Quid pro quo

Стражник подвел Эррора к кромке леса. Среди отцветающих трав подле друг друга вились тропки, выложенные рябиновыми ягодами. Остановившись у самого края своей линии, Эррор стащил обувь, придержав тяжелые сапоги за пятку, смотал с ног защищавшие их тряпки, и босые ступни коснулись прохладной почвы. Выдохнул, позволяя сумеречной прохладе остудить разум, и встретился взглядом с человеческой девушкой, ждавшей слева. Под надзором второго охранника она переминалась перед своей ягодной дорогой и хмурилась, обкусывая покрасневшие губы — искусные узоры черной краски завораживающе осели на ее лице, и пончо прикрыло мелкие шрамики на животе. Еще левее — третья красная линия. Стоящего подле него скелета с бледными молочными костями била крупная дрожь, и конвоир — знакомый кролик — молча придерживал его за плечо. Парочка стояла слишком далеко, чтобы зрение маэстро позволило ему насладиться росписью на чужих костях, и его взгляд блуждающе остановился на одинокой линии справа. Минута. Среди кленовых листьев поднялось пение малиновки, и наконец в него вмешался громкий, надрывный плач. Ближе. Эррор ждал. Еще минута — к последней тропинке подтащили упирающуюся девушку. Ее зеленоватая кожа, на предплечьях пронзенная голубыми чешуйками, покрылась мурашками, и нанесенный темно-синей краской узор будто побледнел вместе с ней. Плавники на шее панически топорщились, и охранник силой заставил девушку встать у красной границы; мягкие домашние тапочки слетели с ног и печально уткнулись в грязь. Малиновка захлебывалась пением. Горьковато пахла рябина. Бессвязно задыхался плач. Притушив зрачки, Эррор распрямил плечи, сведя руки за спиной, и крепче сжал зубы, ощутив как предплечье бесцеремонно рвануло чужое касание. Пара витков жесткой веревки крепко сцепила его запястья и локти, заставив их замереть неподвижно. Щелкнула застежка поясной сумки, тесно обхватившей бедра. Слева кто-то дернулся, громко ударилась о почву босая нога, но резкий окрик удержал плату ламии — монстра или человека? — на месте. Маэстро с отвращением ощутил тычок в плечо и сделал первый шаг вперед. Ступня медленно продавила рябиновые ягоды, призрачно ощущая их мелкие косточки. Густой сок утопил в себе пальцы ног, и Эррор бросил взгляд влево, не поворачивая головы. Его соседи, со связанными за спиной руками и ясными взглядами, — раздраженно-решительным и отчаянным — сделали шаг одновременно с ним. Охранники остались на месте. Усмехнувшись, Эрр без сомнения задал общий темп: ступить дальше, медленно, полностью опуская ступню в рябиновые ягоды. Оставить секунду, чтобы ощутить липкость сока и убедиться, что каждый последовал за ней в своей алой тропке. И снова — вперед. И дальше. Девушка справа всхлипывала и двигалась не столь изящно, как остальные: сбивчиво, через плечо оглядываясь на стражу, но пытаясь подстроиться под общий темп. Глубже в лес, между кленов и оголивших стволы платанов. По своим тропинкам, пока их синхронное движение не скрылось от взглядов охранников. Справа особенно громко, мерзко чавкнул под телом рябиновый сок; юная особа на крайней дороге села на месте, захлебываясь в плаче и марая колени красным, и Эррор остановился. Парочка слева тоже прекратила движение — им всем разрешено было идти только вместе. — Серна, пожалуйста, не беспокойся, — мягко — право, Эрр ждал от нее большей резкости — начала человеческая девушка. — Инк не может выбрать тебя в первую же жеребьевку. Просто пара часов в кругу, и ты вернешься домой, — зашептала она, и паренек левее потупил взгляд. Серна прижала плавники к шее, зажмурившись, и замотала головой. — Врешь! Ты говорила, что мое имя не достанут в первый же год. А я здесь, в этой синей краске, на этой ягодной дороге. Меня украсили, как торт на именины! Чтобы какая-то змея подмяла меня под себя и целую неделю… — она снова сорвалась на рыдания с последним воздухом в легких, почти задыхаясь. — Милая, пожалуйста… — Хватит! Перестань! — она вжала голову в плечи, будто желая зажать уши — связанные за спиной руки рефлекторно дернулись, и узоры на лице уродливо скривились, изувеченные рыданиями. — Слушай, «милая», — резко перебил Эррор, — мы пойдем дальше только вчетвером. Будешь отставать — привлечешь внимание Инка. Будешь рыдать — и к тебе он подойдет первой. Хочешь расскажу, что будет? Возле запястий у ламий есть небольшая железа — она выделяет секрет, успокаивающе действующий на монстров. Явишься заплаканной, и тогда он будет лапать тебя, пока его запах не вышибет из тебя всю дурь. Так что подбери сопли и иди вперед со всеми, иначе рискуешь стать лакомым кусочком, — безжалостно отчеканил он, сверля ее взглядом. — Продолжаем движение, но помедленнее, чтобы наша прима обсохла. Не дожидаясь реакции, маэстро сделал шаг вперед. Человек, поджав губы, повторила его движение. Спустя секунду сомнений за ними последовал нервный скелет, и наконец Серна, душа всхлипы, с усилием поднялась — чуть не упала вновь, едва сумев удержать равновесие, но вернулась в общий темп. До конца пути они молчали. Рябиновые тропки текли мимо дужек листьев купены и ее черных ягод, мимо бородавчатых веток бересклета — и наконец Эррор ступил на мягкую почву лесной прогалины. Едва заметно улыбнулся и сел там же, где стоял, на теплую землю под кленовым стволом. Остальные, переглянувшись, повторили за ним — только Серна спешно обошла маэстро и опустилась рядом со второй девушкой, почти прижавшись к ней. — Ты тут явно в своей тарелке. Может, вызовешься добровольцем? — шепотом предложила человек, скосив взгляд на Эррора. — Говорят, Инк такое любит. — Держи карман шире, — фыркнул маэстро, удобнее подтянув под себя ноги. Девушка закатила глаза, подвинувшись ближе к своей подружке, и их плечи успокаивающе соприкоснулись. Нервная дрожь, сотрясавшая тело кремово-белого скелета, усилилась, и тот зажмурился, давя ее. Их рябиновый запах слишком сильный, резкий, узнаваемый, чтобы ламия могла не заметить его. Под мощным змеиным телом зашуршали травы, и их недвижимую четверку встретил свет любопытных зрачков. Зеленый и фиолетовый — ламия моргнул, улыбка забавно отчертила темное пятно у нижней челюсти, и в глазницах зажегся восторженный желтый. — Вы чудесно выглядите, — поделился Инк, в звучании голоса сияя счастливым смехом. Его взгляд с интересом заскользил по линиям краски на коже и костях. Чернильно-черное тело, чешуей вцепившееся в его тазовые кости и позвоночник, свилось парой колец, когда ламия остановился у своих пленников. — Чудесно! — повторил он радостным эхом, вдохнув их запахи полной грудью, чтобы достать ароматы из-под сигнальной горечи рябины. — Я рад вас видеть. Нижняя губа Серны задрожала, но девушка упорно прикусила ее острыми клычками. В глазнице Инка зажглись голубые зрачки, и он медленно подполз к ней. — Хей, все хорошо, — Эррор проследил, как ламия рефлекторно, кажется, совершенно неосознанно растер пальцами запястье правой руки. — Ты и твой друг нервничаете, но я не собираюсь вам вредить. Давай: вдох и выдох. Ее зрачки замерли, сосредоточившись на лице ламии, и пара слезинок перечеркнула своим блеском узоры на щеках. — Пожалуйста, не надо, — отчаянно прошептала она, и Инк недоуменно моргнул вновь. Уложил ладонь на чужую влажную скулу и осторожно огладил ее. К мокрому блеску слез добавилась едва заметная влажность секрета — и Серна, вновь всхлипнув, глубоко вдохнула его. Клычки поцарапали губу, но она выдавила из себя: — Я не хочу, чтобы ты что-то со мной делал. — Я, — он запнулся, споткнувшись о собственную растерянную улыбку, — пока не собирался. Спокойнее, все в порядке, — его грудная клетка медленно вздымалась и опадала, и девушка попыталась подстроить под ее движения свое дыхание. Эррор с привычным любопытством наблюдал, как расслабляются черты ее лица под действием незаметного, неосознаваемого запаха. — Здесь мы просто присматриваемся друг к другу. Я — к вам. Вы — ко мне. Я не буду заставлять никого, если пойму, что это будет для вас невыносимо, хорошо? Серна почти гипнотически медленно кивнула, и Инк перевел взгляд на перепуганного парнишку. Немного наклонил голову — скелет попытался спрятать глаза, но ламия уже оказался рядом. Тем же жестом огладил его скулу, и запястье другой руки незаметно обтерлось о ритуальную накидку. — Как ты себя чувствуешь? Паренек помотал головой, испуганно жмурясь. Вдох. Вдох. Судорожно, быстро. В спутанном ощущении порядка, правильности, спокойствия — прежде, чем Эрр привык к смотринам, его кости тоже нередко покрывали этим запахом. Аромат вынимал страх из грудной клетки и укладывал рядом, как диковинную зверушку, — смотреть и ждать, как ты рискуешь быть выбранным, но не бояться. Отвечать на вопросы, принимать касания ламии, за год истосковавшейся по теплу чужого тела, и чувствовать в них электрические разряды. Взгляд Инка скользнул по оставшейся паре гостей, вылавливая в их движениях признаки беспокойства. Негромко, с тихим рокотом удовлетворения: — Вот так. Все правильно. И теперь… — Инк, — резковато, среди прохладного воздуха сумерек — от человеческой девушки. — Для Серны это первая жеребьевка. Ей будет очень тяжело оказаться выбранной, — человек почти не дрогнула, глядя ламии в глаза. — Ты можешь отпустить ее? Инк внимательнее вгляделся в успокоенную ароматом гостью. С подсыхающими следами слез, с мягкой пленкой секрета, увечащей скулу. — А ты… — Лора. Благодарный кивок: — Лора, ты уверена в этом? Вы, монстры и люди, умеете очень благородно спасать друг друга от меня, но я не вполне понимаю, зачем. Серна дернулась — ее страх взбрыкнул, как выброшенная на берег рыбешка. Человек непонимающе нахмурилась, но Эррор перебил вставшие в ее горле слова: — Уйми благородство. Для ламий секс — настолько естественная часть жизни, что они не осознают концепт изнасилования. Для них это будто насильственный завтрак, не более, — он тихо фыркнул. — К тому же, их тела настолько заточены под нас, что эта неделя не ощущается как насилие. Даже мой страх прикосновений они многие годы успешно обходят. С твоей девчонкой все будет в порядке, благо, уже не мелкая. Он встретил любопытство ламии, не отвлекаясь от Лоры. — Я знаю Серну лучше, чем кто-либо еще. Ей нельзя оставаться здесь. Без нее нас будет трое, Инк ничего, — ее голос дрогнул, — не потеряет. Но Инк едва ли слушал их. Его вниманием завладел новый гость, и сильный хвост коснулся голени Эррора, когда ламия остановился рядом с ним. Мягкие подушечки пальцев ощупали темную шею, впитывая очертания чужих укусов, и зрачки Инка вытянулись в восклицательные знаки. — Невероятно! — фаланги очертили тонкие шрамы, перескочили на красные узоры и коснулись лоз краски у виска. — Я решил, что мне почудилось, но на тебе действительно куча меток, усмиряющих меток от разных ламий, — он неверяще провел ладонью по самому крупному из сероватых следов на кости. — Ты был на смотринах как минимум восемь раз. Восемь раз пытался сбежать, тебя ловили и оставляли метку, чтобы вернуть в круг, — восклицательные знаки свились в спирали. — Ты не местный. И все равно — как… — Когда исследуешь ламий, приходится сталкиваться, — Эррор не пытался отстраниться. Нужно продолжать диалог — спокойно, с холодным рассудком, не обращая внимания на немеющие руки. Чем активнее участвуешь в смотринах, тем проще будет в конечном итоге направить внимание ламии прочь от себя. Инк прочертил дужку укуса большим пальцем. — Ты пытался бежать от кого-то, кто мог поставить такую крупную метку? Звучит самоубийственно, — засмеялся ламия. — Он должен был выглядеть — ну, соответствующе? Угрожающе? Опасно? — Первый опыт на смотринах. Испугался. С остальной семеркой просто экспериментировал. Инк наклонился к нему и, уткнувшись в плечо, сделал глубокий вдох. Энергия, разрядами проходящая через змеиное тело, пронеслась и по его костям, и Эррор крупно вздрогнул, на секунду обезоруженный ей. — И сколько смотрин было всего? Неужели в итоге нашел способ бежать от ламии, желающей вернуть гостя? — касания бесстыже запоминали силуэт его тела. Ребра, плечо, лучевые кости, мазком — по позвоночнику. — Шестнадцать. Научился сидеть смирно, чтобы не получать лишние шрамы. Хвост ламии кругами стягивался на нем, опаляя маэстро бурным электрическим теплом, и касания — вспышки на костях — не утихали. — Он идеально подходит тебе, — человеческая девушка подняла голос. Секунда — Эррор ощутил, как вибрация смеха пронеслась по телу Инка и перекинулась на его собственное. Прикосновения оставили кости, и ламия отстранился: — Разве? Мы только-только знакомимся, — он счастливо улыбнулся и подполз к человеку, будто ребенок, мечущийся между подарками. — Не торопись. Это время для того и нужно, чтобы я лучше почувствовал вас. Девушка глубоко вдохнула: ламия подцепил ее голову за подбородок и поцелуем приложился к человеческим губам. Акт близкого знакомства со вторым гостем. Сосредоточенно, спокойно, осторожно — с удовольствием прощупывая другое существо. Минута. Впервые с начала смотрин в глазах человека мелькнул страх. — Тебя будет сложнее расслабить, чем других, — заметил Инк, оставив последнюю печатку поцелуя в уголке женских губ. — Но это чудесно! Долго разговаривать и касаться вас — особая часть процесса, — грудное урчание обтекло его голос. — И как я только выберу между вами всеми?.. — рассеянный взгляд скользнул мимо чужого лица и остановился на Серне. — Я, наверное, мог бы сложить с себя часть ответственности, отпустив твою подругу. Чтобы было проще решить, кого оставить, — он засмеялся, обведя ладонью теплое плечо девушки. — При условии, что все согласны, конечно. В конце концов, кому-то из вас придется занять место, которое могло достаться ей. — Я согласна, — выдавила девушка, напряженно ловя мимику Инка. — Пусть идет, — Эррор пожал плечами, и веревка неприятно потянула запястья. — Да… Да, пусть она уходит, — спешно откликнулся паренек, и Инк кивнул. Зрачки свернулись в две точки, и его взгляд изучающе остановился на Серне. Короткое движение в сторону, приблизившее его к юной гостье. Ладони на прощание обвели шею, остановившись между ключиц, аккуратно, вопреки ее страху, впитали очертания живота. Наконец, пальцы коснулись лопаток, опустились ниже. Пара секунд, и веревка сползла на землю. — Ты ведь уже знаешь, что делать, да? Обратно по рябиновому следу. Заберешь свою обувь, и стражник отведет тебя в город. На прошлых смотринах мне рассказывали, что вы даже устраиваете какое-то празднование в честь вернувшихся?.. — он с интересом обернулся, зацепив взглядом Эрра. — Верно. Пекут яблочные пироги и готовят травяной чай с ежевикой в огромных таких чанах. Рябина символизирует необходимость платить за помощь ламий, ежевика — возвращение к привычной жизни до конца года. Только не пялься на меня так больше, я биолог, а не специалист по культурным обычаям, — фыркнул Эррор, привычно потирая кости о веревку, насколько это позволяли тугие узлы, чтобы хотя бы немного задержать онемение. — Хорошо, я запомню, — подмигнул Инк, отпустив руки Серны. Той потребовалось несколько секунд, чтобы прийти в себя и вскочить с места. Прикусив губу, — раскраснелись новые тонкие царапинки от острых зубов — она попятилась. Первый вязкий звук — ступня погрузилась в след раздавленной рябины. Со страхом отпечатав в памяти прощальную улыбку Инка, она развернулась, и чавканье ягод под ногами слилось в единый отзвук, прежде чем исчезнуть где-то далеко, там, где ждали стражи и раскинутые в стороны домашние тапочки. — Думаю, теперь, когда я немного знаком с каждым, мы можем поговорить? Представитесь? — новый азарт заиграл в его зрачках, и ладони схлестнулись в невнятном жесте восторга. — Лора? Я очень хочу тебя услышать. Лора с трудом оторвала взгляд от рябиновой дороги, на которой исчезла ее подруга. — Я помогаю нашему библиотекарю. Слежу за архивными книгами, участвую в реставрации, где могу. Так меня и знают. Это все. Инк лег прямо на землю, уютно устроившись в кольцах своего хвоста, и подпер голову руками. Задорное любопытство пронизывало его тело, скользя между мягких чешуек. — Не нужно стесняться! Мне интересно все. Какие книги предпочитаешь? Есть любимчики? А когда реставрируешь — нравится работать с обложками? Любишь кефир? — он приподнялся на локтях. Лора моргнула. Еще раз. На этот раз рассмеялся только Эррор. Инк перевел на него недоуменный взгляд. — Ламия, ты уморителен. Могу поспорить, что до этого никто не озвучивал, как странно это звучит, да? Все боятся и молчат в тряпочку, потому что вообще-то не в нашей природе благородно подставлять задницы, — новый приступ смеха задушил его слова. — Впервые вижу, чтобы кто-то твоего вида был настолько несдержан. Нахмурившись, Инк вгляделся в Лору. — Это действительно было странно? — …да, на самом деле. Наконец, и ламия заразился улыбкой, прикрыв рот рукой. — Обычно мы не вполне понимаем всю разницу культур — вашей и нашей. Для большинства ты тот же монстр, просто живущий в лесу и требующий раз в год кого-нибудь с красивыми бедрами, — он удобнее оперся на ствол клена за спиной. — Жить семьями, собираться в города, делить обязанности, прогонять обычные продукты через кучу стадий готовки — это нормально и привычно для нас, пусть для твоего рода подобное дико. Когда смех утих, ламия сморгнул с десяток символов. — Знаешь, я думаю, что тебя можно развязать. Ты не сбежишь. Инк вновь оказался рядом с Эррором. — Какая наивная щедрость, — хмыкнул маэстро, когда его голову бесцеремонно приподняли, чтобы укутать шею ворохом поцелуев. По темным позвонкам проносились прохладные мурашки — от каждого касания вниз до самого крестца. — Поцелуешь меня, исследователь? Эрр ощутил, как чужие пальцы осторожно распутывают узлы у запястий. Хват веревки все слабее. — Прости, ламия, но для монстров поцелуи более значимы, чем для тебя. — Вот как? — еще один поцелуй, в правую ключицу, оставил серый след на кости. Веревка опала, освободив руки маэстро, и он с облегчением сцепил их в замок перед грудной клеткой, растирая ладони. — И что тогда они означают? — Поцелуи — это личное, ламия. Важнее, чем слова, и где-то не так далеко от секса, как тебе кажется, — горячими покалываниями энергия растекалась по рукам, и Эррор подгонял ее, вопреки резковатой режущей боли. — Ваш вид невероятен, — он засиял звездами в глазницах, и мощное тело разок крутанулось вокруг своей оси. — Тогда расскажи о себе, исследователь. Маэстро вновь пожал плечами. — Эррор. Кефир не люблю. — И что еще? — в попытке успокоить восторг он повторил свою прошлую позу, плавно опустившись на землю. — Ничего. Но я знаю, что секрет с твоих рук уже испарился, потому что нашего общего приятеля снова трясет. — Как ты?.. — он сцепил пальцы вокруг запястий, прикрывая их, но тут же засиял: — Точно. Исследователь, — он надавил на надкостницу и осторожно растер ее. Тепло проявило маслянистую пахучую пленку, остающуюся на фалангах. Пара метров не значила для ламии ничего — одно касание, и вязкий секрет остался на скуле парнишки. Тот глубоко вдохнул, повинуясь почти материальному его желанию, но дрожь не утихла. — Твое тело быстро вырабатывает устойчивость, — констатировал Инк, мазнув по своему запястью — подушечки густо покрыла вязкая прозрачная масса. — Ничего, я знаю, как это работает. Приоткрой рот. Новая волна испуга прошибла молочно-белое тело, но челюсть нерешительно приоткрылась. Вторая рука ламии коснулась его виска, разминая сустав, пока пальцы другой, ласково огладив губы, скользнули к языку: плотнее прижались к нему, обтерли желе секрета. Лицо Инка приобрело мечтательное выражение, улыбка посветлела. — Обожаю это, — проникновенно поделился он, с наслаждением обводя пальцами сливочный-белый язык. — Всегда жалею, что монстры никогда не участвуют в процессе, если я не выбираю их в партнеры. Когда вы обводите пальцы языком, меня просто берет дрожь. Лицо паренька покрыл густой румянец. В этот момент Лора, можно было угадать, попыталась скопировать поведение Эррора, включившись в диалог. Мелкая чертовка. — Мы называем это фетишем. — Отдельное название для «меня-дрожь-берет» типа вещей? — Инк засиял, осторожно подцепив пальцем кончик чужого языка и прикрыв глаза. — Да. Но Рэйн вам вряд ли подыграет. — И очень жаль, — вздохнул ламия, освободив от пальцев приоткрытый рот; струйка молока-слюны по его неосторожности стекла по нижней челюсти, и он любовно вытер ее с кости. Зрачки вновь разгорелись в глазницах Инка. — Значит, Рэйн? Расскажешь о себе? Скелет громко сглотнул, и румянец на его лице стал лишь гуще. — Кондитер. Мой труд — выпечка, — выдохнул он. И умолк, не находя более слов. Новая волна урчания поднялась из грудной клетки ламии, когда он коснулся чужого бедра: — Скелет с молочной внешностью, да? Мне, наверное, нужно сказать, что комплименты от меня тоже не относятся к знакам внимания, — быстрый взгляд на Эррора, — но ты восхитительно красив. И уже ко всем, так, чтобы слова прорвались сквозь мурлыкание: — Расскажете о своем опыте в сексе? Мне важно знать об этом, чтобы понимать, как с вами обращаться. Поэтому давайте договоримся разговаривать честно. По рукам? — его пальцы взяли в замок пальцы скелета напротив, и Рэйн подчинился, будто получил приказ — испуганно, но без дрожи, задавленный успокоительным на языке. — Я девственник, — тихо, словно оправдание или попытка отстраниться. Ладонь на его руке сжалась сильнее. — О небо!.. — новый поцелуй в уголок губ, в сильнейшем всплеске эмоций, с наркотически большими зрачками в глазницах. — У меня так давно не было кого-то такого, — поделился Инк. — Меня просто ведет, когда вы в первый раз расслабляетесь достаточно, чтобы принять меня. И когда мы вместе изучаем, что вам нравится. И этот первый стон — он у вас всех получается таким дрожащим, что я ничего со своим восторгом сделать не могу, — урчание громче, между двумя новыми поцелуями. — Ты не представляешь, насколько я скучал по этому… Пара попыток сбить с лица глупую улыбку. Мягкая, но сильная хватка на чужой руке. Нет, они продолжат. — Лора? — У меня было трое парней, — поморщилась она, потупив глаза. Не от стеснения — вина наконец взяла в толк, что девушка подставляет своего, кажется, друга. Ничего, Эрр добьет. — Исследователь? — Я не отвечу. Ты ведь уже сделал выбор, ламия. Обрывок недоуменного молчания. Маэстро подцепил его, продолжив: — Ты всех попробовал. Кто-то понравился больше, кто-то — меньше. Ты задал вопросы и получил ответы. Более того, ты был в диалоге с каждым из нас. И это время тебе нужно просто для того, чтобы утвердиться в своем решении. Так нужно ли оно тебе на самом деле? Белые пальцы огладили бледные. Зрачки Инка свились в вопросительные знаки, и он заторможенно кивнул. Его взгляд метнулся между маэстро и Рэйном в последнем, почти отчаянном акте решительности, и ламия кивнул вновь. — Ты прав. Он отпустил нежную руку. Быстрее, чем прежде, встал напротив Лоры, и пара секунд освободила ее от пут. Девушка замерла в неверии, но ламия, еще раз поцеловав Рэйна, уже развязывал его. Эррор медленно встал, потягиваясь, и улыбка Инка застала его так, расслабленного, готового вернуться в постель в уюте гостиничной комнаты: — Ты. — Что? — Ты. Я хочу тебя, — ламия излучал счастье, такое искреннее, тянущее кости. Душа маэстро споткнулась. — Когда Рэйн показал, что у меня есть шанс пригласить девственника, я подумал, что выбрать между вами будет сложно, но твои слова поставили все на свои места! Я хочу тебя, ты идеален. И я понял, что могу пожертвовать шансом, который дал молочный скелетик, чтобы провести неделю с тобой! — чешуя хвоста засияла ярче. Два рябиновых пути кривлялись красным соком. Рэйн и Лора, схватившись за руки, бежали обратно к городской стене, туда, где стояли тяжелые сапоги Эрра. Эррор нахмурился. Заторможенно мотнул головой. — Нет, — и быстрее, отчаяннее: — Черт, нет! Да с чего ты… Мощный толчок в грудную клетку — кора вдавилась в лопатки сквозь расшитое ритуальное пончо. И чужие губы — вдавились в его собственные обжигающе и искренне. Кипение энергии в существе напротив — контакт тесный, рука к руке, и даже тазовые кости касаются — закрепило его в ощущении мягкого движения черного языка. Тот коснулся одного из космически-синих языков Эррора, но наткнулся на второй. Отпрянул поначалу, чтобы продолжить через сбивчивый удар души. Маэстро не удержал спокойствие, и зрительный контакт после поцелуя он встретил задыхаясь, едва хватаясь за воздух. — Получается, что твои языки — мой новый, — заминка в попытке вспомнить, — «фетиш», — очередным урчанием, бьющимся во всем теле. — Я хочу, чтобы у этого поцелуя был ваш смысл, а не мой. — Твою мать… — вдох, выдох. — Не может быть, чтобы ты выбрал меня. Инк коснулся его запястья, разминая кость большим пальцем. — Тише. — Да катись ты к черту! — он дернулся в сторону, и его легко отпустили. Уцепился за ствол клена, еле как удержался на ногах и сделал пару шагов назад, будто намереваясь бежать, но остановился. — Я все еще хочу, чтобы ты ответил на мой вопрос. Какой у тебя опыт? Чем больше я знаю, тем лучше подстроюсь. Эррор молча осмотрел собственные руки. Черный, красный, желтый. Гипнотически. — Я панически боюсь прикосновений существ своего вида, ламия. Маэстро почувствовал вопрос в ярком взгляде прежде, чем увидел его. — Я девственник, Инк. Восторг снова сшиб его с ног — на этот раз буквально. Он ощутил падение одновременно с новым поцелуем, впившемся в губы, и лесные злаки с готовностью поймали его тело. — О звезды-звезды-звезды, — лицо Инка разгорелось темным туманом: слишком много энергии клубилось в его теле. — Эрр, я обещаю, что все будет хорошо! Я буду очень внимателен, тебе не о чем беспокоиться, — счастье закипело в нем. — Мы хорошенько подготовимся. Главное — не бойся и полностью доверься мне. Я знаю, что делать, — его радость внезапно дрогнула. Запрокинув голову, маэстро смотрел на рождающиеся звезды. Он напряженно сцепил зубы, давя в себе истерику, и лучевая кость тряпкой от жара прикрывала лоб. Инк рефлекторно потянул к нему сочащееся вязким запахом запястье, но горло Эррора извергло настоящий угрожающий рык. — Я обустроил гнездо к сегодняшнему дню. Пойдем? — ламия обтер руку о чешуйки хвоста, и вес, прижимавший маэстро к земле, оставил его. Вдох и выдох. Злые, сквозь зубы. Быстрее, оклематься, осознать. Эррор вздернул себя с места, будто выбил из-под ног табурет: поднялся на ноги одним сильным, отчаянным движением. Шея зудела. Ее ждала не веревка, но неделя близости и укус-метка. Ламия ободряюще улыбался.