Горная сказка

Дверь в мою комнату теперь открыта. Я исследовал дом, нашел библиотеку и оружейную, множество тенистых, старых, пустых комнат. Некоторые двери оказались заперты. Ни одного человека я не встретил. За окнами в разрывах облаков были скалы, орлы, пропасть неизмеримая. На подворье в клубах тумана вольно пасся Сазарели. Обойдя дом, я сел на крыльце, прислонившись виском к дверному косяку, и стал глядеть, как гладкий черный жеребец щиплет в тумане росистую траву. Я устал и понял вдруг, что меня не тревожит ни прошлое, ни будущее. Вокруг меня была Божья красота, величие природы, я дышал влажным высокогорным воздухом, мне снились странные сны. Внутри всего этого, как в пузыре, на недолгое время я нашел тишину и покой. Иногда мне кажется, что человеческая жизнь во всех ее мытарствах уже потому прекрасна, что в ней, как драгоценные камни в песке, можно найти такие моменты тихой, абсолютной красоты. Каждый собирает свои четки из этих моментов, чтобы перебирать их потом, когда подкрадется тьма. Думая так, я услышал вдруг пение, или, может быть, певучее заклинание на незнакомом языке. Голос был низкий и протяжный, и мне показалось, будто я уже слышал этот напев то ли в ночь, проведенную в монастыре, то ли раньше, много раньше, в детстве или во сне. Кругом не было никого, только конь с опущенной головой, подрагивание его гривы, только покачивание высокой травы да бледная серь тумана. Звуки исходили откуда-то сверху, и я, отойдя от крыльца, поднял голову и увидел Янко. Он сидел на скате крыши, уперевшись носком сапога в водоотвод. Другая его нога свободно покачивалась над бездной. Заметив меня, Янко умолк. — Не низковато ль тебе? Может, еще выше заберешься? — не удержался я от шутки. — Мне везде низковато, — согласился он. А потом в пару движений оказался внизу. После отъезда Миши мне хотелось передышки, Янко излучал дружелюбие и даже, пожалуй, радость, и я не стал возвращаться к повисшему между нами спору. Вместо этого я задал пару вопросов о восточном оружии, которое видел в оружейной. Янко охотно стал рассказывать. Закончилось все шуточным боем на саблях. По горе тяжело ползла туча, подгоняемая ветром, и мимо нас неслись хлопья тумана. Ветра было много, много, и наши волосы хлестали нам в лица, лезли в глаза и за воротник. — Мне нравится, что ты не священник, — сказал он мне на выдохе после очередного выпада. — Откуда ты знаешь? — Что? — Что меня прочили на постриг. Он усмехнулся невесело. — Вид у тебя больно одухотворенный, — и сделал новый выпад, от которого я едва успел увернуться. На время мне стало не до разговоров. После боя мы, взмокшие, усталые, уселись на склоне горы, глядя на тянущиеся внизу молочной рекой облака, на сочную зелень луга. — Так что же насчет священства? — поинтересовался он. Я пожал плечами и рассказал. — Мои родители рано умерли, и некому было взять меня. Единственная моя родственница, сестра матери, была настоятельницей монастыря по соседству. Они и определила меня сперва к себе, а потом в другой монастырь, мужской. Это было далеко отсюда, очень далеко, там, где земля плоская, как блин. Я люблю те места… Медленные, тяжелые, зеленые реки. Рыжие рассветы в камышах. Замковые башни над синими озерами. Я вырос в обители, заброшенной среди лесов и болот, в окружении добрых людей. Поступая в семинарию, я мечтал сделать мир лучше, а потом, однажды, вернуться в мой монастырь — домой — и помогать таким как я, как однажды помогли мне. — Еще бы ты не мечтал, — усмехнулся Янко себе под нос и обессиленно повалился во влажную траву. Камзол и рубашка на его груди были распахнуты, к взмокшей шее липли темные пряди. — Я вступил бы в сан, если бы не случай… — тут я замолчал, рассказывать дальше не хотелось. — Хм? — протянул Янко с ленцой. Он лежал на земле, запрокинув руки за голову, угодив волосами в чертополох, но его темные глаза были полны внимания. — Давай поговорим об этом в другой раз. Пару мгновений он не сводил с меня пристального взгляда, будто угадывая что-то. Потом резко поднялся. — Пойдем, я пожарю тебе зайца. — Сам? — Почему нет? Я хорошо готовлю. Правда, не для всех.