Человек — хозяин своей судьбы, а не боги. Боги созданы людьми, чтобы давать ответы, которые они сами слишком боятся принять
— Гермиона, — обратился спустя минуту к ней Франц. — Да? — подняла голову Гермиона, смотря Францу в глаза. — Хочешь, я расскажу тебе историю? Гермиона удивлённо посмотрела на Франца, который сейчас казался непривычно серьёзным. Они провели в молчании почти две минуты, смотря друг другу в глаза. Гермионе очень хотелось узнать, что сейчас думал Франц, какие мысли у него крутились в голове. — Гермиона? — вопросительно вскинул брови Франц, пропуская волосы через свои длинные пальцы. — Ты меня слышишь? — Да, — опомнилась Гермиона. — Извини, я… — она запнулась, подбирая слова. — Какую историю? Франц несколько секунд помолчал, формируя ответ. — Помнишь, я давал тебе книгу с легендами Магической Германской империи Райс? — Девушка утвердительно кивнула. — Помню, — ответила Гермиона. — Я ещё тогда не смогла ее прочитать, потому что там два издания, и оба написаны на языках, которые я не знаю, — на немецком и древнескандинавском. — Хочешь, — прочистил горло Франц, — я переведу тебе одну из легенд? Гермиона резко села на постели, отчего Франц удивлённо выдохнул. Он широко улыбнулся, когда Гермиона схватила его за запястье и, потянув на себя, заставила сесть напротив себя. По одному ее виду было понятно, что она согласна на его предложение и очень рада ему. — Ну, значит, начнём…***
На закате солнца, в ясный зимний вечер, в племени викингов царила тишина. После похода вернувшиеся войны проводили время со своими семьями: жёнами, детьми, родителями… Было тихо. Но лишь в одном из домов, на берегу озера Венерн, было неспокойно. В семье викинга Бьёрна на свет появлялся его ребёнок, наследник одного из самых сильных воинов. О рождении ребёнка Бьёрна знал лишь его близкий друг, его звали Гюнтер. И этому были весомые причины. Ведь матерью этого ребёнка была женщина, не принадлежащая к роду скандинавов. Эта женщина была арабкой. Ее звали Маулида. Дочь правителя Арабского Королевства. Эта женщина жила на берегах озера Венерн уже год. Ее на эти земли привезли в качестве трофея одного из походов. Но глава конунга, Ингвальд, приказал вернуть убитому горем отцу бедную девушку. Но Бьёрн ослушался. За время возвращения викингов из похода Бьёрн очень привязался к Маулиде, как и она к нему. Она чувствовала от него тепло, которого не чувствовала ни от одного из женихов, которых предлагал ей отец. Маулида не захотела покидать Бьёрна, также как и он не желал отпускать ее от себя. Поэтому лучший друг викинга, Гюнтер, соврал конунгу, что во время шторма Маулида трагически погибла. На самом деле женщина осталась в скромном жилище своего возлюбленного Бьёрна и стала жить с ним в мире и согласии. Спустя три месяца их счастливой и беззаботной жизни конунг Ингвальд объявил о начале нового похода, на Англию. Бьёрн, скрипя сердцем, оставил любимую и был вынужден покинуть родные земли. Для него эта войны была временем ужасных испытаний. И дело было не в жестокости и тяжкости войны. Дело было в том, что Бьёрн, уезжая, узнал от любимой, что она ждёт от него ребёнка. Вернувшись из похода, Бьёрн обнаружил Маулиду при смерти. Последние дни он не отходил от ее постели, не отходил и Гюнтер, бывший Бьёрну все равно что братом. На исходе дня, когда солнце уже зашло за горизонт, бог Один привёл в мир ещё одну жизнь. Но вместе с этим другой Бог, Аллах, унёс за собой и жизнь бедной мученицы Маулиды. Последними словами Маулиды своему возлюбленному были такими: «Береги его. Придёт время, и наш мальчик изменит историю всего мира». С этими словами Маулида оставила этот бренный мир. Так на свет появился мальчик, которому Бьёрн дал имя Ральф. Ральф, в чьих жилах текла скандинавская и арабская кровь. Ральф, чьё имя спустя много столетий будет внушать страх. Ральф, чья сила станет настоящей легендой. Ральф, который построил из небольшой деревни настоящую империю. Ральф, чья магия превышала силу тысячи войнов. Ральф, который стал родоначальником самой могущественной династии. Ральф, перед которым склонил голову весь мир. Это все он. Маленький мальчик, лежащий в колыбели, играющийся с деревянной игрушкой в виде медведя и весело хохочущий над гримасами Гюнтера. — Клянусь Всесильным Одином, Бьёрн, твой сын будет настоящим воином! — рассмеялся Гюнтер, усаживая Ральфа себе на колени и давая ему в руки свой боевой инструмент. — Смотри, как этот медвежонок обращается с оружием! А ему едва год исполнился! Услышав слова друга, Бьёрн влетел в дом, даже не выпустив из рук вилы, остервенело воткнул их в деревянные полы дома и двинулся на Гюнтера. — Немедленно забери из его рук сакс*, Гюнтер! — голосом, не требующим возражений, произнёс Бьёрн. — Да ладно тебе! — хохотнул Гюнтер, удобнее усаживая себе на колени маленького Ральфа, увлечённо играющего с саксом. — Смотри-ка, ему нравится… — А мне плевать — забери у него оружие! — продолжал напирать Бьёрн, практически достигнув Гюнтера. — Ральф, отдай дяде сакс… Ральф поднял глаза на отца и сощурился, смотря своими не по-детски большими и такими осознанными глазами на отца. Он сильнее сжал в руке рукоять сакса, не намереваясь слушаться приказа отца. — Ральф, — строго протянул Бьёрн, протягивая руку, — отдай мне оружие, живо! Лицо Ральфа, такое детское и милое, тут же исказила гримаса злости. Гюнтер едва заметно похолодел, видя такое выражения лица у ребёнка. — Ральф… — вновь произнёс отец, но не смог закончить фразы… Как его отбросило к противоположной стене дома. Гюнтер в ужасе вскрикнул, едва не уронив Ральфа на деревянный пол дома. Он усадил ребёнка обратно в колыбель и подбежал к Бьерну, помогая тому подняться. — Ты как? — похлопал его по спине Гюнтер. Бьёрн ничего не ответил, с непонятным чувством глядя на ребёнка. Маленький мальчик был совершенно не похож на детей викингов, на скандинавских беленьких и русых мальчишек, которые с криком и весельем носились по деревне, играя в догонялки или борясь на игрушечных деревянных мечах. Ральф был черноволосым, словно его волосы были самой чёрной смолой, густоволосым мальчиком. Цвет его кожи был, как и у матери, темный, и глаза его были черны, как ночь. Увидя кто этого мальчика, все косились на него и на его отца. Все считали, что этот ребёнок был пленён во время одной из битв и оставлен одному войну. Но приглядевшись получше к Ральфу и Бьерну, можно было точно сказать, что они были семьей. Ведь Ральф был точной копией отца. Да, он унаследовал от матери арабские черты в виде волос, глаз и кожи, но все остальное принадлежало отцу. Острые черты лица никак не соответствовали покойной матери, они являлись даром отца. — Бьёрн, все хорошо? — вновь потрепав друга по плечу, спросил Гюнтер в тенью страха и беспокойства в голосе. — Ты меня слышишь? — Да… да, — немного помедлив, ответил Бьёрн, не отрывая взгляда от Ральфа. — Все хорошо. Ральф, наконец, поднял взгляд на отца и надул губы, все ещё держа в руке сакс, который ему так пришёлся по душе. — Может, оставишь ему? — повернулся Бьёрн к Гюнтеру. — Ему он, видимо, очень понравился. — Ради Благородного Одина, пусть берет! — махнул рукой Гюнтер. — У меня таких завались. Бьёрн удовлетворенно кивнул, вновь посмотрев на сына. Ральф, услышав разговор отца и его друга, радостно захихикал и стукнул кулачком по постели. И только сейчас Бьёрн с тенью ужаса заметил перемену в сыне. Его глаза. Они отдавали из бездны черноты яркой синевой, так и маня к себе. Прямо на дно.***
Время бежало нещадно. За прошедшие годы Ральф вырос в настоящего красавца-мужчину: женщины, видя его на улицах деревни, оборачивались и смотрели вслед, едва не роняя корзины с едой и кувшины с водой. Такого мужчины, как Ральфа, в селении Скандинавии не видели никогда прежде: каждый человек, видевший его на своём пути, старался скрыть своё смущение, ведь люди не могли оторвать от него взгляда. От него, от высокого, крепкого, черноволосого и смуглого викинга Ральфа, сына Бьерна. Однажды, в один день, в канун Йоля*, Ральф вернулся домой и, войдя в дом с охапкой двор, уронил все на пол, когда Гюнтер налетел на него. — Ральф, ты должен отправиться туда! Они все знают! Они забрала Бьерна, только ты сможешь спасти его! — начал сбивчиво объяснять Гюнтер, тряся Ральфа за плечи. — Стой, Гюнтер, спокойно! — поморщился Ральф, останавливая крики Гюнтера. — Расскажи мне все с самого начала. И Гюнтер начал свой рассказ. Рано утром, когда ты ушёл за дровами, мы с Бьёрном решили выйти на базар. Но только сойдя с порога дома, нам на встречу вышли двое мужчин-стражников из дворца. — Викинг Бьёрн, сын Густава и Батильды? — с каменным лицом разглядывая твоего отца, спросил стражник. — Это я, — смело шагнув вперёд, громко произнёс Бьёрн. — С чем пожаловали? — Вы обвиняетесь в незаконном сожительстве с дочерью арабского короля, Маулидой, — подавив усмешку, известил мужчина. — Вопреки приказу нашего великого конунга, вы поступили по-своему и ослушались его приказа. А как вы знаете, за свои решения нужно отвечать. Бьёрн с каменным лицом пожал губы и кивнул, но несмотря на его спокойствие, я словно слышал, как колотится его сердце в груди. — Идемте с нами, — прочистил горло второй стражник. — Конунг послал за вами. Он ждёт вас. Бьёрн спокойно пожал плечами и шагнул вперёд. Мужчины взяли его под руки, вытащили его оружие и повели в сторону моря. Перед тем, как исчезнуть, Бьёрн крикнул мне: «Если я не вернусь, позаботься о Ральфе! Ты нужен ему!» После рассказа Гюнтера Ральф спокойно качнул головой, смахивая с лица длинные чёрные волосы. Он подошёл к сундуку, открыл его и достал оттуда отцовы доспехи и скандинавский боевой топор. Он несколько секунд глядел на них, не мигая, а после уложил их на стол, завязал волосы в хвост и произнёс жестким, грозным голосом: — Мы идём за отцом.***
Поход был долог. За очень краткие сроки Ральф, Гюнтер и известный деревенский кораблестроитель, давний друг отца Бьерна, Фолки, соорудили небольшой корабль, на которой втроём отправились ко дворцу конунга Ингвальда. — Ни чем хорошим это не кончится, помяните мое слово, — хриплым недовольным голосом уже в который раз шептал себе под нос Фолки, сидя на корме корабля. — Море волнуется… Это знак… — Фолки покосился на Ральфа, стоящего у руля корабля. — Этот мальчишка станет нашей погибелью… До берегов они добрались поздним вечером. Спрыгнув на землю и пришвартовав корабль, Ральф, ничего не сказав, направился ко входу во дворец. — Ральф все погубит, — покачал головой Гюнтер. — Погубит, — согласился Фолки, садясь на колени. — Но погубив старые порядки, которые строились веками, он построит новые. И эти порядки будет тяжело порушить. Как же был прав тогда Фолки. Как прав…***
Ральф всегда был очень вспыльчивым, и в этом он был похож на обоих родителей: Маулида, бывшая носительницей горячей арабской крови, и Бьёрн, не имевший в характере ни капли спокойствия, одарили своего сына ужасно взгальным характером. Ральф не останавливался ни перед чем. Одно слово — и Ральф мог вспыхнуть, как огонь. Собственно, Ральф и был огнём. Ральф открыл двери дворца, не постава и не уведомив стражу о своём желании поговорить с великим конунгом. — Конунг Ингвальд! — обратился к нему Ральф, сжимая руки за спиной. — Я хочу видеть своего отца, викинга Бьерна! — Стража! — грозно отчеканил Ингвальд, взмахнув руками. — Уведите этого юнца и накажите по заслугам! — Не смей приближаться ко мне, если тебе жизнь дорога! — закричал грозным голосом Ральф. И это подействовало. — Я пришёл сюда с миром. Я всего лишь хочу знать, где мой отец, викинг Бьёрн, и почему его было велено доставить сюда. — Ты и есть сын викинга Бьерна и арабской принцессы Маулиды… — протянул конунг, кивая головой страже, чтобы оставила их наедине. — Тот самый викинг, который стал настоящим достоянием… — Давайте ближе к делу, — оскалился Ральф, возымев наглость перебить самого конунга. — Я пришёл сюда не для того, чтобы вести бессмысленную болтовню. Я пришёл за отцом. — Видишь ли, Ральф, — выдохнул Ингвальд, заложив руки за спину, — я не могу отпустить твоего отца. Я узнал, что он ослушался моего приказа… — Ослушался приказа вернуть свою любимую женщину в родные земли, где она была бы выдана насильно замуж за нелюбимого человека? — вновь перебил его Ральф. — Какое право вы имеете распоряжаться судьбами других людей? Да, вы конунг, великий из людей, наделённый огромной властью. Но вы не божество — вы не имеете права распоряжаться жизнями людей. Ингвальд усмехнулся, но в его глазах ясно проскользнула искра злости от слов юноши. — Ты очень любишь своих отца и мать, — утвердительно кивнул Ингвальд. — Это похвально. Любовь родителей — самое дорогое, что есть у ребёнка. Я могу тебе предложить кое-что. — Что же? — нетерпеливо спросил Ральф, вздёрнув голову. — Завтра в столице пройдут гуляния в честь Йоля, и традиционно люди будут ждать представления, — Ингвальд поднял взгляд и посмотрел на Ральфа. — Сразись со мной на площади столицы. Если побеждаю я, оставляю твоего отца здесь. Но если побеждаешь ты, я дарую твоему отцу свободу и дам тебе кое-что большее… — О чем вы? — нахмурился Ральф. Ингвальд повернул голову к Ральфу и спокойно ответил: — Я отдам тебе свою страну. *** Йоль — праздник середины зимы. В честь самой длинной ночи в году проводился большой праздник, так как средневековые германцы ожидали возрождения Короля Дуба, Солнечного Короля, Дарующего Жизнь, который согревал замёрзшую землю и пробуждал жизнь в семенах, хранившихся в её лоне всю долгую зиму. На полях разжигали костры, а урожай и деревья благословляли, распивая пряный сидр. Дети ходили из дома в дом с подарками в виде яблок с гвоздикой, которые лежали в корзинах из ветвей вечнозелёных растений и стеблей пшеницы, посыпанных мукой. Яблоки представляли солнце, ветви символизировали бессмертие, стебли пшеницы изображали урожай, а мука означала успех, свет и жизнь. Падуб, омела и плющ были украшением не только снаружи, но и внутри домов, чтобы пригласить природных духов принять участие в празднике. Ветку падуба хранили около двери весь год как постоянное приглашение счастливой судьбе посетить обитателей дома. По традиции, проводились пение языческого гимна, благословение деревьев, сожжение йольского полена, украшение йольского дерева, обмен подарками, поцелуи под омелой. Традиция подавать рождественскую ветчину восходит к языческому обычаю клятвы на голове дикого кабана. Считалось, что такая клятва доходит до самого Фрейра, бога плодородия, священным животным которого был дикий кабан. В Исландии верят в йольского кота, питомца великанши-людоедки Грилы. Его представляли с огненными глазами, огромным, размером с быка и с таким же аппетитом. С наступлением праздника йольский кот заглядывает к непослушным детям, лентяям и тем, кто не подготовился к празднованию. Обычно он съедает весь праздничный ужин, а если он не окажется вкусным, кот полакомится детьми, живущими в доме. Также верили, что если не надеть на Йоль новую шерстяную одежду, кот съест ленивца. Поэтому на Йоль полагается надевать новое.***
Ральф проснулся рано утром и вышел на балкон в отведённой ему комнате. Он устремил взгляд вниз, наблюдая за бегающими маленькими людьми, похожими на муравьев, и тяжело вздохнул. Предложение конунга о присвоении ему в случае победы всего королевства его немного пугала. Зачем ему королевство? Он обычный человек, воин. Какой из него правитель, какой из него конунг? Он пришёл сюда не ради власти, а ради отца, ради самого близкого человека в своей жизни. Единственная его цель — это спасти его. А ради этого он готов на все.***
На дворе был полдень, когда двери дворца отворились и показался великий конунг Ингвальд. Поднятием руки он призвал народ к тишине, и он мгновенно затаился, рассматривая своего правителя и с интересом стараясь хорошенько рассмотреть лицо человека, стоящего рядом с конунгом, ведь он не был похож на здешний люд. — Сегодня, в этот священный день Йоля, я извещаю вас, мои поданные, о том, что в этот день вы станете свидетелями события, которое изменит наши жизни. Сегодня я, конунг Ингвальд, и викинг Ральф из деревни Райс, поборемся на поле боя. Если одержу победу я, то казню отца Ральфа, викинга Бьерна, и изгоню Ральфа из страны до конца его дней. Если победа останется за Ральфом, он получит все мои земли и я отдам ему право править. Ральф не слышал громких перешёптываний народа, который с подозрением глядел на него. В его голове кричали на перебой голоса: «Он обманул тебя! Он сказал, что твой отец в случае проигрыша останется в живых, а ты отправишься домой! Он не дал тебе возможности отказаться, так что ж… Я не дам ему возможности жить». — Ральф? — он медленно повернул голову на насмешливый голос конунга. — Готов сразиться со мной? Ральф усмехнулся, гордо подняв голову и смотря Ингвальду прямо в глаза. — Это, скорее, нужно спросить у вас, конунг. Ингвальд подавил в себе чувство злобы от этих слов, молча кивнув и пройдя на центр площади. Ральф встал прямо напротив него. Они развернулись друг к другу спинами, отсчитали десять широких шагов вперёд, после чего развернулись друг к другу. Ральф поднял гневные глаза и увидел его. Отца . Бьёрн стоял на высшей точке дворца, позади него были двое стражников. «Будь осторожен». Ральф едва заметно кивнул, и, не успел он перевести взгляд на противника, как услышал звук рассекающего воздух меча. «Как благородно — начать без предупреждения о начале поединка. Конунг Ингвальд, вы превзошли все мои ожидания». Несмотря на начавшийся без предупреждения бой, Ральф, ни капли не волнуясь, выхватил свой топор и выставил его для защиты, после чего в считанные секунды выхватил свой сакс. Ингвальд явно не ожидал от деревенского мальчишки таких приемов — Ральф дрался, как самый настоящий полководец армии викингов. В его голове мимолётом проскользнула мысль о том, что он бы хотел иметь на службу такого воина, как Ральф. И именно его мысль, отвлёкшая его от боя, и повлекла за собой непоправимые последствия. И стала началом нового начала. Ингвальд почувствовал, как из него выбили воздух. Он резко опустил голову и увидел, как сакс Ральфа прошёл и остановился в его животе, пробив доспехи. Ингвальд нервно усмехнулся, чувствуя, как ритм сердца сбивается вместе с дыханием, а к горлу подходит что-то, имеющее металлический привкус. Это было кровь. — Ваш час пробил, конунг Ингвальд, — прошептал так, чтобы услышал только Ингвальд, Ральф. — Молись, чтобы Вальхалла* приняла тебя, как достойного война, и ты не был отвергнут ей за свои грехи. — В тебе есть то, чего не было во мне, — хрипя от подступающей к горлу крови, произнёс Ингвальд. — Справедливость. Совесть. Честь. Именно этими чертами должен обладать настоящий правитель. Будь аккуратен. Власть меняет людей. С этими словами конунг Ингвальд погиб, став одним из воинов Вальхаллы. А его место занял новый правитель. Конунг Ральф. Основоположник династии Райс. Великий правитель и завоеватель земель, самый сильный воин за всю историю династии Райс. День его воцарения считается одновременно и святым, и грешным. Ведь слова Ингвальда были правдивы. «Власть меняет людей».***
Франц выдохнул, закончив рассказ. Он перевёл взгляд на Гермиону, сидящую напротив него, и едва не рассмеялся, глядя на ее удивленное лицо. — Да, ты правильно поняла, — усмехнулся Франц. — Райс — это название скандинавкой деревни, а не царская фамилия. Мы обычные воины-маги. Гермиона неловко улыбнулась, когда Франц ответил на ее немой вопрос. Но у неё остался последний, главный вопрос. — Власть меняет людей, — произнесла она последние слова легенды. — Эти слова оказались пророческими? Что случилось с Ральфом? Франц горько усмехнулся и, посмотрев на Гермиону исподлобья, ответил: — Власть — очень тяжелое бремя. Не каждому дано справиться с ним. Ральф был очень сильным и справедливым правителем. Но у него был единственный грех. Это его гнев. Вспыльчивость. Неконтролируемая ярость. Она и стала его погибелью. Гермиона подавила в себе чувство ужаса после слов Франца. Она представила Франца, которого может сгубить Власть. И ей стало не по себе. — Именно поэтому всем детям императорской семьи внушают чуть не с самого рождения то, что они должны подавлять свои чувства. Мы склонны к ярости. И именно она является катализатором всех проблем. Всех войн. Всех смертей. Гермиона неосознанно кивнула, не зная зачем. Она вздрогнула и улыбнулась, прикрыв глаза, когда почувствовала, как губы Франца коснулись ее лба, а его руки обвились вокруг талии. Сейчас ими позабылись все проблемы, окружающие их. Гермиона позабыла свои волнения о Франце и его скорой судьбе, а Франц в свою очередь забыл о своих волнениях о семье, что будет с его самыми близкими людьми. Сейчас для них весь мир заключался в этой комнате на второй этаже дома Франциски Элизы Райс. Их мир был друг в друге.