Ноэль

Флуоресцентные лампы были чертовски яркими. Не желая просыпаться, Лайт перекатился на бок и прикрыл глаза рукой, но это было бесполезно. Свет в его камере имел только два режима в их бесконечном, закреплённом цикле: пятнадцать часов ослепительного света, затем девять часов слепящей тьмы, один бесконечный день за другим. Если бы он был человеком послабее, одно лишь освещение могло бы свести его с ума — что, вероятно, и было конечной целью, несмотря на слабые оправдания Роджера о «безопасности» и «наблюдении». Ниа достаточно ясно дал понять, как мало он заботится о благополучии Лайта. Будь он проклят. Моргая, Лайт со стоном открыл глаза, хотя часть его задавалась вопросом, почему он так этим обеспокоен. Каждый дюйм его мира размером два на три метра, был знаком ему так же, как биение его сердца: гладкий серый бетон стен, тусклая стальная плитка на полу, камеры наверху, фиксирующие каждое его движение. Даже когда он спал, даже когда он пользовался туалетом, даже когда он снимал одежду, чтобы переодеться, он знал, что за ним наблюдают. Несмотря на всю свою изоляцию, у него не были ни уединения, ни шанса спрятаться, или разозлиться, или выйти отсюда. Что бы он ни сказал и ни сделал, Ниа бы знал об этом. Это знание раздражало больше всего. Пространство под кроватью Лайта было залито бетоном, а его до смешного тонкая подушка и матрас были почти такими же твердыми. У одной из стен стояли унитаз и раковина из нержавеющей стали, а то немногое, что у него было - взятые напрокат книги, туалетные принадлежности, пластиковый стаканчик, две мочалки, полотенце, мыло, нижнее белье и серые халаты на неделю — хранилось в тумбочке с двумя ящиками. За исключением перекладины для подтягивания прямо у изножья кровати Лайта, стены были пустыми, его выцветшее синее одеяло было единственным пятном цвета в этом монохромном, сером мире. Однажды, на раннем этапе, он спросил Роджера, может ли он повесить хотя бы несколько плакатов, что-нибудь, что сделало бы его камеру менее похожей на могилу и более — на дом. Безуспешно. Роджер отказал ему, конечно же, с Ниа-подобными отговорками по поводу «безопасности». Словно размещение рисунка Звездной ночи позволит ему телепортироваться на свободу — или даст ему невосприимчивость к газу. Пошёл он к чёрту. Конечно, Лайт знал, почему Ниа был столь параноидален. Он догадался об этом, когда Роджер впервые зачитывал ему лекцию об ужасных, автоматически следующих последствия любой его попытки ослабить или оторвать любую из металлических плиток на полу. Когда он, наконец, достаточно оправился, чтобы встать с постели, он провел почти все утро, подтверждая свою теорию, постукивая по плитке костяшками пальцев, пока не нашел единственную — одну единственную — которая звучала глухо. Этот ублюдок поместил Тетрадь Смерти в мою камеру, но, если я попытаюсь вытащить её, я буду отравлен газом. Отдавая Ниа должное, это был умный способ гарантировать, что Лайт сохранит свои воспоминания. Оскорбительно и раздражающе, но умно. Умно, оскорбительно, выбешивающе. Прямо Ниа в своей сути. Фотографии все еще лежали на полу. Лицо Лайта потемнело, когда он увидел их, и он отвернулся, насмешки Ниа все еще звенели в его ушах. Был момент — волнующий момент — когда он действительно хотел доказать, что Ниа не прав, испытывая искушение просунуть свою поврежденную руку между прутьями и послать к чёрту их обоих. Но, в конце концов, страх, который он видел в глазах Нейта Ривера, остановил его. Несмотря на то, что мальчик называл Лайта несуществующей угрозой, несмотря на все его заявления о том, что Лайт был слишком напуган, чтобы умереть — когда Лайт угрожал, Ниа поверил ему. Этого было достаточно. Лайт снова бросил взгляд на фотографии — неуместные цветные пятна на серой плитке. Случайным образом большинство из них оказалось поверх секретного отсека, преступления нового заклятого врага Ниа похоронили оружие старого. Лайт не смог сдержать горькой улыбки. Полагаю, не помешало бы взглянуть ещё раз... Крякнув, он откинул одеяло и встал. Опустившись на колени рядом с упавшими фотографиями, он взял их левой рукой — его искалеченная правая была слишком жесткой и неуклюжей для хватки щепотью — и плюхнулся обратно на свою койку, скрестив ноги, как ребенок. Пять фотографий с различными жертвами на каждой — все были взрослыми мужчинами, однако на этом сходство заканчивалось. Мертвецы сильно различались по возрасту и внешнему виду, но обстоятельства происходящего показали, что они не были спонтанными жертвами. Каждая жертва была одета в пижаму, что предполагало, что они умерли в своих собственных домах, и у каждого трупа была одна и та же поза: вытянутые словно в распятии руки покоились на чём-то белом. Идеально подобранный по размеру венок из падуба обрамлял лоб каждого мужчины, как корона. Если на фотографиях и были какие-то другие зацепки, они не были очевидны для Лайта. Здесь недостаточно жертв, чтобы привлечь внимание L, и это по учебникам организованное поведение серийных убийц — вероятно, мистический типаж, учитывая христианскую символику, но, тем не менее, прямолинейный. Почему Ниа заинтересовался этим? Лайт нахмурился, больше озадаченный этой загадкой, чем самими убийствами. Хотя он и не собирался помогать Ниа, часть его надеялась на большее, на что-то, что зажгло бы его воображение в долгие часы одиночества между приемами пищи. Какими бы скучными ни были его школьные годы, тюремное заключение было ещё хуже: бесконечный цикл сна и бодрствования с серой монотонностью между ними. Книги помогали, но их было недостаточно, да и камера была слишком мала, чтобы заняться чем-либо ещё. Лайт думал о том, чтобы попросить Роджера о бейсбольном мяче, чтобы тот отскакивал от стен, как в фильме о побеге из тюрьмы, который он смотрел на уроке английского, но быстро передумал. Один неверно направленный отскок или проваленный приём, и мяч пролетит сквозь прутья решетки, задевая датчики. Даже если бы у него были обе здоровые руки, это было бы слишком большим риском. Пережить пять пуль; быть убитым бейсбольным мячом. Ну не шутка ли. Невидимая дверь хлопнула, прерывая мысли Лайта. Он поспешно положил фотографии на прикроватную тумбочку, глядя через решетку на сводчатую дверь, отделяющую его зону посещения от внешнего мира. Лучше бы это не был Ниа ещё раз. Вскоре дверь открылась, и вошёл Роджер с подносом в одной руке и новыми книгами в другой. Лайт расслабился. "Доброе утро, Роджер". "Доброе утро, Лайт. Хорошо спалось?" "Достаточно хорошо. По крайней мере, пока не зажглись прожекторы". Роджер улыбнулся и подошел к двери камеры, с практичной осторожностью продвигая поднос через прорезь для еды. Положив фотографии на тумбочку, Лайт пересёк камеру, чтобы забрать свой завтрак. Овсяные хлопья с черникой и тосты с маслом. Неплохо. Он сел на пол возле своей койки и начал есть, нахмурившись, когда Халле Лиднер вошла в дверь с рюкзаком. "Что она здесь делает?" — спросил Лайт Роджера. "День стирки." Неделя уже прошла? Заключенный взглянул на аккуратно сложенную груду грязного белья в углу камеры и понял, что это так. Мое чувство времени ухудшается. "Ха. Время летит незаметно." "Уверена, так и есть," - сказала Лиднер язвительным тоном. "Ешь, Кира. У некоторых из нас есть дела." Лайт приподнял брови, но сделал, как ему сказали, не желая начинать ссору с женщиной, которая так явно переживала месячные. Зачерпнув остатки овсянки, он поставил миску и поднос на койку и встал, засунув большие пальцы в карманы и сверкнув Лиднер беспечной ухмылкой. Она не ответила на неё. "Скажи мне, когда будешь готов," сказала она, просовывая набор наручников на запястья и лодыжки через прорезь. "Ты должен знать порядок к настоящему времени." Да, знаю. Смиренно вздохнув, Лайт схватил кандалы и отступил в угол, встав на колени, чтобы заковать свои лодыжки и сцепить запястья перед собой. Как обычно, он приложил усилия, чтобы застегнуть левую манжету, его правая рука оставалась неуклюжей и жёсткой ещё долгое время после того, как пуля Мацуды прошила её насквозь — и когда ему это наконец удалось, она оказалась слишком тесной. Ну что ж. Откинувшись на пятки, он дёрнул своими ограничителями в доказательство их безопасности. "Я готов." "Вовремя." Клавиатура за дверью тихо щёлкала, когда раздражительный агент набирала код, чтобы открыть его камеру. "На пол. Я вхожу." Лайт подчинился, склонив голову к коленям, когда Лиднер вошла. Она осторожно подошла к нему, нацелив свой электрошокер на его спину. "Я не кусаюсь," сказал он, развеселённый. "Без разговоров, Кира. Опусти голову". Она заняла позицию рядом с ним, её оружие не дрогнуло. "Она уже опущена". "Я сказала, без разговоров. Роджер, всё готово." Лайт стиснул зубы, пока Роджер ходил по камере, меняя грязную одежду и постельное белье. Почему это должна быть она? Быть вынужденным опускаться на колени в кандалах раз в неделю для того, чтобы просто постирать бельё, было достаточно унизительным, но, по крайней мере, Рестер и Джованни сохраняли безразличие. Лиднер, с другой стороны... "Голову вниз, Кира." "Она опущена!" Она повернула его голову в сторону и вжала его лицом в колени, закрывая обзор на остальную часть камеры. «Теперь да.» "Ты ведь понимаешь, что мне нужно дышать, верно?" "Если ты можешь говорить, ты можешь дышать. Перестань разговаривать." Перестань дышать, ты имеешь в виду. Лайт замолчал и уставился в пол, закипая. Его ноги начинали неметь, левый наручник болезненно впивался в запястье, но он не рисковал попросить о послаблении. Наконец, Роджер заявил, что всё выполнено, и вышел. Лиднер последовала за ним мгновением позже, её электрошокер был нацелен на Лайта до последнего, отклонившись только для того, чтобы ключ был брошен рядом с мужчиной, когда она ушла. Затем дверь камеры захлопнулась, снова отделяя Лайта от остального человечества. "Хорошо," сказала Лиднер. "Мы снаружи. Теперь можешь поторопиться и освободить себя." Она оставила ключ вне его досягаемости, заставляя его, извиваясь, упасть за ним, как пойманная рыба. с горячим от смущения лицом он повернулся спиной к решетке, освобождаясь, чтобы не видеть самодовольный взгляд, который, как он был уверен, бросит на него Лиднер. "Поторопись." Лайт сжал челюсти, но ничего не сказал. Наконец он освободился и просунул ключ и кандалы обратно в щель. "Спасибо, что уделили мне своё время," ласково сказал он, предлагая колючему агенту самую искреннюю улыбку. "Я ценю это." Лиднер остановилась, изучая его с глубоким подозрением. Затем она фыркнула и отвернулась, выходя из места заточения Лайта, не оглядываясь. В тот момент, когда она исчезла, улыбка Лайта испарилась. "Кто плюнул в её тамагояки?" спросил он. Роджер вздохнул. "Мне жаль, Лайт." "Не стоит. Это не твоя вина, что она сумасшедшая." Лайт потёр запястье, поморщившись, затем подошёл к тумбочке за сменной одеждой. "Она потеряла брата и нескольких близких друзей из-за дела Киры. Ты не можешь винить её за затаенную обиду." Лайт покачал головой, бросая свежий набор на койку. Он уже слышал этот аргумент раньше. "Её брат был деянием Хигучи, её коллеги — Мелло, а Мелло — Такады. У неё нет причин вешать это на меня." "Я сомневаюсь, что она видит это в том же свете, боюсь," Роджер сделал паузу, нервно потирая руки. "Она так же видела твоё, эм, интервью с Ниа вчера вечером." Это всё объясняло. "Дай угадаю. Ей не понравилось моё отношение." "Можно сказать и так, да." Роджер отвернулся, когда Лайт начал раздеваться — бессмысленный жест, учитывая камеры, но всё же оценённый. Несмотря на то, что он был главным надзирателем Лайта, Роджер никогда не обращался с ним недоброжелательно, не говоря уже о явном презрении, проявляемом другими. Именно Роджер ухаживал за ним в первые, ужасающие дни его выздоровления, часами читая вслух, чтобы отвлечь его от боли и ощущения ограничителей, приковывающих его к койке. Именно Роджер приносил ему книги даже после того, как он выздоровел, обсуждая их с ним во время еды, вместо того, чтобы относиться к нему, как к рутинной работе. Ниа ошибся. Если и есть кто-то, кому я должен быть благодарен, то это Роджер. Не он. "Ты мог бы привести хотя бы Рестера," проворчал Лайт. "Хотел бы, но и его, и Геванни здесь нет. Они должны вернуться через день или два, но я не думаю, что ты захотел бы подождать." "Полагаю, нет. Бизнес или отдых?" "Работа в поле для L." "Для L," эхом отозвался Лайт, титул горчил на его языке. "Конечно. Крупное дело." "Именно." Лайт замолчал на мгновение, стягивая рубашку и поправляя её. "Это была твоя идея?" "Прости?" "Ты можешь развернуться, знаешь ли. Я одет." Роджер повернулся, складывая руки перед собой. "Что было моей идеей?" "Отправить Ниа увидеться со мной." "Я ничего не знал об этом, пока агент Лиднер не попросила меня остановить его." "Чего ты не сделал." "Это не было моей идеей, нет. Но я подумал, что она была хороша." Лайт приподнял бровь. "Хороша для меня или для Ниа?" "Разве не может она быть таковой для обоих?" "По моему опыту, нет." "Хм-м." Роджер мгновение изучал заключенного, его выражение лица было изможденным. "Могу я дать тебе совет?" Как будто у меня есть выбор. "Я никуда не денусь." "Нет. Не денешься. В этом и проблема. Если бы ты собирался выйти отсюда лет через пять или даже десять, я бы оставил тебя в покое и пожелал удачи. Но ты не выйдешь. Нравится тебе это или нет, ты находишься на попечении Ниа и это не изменится. Можешь ненавидеть его, если хочешь, имеешь право, но единственный способ улучшить твоё положение связан с ним. Меня не будет здесь через тридцать лет, Лайт, но будет он. А также ты." Я знаю. Лайт уставился на свои руки и замолчал, внезапно очень заинтересовавшись состоянием его ногтей. В одном Ниа был прав: несмотря на приговор, несмотря на гарантии Ниа, Лайт никогда по-настоящему не думал о своем заключении, как о чём-то неизменном. Он не мог. Несмотря на свое вызывающее поведение, он был гораздо более хрупким, чем хотел признавать. Тюремное заключение, изоляция, издевательства, жестокое обращение — я вытерпел это от первого L, могу чертовски хорошо продержаться и в этот раз. Но не вечно. Не без цели. Не так. Пожалуйста, не так. "Работать с Ниа может быть сложно," продолжил Роджер, "даже для меня. Но он предлагает тебе шанс показать себя, Лайт — неохотно, да, но шанс. Тебе лучше быть его союзником, а не врагом. Для твоего же блага." "Не врагом," эхом отозвался Лайт, с горьким комком в горле. "Немного поздновато для этого." "Ниа, кажется, так не считает." "Почему? Потому что он издевался надо мной? Потому что после двух лет игнорирования он снизошел до признания моего существования? По этим стандартам Лиднер хочет стать моим другом." "Он спас тебе жизнь." Заключённый рассмеялся, но не от радости — звук был холодным, безрадостным. Помотав головой, он схватил принесенные Роджером свежие простыни и стал заправлять постель. "Не так уж много жизни." "Ты винишь в этом Ниа?" "Он засунул меня сюда." "Нет. Ты сам это сделал. Либо так, либо ты был бы убит, Лайт. Смертный приговор или нет, если бы он отправил тебя в тюрьму —" "Да, я понимаю. Действительно понимаю. Я хотел бы выразить тебе мою огромную благодарность, но она не умещается в моей камере. Я в любом случае умираю здесь, Роджер. Ни черта я Ниа не должен." Пожилой мужчина вздохнул и поправил очки на носу. "Мэтт—" Лайт издал собственный тихий вздох. Роджер редко называл Лайта "Мэттом" и, казалось, никогда не замечал этого, но обычно это предшествовало какой-нибудь строгой лекции. Вероятно, это имя его сына или одного из прошлых учеников. Лайт никогда не был озабочен этим достаточно, чтобы спрашивать. "Я знаю," отрывисто произнёс он, резко прерывая собеседника. "Что бы ты ни собирался сказать, Ниа уже сказал это. Я прекрасно осведомлен, каким неблагодарным и высокомерным трусом являюсь." "Это то, что ты о себе думаешь?" Голос Роджера был мягким, но вопрос ужалил. Лайт повернулся, на мгновение заколебавшись, прежде чем покачать головой. "Конечно же, нет. Но так думает Ниа. Он совершенно ясно дал это понять." "Значит, тебя волнует то, что Ниа о тебе думает." Лайт скривился. "Ты чертовски хорошо знаешь, что я не говорил этого, и мне не нужен посредник, рассказывающий мне, что я чувствую. Я взрослый человек, а не один из твоих сирот." "Я не вижу большой разницы." "Присмотрись внимательнее — увидишь достаточно. Возраст, например. Живые члены семьи." Лайт сверкнул сардонической* улыбкой. "Количество убитых." "Не будь так уверен. Ты не первый мой ученик, у которого они есть." "Верно. Я забыл о Мелло." "Он, да — и другие тоже. Боюсь, ты убил больше моих бывших учеников, чем думаешь." Выражение лица Роджера было по-прежнему добрым, но Лайт ощетинился в ответ на упрёк в его голосе. "Так много, да? Что, чёрт возьми, ты сделал с этими детьми?" "Вырастил их. Обучил. Дал им стабильность и опору. Не считая детских травм, одарённые дети часто оказываются легковозбудимыми. Даже при лучшем воспитании некоторые из них обязательно потерпят неудачу. Так или иначе." Почему-то я действительно чувствую, что он говорит обо мне. "Вы управляли полигоном для супердетективов. Ваша это вина или нет, наименьшее, что вы могли сделать — убрать собственный беспорядок." "И мы убираем. Ты смотрел фотографии, которые дал тебе Ниа, не так ли?" "Дел получше не нашлось." "Что ты понял из них?" Лайт пожал плечами. "Прямолинейные серийные убийства. Отсутствие связи между жертвами было немного странным, но в остальном —" "Натан Рэнсом, Найджел Ремингтон, Николас Рислинг, Натан Роджерс, Нил Роудс — и каждый из них был третьим в семье с таким именем. Это изменит твои выводы, Лайт?" Ох. Глаза Лайта расширились в неожиданном понимании. Хотя он и заметил странный наряд Ниа, как в Жёлтом Ящике, так и накануне вечером, он не особо задумывался об этом, слишком привыкший к идиосинкразии** оригинального L, чтобы удивляться особенностям его приемника. Но Н.Р. Третьи, все в пижамах — Нейт Ривер, Третий L — это не случайность. Убийца знает его лично, знает, что теперь он является L, и знает, что он не был L с самого начала. Что может означать только... "Убийца — выходец из Дома Вамми," сказал Лайт, проклиная себя за то, что не понял этого раньше. "Вот почему Ниа пришёл ко мне." "Помимо прочих причин." На мгновение Роджер выглядел так, словно хотел дотянуться до него сквозь прутья решетки, есть там смертельные датчики или нет. Затем он уронил руку. "Признаёт он это или нет, Ниа доверяет тебе. Ему это нравится не больше, чем тебе, но он нуждается в твоей помощи. Не позволяй злобе взять верх над тобой. Если ты откажешь ему, он не спросит тебя вновь." "Буду иметь в виду." "Лайт —" "Я сказал, что подумаю. Хорошо?" "Спасибо. Это всё, чего я прошу." Наклонившись за дверью камеры, Роджер протолкнул в прорезь несколько предметов. "Потерянный Рай, как и обещал.. и Божественная Комедия Данте. Ниа, кажется, подумал, что тебе может понравиться. Нужно что-нибудь ещё?" Моя свобода. "Ничего не приходит на ум." "Хорошо. Если передумаешь, я вернусь с обедом." Забрав поднос Лайта и сумку с грязным бельём, Роджер подошёл к массивной двери. Спустя несколько мгновений Лайт снова оказался в одиночестве. Вздохнув, заключённый наклонился, чтобы собрать свои книги, нахмурившись на манильскую папку, найденную под ними. Что за чёрт? Открыв её, он обнаружил пачку полицейских отчётов и отрывистую рукописную заметку:       Кира,       Предполагая, что ты не уничтожил мои фотографии в порыве досады, эти материалы должны дать тебе соответствующий контекст. Дай мне знать, если хочешь обсудить их.       L Лайт захлопнул папку, разрываясь между любопытством и гордостью. С одной стороны, Ниа вполне мог наблюдать, ожидая, клюнет ли его живая игрушка на наживку. С другой — Пока это здесь, я могу взглянуть. Мне больше нечем заняться. Даже если я что-то замечу, я не обязан рассказывать Ниа. Я мог бы раскрыть дело самостоятельно, без его помощи, и он бы никогда не узнал об этом. Или я мог бы дать ему несколько намёков, даже вынудить его попросить у меня совета. Это бы не значило, что я вынужден ему помогать. Это бы ни черта ни значило... Каким бы хорошим лжецом Лайт Ягами ни был, он не мог обмануть самого себя. Он знал это с того самого момента, когда Ниа назвал его Вторым L, момента, когда насмешливый преемник Лайта лично спустился попросить его о помощи: он собирался это сделать. Как бы сильно это его ни терзало, Лайт собирался взяться за дело. Будь он проклят. Заправив волосы за ухо, заключённый сел на койку и стал читать.