***
По широкому тоннелю разносились громкие голоса детей. Пока Музика показывала Анне, Гильде и Нэту как перетирать растения и накладывать повязки, малыши бегали по коридорам в поисках тонких стеблей «паутянки», как они сами её назвали из-за схожести с паутиной, что плели пауки на чердаке приюта. Рэй иногда поглядывал на них, пока показывал Доминику как нужно правильно держать лук. Младший брат сам попросил его об этом, после того как Рэй отыскал все указанные Музикой растения и перетёр их в сине-зелёную лечебную кашицу, что должна была помочь обеззаразить открытую рану. Они отошли ближе к стене, чтобы случайно не задеть кого-нибудь косым выстрелом. Несмотря на то что Доминик постоянно забывал какую-то мелочь, он быстро схватывал свои ошибки. Ему пока не хватало сил, чтобы достаточно натянуть тетиву, но мальчик не сдавался, и каждый раз стрела долетала на шаг дальше. «Он быстро учится». — Если тренироваться каждый день, через полгода будешь стрелять дальше, чем я сейчас, — сказал Рэй, помогая мальчику поставить локоть в правильное положение. — Да нет, — ответил Доминик, отпуская тетиву. — Через полгода ты тоже станешь стрелять лучше, и я тебя не догоню. — Но когда-нибудь, когда ты тоже вырастешь, уж наверняка сравняемся, — едва заметно улыбнулся Рэй и вдруг задумался. Лёгкость, с которой он произнёс такие слова, показалась ему непривычной. «А ведь это вполне возможно. Даже если мы останемся в мире демонов, Доминик всё равно однажды сможет вырасти и повзрослеть. И я тоже. Интересно, каково это — быть взрослым мужчиной? Какими людьми мы станем через десять или двадцать лет?» Рэй обернулся и посмотрел на свою семью. Гильда и Анна улыбались, беседовали о том, как пахнут свежие отвары, и о том, что Музика обещала научить их плести коврики и вязать тёплые покрывала. Нэт старательно шумел толкушкой и что-то напевал себе под нос. Дон, Тома и Лани спорили, кто найдёт самую большую «паутянку», а Марк, Алиссия, Росси и Крис скорее играли в догонялки, чем серьёзно занимались поисками растений. Только Иветта и Джамима с сосредоточенными лицами вглядывались в щели между каменных корней. Рэй ещё раз обвёл взглядом тоннель, но снова не разглядел пропажу. Кажется, Музика заметила, что он что-то ищет, потому что посмотрела в его сторону и долго не отворачивалась. — …Где Эмма? — произнёс Рэй вслух, особо ни к кому не обращаясь, но демоница услышала его вопрос. — Я тоже её не видела, — пожала плечами она. — Может, попросила Сонджу взять её с собой. Доминик вытащил из колчана ещё одну стрелу и наложил её на тетиву, и Рэй обернулся к брату, чтобы вовремя помочь ему правильно выстрелить. «Решила пойти с ним на поверхность, значит…» Рэй не сомневался в том, что во время своего исчезновения Сонджу покидал лабиринт и шёл в лес. Должно быть, разведывал обстановку, чтобы убедиться, что те демоны с фермы не идут по следу. Будет нехорошо, если преследователи найдут их, когда они все выберутся на поверхность, а рано или поздно им всё же придётся выйти из безопасного подземелья. Но к чему это Эмма вдруг решила пойти с демоном? Опять что-то задумала? «Что такого есть в лесу, чего нет в здесь под землёй?» Долгих размышлений не требовалось. Когда Рэй возвращался в длинный тоннель за луком и стрелами для Доминика, заметил, что одного лука и связки стрел не хватало. Уже тогда это показалось ему подозрительным, но он только сейчас понял связь. «Она хочет потренироваться в лесу и явно не на деревянных мишенях». Именно. Чего нельзя было найти в лабиринте из корней, так это животных. Мясистых, питательных и таких необходимых, особенно для младших братьев и сестёр. Эмма тоже это знала. «И, конечно же, опять ничего не сказала. Что за дурная привычка? Но с другой стороны, это верная мысль. Я не ожидал от неё подобной решимости. Всё-таки убийство и Эмма — вещи почти взаимоисключающие». Он невольно вспомнил одно далёкое осеннее утро. Тогда неожиданно резко похолодало. Мороз расписал окна приюта причудливыми сверкающими узорами, а ещё зелёная трава покрылась колючим инеем. В то утро Эмма, не сказав ничего ни маме, ни старшим Оливии или Веронике, выскочила на улицу и скрылась в саду. Это произошло так внезапно, что все дети были в недоумении. Норман забеспокоился и стал уговаривать Рэя отправиться на поиски, и тому, скрипя зубами, пришлось согласиться. На самом деле в пять лет Рэй не очень хорошо ладил с Эммой. Так было не всегда, нет. В два года они все были ещё малышами, игрались в одной песочнице и купались в одной ванне, и, конечно же, не задумывались над какими-то отличиями и разногласиями. В четыре им было просто весело играть всем вместе, но уже в пять лет что-то начало меняться. Наверное, именно тогда они стали отчётливее замечать личностные отличия. Рей и Норман начали интересоваться разными механизмами. Заводные машинки, часы, лампы, игрушечная железная дорога в детской комнате — всё это становилось предметом их опытов. Им нравилось разбирать паровозик на запчасти и затем пытаться снова собрать его так, как было, Эмму же такие вещи почему-то не интересовали. Она предпочитала целыми днями бегать по лужайке, залазила на каждое дерево, плюхалась в каждую лужу и ловила каждую несчастную ящерку. Усидчивость уже тогда не была её сильной стороной. Активная и слишком шумная любимица всего приюта. С каждым днём её поведение раздражало всё больше. В какой-то момент Рэя начало бесить абсолютно всё, что она делала, но проблема была не только в том, что они не могли ужиться на одной игровой площадке. То, как Эмма к нему обращалась. Её отношение к нему отличалось от отношения к Норману. Норману она всегда улыбалась, они всё так же, как раньше мило разговаривали и играли в мяч и салочки. Рэя же девочка почему-то избегала, а когда они каким-то образом всё же оказывались в одной игре, всем своим видом показывала, насколько ей это не нравится. Он не мог понять причину этому, но одно было ясно наверняка — Рэй раздражал Эмму не меньше, чем она его. В какой-то момент они отдалились настолько, что единственным связующим звеном между ними остался лучший друг. Норман не раз пытался совладать с их взаимным отторжением, но это не приносило положительных результатов. В лучшем случае, всё ограничилось словесной перепалкой и глупыми обзывательствами. Но за день до того, как Эмма выбежала на мороз, очередная ссора закончилась дракой. И если бы не этот факт, Рэй бы не согласился пойти за девчонкой, но он отчасти чувствовал себя виноватым перед ней. Мама отчитала обоих. Да он и сам понимал, что всерьёз избивать других нехорошо. Даже если ты сильно злишься. Они с Норманом отправились на поиски раньше мамы и решили разделиться. На улице было настолько холодно, что зубы стучали, а пальцы на руках очень быстро стали синими. Рэй прочёсывал западную часть сада и иногда переходил на бег, чтобы совсем уж не замёрзнуть и вспоминал фразу, которую рыжая девчонка бросила ему сразу после драки. «Быстрей бы тебя уже усыновили, идиот. А лучше б ты вообще не рождался», — так она сказала тогда. Эти слова прозвучали с большой обидой, и причинили не меньшую боль. Рэй не хотел себе в этом признаваться, но он отчего-то надеялся, что если найдёт Эмму сейчас, то она будет благодарна ему и попросит прощения. Попытается забрать обратно эти горькие слова. Раскается. И он действительно нашёл её. Не первым, но раньше чем Норман. Услышал отдалённый звук шагов, замер на месте и через несколько минут заметил между деревьями… маму. Она держала Эмму за руку и вела за собой, пока девочка громко всхлипывала, заливаясь слезами. Её лицо раскраснелось, волосы растрепались, а голые коленки и ладони были испачканы в земле. Бледная, дрожащая и такая несчастная, что сердце сжималось от жалости. Весь её вид кричал о том, что сегодня утром случилось что-то очень печальное. Рэй тут же позабыл о своих обидах и, не раздумывая ни секунды, снял с себя шарф и протянул его девочке. Эмма так ничего и не сказала. Мама довела их до порога и приказала скорее согреться, а сама отправилась на поиски Нормана, который всё ещё бродил по саду. Удивительно. Мама всегда и без проблем находила их, но тогда Рэй не замечал, насколько это странно. Оливия и Кристофер, отчитали младших сразу же, как те показались на пороге. Эмму и Рэя усадили на стулья перед пылающим камином, укрыли пледами и дали тарелки с горячим свежим супом, приготовленным к завтраку. Тогда-то и произошёл тот разговор. Искренний и необычайно серьёзный для пятилеток. — Прости, — сказала Эмма, дёргая носом. Она наконец перестала рыдать, но всё ещё всхлипывала. — Я не должна была бить тебя и говорить то, что сказала. Она действительно первая начала вчерашнюю драку, но Рэй не стал указывать на это. Сам факт того, что она сделала попытку извиниться, уже заставил его смягчиться. — И ты не обижайся… — начал он, но она его перебила. — Нет. Я… я даже не понимала, о чём говорю. Мне тогда хотелось, чтобы ты исчез. Я… пожелала чтобы ты не рождался. Понимаешь? Совсем. Никогда. Это потому что ты очень противный и злобный мальчишка, но это не значит, что ты не должен жить. Она чихнула и умолкла. Рэй тоже молчал, не находя, что можно ответить на такую сбивчивую речь. — Я кое-что поняла, — вдруг продолжила она. — Всё живое оно… когда-нибудь умирает. Исчезает навсегда. Ты понимаешь, Рэй? И я не хочу, чтобы что-то подобное случалось из-за меня. И ты тоже должен жить, потому что даже такой противный мальчишка всё равно заслуживает своей жизни. Твоя жизнь — она единственная, и это самое дорогое, что у тебя есть. Любая жизнь — это то, с чем ни за что нельзя играть. Так она сказала тогда. А потом мама привела окоченевшего Нормана, и бедный друг две недели провалялся в больничном крыле с воспалением лёгких. Если бы подобное случилось раньше, Эмма и Рэй бы точно не стали общаться друг с другом, но не в этот раз. Они вместе готовили для Нормана горячий чай по рецепту из найденной Рэем книги, и Эмма тайком от мамы проносила напиток в закрытую палату. Нет, они не стали уж слишком дружны — мелкие ссоры и разногласия всё равно случались, но между ними появилось больше терпения и даже что-то схожее с уважением. И со временем для Рэя Эмма стала дорога не меньше, чем Норман. Настолько, что когда он убедился в своих догадках о приюте, не задумываясь решил спасти не только лучшего друга, но и её тоже. Что же до тех слов, что сказала пятилетняя Эмма? Её поведение действительно изменилось. С тех пор вспыльчивая девчонка ни разу никого не оскорбляла, даже если сильно сердилась, совсем перестала гоняться за ящерицами и давить страшных пауков. Даже ветки на деревьях, и то старалась не ломать. «Любая жизнь — это то, с чем ни за что нельзя играть». И это… правильно. Какой бы наивной и временами глупой ни была Эмма, а в этом она права. Никто, ни один ребёнок, что был отправлен на усыновление, не заслуживал своей смерти, даже если был обречён на неё с рождения. Но что насчёт демонов? Перед внутренним взором тут же всплыли искажённые страшные образы из кошмаров, уродливая огромная голова дикого демона, преследователи и мерзкий скрежет, разносящийся со всех сторон. Весь мир кишит этими опасными тварями. Рэй знал не сейчас, но однажды может случиться так, что их семье просто не останется иного выбора, кроме как убить тех монстров, что встанут на пути. «Разумеется. Если понадобится, я убью хоть сотню таких. Эти мерзкие существа… если есть исключения из правила, то это точно они. Жестокие убийцы не заслуживают жизни. Если выбирать между жизнями людей и жизнями демонов, я не раздумывая выберу первое». Взгляд Рэя скользнул по тоннелю и вдруг остановился на Музике. Демоница сидела неподалёку, сосредоточенно листая книгу, разрисованную чернильными иллюстрациями растений. Тонкие пальцы с аккуратными коготками откинули длинную косу назад. Музика замерла на мгновение, а затем, вероятно, почувствовав, что на неё смотрят, обернулась. Когда их взгляды встретились, на её губах появилась добрая и мягкая улыбка. И тогда Рэй вдруг подумал, что Музика улыбается совсем как человек. Поймав себя на этой мысли, он тут же отвернулся. Ему не хотелось размышлять о подобном. Чтобы заглушить неудобные речи внутреннего голоса, Рэй полностью сосредоточился на Доминике и его стрельбе из лука.***
Крупный камень зашуршал в листве и с громким стуком ударился о ветвь. Раздался испуганный визг и целая стая круглых лесных курочек взмыла ввысь. Эмма приняла правильную позицию и прицелилась. Зелёные птицы парили в воздухе, и некоторые из них уже приземлялись на другую ветку. Девочка сосредоточилась на одной курочке, пытаясь рассчитать направление её полёта, и отпустила тетиву. Оперение свистнуло, стрела устремилась вверх и… настигла цель. Раненая птица вскрикнула, вздрогнула и начала падать. Эмма побежала к месту, куда должна была приземлиться добыча. Курочка рухнула в тридцати метрах впереди. Стоило Эмме приблизиться, как она услышала хриплый, полный страдания писк. Птица была ещё жива. Она смотрела на девочку чёрными бусинками глаз. Стрела вонзилась ей в живот ближе к груди, и из раны вытекала густая тёмная кровь. При виде раненного, страдающего существа, сердце Эммы сжалось. Глаза предательски защипало, когда она коснулась мягкого оперения на тонкой шее. Хрупкое тельце курочки было таким тёплым. — Отличный выстрел, — сказал Сонджу. — Теперь время для Гупны. «Гупны?» Эмма обернулась. Демон приближался к ней с бледным длинным стеблем в руках, и когда подошёл совсем близко, она узнала это растение. Сонджу протянул ей тот самый стебель, который пронзал грудь её сестрёнки Конни, только вместо шапки алых цветов на верхушке была горсть плотно закрытых бутонов. Эмма широко раскрыла глаза и почувствовала, как руки начинают дрожать. — Осторожно, — Сонджу подал цветок соцветием вперёд. — Это растение называется «вида». Оно кровососущее совсем, как деревья вокруг. Растёт повсюду. Ею нужно пронзить сердце своей добычи. Вообще, таким образом мы приносим дар богам и если цветок распустился, значит они приняли жертву, и мясо можно есть. Этот древний ритуал называется Гупна. Но, так как ты и твоя семья не поклоняетесь никаким богам, можешь использовать виду, чтобы вытянуть кровь из тела. Так мясо будет дольше храниться. Крик птицы становился тише, но не умолкал. Дрожащими пальцами Эмма взяла длинный стебель и посмотрела на виду. Растение совсем не пахло, а широкие крупные листья, кажется, немного шевелились. — И им протыкают жертву пока она… — её голос сорвался. — Пока она ещё жива? — Если не сделать этого, кровь свернётся, — коротко ответил Сонджу. Эмма глубоко вдохнула, стараясь унять дрожь в руках. Она почувствовала, как к горлу подступает тошнота. — Я… я уже видела это раньше, — неожиданно для самой себя тихо сказала она. — Точно такой же цветок торчал из груди моей младшей сестры. Конни она… Она была ещё совсем маленькой. Такой доброй и милой девочкой. Значит, в тех цветах была её кровь? Вида пронзила её, когда её сердце ещё билось. Конни, Хао, Седи и… — Пальцы крепче обхватили стебель будто желая сломать его. — ... Норман. Сонджу слушал её молча, а затем вдруг сказал: — Признаться честно, я не знаю какого это. Не уверен, что те, кого пронзает вида, совсем не чувствуют боли и страха. Но лучше погибнуть так, чем быть разорванным на куски и съеденным заживо. Смерть от виды — тихая и милосердная смерть… Хотя не думаю, что это как-то утешит тебя. Если не можешь продолжать, остановись. Эмма сжала зубы и встряхнула головой. Нет, отступать нельзя. Если она не убьёт сейчас, то не сможет и на следующий раз. Отныне сомнения и нерешительность — непозволительная и рискованная роскошь. Она расслабила пальцы и наклонилась над птицей. Поставила стебель прямо на вздымающуюся грудь, закрыла глаза и надавила. Послышался тихий хруст, острый стебель с поразительной лёгкостью вошёл в тельце. Птица вскрикнула в последний раз, и Эмма почувствовала, как слёзы подступают к глазам. Она посмотрела на виду. Листочки вздрогнули и зашелестели, а бутоны один за одним начали раскрываться, наливаясь кровью. За считаные секунды на тонком стебле появилась корона из сотни алых цветов. Эмма почувствовала шаги позади. Сонджу не стал ничего говорить: молча подошёл к ней и поднял обмякшую птицу с земли, вынул стебель виды и отбросил в сторону. — Цветок больше не нужен, — сказал демон, беря лесную курочку за лапы. — Теперь он вызреет и даст семена, а на закате последний луч солнца превратит его в пепел, и тогда душа этого существа обретёт покой. Если верить святым писаниям. Эмма исступлённо кивнула и ещё раз взглянула на мёртвую птицу, до того как Сонджу сложил добычу в седельную сумку. А потом они отправились в обратный путь. Будто ничего не случилось. Эмма не смотрела на дорогу. Она всё время возвращалась к тем чувствам, что овладели ей во время охоты. Вид агонии жертвы, запах крови. Это выглядит жестоко и так… неправильно. Конечно, когда Эмма жила в приюте, она знала, что запечённое мясо и куриный бульон на их столе не берутся из ниоткуда. Кто-то выращивал и добывал то мясо, которое потом оказывалось у них в тарелках. Кто-то убивал этих животный. Но Эмма относилась к подобному, как к данности и даже подумать не могла, что когда-нибудь ей самой придётся заниматься этим. Как же это лицемерно. «Прости», — Эмма беззвучно обратилась к птице. — «Я и моя семья хотим выжить, но для этого нам самим надо есть. Мы живы лишь потому, что едим других существ». Эмма глубоко вздохнула и крепче схватилась за рожок седла. Да, всё именно так. Как бы разумен ни был человек, он тоже часть пищевой цепи, из которой нет выхода. Когда они, наконец, вернулись к спуску в подземелье, и Сонджу провёл нэма по лабиринту прямо к комнатам, их уже ждали. Музика и дети закончили сбор растений и приготовили лекарства. Малыши вместе с Анной, Нэтом и Доном собрались в кружок у стены и пели песню, разученную на уроках музыки в приюте, а Гильда, Тома, Лани и Рэй крутились у дымящегося котла, подсыпая травы и нарезанные овощи. — Эмма! — Гильда первой заметила её и заставила остальных членов семьи обернуться на прибывших. — Ты вернулась. Эмма попыталась улыбнуться через силу. Джамима и Крис вскочили со своих мест и затараторили, перебивая друг друга. — А где ты была? — Вы с Сонджу выходили в лес, да? Эмма мельком взглянула на демона. Хорошо, что он оставил мёртвую птицу в седельной сумке. Ей не хотелось пугать малышей её видом. Пока им лучше не знать о ней. — Да, — кивнула Эмма. Её ответ сразу переключил всё внимание малышей на Сонджу. Они зашумели, обступили его и начали расспрашивать о том, что там сейчас на поверхности, куда он ходил и зачем. Вопросы сыпались один за другим, в то время как демон, с явно недовольным и брезгливым видом, пытался отмахнуться от детворы. Понятно, почему он не рассказывал им о своих вылазках. Эмма вдруг поймала на себе пристальный взгляд тёмно-зелёных глаз. Рэй перестал помешивать суп и, не выпуская из рук половника, поднялся с места. Хоть он почти не изменился в лице, девочка заметила то самое трудноуловимое хмурое выражение, которое таилась во взгляде, когда друг был чем-то очень недоволен. Кроме того, Рэй слишком крепко схватился за ручку половника. Эмма опасливо отступила. Разумеется, ему не понравилось, что она исчезла без предупреждения и не позвала его с собой. Сейчас он точно стукнет её по голове. Друг приблизился и остановился в двух шагах от неё. — Опять делаешь всё сама? — нервно, но тихо сказал он. Эмма зажмурилась и вжала голову в плечи, готовясь принять на себя всё его негодование, но, вопреки ожиданиям, ничего страшного не случилось. Вместо того чтобы стукнуть её, Рэй взъерошил и без того взлохмаченные рыжие пряди, а затем мягко пригладил их. От такого необычного жеста глаза девочки широко распахнулись. Она в недоумении уставилась на друга и увидела едва заметную улыбку на его лице, но та моментально исчезла, словно её и не было. — В следующий раз хотя бы намекни о своих планах, ладно? Его голос прозвучал серьёзно, но мягко, и тогда Эмма поняла: он знает. Знает, что она сделала, и понимает, насколько нелегко ей пришлось. Рэй медлил и, наверное, хотел сказать что-то ещё, но передумал и отвернулся. — Суп почти готов! — объявила Гильда, и дети один за другим обернулись к ней. — Тогда обедайте быстрее, и продолжим тренировки, — сказал Сонджу. — Завтра нам нужно пересечь реку. Мы уже на полпути к северной границе леса.