Никто не знает, чем обернется твой выбор и сколькими жертвами, пока его не сделаешь. И ты должен его сделать. Пускай ценой жизни тысяч наших или жизнями всех, кто таится за стенами. Командующий сделал свой выбор. Он пожертвовал тысячью, чтобы спасти миллионы. Армин Арлерт. «Атака титанов».
Когда Франц вошел в тронный зал в сопровождении Хюррем Бахтейжар и Вильгельма Краузе, Кармины Райс ещё не было. — Она сказала, что откроет портал на границе дворца, — откашлялся Вильгельм, чувствуя нарастающее напряжение. — Сейчас она движется со своими людьми ко дворцу. После того, как госпожа Кармина войдёт, мы запрем дворец и закроем все порталы. — Хорошо, — выдохнул Франц, заложив руки за спину и медленно расхаживая по тронному залу. — Я хочу, чтобы она и ее приближенные сдали палочки и все оружие, имеющееся при них. — Мы попросим, чтобы они сдали все, что имеют, при тебе, — согласилась Хюррем Бахтейжар, цокая каблуками по полу. — Наверное, тебе непривычно спустя столько лет быть здесь? — Франц удивлённо развернулся к Хюррем, размышляя, зачем она завела об этом разговор. — Ты был последний раз во дворце, когда тебе было восемь лет. Тогда ты был маленьким ребёнком, а теперь стоишь здесь, статный, властный… Франц невольно кивнул головой, вновь рассматривая залу. Он плохо помнил, при каких обстоятельствах был здесь последний раз. После смерти дяди Пауля тронный зал, где проводились приемы особо важных особ, не открывался. Франц даже не знал, открывался ли зал при правлении тетки Хильды. Да, последний раз в тронном зале Франц не помнил. Но помнил самый первый. Тогда ему было пять лет. И это был приём королевской семьи из Венгрии. Франц запомнил его, потому что тогда он разбил вместе с детьми короля Эдварда, принцем Адамом и принцессой Бьянкой, очень ценную реликвию. Помнится, это была резная статуя, которая находилась у выхода из залы, — дети играли в догонялки и случайно задели полами мантий фигурку льва. Мама и бабушка долго отчитывали маленького Франца, но, благо, за него вступилась Хюррем Бахтейжар, которая смогла отстоять право Франца перед императором присутствовать на дальнейших торжественных мероприятиях. Разглядывая тронный зал, Франц невольно коротко улыбнулся. Франц никогда не признался бы в этом, так как считал, что это даже для него было излишне высокомерно, но… Он часто воображал себя в роли императора: как он идёт по церкви, как его венчают на царство… Как он надевает парадный мундир, как выходит из своих комнат и направляется на центральную площадь столицы, где его при народе посвящают в императоры… Как после он отправляется во дворец, в тронный зал, где уже официально вступает в должность Великого Императора… Как с балкона своих комнат, комнат императора, наблюдает за праздничным шествием в честь восхождения на престол… Как проводит ночь с Гермионой в покоях императора… Как после исполнения семнадцати лет делает ей предложение… Просит ее руки у родителей… Играет свадьбу во дворце… Как у них рождается ребёнок… — Франциск, — Франц вылетел из своих мыслей, когда его окликнул Вильгельм, — Кармина на пороге дворца. Франц устремил взгляд в огромное резное окно, заметив, как сгущаются тучи, извещая о начале метели. — Это не к добру… — прикусив губу, прошептал Франц. Вспомнив о словах Вильгельма, Франц быстро нацепил на лицо маску самоуверенности и привычной надменности и развернулся к Краузе: — Я готов. — Тебе нужно наше присутствие? — пощурился Вильгельм. — Если Кармина будет со своими подчинёнными, мы с госпожой Бахтейжар должны быть рядом с тобой. Франц спокойно кивнул на эти слова и почувствовал, как по телу пробежалась нервическая дрожь. Он услышал, как каблуки туфель застучали по полу. Услышал тихие перешёптывания. И, наконец, услышал за дверьми тронного зала такой знакомый, такой родной, но вместе с этим такой мерзкий, такой отвратительный для него резкий женский голос: — Отворите двери. Сейчас же! — последнюю фразу Кармина произнесла нетерпимым, надрывным криком. Франц хотел произнести приказ об открытии залы, как замолчал, и его губы растянулись в ехидной, торжествующей улыбке. А все было потому, что стража дворца… не желала исполнять приказы Кармины Райс. Она подчинялась только ему, Франциску Райс-Снейпу. И только ему. — Стража! — наконец, упившись торжеством своего собственного достоинства, произнёс громко Франц. — Впустите госпожу Кармину! Когда двери отворились, Франц решил показательно не разворачиваться на вошедших. Франц помнил, как вели себя дед-император и мать-наместник. Помнил, что они никогда не поворачивали головы первыми на вошедших. Вильгельм Краузе, когда Франц однажды спросил об этом, ответил маленькому принцу, что так правящий человек показывает своё превосходство, свою власть, своё высочайшее положение в обществе. Пока император не посчитает нужным, он не повернёт головы. И тот, кто ниже по званию, обязан послушно ждать, когда правящий человек сочтёт нужным удостоить вошедшего своим вниманием. Франц видел в отражении витража, как Кармина прожигает его спину гневным, полным ярости взглядом. Он ясно слышал, как она яростно вопит у себя в голове: «Кем ты себя возомнил, жалкое отребье?! Как ты смеешь так вести себя, чертова малолетняя тварь?! Это ты должен валяться у меня в ногах и целовать подол моего платья! Ты! А не я! Не я должна ждать твоего благостного одобрения! Ты! Ты должен просить пощады!!!» Но Францу было абсолютно плевать на Кармину, на ее слова в его сторону. Он всегда знал — он выше этого. Реагировать на такие пустые слова — настоящая глупость. Поэтому он продолжал молча глядеть на отражение лица кузины и ее двух подданных в витраже, даже не думая разворачиваться. — Сдайте палочки и оружие, — Франц едва сам не вздрогнул, когда услышал, как его твёрдый, не терпящий возражений голос отразился от стен и прошёлся эхом по всему помещению. — Почему это я должна сдать по твоему приказу… — начала отстаивать свои права Кармина, но тут же была перебита Францем: — Потому что я так сказал, — сквозь зубы процедил Франц, прикрыв на секунду глаза. — Живо сдайте палочки и оружие. Пока вы не сдадите при мне все, что имеете, переговоры не начнутся. Я более повторять не намерен. Кармина несколько секунд глядела в спину кузена, прожигая ее взглядом. Но поняв, что Францу абсолютно плевать на ее гневные взгляды, решила пойти на уступки. Франц прикрыл глаза и торжество вспыхнуло в нем: он услышал, как Кармина и ее свита сдаёт оружие, услышал, как оно звякнуло, опустившись на поднос, который предоставил им один из слуг Франца. Молодой человек прошёл мимо Франца, скромно склонив голову, и остался стоять у дверей. — Заприте двери, — Кармина удивлённо воззрилась на Франца, который после сдачи оружия устремил взгляд на слуг. — Перекройте порталы… — По какому праву ты закрываешь дворец и все порталы? — Кармина старалась говорить спокойно и держать лицо, но поступки Франца заставляли ее злиться и постепенно выходить из себя. Франц не обратил на ее вопрос никакого внимания, продолжив отдавать приказы чуть тише. Когда слуги кивнули и молча удалились из залы, оставив Франца, Кармину, Вильгельма, Хюррем и подданных Кармины, Франц медленно, нарочито устало развернулся к кузине и ехидно посмотрел на неё. — По какому праву я делаю это, кузина? — Кармина едва не оскалилась от той насмешливой интонации, которую вложил в эти слова Франц. — Да по тому, каким я обладаю по закону! — он невербально призвал два свитка, уже знакомых нам, — два завещания. — Видишь эти документы? — Кармина медленно кивнула. Она едва не отшатнулась назад, когда Франц двинулся к ней воинственным шагом, все ещё держа в руках свитки. — Так вот, это, — он кивнул на магические документы, — это завещания, в которых ясно прописано, что я, Франциск Ральф Северус Райс-Снейп, должен занять трон, — Кармина сощурилась, видя, как эмоции на лице Франца меняются с невероятной быстротой. От ехидства до злостной насмешки. — А знаешь, кому принадлежит второе завещание? Знаешь? — Кармина сглотнула, когда Франц повысил голос. Она отрицательно покачала головой, чувствуя, как к горлу подступает тошнота. И она была оправдана. Следующие слова кузена заставили Кармину почувствовать, как земля уходит из-под ног. А Франц… Ему сорвало крышу. Он едва понимал, что делает. Но теперь, видя кузину вблизи, зная, что она беззащитна, ему так хотелось ей досадить, так хотелось довести ее до слез! И хотелось видеть ее метания, хотелось глядеть на то, как она не может ничего сделать… — Первый свиток, как ты уже знаешь, вышел из-под пера нашего деда, покойного императора Ральфа Генриха Райса, — Кармина медленно кивнула, чувствуя, как волнение скручивается тугим узлом в ее животе. — А знаешь, кому принадлежит второе завещание? Кто его написал? Кто адресовал мне? Знаешь? Кармина сглотнула и медленно покачала головой в знак отрицания. Глаза Франца от этого жеста загорелись адским пламенем. Пламенем торжества. Победы. — Этот свиток пришёл ко мне летом прошлого года, — Кармина устремила на кузена взгляд, полный непонимания. А когда до неё начало доходить, ее оковал ужас. — Ты ведь помнишь, что случилось в середине года, уже ближе к концу лета? — Франц, прекрати, — попыталась усмирить пыл ученика Хюррем Бахтейжар, но она замолчала, увидев выставленную руку Франца. — Молчи, — Хюррем громко выдохнула от возмущения, но предпочла промолчать. Она почувствовала на плече руку Вильгельма и попыталась успокоиться. Уж приказы, да ещё таким тоном, Хюррем не могла переносить. — Я не понимаю… — Кармина закашлялась, ее горло пересохло от волнения, — не понимаю, что ты имеешь в виду… — А я тебе объясню, — усмехнулся Франц. Он взял в руку свиток и одним движением развернул его, показывая Кармина. Она забыла как дышать, видя, что в нем было написано. — Это завещание было составлено твоей чертовой матерью.***
Франц никогда не любил Хильду Элизабет Райс. Она всегда казалась ему излишне наигранной, излишне молчаливой. От неё веяло какой-то странной формой… опасности? Хильда мало общалась со своими братьями и сёстрами. Да и они не горели желанием принимать ее к себе. Да и с родителями Хильда имела не очень хорошие отношения. Она была неконфликтным человеком, но и не стремилась жить в мире во всем мире со всеми людьми. Ее никто не трогал, она никого не задевала — и всех это устраивало. Но однажды Хильде надоело находиться на последних ролях. Надоело, что всегда на первом месте были Пауль и Сюзанна, а она, один из старших наследников, всегда оказывалась последней. Надоело, что ей уделялось меньше всего внимания. Надоело, что отец всегда ставил в пример прекрасную сестричку Сюзанну — подумать только! Нет, Хильда не была глупа, бесталанна. Напротив, она была очень умна, хитра, расчётлива. Просто она не считала нужным показывать свои умения, выставлять их напоказ. Наверное, именно это и сыграло с ней злую шутку. Ее закрытость породила множество различных конфликтов. И конфликт между сёстрами и братьями в том числе. После смерти отца Хильда загорелась идеей встать во главе государства. Ей хотелось доказать всем, что она не хуже них, что и она способна на что-то большее! Ей хотелось, чтобы ее дети гордились ей, чтобы однажды, после ее смерти, Кольт, ее любимый сын, рассказывал своим детям о том, какой Великой правительницей была их бабушка, как много она сделала для страны. О том, что бы на престол взошла сестра-близнец Кольта, Кармина, Хильда даже и подумать не могла. И опять же, это в будущем сыграло с ней злую шутку. Она наступила на те же грабли. На те, на которые однажды наступил ее отец. Междоусобная война захлестнула Хильду с головой. Она продумала все до мельчайших деталей. Продумала каждый ход, каждое действие. Ее план был идеален. Но никогда нельзя рассчитывать на то, что все будет идти, как ты задумал, верно ведь? И план Хильды начал рушиться, словно карточный домик. Она никогда не хотела убивать своих братьев и сестёр. Не хотела им навредить. А уж тем более их детям, своим племянниками. Хильда считала, что лишь напугать будет достаточно, чтобы проложить дорогу к трону. Но она ошибалась. Горячий нрав рода Райс заявил о себе как нельзя некстати. И смерти посыпались на головы семьи, как вечерний дождь на земли. Хильда едва понимала, что она творит. Гнев заполонил ее разум. Она ничего не видела за пеленой ярости. Она шла к своей цели по головам, не обращая внимания на те лужи крови, которые оставляла за собой. Не предавая значения головам, летящим с плеч. Летящим с плеч ее братьев, ее сестёр. Ее племянников. И только тогда, когда Сюзанна Райс оказалась стоять перед ней, требуя у неё разрешения на эвакуацию, в руках с отречением от престола своих детей, у Хильды открылись глаза на происходящее. Она поняла, что натворила. Хильда смотрела тогда на Сюзанну и не понимала, что происходит. Где ее наглая, властная, привыкшая добиваться всего любыми способами младшая сестра? Где эта женщина? Кто стоит перед ней? Нет, это была точно не Сюзанна Маргарет Райс, наместник Великой Магической Германской империи Райс, правая рука императора Ральфа Генриха Райса. Это была просто Сюзанна. Мать троих сыновей, которых она хотела — нет, не хотела, — должна была спасти. Спасти любой ценой. Даже наступив на горло собственной гордыне. Даже признав поражение. Хильда слабо помнила, как подписала сестре и своим племянникам разрешение на выезд из страны. Но она точно помнила слова матери во время эвакуации. Помнила, и никогда не забывала. «Ты для меня умерла. У меня больше нет дочери». Каждую ночь своей жизни Хильда Элизабет Райс просыпалась в холодном поту. Каждый раз во сне она слышала эти слова. Слышала душещипательный крик матери. И ненавидела себя. Ненавидела себя чёрной ненавистью. Проклинала себя каждый божий день. И клялась, божилась, что однажды она все исправит. Она не знает, как, но исправит. Наверное, тогда она и решилась на это. Отдать трон сыну Сюзанны, Франциску, как и хотел их отец. Хильда много думала об этом, размышляла, почему отец хотел именно этого. И в конце концов нашла миллионы причин, по которым он мог хотеть этого. И решилась на это. Хильда часто отлучалась из дворца. Ее здоровье ухудшалось с невероятной быстротой, она стремилась завершить все свои дела до смерти, которую чувствовала за своей спиной. И однажды, в один майский день, на пороге Итальянской Академии Волшебства появилась женщина в длинном чёрном платье, с заплетенными в тугую, длинную косу темно-каштановыми волосами с проблесками седины. Она стояла у дальней беседки и издалека смотрела на учеников, весело разговаривавших у пруда. Его невозможно было не узнать. Он отличался от них всех. Не был похож ничем. Можно сказать, был чужаком среди своих. Высокий, выше, чем все остальные, стройный, обладающий ровной осанкой, широкими плечами, сильными руками и ногами, изящными пальцами, словно у пианиста, на которых было множество перстней, знакомых Хильде не понаслышке, чёрные, густые, волнистые волосы, которые были, можно сказать, визитной карточкой рода Райс, темные глаза, искрящиеся на солнце. Да, это точно был он. Франциск Ральф Северус Райс-Снейп. Настоящий наследник трона Магической Германской империи Райс. Хильда стояла у деревьев и не могла отвести от него взгляда. Она помнила Франциска совсем маленьким. Она помнила, как держала его на руках, как она улыбался ей своей детской улыбкой. У них с Францем никогда не было таких хороших отношений, какие у него были с той же Луизой. Хильда мало общалась с Францем. С возрастом этот мальчик начал ее раздражать. Ее невыносимо раздражало, что за этим ребёнком все бегают, словно это сам Иисус Христос. Она не понимала, почему он был таким особенным в глазах людей. И сейчас, наблюдая за племянников уже долгие месяцы, она, наконец, поняла, почему же все так тряслись над ним. Почему Ральф так любил его, что даже хотел сделать его императором. Поэтому ее мысли приняли окончательный ответ. Она исполнил последнюю волю отца. Она это сделает. Она сделает Франциска своим наследником. Посадит его на трон. На трон, который был его по праву.***
Кармина смотрела в глаза Франца, горевшие торжеством, и едва сдерживала слёзы. Слёзы горечи. Слёзы боли. Слёзы отчаяния. Слёзы гнева. Как она могла? Как могла так поступить с ней? Почему Мама даже не думала о том, чтобы отдать страну ей в руки? Чем она была хуже них: Кольта, ее чертового близнеца, и Франциска, ещё более высокомерного ублюдка, который даже не воспитывался во дворце, который, черт возьми, даже не был чистокровным?! Кармина всегда хотела быть лучше всех. Хотела доказать, что и девочки могут править, что и у девочек есть сила духа, которая не сравнится с мальчиками! Но ее мало кто поддерживал. Мало кто понимал. Наверное, если бы родители хоть каплю внимания уделили ей, а не Кольту, Кармина бы не выросла такой злостной, такой жестокой и такой… сломанной? Кармина с детства видела, как за Францем бегает огромный штат прислуги, как для него нанимают лучших учителей, воспитателей. А всем остальным доставались лишь объедки с барского стола. Франц отнимал все, что, как казалось Кармине, прилагалось им, настоящим наследникам рода Райс. И именно это — то, что Ральф не скрывал своей огромной любви к внуку, — и послужило причиной ненависти многих наследников к Франциску. — Чем он лучше нас?! — вопила Кармина, со всей силы швырнув об пол бокал. — Почему мы должны довольствоваться тем, что не захотел, видите ли, наш маленький император?! Эта ситуация произошла, когда Францу было пять лет. На одном из застолий в честь какого-то традиционного праздника Ральф ненароком назвал маленького Франца вслух, при всех, «мой маленький император». И это многих задело и заставило о многом задуматься. — Этот гаденыш даже не чистокровный! Его отец — черт знает кто, какой-то полукровный, безродный маг! А дед носится с этим Францем, словно он ангел, сошедший с небес! — Госпожа Кармина, вы не имеете права обсуждать решения императора и уж тем более оскорблять их, — отчеканил Вильгельм Краузе, глядя на маленькую для своего возраста Кармину. — Что во Франце такого выдающегося, что дед его едва ли на трон не садит?! И этим вопросом задавалась на только Кармина. Даже Сюзанне, матери Франца, иной раз было неясно особенное отношение отца к внуку. — Отец, — сидя однажды вечером с отцом в его покоях, поглаживая уснувшего на ее коленях Франца по волосам, начала разговор Сюзанна, — почему вы так относитесь к Францу? — Как же я к нему отношусь, дорогая? — не в силах сдержать улыбки от вида спящего внука на коленях дочери, спросил Ральф. — Ваше особенное отношение к Францу порождает много слухов, — объяснила Сюзанна. — Франц жалуется, что его братья и сестры не хотят принимать его к себе, потому что им обидно, что ему уделяется столько внимания, сколько всем наследникам вместе взятым не отводилось. Отец, — Сюзанна подняла исподлобья взгляд на Ральфа, — в чем причина вашей безмерной любви к Францу? Но Ральф никогда не отвечал. Сколько бы Сюзанна не старалась выведать у отца тайну любви к внуку, она не могла этого сделать. — А вы не думали о том, — спустя много лет, сидя в кабинете преподавателя Защиты от Темных Искусств, Александора Эванса, слушала Сюзанна, — что Ральф просто боялся Франца? Женщина замерла с чашкой в руке и в удивлении посмотрела на Александора. — Чем такого сильного мага и воина, как Ральф, мог напугать малолетний ребёнок? — нахмурилась Сюзанна. — Вы мне рассказывали, — стал разъяснять Александор, — что Ральф утверждал, что Франциск — потомок Одина, высшего Бога скандинавов, — Сюзанна медленно кивнула. — Так, может, Ральф опасался того, что однажды во Франце заговорит начало Одина? Сюзанна искоса посмотрела на Александора, но ничего не ответила. Но его слова надолго остались у неё в памяти. Не было дня, чтобы она не вспоминала о них. Она просыпалась и засыпала с мыслями об этом. Так неужели Ральф действительно боялся Франца? Этого уже не узнать.***
— Твоя мать, — Кармина сглотнула ком в горле, когда Франц продолжил говорить, — оставила завещание, где передала мне трон, как главному наследнику при императоре Ральфе Генрихе Райсе и императрице Хильде Элизабет Райс. Так какое же право ты, Кармина, имеешь на этот трон? Кармина почувствовала неожиданный прилив сил. Она сжала руки в кулаки и оскалилась, глядя на кузена. — Такое право, что я кровная дочь императрицы Хильды Элизабет Райс! И по Конституции страны я обязана вступить на престол, а ты, как захватчик… — Ты меня вообще слышишь? — зарычал Франц, начиная терять терпение. — У меня на руках два завещания! Какими бы не были законы страны, у меня имеются заверенные документы, по которым я являюсь полноправным хозяином Империи. И именно ты должна освободить трон! Вильгельм Краузе и Хюррем Бахтейжар с тяжёлым чувством в душе смотрели то на Франца, то на Кармину. И у обоих не было уже ни малейших сомнений в исходе дела. Это было ясно, как божий день. Войны не миновать.***
— Так, — поморщилась Лукреция, призывая всех к спокойствию, — то есть никому из вас преподаватели нашей Академии не давали заданий? Все усмехнулись и отрицательно покачали головами. Лукреция ударила себя по лбу: — Меня это очень сильно настораживает, — призналась девушка. — Здесь есть какой-то подвох… Коралина насмешливо фыркнула: — Какая разница? — усмехнулась она. — Все равно из нас никто ничего не делал бы! Ну, — она оглядела Лукрецию, — кроме тебя, конечно же. — Франц бы тоже… — попыталась отпереться девушка. — Да Францу до лампочки, — рассмеялся Кристиан. — Ты просто не видела, как он делал Зельеварение, когда учился у Джорджии Эванс! — Как? — поинтересовалась Лукреция. — Никак, — усмехнулась Скарлетт Брайт. — Он просто не ходил на него. Лукреция удивлённо выпучила глаза, пока все остальные тихо посмеивались. — Насколько я помню, он был в числе тех, у кого было «Превосходно», — в замешательстве произнесла девушка. — Просто профессор Джорджия Эванс очень любит Франца, — улыбнулась Скарлетт. — Она готова простить ему абсолютно все. — Что очень возмутительно, — хмыкнул Андреас Ковил, хороший знакомый Патрика Эванса. — Почему одни должны на все уроки и лезть из кожи вон, чтобы заполучить положительную оценку, а Франц даже не уроки иной раз не приходил… — Андреас, Франц все равно знает материал, — устало отмахнулся Раса, сидевший рядом с сестрой. — Ходит он, или не ходит — факт остаётся фактом, Франц — лучший по всем дисциплинам. Андреас недовольно закатил глаза и замолчал. Компания Франц лишь покрутила у виска и продолжила разговор. — Как у вас с Францем? — Гермиона вздрогнула, когда услышала над ухом голос Расы. Она улыбнулась кузену и пожала плечами: — О чем именно ты бы хотел услышать? — смущаясь своих же слов, спросила Гермиона, про себя думая: «Только не о интимной жизни, пожалуйста…» Раса усмехнулся и пожал плечами, после чего ответил: — Как он к тебе относится? У Франца достаточно… — Раса нахмурился, подбирая слова: — специфический характер. Он очень вспыльчивый, может обидеться на любую мелочь. У вас такого не было? — Как ни странно, нет, — ответила Гермиона. — Франц мне сам говорил, что у него достаточно вспыльчивый нрав, и я уже начала опасаться, что однажды он как взорвется, но… — она посмотрела на Расу и улыбнулась: — За эти почти пять месяцев такого ни разу не было. Да, мы несколько раз немного ругались, но я бы не сказала, что это были прямо серьёзные ссоры. Просто небольшие разногласия. — Например? — сощурился Раса. Гермиона посмотрела на кузена и слегка покраснела: — Например, Франц любит дарить дорогие украшения, а меня это слегка раздражает. Но что ему ни говори, бесполезно, — обреченно вздохнула Гермиона. — Это похоже на него, — тихо хихикнул Раса. — Так, что ещё… Я хотел спросить, как он вообще? — Гермиона непонятливо посмотрела на Расу. — Я помню его лицо, когда Сюзанна… только скончалась. Как он сейчас? Гермиона вздохнула, вспоминая Франца в первую неделю после смерти матери. — Первые дни он был рассеянный, даже на уроки не ходил, сидел в комнате. Наверное, — она нахмурилась, — именно после смерти его мамы мы лучше сблизились, как бы грустно это ни звучало. Францу нужна была поддержка, я не могла оставить его одного. Я стала оставаться у него на ночь, потому что заметила, что у Франца началась бессонница. Первые два дня он продолжал не спать, просто лежал в постели, смотрел в потолок, читал, рисовал — делал все, но только не спал. Он мог по несколько часов смотреть на меня, а сам лежал без сна. Но на третий день, как только он лёг в постель, он сразу уснул. Он проспал очень долго — мне даже пришлось идти к профессору Снейпу, чтобы сказать, что Франц не придёт на уроки. Раса тяжело вздохнул и кивнул: — У Франца и до этого были проблемы со сном, — подтвердил Раса. — Кристиан раньше жил с ним в общежитии. Он говорил, что мог проснуться в четыре утра попить воды, а Франц сидел у окна и курил. — Кстати, он стал меньше курить, — улыбнулась Гермиона. — И я считаю это своим достижением! — Раса широко улыбнулся. — Хотя, я думаю, он просто забывает со всеми этими событиями о сигаретах… — Тут забудешь, — выдохнул Раса. — Как ты узнала о том, что Франц из королевского рода? — Он сам рассказал, — пожала плечами Гермиона. — Стало происходить много странных событий, и ему пришлось сознаться. — Он очень переживал, что врет тебе, — сознался Раса, видя увиденное лицо Гермионы. — Ему хотелось сразу во всем сознаться, но он не решился — испугался, что ты все не так поймёшь, бросишь его, а после Марлены он вообще был дёрганный… Ладно, что ещё? — Раса нахмурился, вспоминая. Он неожиданно улыбнулся и рассмеялся: — Это правда, что ты называешь Франца дурилка? Гермиона смущённо улыбнулась и покраснела: — Это было всего лишь три раза, — попыталась отпереться Гермиона, но тоже не выдержала и рассмеялась: — А чего он ведёт себя, как дурилка?! Раса не смог сдержаться и громко рассмеялся, закрыв лицо руками и трясясь от смеха. — Дурилка, блин, — стирая слёзы с глаз, выдохнул Раса. Раса прищурился и усмехнулся: — А Фредерик опять за своё… Гермиона развернула голову и усмехнулась в ответ, видя, что происходило за столом Гриффиндора. А там происходило много чего интересного: например, Фредерик Снейп сидел на столе и мило беседовал с Джинни Уизли. — Офигеть, я никогда не видела, чтобы Фредерик так мило беседовал с девушками, — протянула удивленная Коралина. — Обычно он просто подходит, скажет два предложения и уже трахает кого-то у стенки. — Я аж забыл, как говорить, — все ещё удивлённо протянул Раса. — Почему так долго? — наконец, спросила Гермиона, глядя на часы. — Прошло уже три часа… — Обычно переговоры идут по пять часов, — образованно произнесла Коралина. — Ещё немного времени… — Сука! — зарычал неожиданно Фредерик, схватившись за затылок. Не успели Северус и Эрнест среагировать, как сверкнула вспышка трансгрессии и в зале появился Франц, явно очень злой и взбешённый. — Пряди, — тихо выдохнула Гермиона, прикрыв рот рукой, невольно сильнее впившись в запястье брата. Она не могла оторвать глаз от седых прядей в чёрных волосах парня. — Ну, — улыбнулась Долорес Амбридж, совсем недавно прибывшая в Хогвартс, — к какому решению пришли, мистер Райс-Снейп? Франц поднял гневные глаза на преподавательницу и учителя невольно содрогнулись, видя лицо Франца. Франц был не зол. Он был в бешенстве. А следующие слова Франца заставили всех громко выдохнуть и едва ли не вскрикнуть, а Северуса пошатнуться: — Я объявил войну.***
— Изначально было ясно, что к соглашению мы не придём, — выдохнул Франц, сидя поздно ночью с отцом в гостиной его покоев. — Мы очень долго ругались, Вильгельм всеми силами старался убедить Кармину в том, что именно я законный наследник, но Кармина, — он тяжело вздохнул, — не желает ничего слушать. Она не слышит ничего совершенно. — Она всю жизнь воспитывалась в такой атмосфере, — согласно кивнул Северус. — Не удивительно, что теперь она не может и не хочет принять тот факт, что она осталась не у дел. Для неё оскорбителен сам факт твоего существования. — Мы с ней и в детстве не особо хорошо ладили, — признался Франц. — Мы постоянно ругались, что-то делили. Кармину, да и не только ее, ужасно раздражало, что Ральф так бегает за мной, словно собачка… Но я здесь при чем?! — Франц раздраженно поставил на стол чашку чая. — Это был выбор Ральфа, его прихоти, а не мои! Мне и самому было не очень приятно иной раз слышать от своих кузенов и кузин, что я… — Франц обреченно прикрыл глаза. — Как же я устал… А ещё даже война не началась… Северус тяжело вздохнул и посмотрел на Франца. Его взгляд зацепился за три седые пряди в его волосах. Северус поджал губы и вытащил палочку: — Подойди ко мне, — Франц приоткрыл глаза, на минуту зависнув, но, наконец, понял, зачем, и встал с кресла. Франц прикрыл глаза, почувствовав, как по телу разливается приятное тепло. Наконец, Франц открыл глаза, призвал зеркало и увидел, что белоснежные пряди в его волосах бесследно исчезли. — Ты очень бледный, — Северус дотронулся рукой до оба Франца. — Давление подскочило, — выдохнул Франц. — Принесу зелье, — выдохнул Северус и скрылся в лаборатории. Уже спустя несколько минут вновь сидя у камина, Северус спросил: — Куда отправились Фредерик и Эрнест? Франц приподнял голову от спинки кресла и, посмотрев на отца, произнёс: — Поехали за Максимилианом, отцом Эрнеста, — Франц протер глаза рукой. — Эрнест с Фредериком отправился на верфи. Корабли Максимилиана Кадагора недавно прибыли в порт из Турции. Эрнест сообщит Максимилиану, чтобы готовился флот и… — Франц прервался и тяжело зевнул: — Я уже засыпаю… — Если хочешь, можешь остаться у меня на ночь, — пожал плечами Северус. — Нет, — встал из кресла Франц. — Хочу побыть у себя. Спокойной ночи. — Постарайся поспать, — коснувшись плеча сына, произнёс Северус. — И наберись терпения. Франц рассеянно кивнул и вышел из комнат отца.***
Франц включил свет в комнате и уже хотел снять мантию, чтобы плюхнуться на постель и забыться во сне, как на него налетела Гермиона и сжала в объятиях. Франц притянул ее к себе ещё ближе и зарылся лицом в ее волосы. — Как ты? — взяв лицо Франца в свои ладони, тихо спросила Гермиона. — Выглядишь уставшим. Франц устало улыбнулся и кивнул. — Такое ощущение, словно несколько часов находится в одном помещении со стаей дементоров, — Франц взял Гермиону за руку. — Мне просто надо поспать, и мне станет легче. Гермиона улыбнулась и кивнула, позволяя Францу вести себя к постели. Спустя десять минут Франц спал в постели, накрывшись едва ли не с головой одеялом, и прижимал к себе Гермиону, которая с нежностью рассматривала любимое лицо Франца. Она осторожно выпуталась из объятий Франца и вылезла из постели, накинув на себя его королевскую мантию, чувствуя исходящий от неё аромат духов. Гермиона достала из ящика тумбы коробочку и присела в кресло, в которое тут же запрыгнут Фархуар, довольно замурчав, и устроился у неё на коленях. Гермиона открыла коробку и осторожными движениями извлекла из неё красивую фарфоровую музыкальную шкатулку. Она была сделана в форме карусели с двумя белыми лошадками… — Почему ты не спишь? — Гермиона тихо вскрикнула и едва не выронила шкатулку, когда услышала сонный, хриплый ото сна голос Франца, который приподнялся на постели, опираясь на одну руку. Он вылез из постели и направился к креслу, в котором сидела Гермиона. Она коротко вскрикнула и тихо рассмеялась, когда Франц подхватил ее на руки и, сев в кресло, усадил девушку себе на колени, прижимая ее к обнаженной груди. — Что это? — Франц указал на коробочку в руках Гермионы. — Я нашла ее у тебя в тумбочке, когда убирала комнату, — ответила Гермиона, открывая ее. — В ней лежала… — Музыкальная шкатулка, — улыбнулся Франц нежной улыбкой, приняв из рук Гермионы фарфоровое изделие. — Тётя Урсула… Это была ее игрушка. Когда я болел, она сидела со мной, потому что мама была занята на совещании вместе с дедом. У меня долго не спадал жар, и чтобы хоть как-то отвлечь меня от приема горьких лекарств, она дала мне поиграться с ней. Она увидела, что музыкальная шкатулка мне очень понравилась и заказала мне такую же. Но она долго не просуществовала, — Франц грустно улыбнулся. — Кто-то из моих кузенов, бывший совсем маленьким, нечаянно смахнул ее со стола и она разбилась. Урсула знала, как я ценил эту игрушку, и подарила мне свою. — Это было очень мило с ее стороны, — улыбнулась Гермиона, слушая Франца. — Думаю, для неё эта шкатулка тоже многое значила. Франц ничего не ответил, устало привалившись к спинке кресла, сжимая одной рукой талию Гермионы, а другой — держа шкатулку.***
Франц проснулся рано утром, ещё даже не начало рассветать. Поднявшись осторожно с постели, Франц надел на себя королевскую мантию (единственную одежду, которая осталась в Хогвартсе) и вышел из комнаты, оставив Гермионе записку, чтобы она не волновалась. Франц дошёл до безлюдного коридора школы, сел на ближайшей лестнице и устремил взгляд в каменный пол. Он было закурил сигарету, да только сделав три затяжки, раздраженно затушил бычок и отбросил от себя, обреченно зарывшись двумя руками в свои растрепанные, чёрные кудри. Уже сегодня начинается срочное формирование армии. Хюррем Бахтейжар уже известила его, что ее команда практически готова, корабли Лагерты и Максимилиана Кадагора уже вышли из своих портов и направляются на назначенное место. Франца подташнивает. И не потому, что он уже два дня нормально не ел. А потому, что ему, черт возьми, очень страшно. Наверное, ему в жизни никогда так страшно не было. Война — это очень серьёзное дело. Франц помнил, какие бои разражались в период царствования его матери, когда дед слёг с болезнью. И видя эти ужасы войны, множество смертей, Франц стал противником войн. Да, у него был горячий нрав, но война для было была чем-то… явно неприемлемым. Но сейчас… У него вновь не оставалось выбора. Он должен, просто обязан сделать это — отвоевать свои права, свои владения. Должен доказать, что он достоин быть здесь, жить на этой грешной земле. Должен был. Ради своей семьи.