***
— Мистер Забини, если это опять вы пришли просить у меня черт знает какую возможность пересдать зачет, то можете разворачиваться и уходить! — зарычал изо двери Северус. — Пап, это я, — массируя переносицу, произнёс Франц, уже пожалев, что вообще пришёл. Дверь отворилась спустя секунду и Франц встретился взглядом с обеспокоенным отцом. — Франц, что случилось? — закрыв за сыном дверь, тут же спросил Северус, напуганный неожиданным визитом сына, ведь Франц обычно никогда не приходил к нему своевольно, не предупредив. — Тебе нездоровится? Что-то… — Нет, — отмахнулся Франц. Он тяжело выдохнул. — Просто… — он глянул на отца с надеждой в глазах, — можно я здесь посижу? Я не могу сидеть в комнате… — Франц, чего ты спрашиваешь?! — воскликнул Северус. — Приходи, когда хочешь! Мои комнаты в твоём полном распоряжении! Можешь даже не ночь остаться! — Я привык ночевать в своей комнате и не один в постели, — попытался пошутить Франц, хотя настроения особо у него не было. — Я посижу у тебя в комнате и почитаю, ладно? — Хорошо, — недоверчиво кивнул Северус. — Если я тебе понадоблюсь, я в своей лаборатории. Франц устало кивнул и прошёл в отцову комнату. Северус осторожно заглянул в неё и, увидев Франца, который лёг на бок лицом к окну, стал читать какую-то книгу. Решив зайти к сыну через час, Северус направился к себе.***
«Мы шли по лестнице, Разговаривая о разных событиях, Хотя меня там и не было… Он сказал, что я был его другом, Что удивило меня. Я ответил ему прямо в глаза, Что думал, что он умер в одиночестве Уже очень давно…»*
…Тихо бушевала, словно Каспийское море перед бурей, музыка в наушниках Франца. Он не смог сосредоточиться на чтении, поэтому заложил закладку, достал из столика бумагу и карандаш и принялся рисовать первое, что пришло в голову. Гермиону. Его любимую Гермиону. Он ощутимо вздрогнул, когда дверь комнаты открылась и на пороге показался отец с двумя чашками в руке. Кофе для отца и чёрный чай для него. — Держи, — протянул руку с чашкой Северус, после чего сел в кресло рядом с постелью. — Есть не хочешь? — Нет, — покачал головой Франц, вытащив наушники и выключив музыку в плеере. — Я не голодный. — Вы поругались с Гермионой? — выдвинул предположение Северус. — Ты какой-то… — он замолчал на минуту, подбирая слова, — подавленный, что ли? Франц улыбнулся грустной улыбкой и покачал отрицательно головой. — Нет. Просто нет настроения, — ответил он. — У нас все хорошо, — Франц откинулся на спинку кровати и устремил взгляд в потолок. Он усмехнулся: — Я даже забыл, что такое спокойные отношения без криков и разбитой посуды. Непривычно слегка. Северус нахмурился. Ему очень хотелось спросить Франца о предыдущих отношениях. Узнать сына ещё лучше. Но он боялся. Франц был в слегка отстранённом состоянии, и его вопрос мог поднять в нем волну гнева. Но Франц сам решился на откровения. — Я говорил, что мою бывшую девушку зовут Марлена Латифа Эванс, — Франц закрыл альбом и зажал страницы пальцами. — Она дочь принцессы Марокко и бизнесмена Энтони Эванса, дяди Лили Эванс. Мы знакомы с ней с раннего детства… — Франц замолчал на минуту, после чего тихо рассмеялся: — Ральф хотел женить меня на ней, заключив выгодный династический брак. И мы были помолвлены с пяти лет, — он поднял глаза на удивлённого отца. — И вот что я тебе скажу. Женщины с фамилией Эванс — это чертова бомба. Не знаешь, в какой момент рванет и с какой силой. Они упёртые, как бараны, и ведут себя, как идиотки. Они дикие собственницы, — увидев взгляд отца, он продолжил: — Я не знаю, какой была мать Поттера, но те Эванс, которых я имею честь знать, просто… сумасшедшие. — И много ты их знаешь? — нахмурился отец. — Я знаю, у Лили было много родственников… — Достаточно много, — поморщился Франц. — У меня половина преподавательского состава с фамилией Эванс. У меня, между прочим, профессор по зельям — Эванс, чтобы ты понимал степень «красноты» в нашей школе, — Северус невольно рассмеялся. — Да и учеников с этой фамилией много: Лилибет, Вилена, Рута, Марлена, Мартина (царствие ей небесное), ее брат-близнец Мартин, Ариэль, Патрик, та ещё сука… — Боже, — закатил глаза Северус. — Давай без скверно… — И со всеми из их девчонок я трахался, — вырвалось у Франца. — И вот зачем мне эта информация? — беззлобно закатил глаза Северус. — Это предыстория перед самым интересным, — усмехнулся Франц. — Я же вижу, что ты хочешь узнать, как я сошёлся с Марленой и что между нами случилось, что мы так грубо и резко разошлись. Я правильно понимаю? Ты ведь об этом хочешь узнать? Северус некоторое время смотрел в лицо Франца, но все же кивнул. — Тогда слушай, — откашлялся Франц.***
— Смотри, куда прешь, баран! — вдарил по моим барабанным перепонкам и больной после пьянки голове женский резкий голосок. — Не один на улице! — Заткнись, овца, и без тебя голова раскалывается! — огрызнулся я в ответ этой очень красивой, но достаточно неприятной особе. — Дома будешь командовать! Она фыркнула и удалилась в здание Академии. Смотря ей в след слегка расфокусированным взглядом, я пытался вспомнить, где же я ее видел. В школе припомнить я ее никак не мог, в клубе или баре тоже. Но где-то я ее точно видел! Я ее точно знаю! — Уже рассматриваешь новых жертв? — рассмеялся своим бархатным голосом Раса, вытаскивая сигарету и садясь на перила. — Кого уже надумал в раздевалке нагнуть? — усмехнулась Коралина, принимая поданную Расой папироску и тут же подкуривая ее. — Эй, Снейп, приём! — Кто это такая? — проигнорировав вопросы друзей, спросил я, глядя, как эта рыжая особа разговаривает с моим, можно сказать, врагом, Патриком Эвансом. — Новенькая, — выдыхая табачный дым, ответил Раса своим привычным спокойным голосом, словно ему абсолютно плевать на то, что происходит вокруг него. — Кузина этого чудика. — Чудик у нас ты, Рассел, — рассмеялась Коралина, растрепав рукой свои и без того растрёпанные волосы. — А Патрик — уебище! Да, Патрик-соси-мой-хуй-Эванс?! Услышав своё привычное прозвище, Патрик оторвался от беседы с новенькой и, покраснев, закричал: — Ты бы молчала, алкоголичка чертова! — огрызнулся в ответ Патрик. — Причешись сначала, а потом свой мерзкий рот открывай! — За своей задницей лучше следи! — рассмеялся Раса под гогот других студентов, начинавших съезжаться в Академию. — Прислушайся к нам, Патрик! — нарочито по-доброму протянул я, расставив руки и привлекая своим громогласным голосом внимание студентов, которые привычно, с обожаем, смотрели на меня. — Мы ведь искренне переживаем! Вдруг твою похотливую задницу однажды раздерет окончательно какой-нибудь похотливый член?! Раздался громогласный смех. Патрик, уже привыкший к издевкам с моей стороны и моей компании, тяжело вздохнул, прикрыл глаза, сосчитав до десяти, и хотел зайти в здание с кузиной, но та неожиданно двинулась на меня. Звук пощечины рассек воздух. Моя щека покраснела, на ней осталась, помимо следа от руки девушки, царапина от ее ногтей. — Кем ты себя возомнил, ты, ублюдок двухметровый! — закричала она грозным голосом, тыча мне в грудь пальцем. Я молчал. Мне было интересно ее послушать. Мне мало кто перечил. — Думаешь, раз ты тут самый богатый, значит, ты самый крутой и тебе никто не сможет ответить?! Так вот знай — и на твою морду, — она вновь легонько ударила меня по щеке, — найдётся управа! — Как страшно, я аж дрожу, — усмехнулся я. Причём спокойно. Ее напускное заступничество меня ни капли не вывело из себя, как и ее удар по лицу. От моих слов девушка гневно зарычала и, круто развернувшись и задев мое лицо своими длинными рыжими волосами, направилась уверенным шагом в сторону кузена, после чего утащила его в здание. — Ладно, дамочка, — произнёс я, делая затяжку и провожая ее взглядом. — Характер у тебя дерьмовый, зато задница шикарная.***
Первым уроком у нас традиционно была теория Защиты от Темных Искусств. Ее уже много лет вёл легендарный спецагент, Александор Эванс. Этот мужчина — монстр без преувеличения. И я не стесняюсь признаться — я его боюсь. Александор Эванс непредсказуем. В нем словно две личности. Разозлив его, вы можете сразу заказать гроб — дольше десяти минут вы не проживете. Мой курс страдал от него больше всех. Ведь профессор Эванс был нашим классным руководителем. А я попадал под раздачу чаще всех — я был старостой. — Прежде тем, как начать урок, — расхаживая по кабинету и держа в руках трость, привычным, безразличным и резким голосом начал урок профессор в очках, — я представлю вам новую ученицу. Некоторые из вас, — он повернул голову на меня, просверлив во мне дырку и строя в своей почти лысой седой голове план моего убийства, — уже имели возможность сегодня утром с ней познакомиться. Надеюсь, никто никого не убьёт. Итак, — он сделал приглашающий жест. И вошла она, — прошу любить и жаловать — дочь принцессы Марокко, Марлена Латифа Эванс! Услышав это имя, я тут же все вспомнил. Вспомнил, как Ральф познакомил меня с ней. Вспомнил, как мы сразу друг другу не понравились. Вспомнил, как она пыталась со мной наладить отношения по просьбе своей мамочки, а я упирался и не хотел этого, бегая от неё как от какого-то чудовища, однажды даже спрыгнув с обрыва в озеро, лишь бы только она меня не трогала. Вспомнил, как получал от бабушки за «неправильное отношение» к дочке принцессы. Вспомнил все. Но сейчас я посмотрел на неё другими глазами. Не ребёнка. А уже повзрослевшего человека, видевшего за свою небольшую жизнь много всякого разного дерьма. Я посмотрел на неё вновь. И она мне понравилась.***
— Значит, ты Франциск Райс-Снейп, тот самый принц Магической Германской империи Райс? — услышал я позади себя этот резкий голос с марокканским акцентом. Я намеренно не обернулся, продолжая курить сигарету, опираясь плечом на балку беседки. — Ты слышишь меня? Я с кем разговариваю? — Не кричи, я слышу, — усмехнулся я, стряхивая пепел, и все же развернулся, медленно, расслабленно. — А ты, значит, Марлена Латифа Эванс, дочь принцессы Марокко? А ты не очень изменилась за эти десять лет. Ростом только чуть выше стала, это да, — «Да и грудь побольше». Я вновь затянулся. — А вот ты очень поменялся, — она села напротив меня, раскачивая своими стройными ногами. — В детстве был такой милый мальчик с волнистыми чернявыми волосами и искрящимися глазками, прямо ангел во плоти! Если не считать, что в детстве ты от меня бегал, как от демона, ты был просто прекрасным. А сейчас… — она оценивающим взглядом очертила мой силуэт, что меня знатно выбесило, — да, ты получше тех парней, за которых меня хотел сосватать дед. — Премного благодарен, — сделал я насмешливый реверанс. — Жалко, что мне как было, так и есть плевать на твоё мнение, Марлена Латифа Эванс. Она усмехнулась и закатила глаза. — Что, не нравится, когда на тебя смотрят, как на товар? — поморщилась она от солнца, бьющего ей в глаза. — Так вот, мне тоже не нравится, когда какой-то сноб смотрит на мою задницу и оценивает ее по десятибалльной шкале. — Странно, — затушил я сигарету. — Мне показалось, ты была польщена. — Я впредь попрошу больше не делать таких вещей, особенно со мной… — А! — воскликнул я, перебив ее. — То есть, когда я оцениваю задницы других девушек, это нормально? А когда речь заходит о тебе, маминой принцессе, ты сразу встаёшь в позу? Какая же вы двуличная тварь, Марлена Латифа Эванс! — Вы не далеко от меня ушли, Франциск Ральф Северус Райс-Снейп! — огрызнулась в ответ она. — Ещё раз повторяю — засунь свои комментарии себе в одно место! — Не надо мне два раза повторять, — развернулся я на полпути к рыжей стерве, разведя руки. — Мне и с первого раза похуй! Думаешь, после этого мы стали заклятыми врагами и у нас была долгая история любви и принятия друг друга? Нет. Все обернулось совсем не так. Вечером, в клубе, мы вновь пересеклись с ней. А после него поехали ко мне в поместье и там сказочно потрахались. На следующий день мы объявили об отношениях.***
Марлена мне нравилась. Нравилась, как собеседник. Нравилась, как друг. Нравилась, как девушка. Нравилась, как любовница. Она мне нравилась. Чувствуешь? Ключевое слово — нравилась. Нравилась, но не была мною любима. И она это знала. Знала, и ее это ужасно бесило. И когда Марлена осознала, что я ее не люблю, ее стало нести по-чёрному. Каждый раз, когда я возвращался домой, я едва не лишался головы — в голову мне обычно летела какая-нибудь тарелка. За то время, что мы были в отношениях, я настолько наловчился уклоняться от них, что мог делать это с закрытыми глазами. На нас часто писали заявления в полицию. Каждый вечер у нас были жесткие скандалы, едва не переходящие в драки (вернее, Марлена кидалась на меня, а я уворачивался — я не мог ударить девушку даже в ответ. Не в моем стиле), а потом ещё более страстный секс. Вместо того, чтобы решать серьезные проблемы в отношениях, мы просто бежали в постель. Только сейчас я понимаю, насколько это было тупо. Уже к концу отношений, мне настолько осточертели эти крики, эта летающая над моей головой посуда, что я при ссорах просто молча стоял на кухне, попивая вино и опираясь плечом на дверной косяк, пока Марлена ходила из угла в угол и бесконечно кричала, какая я бездушная тварь. Я настолько устал от этой мозгоправки, что мне перестал приносить удовольствие даже секс. Только алкоголь мог временно заглушить мою боль. И вроде у нас начинало все налаживаться. Мы хотели пожениться сразу после нашего шестнадцатилетия (у нас небольшая разница в возрасте: Марлена родилась 9 января, а я 30 января). Но день моего пятнадцатилетия обернулся катастрофой для наших отношений и разрушил все, что только было. Мы отмечали его в моем доме в Италии. Приняв всех гостей, началась масштабная вечеринка. Гостей было настолько много, что я потерял из виду свою на тот момент девушку. Но я особо не придал этому значения — наконец, мне никто не капает на мозги и я могу спокойно поговорить со своими друзьями. Я стоял на балконе с Расой, курил и вёл бессмысленную беседу, как заметил, что он безотрывно смотрит на меня. — Чего ты так смотришь на меня? — поморщился я, зажав сигарету пальцами. — Ты устал, — смотря на меня слегка затуманенным взглядом, ответил Раса. — Ты вымотан. Тебя все достало. Франц, — он положил мне руку на плечо, — тебе не кажется, что эти отношения ни к чему хорошему не приведут? Давай посмотрим правде в глаза — они уничтожают тебя изнутри. Обычно я разозлился и дал бы в морду за такие слова и то, что человек лезет в мои отношения. Но я этого не сделал по двум причинам. Первая — Раса Грейнджер — мой лучший друг. Вторая — ему виднее. Он действительно знает, о чем говорит. Я привык прислушиваться к его мнению, потому что оно всегда меня выручало и спасало. — И что ты предлагаешь мне? — обреченно выдохнул я. — Порвать с ней? Разорвать помолвку и пустить все старания моего деда коту под хвост? — Именно это я тебе и предлагаю, — кивнул Раса. — Ты не любишь ее. Ты встречаешься с ней из чувства долга. Послушай себя: «Пустить старания деда коту под хвост!» Это не твоя прихоть, эти отношения! Тебя заставили поверить, что ты любишь ее. Но посмотри на все это! Вы без конца ругаетесь, едва не дерётесь! Вас объединяет только ваша династическая помолвка и секс! Но, — она грустно улыбнулся, — счастье не заключается в сексе. Счастье — это когда ты всецело можешь довериться человеку, отдаться ему без остатка и получить от него это взамен. Счастье — это когда ты видишь в человеке опору. Чувствуешь любовь. Ты видишь это все в Марлене? Чувствуешь от неё? — я тяжело вздохнул, покачав отрицательно головой. — Значит, она не твоя судьба. Не нужно слушать людей вокруг себя, Франц. Слушай свое сердце. Оно тебе никогда не солжет. С этими словами он затушил сигарету и вышел с балкона, оставив меня наедине со своими мыслями. Кого я обманывал? Все эти месяцы я лгал самому себе. Я не люблю ее. Я затушил сигарету и вышел с балкона, с целью найти Марлену и во всем этой признаться ей. Но мои планы потерпели крах, когда я открыл комнаты на втором этаже. И увидел, как Марлена Латифа Эванс трахает верхом моего чертового брата-близнеца, Фредерика Северуса Райс-Снейпа. Первой моей реакцией на эту картину был не гнев на мою уже бывшую девушку и брата. Моей реакцией было облегчение. Наконец. Боже, неужели?.. Я свободен! А второй реакцией был оглушительный, на грани сумасшествия, смех. Я ржал, как ненормальный. Когда я уже практически плакал от смеха, Марлена в ужасе развернулась и, увидев меня, соскочила с Фредерика, который тоже ржал с этой ситуации, как припадочный. — И ты мне говорила, что я ничтожество, Эванс?! — продолжая смеяться, спросил я. — Что я не способен на любовь, не способен ни на что?! Да ты себя видела вообще?! Ты трахнулась с моим братом в моем чертовом доме и тебе даже в твою тупую голову не пришло, что я могу вас увидеть?! — я вновь рассмеялся так, что у меня сводило лёгкие. — Да кто тут ещё ничтожество, Эванс?! На этом наши отношения закончились. Я не буду лукавить — я тоже ей изменял. Изменял, и много-много раз. Но тогда это было неважно. Важно было то, что я был свободен. Я больше не лгу никому, и себе в том числе. Я чист перед собой, и больше не чувствую себя ничтожеством. Наконец, Марлена Латифа Эванс ушла из моей жизни. Но я продолжал в глубине души чувствовать себя дерьмом. Ненавидеть себя. Мне хотелось вернуться к ней, начать все сначала. Ведь она меня любила! Любила же…?***
— Это вторая вещь, за которую я ненавижу Ральфа. Он заставил меня поверить, что я люблю Марлену. Но только когда я встретил Гермиону я понял, что никогда не любил ее. Это была зависимость. Навязанная любовь. Мне не нужна была Марлена и ее любовь. Ей не нужен был я и моя любовь. Нам нужна была призрачная надежда на то, что мы нужны кому-то, помимо нас самих. Закончив свой монолог, Франц прикрыл глаза и запрокинул голову назад, ударившись ей об стену. Францу очень хотелось посмотреть на отца, увидеть выражение его лица. Но было страшно. Что он о нем подумал? Какого отец теперь мнения о нем? Откажется ли теперь он от него, зная об этой ситуации? Но Северус молчал. Молчал, потому что не знал, что сказать. С одной стороны, Франц во многом поступал, как тварь. Но с другой… эта девушка не была лучше. Даже, наверное, хуже. Да и ко всему прочему, Франц — его сын! Как он может его ненавидеть? Это его плоть и кровь, его ребёнок! — Скажи уже что-нибудь! — не выдержал Франц, вскрикнув. — Я не знаю, что мне сказать, — выдохнул Северус, подняв на сына взгляд. — Что ты хочешь от меня услышать? Что я тебя ненавижу и чтобы ты убирался отсюда? — увидев, что Франц действительно встать с постели и уйти, Северус спохватился: — Так вот, я этого тебе никогда не скажу. Франц удивлённо посмотрел на отца и замер, вновь сев на постели. — И что ты думаешь обо мне после этого рассказа? — закусив губу, спросил Франц. — Я думаю, вы оба поступили неправильно, — спокойно ответил Северус. — Ты понимал, что не любишь ее, но продолжал с ней быть, надеясь, что полюбишь ее. Когда у тебя возникают такие мысли, лучше сразу расстаться. Никогда, слышишь? — Франц уставился отцу в лицо. — Никогда ты не полюбишь человека, не хотя этого. Знаешь поговорку? Твоя преподавательница по юриспруденции, думаю, ее знает, — Франц нахмурился. — Насильно мил не будешь. Я по себе знаю, это бесполезное занятие. Лучше отпустить и жить дальше. А что насчёт Марлены, — он выдохнул, — она тоже была не права. Она отлично знала, что ты ее не любишь. Но продолжала тебя держать насильно, душа тебя своей любовью, которая постепенно превратилась в одержимость, как ты правильно заметил, — Франц кивнул. Он вздрогнул, когда рука отца коснулась его руки. — Я тебя ни в чем не виню. Все люди совершают ошибки. Мы учимся на них. Да, ты… вы оступились, наделали глупостей. Но теперь вы точно знаете, что так делать нельзя. Знаешь ведь? — Северус улыбнулся, сжав руку сына. — Знаю, — не сдержал улыбки и Франц. — Значит, тебе не за что больше себя корить, — ответил Северус. — Что было, то прошло. Главное, что вы все осознали, — Северус немного помедлив, прежде чем спросить. — А Фредерик? Что с ним? — Да ничего, — пожал плечами Франц. — Я на него и не злился. Он мне, можно сказать, услугу оказал. Может, если бы не его пьяное «Франц не узнает, Марлена, пошли», мы бы до сих пор были с ней вместе и уже, скорее всего, готовились к свадьбе. Но вопрос в том, был ли прок от этой свадьбы? — Франц тяжело вздохнул. — Фредерик поступил как дерьмо, да. Он долго извинялся. Но если бы не он, я бы не решился на этот разговор ещё очень долго. А может, и вообще не решился. Северус молча кивнул и между ними воцарилось молчание. Франц прервал его спустя несколько минут. — Это первый раз, когда я тебе так откровенно рассказал о том, что происходило в моей жизни и очень повлияло на меня, — тяжело сглотнул Франц ком в горле. — И это очень печально, на самом деле, — вырвало у Северуса. Франц повернулся корпусом к отцу и теперь смотрел на него. Он почувствовал укор совести. — Тебе… — Франц запнулся, — тебе обидно, что я ничего не рассказываю? — Конечно, мне обидно! — вспылил Северус. — Мне хочется сблизиться с тобой, наверстать упущенное, искупить свою вину, но ты словно не хочешь этого, отдаляясь от меня все больше и больше! — Я ничего не рассказываю не потому, что не хочу, — Франц почувствовал, как его начинает трясти, и поставил полную кружку чая на тумбу. — Я молчу ради вас. Я понимаю, что любое слово, любой факт обо мне может быть использован против меня и против вас соответственно. Рассказав что-то очень личное, я подвергну опасности всех! — Франц поморщился от подступивших слез. — Мне очень хочется теперь все рассказать, но я не могу. Например, — он усмехнулся, — мне хотелось всегда кому-нибудь рассказать, что я очень хочу детей. Северус удивлённо посмотрел на сына. Франц? Хочет? Детей? Чего? — Вот да, — неловко рассмеялся Франц. — Я, такой весь из себя крутой и безалаберный, хочу семью! Я даже придумал, как детей назову! — И как? — не выдержал Северус, улыбнувшись этому признанию. — Оделия, если девочка, и Стефан, если мальчик, — слегка покраснев, улыбнулся Франц. Северус посмотрел на Франца, такого милого сейчас от смущения. И его самого пробрало на признания. — Я хотел назвать тебя Виктóр, — Франц удивлённо посмотрел на отца. — Если бы была девочка, Патриция. — Виктор Райс-Снейп, — проговорил Франц. — Кстати, хорошо звучит! — Кого ты хочешь больше: мальчика или девочку? — улыбнулся Северус. — Девочку, — рассмеялся Франц, видя удивление отца. — Папа, у меня три брата. Какие мальчики? Северус закатил глаза и рассмеялся. — А вообще, я хочу двоих детей, — решил добить отца Франц. — Если получится — троих! — А если все дети будут девочками? — в ответ поставил вопрос Северус. И очень умилился ответу сына: — Значит, у меня будет три прекрасные дочери, — пожал плечами Франц. И Северус понял, что не может не задать этот вопрос. — Кого ты видишь матерью своих детей? Франц поднял голову и посмотрел прямо в глаза отцу. — Думаю, ты и сам знаешь ответ. Северус, увидевший все в глазах сына, кивнул и не смог сдержать улыбки.***
Франц шёл поздно вечером по коридору в свою комнату уже с легкостью на душе. Он и не надеялся, что отец поймёт его. А тут — поддержал. Не стал обсуждать. Это было словно во сне? Неужели его жизнь налаживается? — Франц? — Снейп резко поднял голову и тут же его лицо приобрело серьёзное и бесстрастное выражение лица. Перед ним стояли близнецы Уизли. Гнев и злость Франца на Фреда и Джорджа уже давно поутихла. Ученики настолько боялись Франца, что не решались продолжать сплетни Уизли о сексуальной жизни сына профессора Зельеварения и старосты Гриффиндора. Можно даже сказать, что он их простил. Теперь же хотелось услышать это от самих Уизли. — И? — сложил руки на груди Франц. — Чего вы хотите от меня? — Мы… это… — Франц едва не рассмеялся — близнецы выглядели очень комично, пытаясь извиниться перед ним. — Короче, прости нас! — Мы не хотели тебя позорить или как-то очернить в глазах учеников и преподавателей, — произнёс Фред. — А уж тем более мы не ненавидим тебя! — воскликнул Джордж. — Ты очень дорог нам, — продолжил Фред, слегка краснея. — Ты всегда мог выслушать нас, дать совет, помочь… А мы так обошлись с тобой… — Мы готовы выполнить любую твою просьбу, только прости нас! — закончили они в голос, жалобно смотря на Франца. — Пожа-а-алуйста! Франц по-доброму усмехнулся и покачал головой. — Прямо все? — уточнил Франц. — Вот все? — Даже голыми пройтись по Хогвартсу! — рассмеялись братья. — Ну… — Значит, слушайте меня внимательно… — положив свои руки на плечи близнецов, начал рассказывать Франц.***
Гермиона сидела в гостиной и читала книгу в полном одиночестве — было уже слишком поздно. Она сидела в чёрном свитере Франца и наброшенной на хрупкие плечи мантии, освещаемая камином. Ее волосы были заколоты палочкой в высокий, объемный, небрежный пучок, лишь две прядки спадали ей на плечи. Неожиданно она услышала странный звук. Подняв испуганно голову, она увидела падающую на неё сложённую бумажку. Она поймала ее и осторожно развернула. Чувство страха мгновенно сменилось приливом нежности, когда она узнала почерк возлюбленного:«Жду тебя на заднем дворе замка, принцесса. Не опаздывай! Твой Франц»
Гермиона невольно залилась краской, чувствуя, как щеки запылали, а внутри неё разлилось нежное тепло. Она быстро призвала своё пальто, обула ботинки и выбежала из гостиной факультета, даже не заметив, что за ней наблюдал Рон, стоя на лестнице.***
— Когда-нибудь я надену на тебя шапку и застегну пальто, — улыбнулась Гермиона, положив Францу руки на широкие плечи, ловля себя на мысли, что Франц словно ещё сильнее вырос и стал шире в плечах. Но эти мысли отошли на задний план, когда Франц осторожно взял ее лицо в свои руки и поцеловал ее. — Я ей сюрприз, а она мне угрожает! — рассмеялся Франц, поправляя шарф Гермионы. — Сюрприз? — склонила на бок голову Гермиона, смотря на Франца, который был невероятно красив под сиянием лунного света. — Идем, — он выпустил ее лицо из рук и взял Гермиону за руку, ведя к озеру. — И закрой глаза. Я тебя не уроню. Гермиона тихо рассмеялась и прикрыла глаза, без тени страха идя за Францем под скрип снега под ногами. Шли они недолго, а когда остановились, Гермиона вздрогнула, когда Франц, оказавшись за ее спиной, положил ей руки на плечи и упёрся губами ей в затылок. — Можешь открыть глаза, — улыбнулся ей в волосы Франц, пристально следя за реакцией девушки. Гермиона осторожно открыла глаза и тихо вздохнула, широко улыбаясь. Сразу припомнился разговор с Францем тогда, в Лондоне: — Прости, на каток сегодня попасть не удастся, — поджал губы Франц, ведя Гермиону по улицам города. — Я узнавал — сегодня он закрыт: его заново заливают из-за прошлой оттепели. Откроется он только в понедельник. — Ничего страшного, — отмахнулся Гермиона, сжимая руку Франца. — Ты итак много всего придумал на сегодня. — Франц остановился у какого-то магазинчика и притянул Гермиону в поцелуй. Она без тени сомнения отдалась в этот страстный порыв, целуя Франца в ответ. — Я обещаю — мы обязательно сходим на каток, — отстранившись от девичьих губ, прошептал в них Франц. — А теперь идём. — Куда? — улыбнулась Гермиона и, подняв глаза на витрину магазина, рассмеялась: — Самый большой книжный магазин Лондона! Франц широко улыбнулся и открыл дверь, джентельменски пропуская девушку вперёд. И он сдержал своё обещание. Открыв глаза, Гермиона увидела не страшное озеро, а невероятной красоты каток в белоснежном сиянии. Точно как каток в Лондоне. — Я же обещал, что мы покатаемся, — Гермиона невольно откинулась на грудь Франца, когда он обнял ее за талию и прислонился своими губами к неё щеке. — Вот, исполняю. — Заняться тебе нечем, — дотронувшись своим носом до носа Франца, тихо прошептала Гермиона, покраснев от такого внимания со стороны Франца. Конечно, ей было непривычно такое отношение — парни обычно видели в ней только заучку, у которой можно с лёгкостью списать. А Франц… Наверное, он был первым, кто увидел в ней девушку. — Хватит смущаться, — поцеловав ее в щеку, потребовал Франц, после чего схватил ее за руку. — Пошли кататься! Гермиона от неожиданности вскрикнула и рассмеялась, когда Франц подхватил ее на руки и понёсся вниз по горке, к катку. Гермиона убедилась, что Франц, видимо, умел абсолютно все: петь, вальсировать, говорить на разных языках, играть различные роли в сценках, быстро считать, мыслить со невероятной скоростью, смешить, защищать… Доставлять удовольствие… А теперь Гермиона с восхищением наблюдала, как Франц быстро рассекает на коньках, выделывая различные виражи. Гермиона мало видела, чтобы Франц так веселился. Словно он ребенок. Ей доставляло невероятное удовольствие смотреть, как Франц смеётся, искренне смеётся. — Гермиона, смотри, как я могу! — привлёк ее внимание Франц, заходя сзади на какой-то прыжок и… — Это сальхов в три оборота! — Есть вообще то, что ты не умеешь? — когда Франц оказался подле неё, спросила Гермиона, губы которой сводило от улыбки. — Готовить, например? — Я готовлю шикарно, принцесса, получше всякой домохозяйки! — громко рассмеялся Франц. — Я молчать в нужные моменты не умею, вот что я не умею! Гермиона покачала головой и тут же прикрыла глаза, когда Франц накрыл ее губы своими и обвил руками ее талию. Гермиона обняла руками его шею, едва дотягиваясь до неё — Франц точно вытянулся. — Какой у тебя рост? — отстранившись от губ парня, спросила Гермиона. — Ты стал ещё выше… — Наверно, уже два метра, — усмехнулся Франц. — У меня в семье все мужчины высокие, — Франц замолчал, невольно залюбовавшись разрумяненной девушкой. — Дай мне руку. — Что? Зачем? — смутилась Гермиона ещё больше, но Франц был непреклонен, и пришлось согласиться. Гермиона вскрикнула от страха, когда Франц двинулся быстро по льду и подхватил ее за талию. — Успокойся, я тебя не уроню! — крепко держа Гермиону за талию. — Франц, мне страшно! — закричала Гермиона и невольно зажмурилась. — Ты мне доверяешь? — крикнул Франц. — Да! — без тени сомнения ответила Гермиона. — Тогда отпусти меня, я никогда в жизни не причиню тебе вреда! — от этих слов Гермиона расслабилась и смогла отпустить Франца. Гермиона приоткрыла глаза и все же вскрикнула, когда увидела, что она парит над льдом в сильных руках Франца. Но ее страх быстро перешёл в интерес, на лице растянулась улыбка. Она выдохнула, когда Франц быстро опустил ее и взял на руки, замедляясь. — Ты занимался фигурным катанием? — когда они остановились, спросила тихо Гермиона, чувствуя себя как нельзя прекрасно в руках Франца. — Да, — кивнул Франц. — Катался в танцах на льду, потом как одиночник. Рано закончил, лет в четырнадцать. — Почему? — чувствуя, как сердце Франца от этого вопроса заколотилось, спросила Гермиона. — Сильно упал на тренировке, — сглотнул Франц. — Шесть операций на позвоночник. Потом три месяца в инвалидном кресле. Мне ещё повезло. Гермиона вздрогнула от этих слов, вспомнив едва заметный большой шрам на спине Франца, который перекрывали татуировки, и ужасно смутилась, чувствуя вину, но тут же забыла о ней, когда Франц резко втянул ее в новый поцелуй. — Ты замёрзла? — дотрагиваясь губами до лба Гермионы, спросил Франц. — Уже поздно, холодно на улице. Гермиона кивнула, подтверждая слова Франца, но ей так не хотелось расставаться с ним… — Идем ко мне, согреешься, — словно прочитал ее мысли, произнёс Франц. Он улыбнулся: — Что-то мне подсказывает, что ты не хочешь слезать? Гермиона смущённо улыбнулась и кивнула: ей очень нравилось, что Франц носил ее на руках. И в прямом, и в переносном смысле. Когда же Франц с Гермионой ушли с озера и направились к замку, каток растворился в воздухе благодаря двум высоким рыжим парням. Они переглянулись между собой. — Как бы Ронни не негодовал, — выдохнул Фред. — Франц для Гермионы — лучшая пара, — закончил Джордж.***
Оказавшись в комнате Франца, тот быстро растопил небольшой камин с помощью заклинания и теперь грел в своих руках руки девушки. — Франц, все хорошо, — уже в который раз повторяла Гермиона, не даваясь Францу. — Я не замёрзла! — Твои руки и лицо говорят совершенно другое, — хмурился Франц, сидя перед ней на коленях у кровати. — Принцесса, я тебя сейчас свяжу! Гермиона вспыхнула от этой показной угрозы, но все же села смирно и дала руки Францу. Франц сжал их и, прикрыв глаза, замолчал и сосредоточился. Гермиона открыла от удивления глаза, когда волосы Франца высохли от снега в мгновение и слегка приподнялись, словно наэлектризовались. Она от неожиданности выдохнула, когда в руках Франца стало материализоваться тепло. Она тут же вспомнила слова Франца там, в поместье его бабушки: «Я обладаю стихийной магией рода Райс. Моя стихия — огонь». И Франц очень проворно обращался с ней. Как только он ощутил, что Гермиона согрелась, он отдернул свои руки от неё и сомкнул их вместе. Досчитав вслух до трёх, Франц вновь сделал их обычного бледного цвета. — Согрелась? — довольный произведённым впечатлением, спросил Франц. — Да, — улыбнулась Гермиона. Она увидела, что Франц о чём-то задумался. — Франц? Где ты опять витаешь? — Потанцуй со мной. Гермиона улыбнулась этому предложению. Отказаться было выше ее сил. Она приняла протянутую руку и тут же оказалась притянута к сильному телу Франца. Он по-хозяйски устроил руку на ее талии, она же осторожно положила свою руку ему на плечо, вторую же он взял и вытянул для полного положения вальса. — А как же музыка? — тихо прошептала Гермиона куда-то в грудь Францу. Она задержала дыхание, когда Франц быстро взмахнул рукой, и по комнате разлилась прекрасная мелодия. Гермиона улыбнулась: это была любимая Францем народная музыка его страны. Она медленно вальсировали, прижавшись друг к другу, в темноте, которую разбавлял лишь камин.Я помню Великую зиму снег летел со всех сторон, тогда были сильные заморозки и резкие ветры Эта зима вернется. Три зимы подряд, и между ними нет лета Я помню Великую зиму Время ветра, время волков, черного солнца, из четырех концов света, Эта зима вернется. Он принимает форму орла, и когда он взлетает все ветры поднимаются под его крыльями. Он принимает форму орла, и когда он взлетает все ветры поднимаются под его крыльями. Откуда ветер? Не видно Откуда ветер? Откуда ветер? Не видно Потому что он великолепной формы Я помню Великую зиму снег летел со всех сторон, тогда были сильные заморозки и резкие ветры. Эта зима вернется. Он принимает форму орла, и когда он взлетает все ветры поднимаются под его крыльями. Он принимает форму орла, и когда он взлетает все ветры поднимаются под его крыльями. «Кари, Логи, гнев гигантов, Хресвельг веет». «Кари, Логи, гнев гигантов, Хресвельг веет». «Кари, Логи, гнев гигантов, Хресвельг веет». «Кари, Логи, гнев гигантов, Хресвельг веет». Она снова видит как вечнозеленая земля поднимается с моря, водопады текут, орел летит выше, и рыбу он ловит под утесами.*
Гермиона и Франц тихо выдохнули, когда мелодия оборвалась, и они остались стоять близ друг друга: Франц прижимал Гермиону к себе, устроив губы на неё волосах и вдыхая цветочный аромат ее волос, а Гермиона, прикрыв глаза, уложила голову ему на грудь, чувствуя запах Франца: морозная свежесть, табак, мятная жевачка, шоколад, духи «Dolce & Gabanna»… — Не хочу, чтобы музыка заканчивалась, — нарушил тишину Франц, продолжая обнимать Гермиону. — Почему? — также тихо спросила Гермиона, подняв голову и встретившись взглядом с Францем. Она прикрыла глаза, когда Франц дотронулся ладонью до ее щеки. — Ты такая красивая, — произнёс Франц, осторожно заправляя выбившийся локон волос за ухо Гермионы. Гермиона, слегка покраснев, вновь посмотрела прямо в глаза Францу. Их переглядел не продлились долго: Франц схватил Гермиону за талию и притянул в страстный поцелуй. Гермиона глухо промычала Францу в губы, когда он подхватил ее за ягодицы, заставив сплести ноги на его талии, и двинулся к постели. «Потому что не хочу, чтобы этот момент закончился и все дерьмо в моей жизни вновь накрыло меня с головой. Потому что рядом с тобой я чувствую себя живым».