Восточная граница

— Я не буду устанавливать палатку, — Ваня скрестил руки на груди сразу же, как приземлился. Потом развёл их, чтобы снять со спины рюкзак и достать сложенный жёлтый квадрат тента. Они стояли в двух шагах друг от друга, с пузырями свежего воздуха вокруг голов, потому что всё вокруг было в дыму. После того как они летели вдвоём на одной метле, и Ваня прижимался к его спине, после всего сказанного было неловко. Тихон выдохнул, стряхивая с себя это наваждение. Дыма наглотался, не иначе. Потом посмотрел ему в глаза и сказал, старательно копируя интонации гипнотизёров: — Ты хочешь научиться, точнее, потренироваться ставить палатку, — он провёл рукой, как Оби-Ван с его «это не те дроиды, что вы ищете». — Я хочу, чтобы получалось так, как от меня ждут — сразу. Как у дедушки. От такой честности на миг перехватило дыхание. Захотелось поблагодарить своего дедушку за то, что тот не сам Янковский — именно так, с придыханием. — Это очень высокая планка. Начни с огневиски и трубки. Ваня рассмеялся и махнул палочкой. Рука мелко тряслась из-за смеха, и палатка застряла на середине раскладывания, скособоченная на левую сторону. — Если ты мог сделать из неё вискарь и не сделал — я тебе не прощу, — засмеялся Тихон вместе с ним. Он знал, что еду невозможно сделать из чего-то другого, но не портить же из-за этого шутку. — Прощай что хочешь, но палатку раскрой сам. — Ты всегда такой упрямый? — Да. Говорю же, я отталкиваю людей. Тихон сделал полтора шага к нему и остановился так, чтобы между ними была только наполовину разложенная палатка. — Так оттолкни. Ваня смотрел ему в глаза и будто бы что-то просчитывал. Ещё одно движение палочкой. Палатка развернулась полностью, и Тихону пришлось отскочить назад. Едва успел, и прыжок вышел неловким, он едва удержался на ногах. — Туше, — признал он. — Досыпай, я подежурю. Заклинание то же? — Нет, воду из болота нужно сперва увеличить, а потом разносить ветром. Если успеем. — Энгорио? — Скорее Агуаменти, Энгорио можно наплодить торфа, а его тут и так больше, чем хотелось бы. — Разумно. — Хабенский. Они с Богдановым этим и занимались. И ты уверен насчёт дежурств? Я могу… — Я хер знает, мы график сбили… да его и не было, считай, сейчас не разберёшь, кто где недоспал. — Как я понял Хабенского, осталось немного, иначе слишком заметно. Прозвучало грустно. — Времени осталось мало, время говорит: скорей, — вспомнил Тихон слова из какой-то старой песни. — Мне понравилось с тобой работать. — Мы ещё не закончили, — криво усмехнулся Ваня. Он словно собирался что-то добавить, но передумал и полез в палатку, подхватив с земли рюкзак. Тихон двинулся насыщать болота вокруг водой. Он достал палочку и телефон из карманов. Сеть тут ловила лучше, и пришли какие-то смски. Тихон глянул — Димка, Филипп, ничего важного — и даже не стал открывать. Успеется. Только поменял название того самого контакта на «Ваня Янковский» и убрал телефон обратно. Он просто чувствовал, что так надо, ощущал эту зарождающуюся нить как какое-то реальное заклинание. Он брёл в дыму, уворачиваясь от деревьев, пока не ощутил под ногами подсохшее болото. Земля не чавкала, но пружинила, ёрзала под ногами. Норовила сбросить, как конь с дурным характером. Тихон на минуту снял с себя заклятие пузыреголовости, но из-за запаха гари было не понять, пахло ли торфом. Он вновь обернул голову пузырём чистого воздуха. — Агуаменти! Из кончика палочки полилась вода. Она уходила в землю, и та даже не темнела, поэтому казалось, что Тихон просто ничего не делал. Это было непривычно. Хотелось сделать что-то полезное, хоть раненого единорога кормить, только не так — поливать из палочки огромное болото с горючим. Вспомнился пост в инете про тушение Нотр-Дам-де-Пари. Его магглы тушили с земли, пожарными рукавами, без вертолётов и прочей современной техники, чтобы не повредить каменное кружево. Стоило думать о нынешней задаче как-то так же. Стоило перестать думать о Ване. Он сам сказал — времени почти не осталось, а потом они разойдутся по Питеру и Москве как ни в чём не бывало. Если ему повезёт, будут встречаться на каких-то премиях раз в году, или проводить открытые уроки для учеников Колдовстворца, или, быть может, ещё разок пересекутся на задании. Хотелось бы. Казалось, Ване тоже. Когда он оттаивал, то был прекрасным рассказчиком и учителем. Москва Тихону не нравилась, но Ваня говорил о ней с такой любовью, что поневоле проникнешься. А ещё он слушал — глядя своими карими глазами куда-то вдаль, цепко и отстранённо одновременно. Тихон мотнул головой и двинулся дальше, вглубь болота. Он ступал аккуратно, но подошвы пружинили, и ощущение неустойчивости не покидало ни на минуту. По спине ползли мурашки — плохой знак. Он постарался сделать струю воды из палочки как можно сильнее, но вода всё так же бесследно уходила в тёмную землю. Ветер хоть почувствовать можно было. Не то чтобы ему нравилось продрогнуть, но хоть что-то. Он брёл по болоту, по редкой блёкло-зеленоватой траве, пока не дошёл до края. Всё было в дыму. В паре метров начинался лес, но даже широкие тёмные стволы терялись в густом тумане. Правой ноге стало тепло, будто он опустил её в горячий источник, и только тогда Тихон с трудом различил лёгкую серую струйку, которая шла из-под земли. Она текла потоком сантиметров двадцать над землёй, а потом без следа растворялась в сером мареве. Он вновь снял заклятие пузыреголовости, но тут же вернул — дымом пахло так резко и едко, что голова закружилась. Тихон лил воду, пока дымок из-под земли не перестал идти, и ещё немного потом, а затем двинулся по самому краю, подсохшему от близости огня. Земля почти не пружинила под ногами — совсем высохла. — Я мебель укрепил. В палатке. Если ты не против, — Ваня вынырнул из дыма, не здороваясь, и пошёл рядом. Из кончика его палочки тоже текла вода. — А если да — сломаешь обратно? — усмехнулся Тихон. — Как ты складывал палатку, чтобы я её разложил. Вновь туше — этим можно было только восхититься, но восхищение Ване стояло поперёк горла. Тихон промолчал. Если Ваня не стал отсыпаться в палатке — значит, времени нет. Совсем. С Мурино без него наверняка разобрались, теперь его будет ждать Олонец, Тосно или Вырица. Будет долгими ночами у костра рассказывать, как топорщатся у Хабенского усы, какой Курцын мускулистый и какие на метле трюки выделывает. От мысли, что спросят и про Ваню, что-то сжалось. Что на это отвечать? Про его солнечную улыбку, редкую, будто само солнце в Питере, про непринуждённость, с которой он держится на метле, про мягкость и уверенность, с которыми он наносил мазь на ожог единорога? Хотелось сохранить это в себе. А он-то считал себя не из тех, кто чах над своими сокровищами — до этого момента. Землю едва вело под их шагами — мерзкое ощущение. Вокруг всё было бело от дыма. Он едва видел Ваню, которого мог коснуться, если протянуть руку. — Хабенский сказал, позвонит, когда собираться и лететь к первой стоянке. Казалось, ему тоже не хочется улетать. Или это пузырь так искажал голос. — Вернёшься к своему правильному кофе. — Кофе мой друг, — как-то очень грустно сказал Ваня. — Кофе — мой друг, музыка — мой drug, — начал напевать Тихон. — И всё, что вокруг, — я могу сыграть, — подхватил Ваня. — Дорога — мой дом Небо — моя тетрадь Пока мы вдвоём, мы точно не будем спать… Кофе — мой друг Музыка — мой драг И всё, что вокруг я могу сыграть… Их голоса словно разгоняли густой дым — идти стало легче. И было легко признаться: — Я буду скучать. — Обычно мне это бывшие говорят, — усмехнулся Ваня. Тихон не нашёл слов, чтобы ответить. Они продолжили идти по болоту, поливая торф из палочек. Ваня начал говорить про своих котов, про мамину собаку на даче. Про узоры на бабушкином ковре. «Мне в детстве всякое виделось в ветках. Они за окном шевелились, в разные картинки складывались — жуть!» — рассказал Ваня — «А вот ковры не разглядывал». В какой-то момент под ногами начало чавкать, и стало понятно, что они обошли всё болото. Двинулись вглубь, чтобы идти по спирали. Про трёхмерный паззл, который Вера в шутку подарила ему на день рождения — «сложный пиздец». Тихон пустил в его сторону рой мыльных пузырей. Радуга сверкала на прозрачных боках. Ваня рассмеялся до хрюкания. На его щеках появился румянец. Из палочки Тихона вместо воды вылетело облако. Ваня от этого рассмеялся пуще прежнего. Когда он наконец смог спокойно дышать, то от подарков беседа перешла к путешествиям. Тихон ездил мало, хотя как волшебник мог обойтись без виз и прочей маггловской волокиты. Всё хотел добраться до чемпионата мира хоть по квиддичу, хоть по футболу, и никак не складывалось. — Я много о чём жалею, что не сделал. Бывает, лежу ночью, вместо того, чтобы спать, думаю: «Вань, ну зачем ты так поступил? А это — почему в тот момент?» И лежу, думаю, как правильно надо было, не в Лос-Анджелес в пятый раз, а в Большой Каньон, не знаю, на край мира, куда-то… — Ты говорил, что любишь Лос-Анджелес. — Я буду его любить, даже если увижу что-то ещё. Так почему бы не посмотреть? — Я хотел бы посмотреть Мачу-Пикчу, столицу инков, но мы вроде на Патрики договорились? Ваня завис на минуту, Тихон аж испугаться успел. Если бы не вода, что всё ещё текла из его палочки, решил бы, что он убил Янковского. — Если я предложу тебе Архангельскую область, ты согласишься? — Не рука и сердце, но сгодится. Ваня фыркнул. — Даже интересно, что ты скажешь на руку и сердце. — Архангельская область оригинальнее. Но, — продолжил он, уловив сомнение во взгляде Вани, — руку и сердце всегда можно съесть. Он вновь рассмеялся. Тихон смотрел на широко открывшийся рот, на белые зубы, сверкнувшие в дымной полутьме. Смотрел на морщинки у уголков глаз. На дёрнувшийся кадык на длинной шее. Он сделал шаг ближе, и вода из палочки Вани плеснулась на кроссовки. Ещё один шаг, совсем крошечный, и между ними осталось сантиметров десять. Сантиметров десять дымного, горячего, наэлектризованного воздуха. Телефон Вани разразился стандартным звонком айфона. Ваня бросил на экран быстрый взгляд, прежде чем ответить уже серьёзным голосом: — Да, КонстантЮрьч, слушаю. Слушаю! Мы с Тихоном! Вмес-те мы, го-во-рю! — ловило явно плохо. — Понял! Ага, хо-ро-шо! Поднял взгляд на Тихона и сказал сквозь зубы: — И ведь вроде вечно телефон из-за магии тупит, а бесит каждый раз. — Как в первый. Ваня непонимающе прищурился. — Пора возвращаться? — спросил Тихон про звонок. — Да. Тихон сделал шаг назад, вновь попав кроссовком под струю воды. Ещё шаг, совсем небольшой. Разворот. Всё это — продолжая ловить ванин взгляд, из-за чего шея оказалась скручена под углом. А Ваня всё смотрел на него открыто и как-то растерянно. — Ты любишь Питер, — невпопад сказал он. — Не, только шаверму с лучком. Улыбка тронула губы Вани. Он уточнил направление заклятием и, не говоря ни слова, пошёл к палатке. Тихон направился вслед за ним, поливая болото водой с другой стороны. Они оба были правшами, так что если Ваня просто держал палочку в опущенной руке, то ему приходилось руку согнуть и немного поднять, чтобы не заливать свои и так мокрые кроссовки. В дыму было ничего не видно. Сгущались сумерки. Когда они почти пришли, жёлтая палатка не показалась яркой. Ваня забрался в палатку, всё тем же плавным, танцующим движением, и вышел через минуту с двумя мётлами и рюкзаком. — Сворачивать тоже мне? — лукаво усмехнулся он. Тихон засмотрелся на искорки в его глазах и пропустил момент для ответа. Он пропустил момент, когда можно было сдать назад, отшутиться, когда можно было свернуть палатку знакомым жестом. Но когда Ваня потянулся к нему, едва-едва, скорее вскинув подбородок и намекнув на движение, чем сделав его — он всё уловил.