Твой драккар на дне лежит, Сердце пламенем горит. И прохладны воды в море, Но душа не знает горя. День придёт, наступит час. Смерть ждёт каждого из нас!
Франц чувствовал, как в горле пересохло. Словно он находился посреди пустыни уже на протяжении многих дней или даже недель. Он помнил взгляды, устремлённые на него во время официальных приемов во дворце. Как послы разных стран рассматривали его с интересом. Но тогда маленький Франц не особо понимал, что происходит вокруг него. Чего не скажешь сейчас. Сейчас Франц отлично понимал, почему многочисленные воины Скандинавии смотрят на него, склоняют перед ним головы и встают на колени. Здесь — здесь, в Скандинавии — когда-то положила начало великая Магическая Империя, которой до сих пор нет равных во всем мире. И теперь воины преклоняют перед ним головы, идут за ним и слушаются беспрекословно его приказов потому, что они надеются, что он их спасёт. Даст шанс начать все сначала. И даст Империи Райс расцвести и вырости до небывалых ранее высот… — Вам предстоит произнести напутственное слово перед тем, как отправиться в путь, — привычным спокойным голосом оповестил Франца Максимилиан Кадагор. — Если же вы не готовы, то… — За кого вы меня принимаете? — рыкнул Франц. — Я не тряпка, которая при одном взгляде на неё ссытся! Я в состоянии справиться сам! Если бы любой другой человек сказал такие слова в таком тоне великому морскому полководцу, то был бы уже сброшен им самолично в море. Но Максимилиан Кадагор промолчал и, к удивлению Вильгельма, стоявшего неподалёку и разговаривавшего с одним из матросов, усмехнулся словам Франца. Максимилиан привычно прокашлялся и хриплым голосом (мужчина курил многие годы) произнёс, указывая рукой на помост: — Тогда сделайте своё заявление, Господин Император. Франц едва заметно дернулся от слов мужчины, но ничего не сказал и двинулся к указанному месту. Когда Франц встал на возвышение и поднял руку, гомон голосов мгновенно стих. Франц гордо вскинул голову, оглядывая тяжёлым взглядом воинов, склонивших перед ним — перед ним, черт возьми! — головы. На секунду задержав взгляд на Эрнесте и Фредерике, Франц начал свою речь: — Сегодня мы стоим на пороге великого события. Сегодня, в этот день, мы свершим историю, и какой она будет, будем решать только мы. От результата тех действий, которые мы совершим, будет зависеть судьба не только нашей Великой державы, но и всего мира… Франц закусил губу и поморщился. У него никогда не было проблем с речью на публику, но что сравнивать выступления в школе или на концертах с речью перед своими подданными, особенно перед таким страшным событием, как война! Он почувствовал, как сердце беспокойно заходимся ударами, как ноги задрожали, как к горлу подступила тошнота… Но он подавил в себе испуг. Подавил, потому что понимал. Понимал, что этим он только усугубит положение. — Я не буду лгать, — неожиданно произнёс Франц. — Мы идём на огромный риск. Колоссальный риск. Потому что если я сейчас начну говорить вам, что мы всех победим, всех сломим, я только подолью масла в огонь. Вы должны понимать, что идёте на верную смерть. Должны понимать, что можете не вернуться домой. Но… — Франц судорожно выдохнул, — я прошу вас. Прошу довериться мне. Я вам не приказываю. А прошу. Мне важно не только ваше подчинение, но и понимание того, что вы доверяете мне, что вы готовы идти со мной до конца! Победа заключается в доверии и полной отдаче. Я хочу, чтобы вы шли в бой с полной уверенностью в том, что я никогда вас не оставлю на произвол судьбы и не сбегу! Я хочу, чтобы вы отдавались без остатка не за меня, а за те земли, на которых вы родились, выросли и живете! Мы идём не за тем, чтобы забрать Власть! Мы идём за тем, чтобы вновь обрести дом, чтобы не чувствовать себя чужаками на собственной земле. Чтобы быть уверенными в том, что у нас будет «завтра». Франц замолчал и не хотя опустил взгляд на воинов. Какого было его облегчение, когда он увидел, что солдаты приняли его речь. Приняли и были готовы идти за ним, несмотря ни на что. — Если все согласны отдать себя родине и идти вместе со мной до конца, мы начинаем отправление! — поднял голос Франц, чтобы его услышали даже в самых дальних рядах. Услышав согласный гомон, Франц облегченно выдохнул. Он резко развернулся, когда за его спиной появился Максимилиан Кадагор. Тот молча посмотрел на юного императора, словно что-то спрашивал, и, дождавшись кивка с его стороны, подал голос: — По кораблям!***
— Это просто уму непостижимо!!! — кричал Ральфас, ходя из угла в угол в кабинете директора Хогвартса. — Как они могли меня оставить?! — Мальчик мой, — добродушно произнёс Альбус, — твой отец очень беспокоится о тебе, поэтому принял решение оставить тебя на наше попечение. Скоро сюда прибудут твоя бабушка и… — Да мне плевать! — взвизгнул Ральфас, топнув ногой. — Я должен был отправиться вместе с ними! Я должен был воевать с ними бок о бок! — Ральфас, вы ещё слишком малы… — вступила Северус, сидевший на стуле напротив директора и лицезревший истерику мальчика. — Я не ребёнок! — гаркнул Ральфас, повернувшись в его сторону. — Почему они оставили меня здесь?! Франц и Фредерик тоже были маленькими, когда впервые отправились на оборону дворца в Империи! Они были чуть младше меня, когда оборонялась от воинов… — Ральфас, между этими двумя ситуациями есть большая разница, — нагнулся к мальчику Северус. — Знаешь, какая? — Ральфас нахмурился и кивнул. — Разница в том, что тебя не пытаются убить, а их — да. От этих слов Ральфас остановился и замолчал. В его голове лихорадочно металось множество мыслей, и в конечном итоге он пришёл к выводу, что Северус Снейп прав. Хоть Ральфас и был оскорблён тем, что отец и братья считают его ребёнком, он привык беспрекословно слушаться старших, ведь думал, что отцу виднее. Да и в конце концов, Ральфас сможет помочь им даже находясь в Хогвартсе! — Ладно, — выдохнул Ральфас. — Тогда следующий вопрос. Где я буду жить? — Мы думали поселить тебя к профессору Снейпу… — произнёс Альбус, но не успел закончить, как мальчик его перебил. «Это у них семейное», — усмехнулся про себя старый волшебник. — Я не хочу жить с профессором! — Ральфас тут же сбавил обороты, видя лицо Снейпа. — Я просто привык жить один в комнате. Мне нужно личное пространство! Я даже с братьями комнату не делил никогда! — Тогда есть ещё один вариант, — спокойно продолжил Альбус. — Ты мог бы пожить в комнате Франца. Альбус сконфузился под взглядом Ральфаса — то смотрел на него, как на умалишенного. — Вы сейчас серьезно? — с расстановкой произнёс Ральфас. — Жить в комнате… Франца?! Альбус непонятливо поморщился и перевёл взгляд на Северуса. По взгляду преподавателя зелий он понял, что Северус тоже не уловил смысла слов Ральфаса. — А что… — Альбус запнулся, формулируя вопрос, — что такого в комнате Франца, дорогой? Ральфас возмущённо выдохнул и с вызовом посмотрел на директора. — Я не собираюсь жить в комнате Франца, в которой живет его драный кот Фархуар, который пытается сожрать меня при любом удобном случае! Не собираюсь жить в комнате Франца, где ты тронешь одну вещицу, и на тебя посыпется град проклятий и криков! Не собираюсь жить в комнате Франца, где он уж точно занимался… — Ральфас покраснел, подбирая слова, — разного рода непотребствами со своей девушкой!!! Я требую отдельную комнату! Альбус слегка замешкался после монолога Ральфаса. Никогда он ещё не видел в своей жизни такого наглого ребенка. Да, Ральфас был очень милым и умным мальчиком… пока речь не заходила о его границах, к которым младший сын Сюзанны Райс относился невероятно щепетильно. Северус Снейп же молча следил за разыгравшейся сценой, и в его голове была лишь одна мысль. «Интересно, Франц и Фредерик также вели себя в детстве?» — Хорошо, — наконец, произнёс директор. — Мы выделим тебе, мальчик мой, отдельную комнату. Только при том условии, что каждое утро тебя будет на занятия сопровождать профессор Снейп. Ральфас закатил глаза, сложив руки на груди, и нехотя кивнул. — Ещё один вопрос, — откашлялся он. — Как будет проходить мое обучение? В моей школе были предметы, которые у вас не ведутся. Что с этим вы планировали делать, или вы даже не знали о моей программе в Академии? — Альбус удивлённо воззрился на мальчика, услышав в его голосе явную желчь и насмешку. Для мальчика восьми лет это было неприемлемо в глазах Альбуса. Он невольно вздрогнул, представив у себя в голове Ральфаса, уже взрослого. Что у этого мальчика будет в голове тогда?.. — Мы знаем о твоей программе в Академии, — непривычно спокойно ответил за директора Снейп. — Те предметы, которые ведутся и у нас, ты будешь изучать с нашими преподавателями. Те, которых у нас нет, ты будешь изучать сам — преподаватели будут передавать через меня тебе задания. По возвращению в Академию ты сдашь зачеты по пройденным темам. А чтобы понять, — Северус продолжил после небольшой паузы, когда Ральфас вновь хотел задать вопрос, — с каким курсом ты должен обучаться, мы проведём тестирование. Ральфас помедлил, после чего кивнул, ослабевая свой напор. Северус, увидев, как Ральфас успокоился, невольно подумал, что Ральфас — точная копия матери. И от этого ему стало ещё больнее.***
Сегодня Гермиона Грейнджер не явилась на занятия. Она сослалась на головную боль и осталась в комнате Франца, где чувствовала себя, как дома, уже, казалось, даже не помня, что когда-то жила в общей гостиной Гриффиндора. Преподаватели прекрасно понимали, что Гермиона Грейнджер врет, что никакая голова у неё не болит. Но они точно понимали ее состояние, поэтому не хотели нагружать бедную девушку, находящуюся на грани истерики последние дни, ещё сильнее. Гермиона лежала на постели Франца, размеренно дышала, вдыхая аромат духов Франца, который впитался намертво в его подушку, и старалась изо всех сил сосредоточиться на изучении книги, которую ей дал Франца.«Немецкий язык. Пособие для начинающих».
Гермиона слышала, что где-то на полу бегали два кота, играя между собой. Ожидания Франца и Гермионы оправдались — Живоглот и Фархуар подружились и очень хорошо ладили между собой. Они даже нашли общее занятие — им обоим очень нравилось драть ковёр Франца. Тот особо не возражал — ковёр итак был уже на последнем издыхании. Гермиона перевернулась на спину и устремила взгляд в потолок. Она неосознанно потянулась к шее и нащупала щепочку, на которой висел кулон в форме сердца. Гермиона всем своим существом надеялась, что этот двойной оберег действительно будет спасать Франца и не даст случиться чему-то… очень плохому. Неожиданно Гермиона услышала странный звук. Она резко села на постели и стала оглядываться, пытаясь понять, откуда идёт звук. Благодаря Фархуару и Живоглоту, которые тут же зашипели на объект шума, Гермиона нашла его источник. Открыв ящик тумбы, она увидела, как сквозное зеркало мерцает. В надежде, что это был он, Гермиона провела рукой по стеклу и растянула губы в широкой улыбке, едва сдерживая слезы. Перед ней было лицо Франца, который стоял на корме корабля. Ветер со всей силы дул ему в лицо, растрепав его волнистые волосы, губы обветрились от холодного морского воздуха, но это не делало Франца менее прекрасным. Напротив — вкупе с шумом прибоя Франц выглядел ещё божественнее. — Как ты, принцесса?! — стараясь перекричать ветер и бьющие о корабль волны, спросил Франц, щурясь от ветра. — Все хорошо! — рассмеялась Гермиона, не в силах отвести от Франца взгляда. — Где вы сейчас находитесь?! — Мы уже четыре часа, как вышли в море! — поморщился Франц. Он оглянулся по сторонам и продолжил: — Думаю, мы проплыли примерно одну треть пути! Тяжело сказать — начинается шторм: сильный ветер, море неспокойно… — Франц резко замолчал, после чего закричал грозным басом куда-то в сторону: — Фредерик, Лилибет, если вы сейчас упадёте за борт, мы вас не полезем доставать!!! Немедленно прекратите носиться по корме корабля и торкать друг друга! Гермиона не смогла сдержаться и хихикнула, слыша в ответ приглушенное ветром ворчание Фредерика и насмешливое замечание Лилибет. Наконец, Франц перевёл взгляд на Гермиону и улыбнулся: — Не переживай, — ожидаемо произнёс Франц. — С нами все хорошо! Мы получили донесение, что армия Кармины не набрала большого количества людей. Да, для боя хватит, но наша армия значительно больше по численности, нежели их. Поэтому, — он усмехнулся, — тут даже речи не может быть о нашем проигрыше. Думаю, — он закусил нижнюю губу и немного помедлил, прежде чем ответить: — Вернусь в Хогвартс я уже императором. — Знаешь, — Гермиона постаралась выровнять свой слегка осипший голос (помимо истерик она ещё слегка и приболела — Франц оказался прав тогда), — всех в Хогвартсе волнует не то, кем ты вернёшься… а вернёшься ли ты вообще. Франц понимающе кивнул и замолчал. Глядя на его задумчивое выражение лица, Гермиона поняла, что Франц хотел что-то сказать, но не решался. — Говори уже! — прикрикнула Гермиона. Франц посмотрел на неё и тяжело вздохнул. — Помнишь, я рассказывал тебе о Кларе, второй жене моего деда Ральфа? — начал было Франц. — Помню, — настороженно кивнула Гермиона. Не успела она продолжить, как Франц произнёс то, что заставило Гермиону забыть обо всех страхах. Ее парализовал шок. — Клара перешла на нашу сторону. Она… — Франц поморщился, — она утверждает, что я могу полностью довериться ей, что она поможет мне, но… — Франц тяжело вздохнул, — я не могу до конца ей верить, мягко говоря. Помня все то, что произошло десять лет назад тогда, во время междоусобицы… Нет, я не могу ей верить до конца. Но… — Франц прикрыл глаза, — но что-то в душе мне даёт понять, что она может действительно говорить искренне. — Почему ты так думаешь? — настороженно спросила Гермиона. Она прекрасно помнила рассказ Франца о Кларе, второй жене Императора Ральфа Генриха Райса. Помнила, что именно ее многие обвиняли в начале междоусобной войны и смерти многих наследников. Гермиона боялась признаться. Но она не считала Клару виновной во всех тех грехах, в которых винили ее люди, и в первую очередь — Франциска Райс. Ведь… это был не выбор Клары. Она была такой же пленницей, как и Франциска. Она не имела выбора, как и все они. Гермиона верила, что Клара действительно могла любить Ральфа. И она не отметала того факта, что Клара… действительно была причастна к смерти Пауля Райса. Но проведя многое время за раздумьями, Гермиона пришла к выводу, что у Клары не было другого выхода. Гермиона считала, что Клара, тоже имевшая детей от императора и также переживавшая за их судьбы, таким способом хотела защитить своих детей. И Грейнджер была уверена, что Клара не была готова к тому, что Ральф отдаст приказ о казни сына, и была не менее шокирована его решением. И она винила себя. Винила себя не только в смерти Пауля, но и во всей этой… ужасной трагедии. И для Гермионы не было удивительным то, что Клара решила перейти на сторону Франца. Таким образом, она хотела искупить свою вину. — Я видел ее глаза, — задумчиво произнес Франц, отводя взгляд. — И этого мне было достаточно. Она может врать, глаза — нет. Гермиона удовлетворенно кивнула. — Ты сказал профессору Снейпу? — спустя некоторое время спросила Гермиона. Франц выдохнул и медленно кивнул. — Сказал, — цокнул языком Франц. — И ему мое решение явно не пришлось по душе… Скорее всего, — прокашлялся Франц, — Клара… прибудет в Хогвартс и останется с вами. — Что?! — а вот к такому Гермиона не была готова. — А как же Франциска? Они же поубивают друг друга! — Бабушка все равно не смогла бы долго держать оборону, — выдохнул Франц. — Она пережила слишком много… потрясений за свою жизнь. Ее магический фон заметно ослаб, она не сможет нести такую ношу на себе — ее это просто убьёт. А Клара… — Франц помедлил, прежде чем продолжить, — Клара действительно сильна. Очень сильна. Да, она тоже пережила многое на своём веку, но она намного сильнее Франциски морально. Клара буквально железная, она непоколебима. Франциска, несмотря на свою внешнюю силу и спокойствие, очень вспыльчива. Лучше будет, если Клара останется в Хогвартсе, а Франциска будет следить за ситуацией из своего поместья. Гермиона кивнула и улыбнулась Францу: — Ты прав, — выдохнула Гермиона. — Так будет действительно лучше. Франц облегченно улыбнулся. — Я рад, что ты меня понимаешь.***
— Мой Господин, — склонив голову, произнёс молодой слуга, входя в каюту Франциска, который сидел за своим столом и что-то вычерчивал на карте. — Говори быстрее, — даже не подняв головы, раздраженно бросил Франц. — Если что-то не срочное, можешь идти. — Это… — слуга судорожно сглотнул, — это срочно… Франциск упёрся руками в край стола и поднял взгляд, испытующе глядя на юношу. — Говори, — кивнул головой Франц, рассматривая того с ног до головы. Слуга опустил взгляд и съёжился под тяжёлым взглядом наследника престола. Он нервно перебирал края мантии, не зная, как начать. Только Франциск собирался открыть рот, чтобы прикрикнуть на слугу, как тот собрался с мыслями и выпалил: — Госпожа Клара Райс хочет видеть вас. У Франциска едва не отвисла челюсть. Клара Райс?! Она здесь?! Что она тут забыла?! Собравшись с мыслями, Франц поднял глаза и произнёс: — Чего она хочет? Зачем я ей нужен, тем более в такое время? — склонил голову на бок Франц. — Она не сообщила, — тихо произнёс слуга, не отрывая глаз от пола. — Госпожа Клара прибыла через зеркальный портал Господина Вильгельма и требует вашей аудиенции. Говорит, что это очень важно… Франц опустил голову, уставившись на карту, и испустил тяжелый вздох. Наконец, он собрался с духом и медленно кивнул: — Пусть войдёт, — собственный голос показался Францу сейчас таким хриплым, тяжёлым и… угнетающим, что он невольно содрогнулся. Франц упал в кресло и стал дожидаться Клару. Эта женщина не заставила себя долго ждать. Франц исподлобья посмотрел на неё и увидел на пороге комнаты ее. Высокую. Статную. Прекрасную. Железную леди. Женщину, обладающую пронзительным взглядом ярко-синих глаз и шелковистыми длинными ярко-рыжими волосами, которыми там восхищался Франц, будучи маленьким. Он невольно припомнил, как, впервые увидев Клару, не сдержался и дёрнул ее за длинную косу. Когда она обернулась и устремила на него недовольный взгляд, маленький Франц невольно поёжился. Какого было его удивление, когда ее серьёзное, бесстрастное лицо озарила светлая улыбка… — Франциск, — юноша поднял темные глаза на женщину, стоящую у порога. Франц был в полной уверенности, что Клара, гордая и властная, никогда не преклонит перед ним головы. Поэтому он едва удержал лицо, когда женщина… склонила перед ним голову и поклонилась ему. Когда Клара преклонилась перед ним, Франц быстро пробежался глазами по ее фигуре. Особых изменений в ее облике Франц не смог найти. Она была все также красива, странно красива. Только ее ярко-синие глаза померкли, а в огненно-рыжих волосах появились проблески седины. На лице же проступили первые следы старости. — Зачем вы пожаловали ко мне? — решил начать разговор Франц. — Что привело вас сюда? Клара подняла на него взгляд своих синих глаз. Как же она давно не видела его… Она была наслышана, что Франциск, внук Ральфа, вырос и превратился невероятного по своей красоте мужчину, но она не ожидала, что настолько. И теперь Клара стояла и буквально глазела на Франциска, загипнотизированная его красой. Спустя некоторое время Францу это осточертело, и он подал голос: — Если вы и дальше собираетесь играть в молчанку, можете идти, — искривив свой рот в злостном оскале, процедил Франц. После этих слов Клара пришла в себя, невольно вздрогнув. Она словно услышала его голос… — Я могу присесть? — прочистив горло, кивнула на кресло, стоящее против Франца, Клара. — Прошу, — указал рукой Франц на кресло и одобрительно кивнул. Когда Клара села против него, он вновь подал голос: — Так, зачем вы пожаловали? Я все ещё не услышал ответа на свой вопрос. Клара коротко усмехнулась и, склонив голову на бок, произнесла: — Я прекрасно понимаю, как прозвучат мои слова и как ты отреагируешь на них. Но я хочу сказать, что я говорю искренне. Я не пытаюсь врать и не пытаюсь извлечь никакую выгоду. — Многообещающее начало, — тихо хмыкнул Франц, насмехаясь над женщиной. Но Франц забыл о своей злости, когда услышал, что произнесла Клара. — Я хочу оказать вам поддержку и помочь в завоевании престола. Франц удивлённо воззрился на женщину и заглянул ей в глаза. Клара, зная, что Франц попытается влезть ей в голову и удостовериться в праведности ее слов, сняла барьер и позволила ему это сделать. Вынырнув из мыслей женщины, Франц постарался выровнять лицо и голос. — Я убедился, что вы не врете и ваши намерения искренни, — кивнул Франц. — Но я не нашёл ответа на мой главный вопрос. Зачем? Зачем вам это? И почему? Почему вы вдруг решили сменить курс? Что вами движет? Клара усмехнулась и опустила взгляд. Франц опустил его следом, увидев, как женщина теребит между пальцев кольцо с красным алмазом. Он невольно сжал своё кольцо, тяжело сглотнув. — Я потеряла всех своих детей, — не отрывая взгляда от перстня, произнесла неожиданно Клара, отчего Франц вздрогнул. — У меня было пятеро детей — четверо прекрасных сыновей и красавица-дочь. От каждого ребёнка у меня было по одному, два или даже по три внука. И всех их я потеряла… Я знаю, — немного помедлив, продолжила Клара, — что вы вините меня в смерти Пауля (да и не только его) и в начавшейся революции в стране. И у вас есть на это право. Но я клянусь Одином, я не желала Паулю и другим наследникам смерти, не делала ничего, что привело бы к из смерти. Для меня их смерть была такой же трагедией, как и для вас. Возможно, — он тяжело сглотнула, — косвенно я и причастна к смерти Пауля Райса. Но только его. Я не жестокий человек, и уж тем более не убийца. Клара замолчала и исподлобья посмотрела на Франциска. Она увидела, как он, склонив голову на бок, закусил щеку и явно о чём-то размышлял. И она понимала, о чем. — Я никогда не винил вас в смерти Пауля, — от этих слов Клара резко подняла голову, не веря уставившись на юношу. — Единственный виновный человек в этом — мой дед, Ральф. Да, мне всю жизнь талдычили, что именно вы настроили моего деда против дяди, но… Ральф ведь не собака, чтобы его приручать, правда ведь? Он разумный человек, очень умный и мудрый. И вы, ко всему моему уважению, никак не смогли бы повлиять на него, даже если бы захотели и приложили к этому все свои силы. Вот моя бабушка… — Клара понимающе усмехнулась, — вот она могла хоть как-то попытаться сделать это, и он, возможно, ее бы услышал. И то не факт. Поэтому, — Франц выдохнул, — для меня вы чисты. — Так почему же вы так смотрите на меня? — сощурилась Клара. — Я вижу ваши глаза. В них полным полно сомнения, недоверия и непонимания. Почему же вы сомневаетесь в правдивости моих слов? Франц усмехнулся и, немного помедлив, ответил: — Ещё с детства вы внушали мне некий страх, — Клара подавила смешок. — И не мне одному. Многие дети боялись вас. Причиной тому была… — Моя внешность, — улыбнулась Клара. — Для вас всех было диковинно видеть высокую женщину с огненно-рыжими волосами. Я слышала, ка клети называли меня ведьмой Салема… Франц невольно рассмеялась от воспоминаний. — Это мы с Фредериком и Роландой придумали, — выдохнул Франц, грустно улыбнувшись. — И вы правы. Мы вас страшились. Но теперь, — Франц поднял на Клару взгляд, — детство закончилось. Все детские страхи позабылись, дав место Новым, взрослым. И места среди них для вас более нет. Поэтому, — Франц протянул женщине руку, — нам нужно забыть все то, что было в прошлом. И жить настоящим. Клара улыбнулась, чуть не прослезившись, и протянула ему руку в ответ, пожимая.***
— Я считаю, что вам здесь делать нечего! — отчеканил Северус, резко развернувшись к Кларе, стоящей посреди его покоев. Клара тяжело вздохнула, уже устав от этих слов. — Раз господин Франциск так повелел, так тому и быть, — пожала плечами Клара. — Это была не моя прихоть. — Франц ещё ребёнок, — зарычал Северус. — Он не ведает, что делает. Тем более, у него переходный возраст, гормоны — он слишком вспыльчив в своих решениях! Я уверен, это решение принято так же спонтанно… — Нет, Северус, — покачала головой Клара. — Франц принял это решение обдуманно. Твой сын знает, что делает. Он не склонен принимать опрометчивых решений. Северус обреченно прикрыл глаза и опустил голову. Опять повторялась та же история с тем же сценарием. Опять Франц ни во что его не ставил. Опять не советовался с ним в принятии решений. Опять Северус вынужден мириться с тем, что Франц ставит себя выше него, выше своего отца. И это его угнетало. — Знаешь, Северус, почему я уважаю твоего сына и считаю, что именно он достоин трона? — неожиданно спросила Клара, глядя на Северуса, который теперь также испытующе гипнотизировал ее. — Потому что в твоём сыне уже в восемь лет было больше мужества, чем во всех этих чистокровных наследниках вместе взятых.***
Тогда, во время второго восстания во время междоусобицы, повстанцы подошли вплотную к дворцу. Все входы и выходы были перекрыты. Во дворце были младшие наследники, в том числе и твои дети, Франциск и Фредерик. Я как сейчас помню: в общей детской спальне сидели мои внучки, Герда, Патриция и Мэрилин, моя дочь Валерия, тети Франца, Луиза и Лея, и они, Франциск, Фредерик и, — она улыбнулась, — на руках у Франца был Ральфас. Ему было чуть меньше года. Из взрослых была рядом только я во дворце — мать Франца и его бабушка отлучались из дворца по внешнеполитическим вопросам и теперь не могли попасть в замок. Этот день запомнился мне на всю жизнь и не забудется уже никогда. Ведь этот день мог стать окончанием многолетней эпохи. — Прекратите реветь, — закатил глаза Франц, укачивая на руках Ральфаса. — От того, что вы сейчас плачете, повстанцы не развернутся и не уйдут. — А что нам делать? — расплакалась ещё сильнее Патриция. — Сохраняйте спокойствие, — поморщилась Луиза, ходя по периметру комнаты и заламывая руки. — Своими слезами и истериками вы не даёте нам сосредоточиться! — Госпожа Луиза, они всего лишь дети, — попыталась смягчить девушку я, но мои попытки были жестоко прерваны: — Я вашего мнения не спрашивала! — гаркнула Луиза, развернувшись ко мне резким движением. — Будь моя воля, я бы отдала приказ казнить вас! — Луиза, — осуждающе протянула Лея, гладя по голове Герду, — не при детях же. Успокойся. Луиза недовольно посмотрела на старшую сестру, но все же послушалась и села рядом с ней. — Что нам делать? — подала голос Валерия, глядя из окна на повстанцев, пытающихся прорваться ко дворцу. — Остаётся только ждать, — обреченно выдохнула Лея. — Мы не можем применить к мирным жителям магию. Это будет расценено как предательство народа. Мы сами себя погубим. Поэтому, — она успокаивающе погладила Герду по голове (все же Лея была прирожденной няней и матерью), — остаётся ждать войско Хюррем Бахтейжар. После ее слов все стихли. Были слышны только всхлипы девочек и шаги Франца, который старался укачать Ральфаса, но тот, чувствуя опасность, не желал слушаться. Успокаивало только то, что Ральфас, наконец, перестал плакать. — Давай его мне, — тихо прошептала Валерия, протянув руки. — Ты уже устал. Франц глянул на мою дочь и, к моему удивлению, протянул ей Ральфаса. Франциск с детства был очень чутким и проницательным человеком. Это он унаследовал от своей тети, Леи. Сюзанна, конечно, тоже была чуткой женщиной, но правление государством достаточно сильно ожесточило ее. Поэтому Франц и позволил моей единственной дочери взять на руки Ральфаса. Потому что чувствовал, что она не причинит ему никакого вреда. Луиза бросила на Франца недовольный взгляд, но ничего не сказала. Она протянула ему руку, приглашая сесть рядом с собой. Франц же устало покачал головой и прошёл к окну, глядя из-за шторы на улицу, где разгорались все более ожесточённые бои. Луиза выдохнула и, кивнул Лее, встала с дивана и направилась к Францу. Лея покачала головой и обняла Фредерика, который ранее спал рядом с Луизой. Но он, как только Луиза встала на ноги, очнулся ото сна. — Они не успеют, — прошептал Франц, глядя на повстанцев, промывающих оборону дворца. — Они прорвутся раньше, чем отряд Хюррем Бахтейжар подойдёт ко дворцу. — Будем верить, что Хюррем Бахтейжар успеет, или же отряд Омана получил известие и развернулся обратно, — дрогнувшим голосом произнесла Луиза. — Сама-то веришь в это? — грустно усмехнулся Франц, поправляя волосы. — У меня есть план! — воскликнул неожиданно Фредерик, вскакивая на ноги. — Я знаю, как всех нас спасти и разогнать повстанцев! — Если этот план включает в себя убийства, то мы его отклоняем, — отмахнулась Луиза. — Ладно, плана нет, — Фредерик раздраженно выдохнул и плюхнулся обратно на диван, рядом с Леей. Лея тихо хихикнула и потрепала племянника по волосам. — Придёт и твой черёд, юный стратег, — Лея чмокнула Фредерика в щеку, отчего он недавно улыбнулся. Пока между Луизой и Валерией вновь разгорался конфликт, который старательно пытались сгладить мы с Леей, Франц задумчиво стоял перед окном, глядя вниз и прикусив пальцы правой руки. «Когда придёт твоё время править — слушай разум, а не сердце». — Ты попадёшь не в рай, а в ад! — гаркнула Валерия, наступая на Луизу. — Это не тебе решать, — хмыкнула Луиза и прошла мимо неё. — Кем ты себя возомнила? Одином?! — Луиза, Валерия, успокойтесь! — вновь повторяла Лея, сосредоточив своё внимание на этих двоих, которые так и норовили порвать друг друга на куски. — А где Франц?! — неожиданно опомнилась Мэрилин. Мы стали судорожно оглядываться и в ужасе поняли — Франциска в комнате уже не было. — Он… — несмело начала Валерия. — Он пошёл к народу, — хрипло выпалил Фредерик. И Фредерик был прав. Франц уже стоял у ворот дворца, слыша грозные ругательства и звуки схватки. — Отворите двери, — чувствуя, как сердце едва не выпрыгивает из груди, выпалил Франц. — Чего вы встали?! Откройте двери!!! Не зная, почему, но стражники, сами того не зная, повиновались приказу Франциска. И двери отворились. Мы не успели остановить Франца. Когда я и Луиза добежали до первого этажа, Франц уже вышел к повстанцам. Находясь в ужасе, мы не смогли двинуться дальше. Мы застыли на лестнице, глядя на небольшую (хотя, для его возраста, достаточно большую) фигурку восьмилетнего Франца, жизнь которого была в руках народа. И только он решал, что сделать с принцем: отпустить с миром, или же убить. Но народ словно забыл, зачем он здесь собрался. Увидев на пороге Франца, гордо расправившего плечи, словно Атлант, они замерли и прекратили разговоры и движения. Все внимание было сосредоточено лишь на нем. На Франциске Ральфе Северусе Райс-Снейпе. Франц забывал дышать. Чувствуя на себе сотни взглядов, он едва держался на ногах. Но вот его внутреннее состояние совершенно не соответствовало его внешнему виду: прямая величественная осанка, властное выражение лица, внушавшее страх. И это восьмилетний мальчик. У этого маленького ребёнка хватило смелости и мужества, чтобы выйти к народу, показать, что он не боится, что он готов к урегулированию ситуации. Никто не мог этого ожидать. Поэтому народ молчал, замерев, и смотрел во все глаза на этого мальчика, мужество которого превысило мужество «настоящих наследников». Именно этот момент стал основополагающим. Именно тогда народ понял, кто действительно достоин трона. Кто действительно сможет править страной. Поэтому они преклонили головы перед Франциском. Это было немыслимо. Это было невозможно. Как можно было встать на колени перед маленьким ребёнком, тем более — перед полукровкой, который даже за наследника не считался бы, если бы не дед? Но народ решил так. Он посчитал Франциска, ещё маленького мальчика, стоящего к ним лицом к лицу, достойным страны. И в этот момент для меня и многих других яснее некуда стал факт того, что Ральф был прав. Франциск — настоящий наследник трона. Настоящий Император.***
— Никому не хочется. Но всем приходится. Они, — Клара обвела взглядом учеников Хогвартса, которые резвились на улице под нападающим снегом, — даже волоса Франциска не стоят. Они все прячутся по кустам и сидят там, в надежде что их спасут. А Франциск знает, что он, как бы грустно это не было, никому нахрен не усрался. Поэтому он идёт и делает. Идёт и делает. Идёт и делает! А не сидит на месте и плачется на свою тяжелую судьбу! Этим он и отличается от всех вас — Франц сильнее духом всех вас вместе взятых! С этими словами Клара вышла из комнаты профессора Снейпа, оставив его одного. Как только женщина удалилась, Северус устало плюхнулся в кресло и закрыл лицо руками. Северусу не хотелось верить в это. Не хотелось подвергать детей такой смертельной опасности. Была бы его воля, он бы увёз их куда-нибудь далеко, чтобы никто не знал об их существовании. Но теперь, после рассказа Клары Райс, Северус окончательно понял, что выхода нет. Франц должен, обязан занять то, что его не просто по праву, а по божественной участи.***
— Гермиона, останься с нами! — громогласным басом протянул Рон и состроил умоляющую гримасу. — Что ты будешь делать там одна?! — Правда, Гермиона, — по-доброму улыбнулся Гарри. — Оставайся с нами. Может, переночуешь сегодня в гостиной? Но Гермиона была непреклонна. Она никак не хотела оставаться в гостиной Гриффиндора. Она хотела к ним в комнату. — Нет, ребята, — улыбнулась Гермиона, вставая с места и беря сумку. — Я лучше пойду к… — она оторвалась, едва не сказав «к нам», — к Францу в комнату. Там Фархуар остался один… Наконец, убедив друзей, что она в полном порядке, Гермиона быстро сбежала из гостиной Гриффиндора, оставив ребят одних. — Мне кажется, — нарушил молчание Рон, — или этот полулысый кошак — лишь предлог, чтобы уйти? Гарри и Джинни перевели взгляд на Рона и покачали головами. — Не может быть, Рональд, — усмехнулась Джинни. — Без тебя бы мы не догадались.***
Когда Гермиона вошла к комнату, к ней в ноги сразу кинулся Фархуар, требуя внимания. Гермиона улыбнулась и тут же взяла кота на руки, почесывая его за ухом. Фархуар очень тяжело переживал отъезд хозяина, поэтому Гермиона не могла отказать Фархуару во внимании. — Я тоже по нему скучаю, — тихо прошептала Гермиона, присаживаясь на постель. Гермиона вскрикнула: — Ты чего царапаешься?.. Что это у тебя в зубах? Ну-ка отдай! На удивление Фархуар сразу послушался и выпустил из пасти какой-то конверт. Гермиона сразу взяла в руки бумагу и, развернув, ее, почувствовала, как сердце пропустило удар.«Возможно, я буду звучать странно, потому что мало того, что редко пишу письма, так ещё и на такую тему. Но я постараюсь выглядеть серьёзным. Честно. Гермиона! Ты прекрасно знаешь, что я тебя очень люблю и дорожу тобой, как никто другой. Ты самое дорогое, что есть у меня, поэтому я очень хочу, чтобы твоя жизнь сложилась как нельзя лучше. Это письмо я написал не просто так, чтобы выразить свои чувства. Я обращаюсь к тебе с просьбой, которую ты, если любишь меня, исполнишь. Я не Один, чтобы знать, что будет со мной дальше. Я не знаю, вернусь ли я с Войны, а если и вернусь — то буду ли цел и невредим. В случае, если вдруг меня очень сильно покалечат на войне (например, лишат какой-то части тела, как короля Генриха — руки, или лишат возможности ходить), я не принуждаю тебя к тому, чтобы ты сидела рядом со мной, отказавшись от своей жизни. Но если ты вдруг сделаешь такое решение, я тебя останавливать не буду. Просто будь готова к тому, что характер у меня очень вредный. Но если случится так, что я не вернусь с войны… Мне, честно сказать, сложно об этом подумать, нежели писать и говорить об этом. Если я погибну, я не хочу, чтобы ты несла по мне всю жизнь траур и завершила на этом свою жизнь. Я хочу, что ты была счастлива, а не погружалась в темную бездну. Я хочу, чтобы у тебя была семья. Даже если в ней не будет меня. Если вдруг меня не станет, я хочу, чтобы ты была счастлива вопреки всему. Найди себе человека, который сможет сделать тебя счастливой и защитить тебя. Возможно, скажу глупость, но можешь даже к Виктору Краму вернуться. Единственное, что я попрошу у тебя, если вдруг умру, так это не оставлять некоторое время мою семью. Общайся с ними, поддерживай. Особенно бабушку. Папа, всё-таки, сильнее ее морально, хотя, думаю, и ему твоя поддержка не помешает. Но ее… Франциска пережила много смертей родных людей. Ей будет тяжело смириться с моей (не дай Боги и Фредерика) смертью. Скорее всего, она и не смирится. Поэтому будь с ней рядом. И тоже насчет Ральфаса. Он может показаться холодным и эгоистичным, но на самом деле он очень ранимый и чуткий человек. Надеюсь, все вышеперечисленные события не случатся, но на всякий случай я обозначил свою позицию. Также надеюсь и всем сердцем желаю, что совсем скоро все это закончится и я вернусь к тебе. С любовью, Франц. P. S. Я знаю, что ты сидишь у меня на кровати и плачешь. Загляни под матрас моей кровати».
Прочитав последнее предложение несколько раз, потому что оно расплывалось у неё перед глазами из-за слез, Гермиона встала с постели и выполнила просьбу Франца: она подняла матрас и увидела там какую-то книжку. Вытащив ее и сев на постели, Гермиона взяла ее в руки и улыбнулась сквозь слёзы — это был альбом колдографий. Открыв его на первой странице, она не смогла сдержать смеха — первой ей попалось изображение Франца, ещё совсем маленького (наверное, ему даже года не было), в колыбели. А внизу, явно не его почерком, был выведен едкий комментарий:«Как из такого милого мальчика ты превратился в это, Франц?»
И тут неожиданно Гермиона поняла, кому принадлежали эти слова. Это был почерк Сюзанны Райс. Ещё немного посмотрев на колдографию, Гермиона перелистнула страницу. Каждое изображение сопровождалось каким-то комментарием Сюзанны Райс. Гермиона про себя отметила, что эта женщина обладала отменным чувством юмора, который точно унаследовал Франц от нее. Каждая колдография была по своему прекрасна, но особенно Гермионе нравились и заставляли сердце трепетать изображения Франца вместе с мамой. Рядом с ней он выглядел таким счастливым, он сиял, словно начищенный галеон. Больше всего пришлась по душе Грейнджер колдография, где Франц и Фредерик сидят на коленях у мамы и синхронно задувают свечи на торте. Здесь им исполнилось четыре года. А надпись под изображением заставила Гермиона настолько сии но улыбнуться, что рот свело от улыбки.«Время идёт, а Эда все ещё не умеет фотографировать».
Наконец, Гермиона дошла до подростковое периода. Первая фотография из него заставила Гермиона рассмеяться в голос так, что Фархуар зашипел и спрятался под креслом. Причиной смеха Гермионы была фотография, на которой Франц стоял, насупившись и сложив руки на груди. А большей комичности этой картине предавало то, что Франц стоял с разбитым носом.«Эх, молодость…»
Гласила подпись под изображением. Наконец, Гермиона дошла до фотографий этого года. И ее улыбка веселья сменилась улыбкой грусти. Последняя колдография Франца и Фредерика с мамой была сделала 25 августа 1995 года в Германии, в Берлине. Мама Франца ещё была в состоянии стоять на ногах, но уже выглядела очень болезненно — она побледнела, осунулась, похудела и едва стояла на ногах. Казалось, Франц уберёт руку от неё талии и она рухнет на пол без чувств. Но несмотря на своё состояние Сюзанна улыбалась, искоса глядя на своих уже взрослых сыновей: справа — Франц, слева — Фредерик, а посредине, около ее длинной юбки, — Ральфас. Под этой фотографией уже не было ничего написано — у Сюзанны Райс сильно дрожали руки, она была не в состоянии держать ручку, не то, чтобы писать. Но все же она нашла в себе силы, что нарисовать маленькое, кривое, но такое прекрасное сердечко под колдографией. Гермиона бездумно перелистнула эту фотографию и от неожиданности перестала дышать. Наконец, придя в себя, она вновь широко улыбнулась и дотронулась кончиками пальцев до изображения. Эта фотография была единственной маггловской. Она была сделана в фото-будке в Лондоне в их вылазку. На ней Франц и Гермиона крепко обнимались и целовались, позабыв тогда обо всем. Гермиона опрокинулась спиной на постель, прикрывая глаза. И каждый раз, закрывая их, она видела перед собой только его. И каждый раз, лёжа в постели с закрытыми глазами и видя перед собой его лицо, ей не хотелось просыпаться.***
День клонился к вечеру. Франц завершил вместе с Вильгельмом и Максимилианом план наступления по морю, согласовав его с Эрнестом, и теперь сидел на борту корабля, свесив ноги, и смотрел, как солнце заходит за горизонт под одну из традиционных песен скандинавского и немецкого народа.О Вальхалла, о Вальхалла
О Вальхалла, о Вальхалла
Знаю, есть чертог
Что ярче солнца, краше золота
Добросовестные люди будут жить здесь
В вечном счастье
О Вальхалла, о Вальхалла
О Вальхалла, о Вальхалла
Пять сотен дверей
И еще сорок
Есть в Вальхалле, я верю,
Восемьсот доблестных воинов
Выйдут разом из одной двери
Чтобы в бой вступить с Волком
Знаю, есть чертог
Что ярче солнца, краше золота
Добросовестные люди будут жить здесь
В вечном счастье
О Вальхалла, о Вальхалла
О Вальхалла, о Вальхалла
О Вальхалла, о Вальхалла
О Вальхалла, о Вальхалла
Все храбрые мужи
В чертоге Одина
Воюют дни напролёт
Противника себе берут
И бой кончают
И после пируют в согласии
— Как ты? — неожиданно появился Фредерик, плюхаясь рядом с братом. — Выглядишь неважно. — Просто задумался, — отмахнулся Франц, смотря за небом. Но Фредерика нельзя было провести. — Думаешь о ней? — Франц резко повернул голову, смотря в лицо брата. — Я прав? Франц закатил глаза и кивнул, отводя взгляд в сторону вновь. — Чего ты боишься? — вновь задал вопрос Фредерик. — Что она тебя не дождётся, что разлюбит, пока ты будешь здесь?.. — Я боюсь того, что будет с ней и всеми близкими мне людьми, если мы проиграем, — поморщился Франц. — Я не могу допустить этого. Я не могу подвергать стольких людей опасности! Фредерик обреченно выдохнул и уставился вдаль. — Чем больше ты сомневаешься, тем слабее становишься, — изрёк спустя долгое молчание Фредерик. — Если ты и дальше будешь себя так вести, мы правда проиграем. Поэтому засунь своё волнение в задницу и достань оттуда того воина, которого я знаю! Будь тем Францем, которого я привык видеть рядом с собой: сильного, властного, полного решимости и не знающего страха ни перед чем! Фредерик встал на ноги и хотел было уйти, как остановился и посмотрел на Франца из-за плеча. — Помнишь, что однажды сказала нам мама? — Франц резко развернулся и уставился на брата. — Если ты боишься, то любовь — самые надежные доспехи. Надень их. А если хочешь сбежать, любовь — самое прекрасное убежище. Произнеся это, Фредерик скрылся в тумане, которы начинал накрывать корабль. Франц ничего ему не ответил, но осадок от этих слов остался и осел у него в душе.
Знаю, есть чертог
Что ярче солнца, краше золота
Добросовестные люди будут жить здесь
В вечном счастье
О Вальхалла, о Вальхалла
О Вальхалла, о Вальхалла