он сразу же прижался ртом к шее Куроо, чтобы заглушить себя, взвизгивая и плача против кожи. Каждый дюйм его тела был в огне, Куроо сжигал его наизнанку, он не мог больше с этим справляться.       Но он это сделал, каждая секунда, которую он пережил, делала его хуже и лучше, и он задыхался, тело Куроо двигалось вместе с телом против него. Бедра перекатываются, его свободная нога обвивается вокруг талии Куроо и притягивает его ближе, погружая его глубже и заставляя Цукишиму хрипло кричать в шею Куроо.       — Черт, Цукки, Цукки, — прошипел Куроо, прижимаясь зубами к уху другого и чувствуя, как тот напрягается.       Отчаяние Цукишимы в изумлении медленно утихало — нет, это было не совсем так. Его реакции пошли на убыль, но каждый дюйм его тела пылал, опаляя от потребности. Скорее, казалось, что он потерял энергию для ответа, тяжело дыша с открытым ртом на коже Куроо, зажмурились, брови нахмурились, руки крепко, но слабо держались за плечи Куроо, когда он врезался в омегу. Боже, он не мог больше выносить. Когда он попытался прошипеть имя Куроо, оно вышло хриплым. Его голова опустилась, лоб прижался к плечу Куроо, он задыхался и тяжело дышал.       Это никогда не кончалось. Неужели ему потребовалось столько времени, чтобы довести себя до оргазма дома? Он пытался отследить это раньше, успел… до часа? Бог, не позволяй этому продлиться и час, такая перспектива заставила его жалобно стонать.       — Цукки, — пробормотал Куроо, который казался гораздо более сдержанным, чем раньше. Это пробудило внимание Цукишимы, его любопытство, и он безмолвно пробормотал в ответ. — Тебе лучше?       Движения Куроо не прекращались, но были почти медленнее и вялее. Глубоко, всегда глубоко, и каждый раз расширяя его, но было меньше спешки, меньше агрессии. И подавляющее отчаяние немного рассеялось, дав Цукишиме немного места в его собственном мозгу, чтобы подумать.       — М-м… — Ошеломленно моргая, он не пытался поднять голову, облизывая пересохшие губы и сглатывая. — Немного. — Заикание было вызвано тем, что Куроо внезапно уперся бедрами в бедра Цукишимы, заставив его тихо ахнуть.       — А… м-хорошо… — Куроо застонал глубоко в горле и снова бросился вперед, упиваясь (виновато) шумом, который он прогнал из Цукишимы.       — М-м… — Цукишима не хотел говорить. Должно быть, работает его подавитель тепла или что-то в этом роде. Он сонно закрыл глаза, тихонько задыхаясь от кожи Куроо.       — Я не так уж плох в этом, не так ли?» Куроо задумался вслух, и Цукишима услышал ухмылку в его голосе, игривый тон.       — Замолчи.       — Вы засыпаете посреди секса со мной? — Тон был тот же, но на этот раз почти возникло колебание, уловка — как будто он пытался пошутить, но не был уверен, как отреагирует Цукишима. Разозлится ли он на Куроо за то, что он так небрежно назвал это сексом? Должен ли он?       — Не засыпаю, — проворчал он вместо этого, и почувствовал, как напряжение рассеивается по тому, как Куроо расслабился напротив него.       — Вы близко? — пробормотал он, и через минуту Цукишима покачал головой. Его член болел, между его ног текла слюна, но стеснение там не было вызвано надвигающимся оргазмом. Просто тепло.       И отчаяние снова обрушилось на него так внезапно, что заставило его вскрикнуть; пальцы сомкнулись вокруг его члена, медленно поглаживая вверх, заставляя его бедра отчаянно дернуться. Не задумываясь, он выдохнул имя Куроо, покачиваясь в этой крепкой хватке.       В тот момент, когда Куроо почувствовал, как пульс Цукишимы снова забился, его собственные инстинкты снова толкнули его вперед, врезавшись в отверстие омеги и вздрогнув, когда тот взвизгнул. Казалось, что их сердца связаны — пульс хаотично бьется, успокаивается и бьется вместе, сводя их обоих с ума.       Вывернув запястье, Куроо громко застонал, когда услышал, как Цукишима подавил крик ему в шею, дрожа ноги. Не задумываясь — следя за движениями своего тела, но не направляя его — рука Куроо упала на ногу, которую Цукишима обвил вокруг его талии, оторвал ее и подтолкнул вверх, перекинув через плечо, как и другой. Как только он занял позицию, он подставил ногу под себя и толкнул вверх, сгибая более высокого мальчика назад, пока его колени не коснулись его плеч. Спина Цукишимы изогнулась от внезапного изменения, рот открылся в беззвучном вздохе, когда Куроо наклонил бедра и толкнул.       Эта позиция оставила Цукишиму открытым, еще более уязвимым, и Куроо уткнулся лицом в горло другого, вдыхая этот запах, засовывая зубы в горло другого и стоная, когда почувствовал, как у Цукишимы заикается пульс. Каждый раз, когда он хлопал бедрами, он чувствовал, как тело Цукишимы трясется, выгибается, видел, как его член хлестал преципитатом и проливал его на его живот, его грудь. Черт возьми, он был охрененным беспорядком, Куроо мог кончить, просто увидев такого младшего парня. Кто бы мог подумать, что он окажется в чулане с запасными продуктами, трахая омегу-первокурсницу из загородной команды?       Но это был бы Цукки, не так ли? Конечно, это будет Цукки. Он полагал, что Цукки будет омегой — единственным, кто будет хранить это в таком строгом секрете, который будет подвергать себя такому стрессу, чтобы убедиться, что никто другой не узнает.       — Пожалуйста, пожалуйста… — Он задыхался, каждое повторение слова вырывалось из-за каждого резкого толчка, и Куроо подавил рычание, впиваясь пальцами в бедра Цукишимы, когда он увеличивал темп. Цукишима выл, позвоночник резко выгнулся, а пальцы ног подогнулись, когда оргазм вырвался из него. Царапая, он схватился за свой член, задыхаясь и дергаясь до последней капли. Внезапное сжатие вокруг его члена заставило Куроо глубоко врезаться и удерживать его, удерживая там, прижимаясь к заднице Цукишимы, когда он достиг своей кульминации.       Он чувствовал, как под ним дрожит Цукишима, и старался отодвинуться. Ноги другого соскользнули на землю по обе стороны от него, как только Куроо отпустил их, и он увидел, как грудь Цукишимы тяжело дышит, глаза закрыты, а лицо наклонено к потолку. Облизнув губы, Куроо нежно провел руками по бедрам Цукишимы, почувствовал, как мышцы слегка подергиваются от напряжения под его прикосновением.       — Отвали, — прошипел Цукишима, пытаясь отдернуть ноги. Куроо опустил руки, прижал друг к другу ноги и смотрел, как глаза Цукишимы распахнулись; широкий, лишенный горечи тона блондина. Мгновение спустя они сузились до щелей, когда он посмотрел на Куроо. — Что?       Вместо ответа Куроо уставился на него, пытаясь отдышаться. Неужели он ошибся? Должен ли он уйти, когда у него еще была хоть капля контроля?       — Это сомнение тебе не идет, — раздраженно пробормотал Цукишима, отводя взгляд. Но что-то в его выражении лица немного смягчилось, и Куроо постепенно расслаблялся.       — Один оргазм не справится с жарой, — наконец сказал Куроо в качестве предупреждения.       Цукишима устало, но раздраженно отмахнулся. «Мои средства для подавления тепла сработают до того, как температура снова вернется».       — О? У тебя есть опыт с этим, не так ли?       — Такое случается. — Челюсти Цукишимы сжались, и Куроо решил не толкать ее.       Куроо не хотел поднимать этот вопрос, но знал, что должен.        — Даже после секса с альфой?       На это Цукишима ответил не сразу. Но в конце концов, все еще не сводя взгляда с потолка, он сказал: «Я не знаю». Между ними наступило долгое молчание, напряженное молчание, которое они оба понимали. Ответить на невысказанный вопрос предстояло Цукишиме; Куроо даже не нужно было спрашивать. «Нет, я никогда не трахал альфу», — наконец сумел выдавить он сердитым голосом. «Я никогда никого не трахал. Я был девственником. Очевидно. Если я, блядь, не хочу, чтобы кто-нибудь знал, что я омега, зачем мне…»       — Цукки, я понял, — успокоил Куроо, легко проводя руками по ногам другого блокирующего. Казалось, это успокаивает его, пока Цукишима не понял, что это успокаивает его, и он напрягся от одной лишь злости. — Расслабься, — настаивал Куроо, и в его тоне было что-то такое, что Цукишима повиновался, не задумываясь. Одно это почти заставило его снова напрячься от тревоги, гнева и разочарования, но на этот раз он решил, что злоба того не стоит.       — Безотносительно, — пробормотал он, усталый. К настоящему времени все должны проснуться. Они начнут задаваться вопросом, где были блокирующий Карасуно и капитан Некома. — Мы должны…       — Ты должен остаться здесь ненадолго, — прервал его Куроо, и Цукишима опустил глаза и посмотрел на Куроо. Там была интенсивность, которая подсказала Куроо, что ему лучше иметь чертовски вескую причину для этого заявления, и он без колебаний объяснил: — Ты топлесс, и твои шорты промокли, и — не только для того, чтобы мне польстить — ты выглядишь как охуенная фигня… -Цукишима выглядел так, будто собирался прорычать какой-то неумолимый комментарий, поэтому Куроо поспешил дальше: — Так что позволь мне хотя бы принести тебе немного одежды. И ты можешь подождать здесь, чтобы убедиться, что твои подавляющие средства действуют так, как ты думал. — Цукишима не мог быть уверен, так как он никогда раньше не пробовал смешивать альфа-секс и подавители тепла. Кто знал, как это повлияет на него?       — Отлично…