Горная сказка

Снилось, будто я проснулся в темной комнате, только лунный свет тускло и невесомо скользил по полу и ложился на одеяла. Кто-то сидел беззвучно и неподвижно на моей постели, в ногах. Приглядевшись, я узнал Янко. Странно скрючившись, обхватив лохматую черную голову черными руками, он смотрел на меня, не моргая, широко распахнув глаза. Каким растерянным, изумленным, каким отчаянным он мне показался... Я протянул к нему руку в надежде как-то утешить. Он глянул на мою ладонь ошеломленно и вдруг потянулся к ней всем телом, опустился на нее лицом, прижался щекой, как ищущее ласки дитя. Было тихо, только шум ветра доносился из окна и что-то едва слышно шуршало на крыше, будто луна танцевала там вальс с ветром в своих серебристых юбках. Помню, как легонько поглаживал его щеку и висок, бездумно глядя, как по лунному серпику плывут один за другим обрывки облаков, и то ярче и будто реальнее становится силуэт на моей кровати, то исчезает во мраке, и только тепло под пальцами не дает забыть о присутствии другой живой души рядом. Проснувшись, я не сразу понял, где я. Ночью на горы легла туча, и теперь за окнами неслись по ветру клочья влажного тумана, будто обрывки привидений, таких старых, что уже забыли свою человеческую форму. Моросило. Свет, льющийся с неба вместе с водой, был белесый, холодный. Я проснулся каким-то мятым, несобранным. Привел себя в порядок, с наслаждением омыл лицо холодной водой, сгоняя сонное оцепенение, впившееся в сознание, как кровососущее насекомое. И выглянул в окно. Потемневшая от сырости стена дома во все стороны простиралась в туман. Разглядеть можно было только выступы соседних окон. А на подоконнике, подточенные дождями, были вырезаны те же знаки, что я видел на окнах монастыря — что-то солярное, какие-то человечки. Я встал коленом на подоконник и далеко высунулся в окно, в туманную влажность, мягко наполняющую легкие, и задумался, смогу ли, переступая по углублениям в кладке, добраться до этих загадочных окон. Может быть, за одним из них Миша… — Не вздумай лезть! — рявкнули за спиной. Янко стоял в дверях, простоволосый, в какой-то дивной, легкой восточной одежде, с подносом в руках, и глаза его были широко распахнуты. Сквозняк тревожно шевелил его волосы. Мне показалось, я вижу на его лице тень какого-то застарелого, не соразмерного ситуации ужаса. Я спрыгнул с подоконника и шагнул к нему навстречу в полуинстинктивной потребности его успокоить. А он, ногой захлопнув за собой дверь, прошёл в комнату. Поднос резко опустился на низкий столик у окна: звякнули приборы, выплеснулся на блюдца кофе. — Надеюсь, барин, ты разумеешь своими иноземными мозгами, что за окном обрыв, скалы, — упав в кресло, Янко вытянул перед собой ноги и потер лоб кончиками пальцев. — Ей-Богу, сегодня же решетки на окна налеплю, будешь тут сидеть птицей в клетке. Эта сцена не столько разозлила меня, сколько ошеломила. Зачем я ему, к чему ему держать меня здесь? У меня нет ни богатых родственников, ни тайных сведений. — Да что тебе от меня нужно-то? Он криво улыбнулся. — Чтоб ты выпил со мной кофе, конечно, — его тон резко сменился на благодушный. — Иди сюда, гляди: хлеб, мед, сыр. Я знаю, ты любишь. Я сел за стол в большой досаде, уставший до смерти от его игр. — Где Михаил? — спросил я, отламывая кусок теплого хлеба. — Мне не нравится, что ты постоянно твердишь о нем, — фыркнул Янко. Откинувшись в кресле, опершись лбом на черные пальцы, он следил за мной исподлобья. — Освободи его — я перестану. — Пообещай, что будешь делать все, что бы я ни сказал, и он тут же кубарем покатится с моей горы на все четыре стороны, — ухмыльнулся он. Раздумывая, я позволил себе насладиться вкусом крепкого кофе. — Я пообещаю, что не буду ни лезть в окно, ни пытаться освободиться любым другим способом, пока ты не закончишь свою сказку. В обмен ты в целости и сохранности и с полным уважением проводишь Михаила на Военную дорогу. Он склонил голову к плечу. Его глаза сузились. — Что ж, милый барин… — протянул он задумчиво. И неожиданно легко согласился: — По рукам. На том мы договорились.