Беречь и защищать

С восьмого раза мне удалось создать магический шар почти приемлемого качества без использования частей человеческого тела. Он был массивнее и тяжелее моего собственного, требовал более длительной настройки, работал на расстоянии почти втрое меньшем, и даже после целого месяца непрерывной шлифовки и полировки изображение в нем оставалось почти схематичным, без деталей. Но я был доволен и этим. С шаром в сумке я отправился к Огастину. Разумеется, мейстеру не понадобилось объяснять, что это за круглая штука из мутного зеленовато-серого стекла. — Где ты взял эту пакость, Антуан? Кажется, он с трудом удержался от более сильных выражений. — Сам сделал, — скромно ответил я. И прежде, чем изумление Огастина перешло в возмущение, добавил: — Глазные яблоки теленка и мозг коршуна. Мой наставник не дожил бы до своих лет, если бы не умел быстро реагировать на неожиданное. — Почему теленка? — спросил он так, словно это было самым важным в данный момент. — Потому что с глазами свиньи и барана получалось хуже, — пожал я плечами. — Может, конечно, какое-то другое сочетание оказалось бы еще лучше, я же не все перепробовал. — Понятно, — кивнул Огастин. — Ну а как тебе вообще это пришло в голову? — Я же читал гримуары, вы знаете. Ну и подумал, что в принципе между человеком и животными разница не так велика, так что можно попробовать… — врать я по-прежнему не любил и говорил сейчас чистую правду. А сколько шаров я изготовил непосредственно по тому, из гримуара, рецепту — об этом меня никто не спрашивал. В свое время эти шары были одним из моих стабильных источников дохода, покупатели на них находились всегда. Огастин взял шар со стола, покатал в ладонях. Чуть прищурился, всматриваясь в туманное стекло. Покачал головой: — Мне, пожалуй, уже поздно к такому привыкать. А вообще, конечно, интересно… Следующие два дня я учил Рондола пользоваться шаром — согреть в руках, сосредоточиться, поймать взглядом тень, намек на изображение, приблизить, развернуть… А через месяц в муфельной печи у брата Фабьена уже остывали десяток заготовок — больше просто не уместилось. Причем пять из них были по моему рецепту, а остальные экспериментальные. В отличие от меня, брат Фабьен подбирал ингредиенты не наугад, а предварительно проверял их на сочетаемость, смешивая в реторте вытяжки и наблюдая за осадком. Я пожалел, что с самого начала не обратился к нему, столько лишней работы можно было бы избежать, столько времени сэкономить… Кстати о времени — мне его теперь катастрофически не хватало. Даже странно было вспоминать, как всего-то три года назад — или уже четыре? — я часами просиживал в библиотеке. Теперь день в Академии был расписан едва ли не по минутам. Тренировки, работа в мастерской с Фабьеном, занятия с неофитами, встречи с Арно… А по вечерам я теперь спешил домой. Регина выходила мне навстречу, от улыбки грубые черты ее лица становились мягче. Мы ужинали вдвоем, крутилась под ногами, негромко пофыркивая, Флави, и в самый неподходящий момент откуда-то со шкафа мне на плечо пикировал Черныш. Я давно уже перестал постоянно таскать Черныша с собой. Поначалу запирал его в лаборатории, а потом этот гад ползучий умудрился выскользнуть. Когда через несколько часов я поднялся в гостиную, то обнаружил там Регину с Чернышом на запястье. И пока я молча хватал ртом воздух, пытаясь подобрать слова, сестра сказала мне с лёгким упрёком в голосе: — Что же ты его прячешь, Антуан? Флави по дому свободно бегает, а этот чем хуже? Такой хорошенький! И она бережно погладила сложенные крылья. Не сразу до меня дошло, что для Регины, как, кстати, и для Жанно, между Флави и Чернышом действительно не было разницы. Это мои товарищи по Братству точно знали, что крылатые змеи в природе не встречаются… Дома у меня тоже хватало забот. К примеру, в ящике с землёй на подоконнике я пытался вырастить мандрагору из кусочков корня. И даже кое-что получалось, вот только стимулятор, в котором я замачивал корень перед посадкой, включал в себя ингредиенты еще более редкие и дорогие, чем собственно мандрагора. Но, быть может, если брать совсем свежий, только выкопанный корень, результат будет лучше? Зато «монаший капюшон» разросся великолепно, был весь усыпан темно-синими цветами, и Регина, случайно заглянувшая ко мне в кабинет, пришла в восторг и попросила переставить его из кабинета в гостиную, для красоты. Я не возражал. Как отцветет — выкопаю, часть корня посажу заново, а остальное поделю, себе на опыты и Арно на декокты. Ну и, разумеется, оставалась выездная работа, а как же без нее! Я по-прежнему предпочитал работать один — а Огастин упорно твердил, чтобы я привыкал сотрудничать с напарником. И все чаще посылал меня на задания даже не с Рондолом, а с кем-нибудь из молодых, совсем недавно поменявших значок паладинов. Видно, на пару с гроссмейстером готовил меня к неизбежному — к тому, что мне придется взять аколита. В тот раз я ездил все-таки один. Тунерре-ноз — существа не слишком опасные, справиться с ними несложно, но вот найти и выловить трудновато даже с магическим шаром. Я неделю мотался по округе, днем отсыпался в ближайшем перелеске, а по ночам бродил берегом реки, прежде чем разобрался с этими тварями. Сам не знаю, почему с задания я не поехал сразу домой, а решил заглянуть в Академию. Не иначе как почувствовал, как предположил когда-то Жанно. В Академии стояла тревожная, напряженная атмосфера. Ни на одном лице я не видел улыбки, а молодежь и вовсе жалась по стенкам. Прежде, чем я успел спросить, что случилось, меня окликнули: — Антуан? Как ты вовремя! Давай в лазарет, Арно тебя ждет! Арно меня ждет?! Случилось что-то такое, с чем он не может управиться без меня? Я сунул поводья буланого и поводок Флави первому попавшемуся неофиту и кинулся бегом. В лазарете редко когда было больше двух раненых, а зачастую и вовсе никого не было. Теперь светлое помещение казалось тесным. Тяжелое дыхание, сдержанные стоны, запах крови и паленой плоти… Пятеро. — Кто? — выдохнул я. Лица под запекшейся кровью и повязками были неузнаваемы. Арно назвал имена, и я перевел дыхание. Не Огастин, не Рондол, не молоденький белокурый Ивес… Мейстер, трое паладинов — всех троих я знал, но неблизко — и мальчишка-аколит. Лицо мейстера закрывала присохшая ткань. Полностью, включая глаза. Один из паладинов, полностью обнаженный, выглядел так, словно его пытались сварить заживо. И дышал так, что каждый вдох казался последним. Мальчишка пострадал меньше всех, только нога была вывернута под противоестественным углом. По лицу его катились слезы — то ли от страха, то ли от боли. И зачем его вообще сюда принесли? Перелом может подождать хоть до завтра, отлежался бы пока… где-нибудь. Я накапал ему макового настоя — пусть и сам не мучается, и нас не отвлекает. Он сделал глоток, жалко улыбнулся, храбрясь. Тихо спросил: — Скажите, Ремай выживет? — Не знаю, — честно ответил я. — Ты пей, не разговаривай! — Я… он меня собой прикрыл, — паренек смотрел на меня так, словно чего-то ждал. Каких-то правильных, нужных слов. — Ну а как же? — ответил я. — Мы же все братья! Аколит устало вздохнул и закрыл глаза. Арно тем временем уже снимал временную повязку на руке брата Матиса. — Я перевязал сосуды, но чтобы сохранить руку, надо их сшить… — И нервы тоже, — согласился я. Рука выглядела так, словно застряла между мельничных жерновов. Видел я когда-то в молодости такое… Сшить измятый, изорванный нерв — задача почти невозможная. Но мы с Арно честно сделали все, что могли. Потом мы обрабатывали ожоги, накладывали повязки, собирали раздробленные кости… Между делом Арно коротко, без деталей, рассказывал мне, что они должны были изгнать огненного демона. И столкнулись сразу с тремя. — Вот ведь сволочь! — возмутился я, имея в виду вызвавшего их чернокнижника. Еще полбеды, когда человек переоценивает свои силы, вызывая того, с кем не сможет потом справиться. Но ни одному человеку не под силу в одиночку изгнать трех демонов одновременно. Значит, он сознательно шел на то, что по крайней мере одна тварь останется на земле. — Еще какая сволочь! — согласился Арно. Мы работали без передышки, но все острее я ощущал безнадежность. Бессмысленность наших усилий. Мы не сможем спасти ни зрение Леджера, ни руку Матиса, ни жизнь Ремая. Разве что аколит хромать не будет, если повезет… Я огляделся. За окном было уже совсем темно — а я и не заметил, кто из нас и когда зажег лампу. Раненые, все пятеро, дышали спокойно. Надолго ли хватит им обезболивающего декокта? Я посмотрел на Арно. Тот был бледен, глаза в красных прожилках. — Ты, похоже, совсем устал, — сказал я. — Ступай отдохни, до утра я тут справлюсь один. — Да, отдохнуть стоило бы, — согласился Арно, слабо улыбнувшись. — Я тут, в кресле… — Нет, — возразил я. — Что это за отдых? Иди домой! — Пойду к отцу в кабинет, — решил наконец Арно, — стулья сдвину, нормально будет. Я не стал больше спорить. Подождал некоторое время, чтобы убедиться, что он ничего не забыл, не вернется вдруг. И достал из потайного отделения сумки флакончик. Зелья оставалось совсем немного. Может, оно и к лучшему — слишком резкое и внезапное улучшение состояния раненых не могло не привлечь внимания. А так — все те же стоны, все тот же тяжелый запах, все те же настои и отвары… Арно сменил меня еще до рассвета. Я с трудом добрался до дома, коротко ответил что-то на расспросы встревоженной Регины и тотчас заснул. А когда на другой день я пришел в Академию, Арно кинулся мне навстречу. — Ох, Антуан, ты не поверишь! Это же просто чудо! Ремаю явно лучше, и у Леджера воспаление роговицы значительно уменьшилось! — А с Матисом что? — уточнил я. — Пальцы пока не шевелятся, но теплые, и пульсация сохранена, — Арно был настроен оптимистично, да и действительно, в такие сроки нервы еще не могли срастись даже с учетом зелья. — Антуан, скажи, — Арно вдруг посерьёзнел, — им ведь стало лучше после того, как я ушел… Скажи, что такое ты сделал? Я помедлил, спросил осторожно: — А что, если я попрошу тебя не спрашивать меня об этом? Арно шагнул вперёд, посмотрел мне в глаза — ему, невысокому, пришлось для этого запрокинуть голову. И ответил спокойно, как само собой разумеющееся: — Значит, я не буду спрашивать. Он улыбнулся открыто, по-дружески. А я призадумался. В свое время, после смерти отца, я искренне думал, что бесповоротно изменил свою жизнь. Что от прежнего не останется ничего. Я даже и Черныша забрать не собирался! Это все Жиль со своим Огоньком — «он не виноват, он мне доверяет…» Но потом оказалось, что Черныш очень даже полезен в моем новом ремесле. И магический шар, и многие другие мелочи. А теперь вот зелье… Я клялся отцу беречь и защищать невинных людей. Леджер, и Ремай, и Матис пострадали, изгоняя огненных демонов. Защищая жителей того городка. И если они останутся в Братстве, то еще очень многих смогут защитить. Разве лучше было бы, если бы один из них погиб, а двое других остались калеками? И разве кому-то было бы на пользу, если бы в свое время Рондол истек кровью? Надо продумать, как бы исхитриться добыть сырье для зелья… Теперь для меня это было значительно сложнее, чем прежде. …Мы с Ивесом пробирались краем глубокого оврага. Точнее, двумя противоположными краями. Я старался ступать как можно тише, шел медленно, вглядываясь в кусты и бурелом на дне оврага. Ивес больше смотрел на меня, чем вниз, ожидал от меня сигнала. Это он зря, надо будет потом поговорить с ним. Как будто я не могу ошибиться, пропустить, недосмотреть! Надеяться на напарника — это, конечно, правильно, а только самому тоже ворон считать нечего. По всем признакам именно это место выбрала для своего логова амфисбена. При всех ее габаритах, быстроте и ядовитости справиться с амфисбеной не так уж сложно при одном условии — охотников должно быть вдвое больше, чем змей. Главное — действуя четко и слаженно, подобраться к ней с разных сторон и атаковать одновременно. Туповатая, как большинство рептилий, она теряется, если обе головы разом увидят противника, и вместо того, чтобы ужалить обоих по очереди — дело вполне реальное при ее скорости — начинает дергаться туда-сюда, соображая и выбирая более опасного. Вот пока она выбирает, и надо успеть ударить первым. Сквозь густые ветки кустарника на дне оврага мелькнуло что-то яркое, золотисто-черное. Я замер, напряженно глядя вниз. Ивес напротив меня тоже остановился, смотрел на меня, ожидая знака — в какую сторону ему двигаться, когда нападать… Вот дурень, на меня-то чего так пялиться? На змею надо смотреть, а на меня так, посматривать. Я на него точно нападать не собираюсь. Ох, надо с ним потом поговорить… Я осторожно шагнул вперед, высматривая тварь в просвете ветвей. Мне надо было увидеть обе головы, понять, в какую сторону каждая смотрит. Вот одна голова… так, понятно, а вот другая… И третья. Амфисбен было больше одной. Сколько именно — уже не имело значения. На пару с Огастином я, наверное, сумел бы справиться с двумя тварями сразу. С Рондолом — может быть. Но уж точно не с Ивесом. Он смелый и неглупый, но опыта это не заменит. Надо было уходить и посылать сообщение в Академию, чтобы присылали подмогу. Я молча поднял над головой скрещенные руки — команду к отступлению. Ивес молча кивнул с явным недоумением на лице. Ничего, выберемся — объясню, в чем дело. Я шел еще медленнее и осторожнее, чем прежде. Пока я был уверен, что тварь там одна — не так уж страшно было встревожить ее прежде времени, в любом случае у нас оставался неплохой шанс справиться с ней. Амфисбены — одиночки, они не живут ни стаями, как волколаки, ни семьями, как арассы, они могут убивать даже себе подобных. Есть только две ситуации, когда этих змей можно встретить группой — во время спаривания и когда вылупляется выводок. И то, и другое — события весьма редкие, так что нам с Ивесом на редкость не повезло. Или повезло — что я вовремя заметил вторую тварь. И едва я подумал про везение, как услышал с той стороны оврага негромкий возглас. И еще успел увидеть, как оседает часть склона, подмытая дождями — а вместе с ней сползает на дно оврага Ивес, отчаянно пытаясь за что-нибудь ухватиться, задержать падение… Время словно замедлилось. Мой напарник еще не достиг дна, а я уже соображал, просчитывая варианты. Кинуть ему веревку? Даже если он ничего не повредит при падении, то и тогда не успеет выбраться прежде, чем твари окажутся рядом. Да если и успеет… теперь они знают о нашем присутствии, и уж их-то склоны оврага не задержат. Спрыгнуть к нему и встретить тварей с оружием в руке? Опять-таки даже если Ивес окажется способен драться, мы с ним вдвоем вряд ли справимся. Вариантов было только два. Ничего не делать, дать змеям напасть на Ивеса, и, пока они будут рвать его тело, попробовать подобраться к ним сзади… А то и вовсе отступить и ждать подмоги. Или… Паладин ворочался на земле, пытаясь встать. Кусты в нескольких шагах от него зашевелились, из них с громким шипением показались змеиные головы. Четыре, шесть, восемь… Я вытянул руку и произнес несколько слов. Это было не заклинание — они не бывают такими короткими. Заклинание я накануне вплел в одно из моих колец, самое неброское, с перламутрово-серым лабрадором. С короткой вспышкой камень рассыпался в пыль, выпуская на свободу демона. Небольшого, не слишком сильного, но вполне способного справиться хоть бы с десятком амфисбен. А главное, я точно знал, что никаких проблем с его изгнанием не будет. Он сам уйдет, приняв в качестве платы тела тех, на кого я его направлю. Три года назад я ещё так не умел, иначе Гауэйн остался бы жив. Я и теперь-то полночи провозился с подготовкой, чтобы вызвать демона и тотчас запереть его в камне. Стремительная крылатая тень метнулась навстречу змеям. Визг демона и змеиное шипение слились в жуткую какофонию, черно-золотые твари двигались так быстро, что казались вспышками молний, но серая тварь была еще быстрее. А потом демон исчез, оставив ошметки золотисто-черных шкур. Ивес к этому времени сумел встать на колени и сжимал в руке кинжал. Молодец. Толку от этого, конечно, никакого, но все равно он готов был драться. Я закрепил веревку на ближайшем дереве. Спустился в овраг, к Ивесу. — Ну, как ты? Встать сможешь? Он как будто не сразу услышал меня, продолжал смотреть туда, где только что бесновались твари. Потом вздрогнул, перевел взгляд на меня. — Антуан? Что это было, Антуан? Он смотрел на меня с каким-то странным выражением… С надеждой. Он надеялся, что я смогу ответить, объяснить. Что все это окажется… чем-то другим. Наверное, я в свое время так же смотрел на Гауэйна. Так же хотел ему поверить. — Что ты сделал, Антуан? Что я сделал? Уничтожил тварей, которые запросто могли бы опустошить несколько окрестных деревень. Спас жизнь ему самому… Воспользовался чернокнижным колдовством. Вызвал демона. На миг у меня возникло желание сказать ему правду. И посмотреть, как он отреагирует. Попытается убить меня? Смешно. Он мне не противник и сам это знает. Расскажет обо мне Огастину или гроссмейстеру? Скорее всего. И как он будет жить после этого? Совесть мучить не будет? Будет ли он вспоминать, как мы с ним фехтовали в тренировочном зале Академии, как разговаривали вечерами в лесу у костра, как он приходил ко мне в гости и Регина заботливо подкладывала ему куски получше? А если не расскажет, если промолчит? Тоже ведь мучиться будет. Будет отводить от меня взгляд, откажется работать со мной в паре. И перед Огастином, перед другими братьями будет сгорать от стыда… Какое бы решение он ни принял, оно дастся ему тяжело. Мучительно. Стоит ли подвергать брата таким испытаниям? А потом я подумал о другом. Если я сейчас скажу правду… Мне-то не привыкать, на коня и вперёд, в новую жизнь. Вот только прежде я был — сам по себе. И уезжая в новую жизнь, я не думал о тех, кто оставался в прежней. А теперь… И Регине, и Жанно будет больно и горько узнать обо мне… такое. И что скажет Арно? Что будет думать Амис? Я не хотел это делать. Это было нехорошо, неправильно. Но, кажется, у меня опять не было выбора — как тогда, когда умирающий отец требовал от меня клятвы, как тогда, когда Рондол лежал на камнях, истекая кровью… Да был ли он, выбор, у меня вообще когда-нибудь? Или всегда жизнь решала за меня? Я глубоко вздохнул, сосредоточился. Посмотрел в глаза Ивесу. Лицо паладина на миг стало полусонным, расслабленным. Потом он встряхнулся, растерянно огляделся. — Что тут было, Антуан? Я что, головой ударился? Он перевел взгляд на остатки змей, и глаза его расширились. — Это ты их один покрошил? — Нет, — спокойно солгал я. — Не один, мы вдвоем. Ты сначала дрался, а потом вдруг свалился. Видно, и правда головой ударился, когда падал. Встать-то теперь можешь? — Надо же, ничего не помню, — удивился он. Попытался встать, застонал, опустился на землю. — Подожди, — удержал я его, — сейчас ядовитые железы вырежу, потом помогу тебе. Препараты из яда амфисбен полезны при лечении гнойных язв, долго не рубцующихся ран, некоторых кожных болезней, но вырезать железы надо очень осторожно, чтобы не повредить оболочку. И мне не следовало бы отвлекаться, но мысли снова и снова возвращались к одному — как сочинить отчет, чтобы все в нем звучало вполне правдоподобно… Я не люблю врать, но почему-то все время получается, что и в этом выбора у меня нет…