Обещанный Неверленд: Новый рассвет

      Дождь не усиливался, но и не прекращался.        — Теоретически, если за ночь ветер разгонит тучи, и солнце начнёт припекать долину, к полудню скалы высохнут, и тогда можно будет пойти дальше. Погода в горах переменчива — это одновременно и плохо, и хорошо, — говорил Рэй, протирая корпус автомата тряпкой.        Эмма молчала, покачиваясь и стукаясь головой об одну из поддерживающих крышу балок. Необходимость сидеть на одном месте и ничего не делать нагоняла смертную скуку и странное, едва уловимое беспокойство. Всё это время, пока её мучили голод и усталость, голова была забита только мыслями о еде, но теперь в ней освободилось место для другого. И очень скоро Эмма начала задумываться о том, о чём думать совсем не хотелось.         «Почему мысли никогда не слушаются? Почему нельзя просто взять и ни о чём не думать?»        Она пыталась отвлечься, переключить внимание на что-то другое, но ничего не получалось. Разум снова и снова возвращался к одному и тому же. Неважно, когда именно, завтра ли, послезавтра, или ещё через пару дней, они в любом случае продолжат путь, пойдут дальше пока не доберутся до точки, под которой на карте выведена надпись «Золотистый пруд». А там… что ждëт их там? Неизвестно. И, кажется, только сейчас Эмма осознавала это по-настоящему.        Справа послышался тихий шелест, и она обернулась. Рэй уже закончил чистить автомат и теперь сидел с наброшенным на плечи пледом, держа в руках безымянную книжку.        — Это та самая, которая с кодовыми словами? — спросила Эмма.        Рэй бросил на неё быстрый взгляд и снова перевёл внимание на страницы.        — Угу. Подумал, может пригодиться, раз нам понадобится ручка.        — И о чём там?        — О том, чего никогда не было и быть не могло. Легенды.        — Ты же её уже читал.        — А сейчас перечитываю. Чем ещё заниматься?         — И правда, — Эмма задумалась, глядя на то, как огонёк пляшет извиваясь в каменном кольце, и всë же решилась попросить. — Может, тогда и мне почитаешь? Было бы…        — Нет.        Эмма надула щёки. Он даже не дослушал!        — Почему? Сложно что ли? Ладно, я сама, — она придвинулась ближе к нему, но как только заглянула в книгу, чужая ладонь накрыла лицо. Рэй отпихнул её. — Ой!         — Сказал же — нет.        Угрюмо, категорично и без единого объяснения причины. От возмущения щёки надулись ещё сильнее, Эмма насупилась и встряхнула головой.        — Да я уже не прошу тебя! Сама...       — А сама ты читаешь как черепаха, и мне придётся дожидаться, когда закончишь, — быстро проговорил Рэй, разворачиваясь к ней спиной и перелистывая страницу.        Эмма недовольно заурчала.        — Вредина, — буркнула она и демонстративно отвернулась, хотя на самом деле не обижалась на него.        Глянула на свой рюкзак и, чтобы занять себя хоть чем-то, решила перебрать вещи. Хорошо, что всё внутри осталось сухим — ткань рюкзака отталкивала влагу лучше, чем их плащи.        Эмма принялась вытаскивать пустые свёртки и жестяные банки из-под консервов, а затем попыталась переложить их компактнее. Самым тяжёлым грузом были гранаты. Парочка разрывных и одна световая. Они лежали почти на самом дне, а рядом с ними Эмма неожиданно заметила знакомую книжицу. Альбом?        «Но что он делает здесь?»        Наверное, кто-то положил его в рюкзак, пока она не видела, ведь сама Эмма перед выходом в экспедицию совсем о нём не думала. Она бережно погладила корешок альбома и не смогла сдержать улыбки. Интересно, кто о нём вспомнил? Может, Алисия? Или Иветта?        Стоило перевернуть обложку, и вдруг в ладонь выпал аккуратно сложенный листок. Эмма с любопытством развернула его. Внутри цветными карандашами и мелками было выведено: «Возвращайтесь скорее».        Сердце дрогнуло, и в груди разлилось приятное тепло.        — Чего вздыхаешь? — вдруг спросил Рэй. Она, не оборачиваясь, протянула ему послание и услышала, как он тихонько усмехнулся.        Вот и нашлось то, что сможет отвлечь её от мрачных мыслей. Эмма перелистывала страницы, вглядываясь в каждую фотокарточку, и разум её светлел, а сердце наполнялось тёплой печалью. Лица дорогих ей людей, шум ветра в ветвях ив и звук ливня незаметно перенесли еë в день самого сильного шторма, который она видела в своей жизни. Когда они с Филом выбежали из дома на лужайку, её волосы и юбка взлетели вверх — такой силы был порыв, а Фил едва не упал, но она успела приобнять его.       — Какой сильный ветер! — прокричала Эмма, захлёбываясь.       — И тучи чёрные, — сказала Анна, придерживая свои длинные светлые косички и с тревогой глядя на летящие по небу тяжёлые тучи. — Как-то страшновато уже.        Марк и Найла стояли рядом с сестрой и с раскрытыми ртами смотрели вверх, а Тома и Ланни носились по холму, раскинув руки подобно птичьим крыльям, и взволнованно перекрикивались.        — Такого урагана ещё не было!        — Может, он поднимет нас, и мы полетим?       — Аж десять раз! — Рэй сидел на своём постоянном месте под дубом с раскрытой книгой в руках. Не успел прижать листы, и новый порыв ветра перелистнул страницы. — Тц. Чёрт.        — Прямо настоящий шторм, да? — сказал Норман.        Норман… Он тоже был там. Стоял рядом с Рэем, касаясь дубовой коры ладонью, и ветер колыхал его рубашку.        Рэй кивнул:        — Да уж. Видимо, вот-вот польёт. Надо бы сказать всем, чтобы возвращались к дому.        — Эмма! Нужно собрать всех! На сегодня игры закончены! — закричал Норман.        Хоть и не очень отчётливо, но она и так слышала их разговор и потому ответила сразу же.        — Поняла! Сейчас!        Она только разогналась, направляясь к Джамиме и Крису, как вдруг что-то хлестнуло её по лицу. Перед глазами встала белая пелена.        — Ва! — вскрикнула Эмма, пытаясь выпутаться из простыни. Это ведь была простыня?        — Эмма, всё в порядке? — встревоженный голос Нормана раздался совсем близко. Он уже помогал выбираться из ткани, пытаясь скатать простыню в свёрток.        — Да, — откликнулась она. — Просто это было неожиданно.       — Хах, хорошо поймала, Эмма.        В этот момент её голова освободилась, и она увидела перед собой Рэя. Тот всё ещё издевательски ухмылялся, держа книгу в руках.        — Ну хватит! — огрызнулась она и обернулась к Норману, чтобы помочь скатать снова раскрывшуюся улетающую простыню. — Лучше бы помог сложить!        — Эмма, мама попросила собрать стираные вещи! — послышался голос Гильды.        — Сейчас!        Эмма поспешила на задний двор к верёвкам для стирки, а Норман, Рэй, Тома, Лани и Анна, а затем Нэт и многие другие присоединились к ней, и все вместе живо собрали бельё в корзины. Когда они закончили, совсем стемнело, и ветер усилился. Он стал таким стремительным и злым, что сдул Конни с ног, когда та уже поднималась на порог дома. Эмма швырнула корзину Анне и чудом успела схватить малышку за руку. Конни тогда чуть не потеряла своего любимого зайчонка — Берни вылетел из маленьких ручек, и ветер бы унёс его далеко-далеко, но Дон вовремя бросился на выручку и поймал игрушку.        К ужину за окнами разразился настоящий шторм. Ливень барабанил по стёклам, а ветер сотрясал черепичную крышу. Настроение во время трапезы было подавленным и паническим, потому что малышей испугались грохота и никак не могли успокоиться. А во время уборки со стола, когда Тома и Лани прислонились к окнам, с восторгом наблюдая за непогодой, на чердаке послышались странные звуки, будто кто-то пронзительно выл.        — А это точно ветер? — спросил Нэт с напряжением. — Звучит так, будто при-привидение.        — Может, окно распахнулось, — предположил Норман.       — Мама, а когда дождь закончится? — самые маленькие дети жались к Изабелле, как утята к маме-утке, а та обнимала их и успокаивающе поглаживала по головам.        — Всё хорошо. Скоро ветер стихнет, и дождь пройдëт, — мама отвечала мягко, однако то, как сосредоточенно она смотрела в окно, выдавало еë беспокойство.        Когда все дети уже искупались, и пришла пора укладываться в постели, к звукам ливня и ветра прибавился ещё один — раскаты грома. Первым, что увидела Эмма, вбежав в спальню, были сжавшиеся в комочки под своими одеялами Фил и Манон. Малыши боялись грозы, и Эмме пришлось постараться, чтобы успокоить их и убедить собраться вместе на её кровати. Она взяла их к себе, и стоило им обняться, вся комната на секунду озарилась белым светом. Эмма ясно увидела расколовшую небо острую молнию, а затем… свет в комнате погас. Фил и Манон завопили от страха, и даже сама Эмма съёжилась.        — Эмма-а?!        — Я здесь. Всё в порядке, — она нашарила их руками и крепче прижала к себе. — Мы все вместе.        На улице царила непроглядная тьма, и разобрать очертания комнаты можно было только на краткий миг, когда молния заглядывала в окна.        — Эмма. Эмма, где ты?        — Гильда, сюда, — только она подала голос, и дверь комнаты распахнулась, на полу появилась блестящая полоска света. Среди темноты Эмма увидела лицо Рэя.         — Эмма, всё в норме? — он стоял на пороге с горящей керосинкой в руках и держал за руку Конни, а рядом с ним Гильда и Нэт приобнимали младших.       Услышав, что пришли братья и сёстры из соседней спальни, Фил и Манон перестали плакать и выбрались из-под одеяла, а Эмма с облегчение выдохнула. Коридор и комнату освещал лишь тусклый свет одной единственной лампы, но даже это смогло помочь всем вернуть спокойствие.       — Мама скоро придёт, — спокойно сообщил Рэй, — но пока у нас есть только одна лампа, поэтому соберёмся в одной комнате.        — А Норман и остальные? Как они…        Только она сказала это и тут же услышала знакомый голос.        — Ребята? — Норман уже приближался к двери, и скоро Эмма увидела его фигуру в дверном проёме. Братья и сёстры из третьей комнаты цеплялись за его руки и друг за друга, так он и смог привести их на свет лампы.        — Отключение электричества у нас, кажется, впервые, — сказал Норман.        — Угу, — протянул Рэй. — Но не думаю, что это надолго.       Так они и собрались все в одной спальне. Поставили керосинку в центре и принялись ждать, когда лампы на потолке зажгутся снова, и младшие дети смогут немного успокоиться. Но лампы всё никак не зажигались, и мамы всё не было, а гром и молния продолжали пугать всех резкими вспышками и страшным грохотом. А потом в коридоре вдруг замерцал свет.        — Вы в порядке?        — Мама! — Алисия и Нина бросились навстречу к Изабелле и ухватились за подол маминого фартука.        — Всё хорошо, мама, — ответила Эмма. — Мы все здесь.        — Славно. Кто тут ближе всех? Норман? Подойти, я дам вам вторую лампу, — она передала ему одну из двух керосинок, что держала в руках, а затем погладила Алисию и Нину по головам. — Сидите здесь все вместе, а я попытаюсь вернуть электричество.        — Нет! — тут же взвизгнули девочки, и Эмма почувствовала тревожное шевеление со стороны других малышей. — Мама, не уходи!        Норман мигом обернулся к сёсртам, присел на корточки, пытаясь привлечь к себе их внимание, и обратился к ним мягким и добрым голосом:        — Мама никуда не уходит, она всегда рядом с нами и в одном доме. А малыши в детской остались совсем одни, и им ещё страшнее, поэтому мама не может задержаться с нами. Ей нужно идти к ним.        Алисия и Нина растерянно глянули на маму, но всё же уступили. Изабелла похвалила всех за выдержку и смелость, и снова скрылась в дверях. Свет её лампы медленно растворился в темноте, и вскоре они снова остались одни. И им снова оставалось только ждать.        Дети переживали. Нет, они все пребывали в ужасе, и, хоть и пытались держать страх под контролем, раскаты грома и вспышки молнии в одно мгновение сдували напускную смелость, заставляли вскрикивать и вопить. Малыши тряслись и глотали слёзы, но Эмма не могла позволить себе дать волю тревоге. Она же не маленькая девочка! Гром — это всего лишь гром, и не более. Неожиданный, но не опасный, тут бояться нечего.         — Слушай, Эмма, у меня есть одна идея, — вдруг тихо обратился к ней Норман, и сидящий рядом Рэй тоже прислушался к его словам.        Норман тогда придумал просто восхитительную штуку. «Чего ещё ожидать от Нормана?» — воскликнул тогда Дон и был абсолютно прав.        Норман и Рэй ушли за необходимыми вещами, и Дон, испугавшись в одиночестве идти в музыкальный кабинет по тёмным коридорам, отправился туда в сопровождении Гильды, а Эмма осталась в комнате и взяла на себя командование остальными детьми. Вместе они сдвинули кровати к стенам, чтобы освободить как можно больше пространства в центре спальни. Норман и Рэй вернулись с двумя горами простыней, а затем начали развешивать их по комнате, пока не соорудили что-то в виде белого, колышущегося шатра, и ещё недавно трясущиеся от страха младшие, наблюдая за их действиями, заразились любопытством. А любопытство порой единственное, что может одолеть страх.         Когда всё было готово, дети, раздвигая простыни как занавески, по очереди вошли внутрь белого шатра, неся в руках подушки и одеяла. Все расселись в тесный кружок вокруг керосинок в самом центре.        — Глядите, — Норман причудливым образом сложил руки, поднося их к лампе, и над тенью за его спиной вдруг появилась ещё одна тень.        — Птица! — воскликнул Фил, мигом угадав чернеющую на белом фоне фигуру.        Норман улыбнулся, активно зашевелил пальцами, и силуэт птицы начал взмахивать крыльями, а малыши с восторгом захлопали в ладоши.        — Ух, ты! Давай ещё.        Норман подмигнул им:        — Теперь посмотрим, что нам покажет Рэй.        Рэй, сидя с книгой в руках, протянул сложенные руки к свету.        — А! Я поняла. Это собака, — воскликнула Шерри.        — Следующий?        — О, это же кошка!        — А это кролик. Как твой Конни, только живой.        — Слон!       — А-а… это жирафик!        Рэй менял позиции рук снова и снова, создавая самые разные силуэты животных под неутихающие аплодисменты детворы. Эмма заглядывала к нему через плечо, пытаясь уследить за особенностью его движений.        — Рэй, когда ты их запомнил?       — Сейчас.        Она посмотрела на страницы книги, что лежала раскрытой на его коленях, и увидела иллюстрации-инструкции театра теней. Попыталась повторить одну из комбинаций, но почти сразу же запуталась в своих же пальцах.        — Л-ловко ты, — выдохнула она, понимая, что исполнить такое, взглянув на страницу лишь на секунду, довольно сложно.        Наблюдая за тенями, Иветта тоже попыталась повторить движения Рэя, следом за ней и все остальные принялись упрашивать рассказать, как это делается, а когда он объяснил им и помог верно поставить руки, один за другим начали повторять выученные фигуры. Самые младшие дети тоже оживились, достали из прикроватных тумб плюшевые игрушки и принялись подносить их к свету ламп, то приближая, то отдаляя, наблюдая, как тени на простынях уменьшаются и снова растут.       Они веселились, почти не обращая внимания на заглушаемый навесом-простыней гром, а потом, когда Дон и Гильда принесли коробку с музыкальными инструментами, и вовсе перестали слышать непогоду. Эмма играла на тамбурине, а Фил взял кастаньеты. Колокольчики, маленькие трубы, барабаны и свирели. Они разобрали все инструменты и устроили слабо слаженный, но зато весёлый концерт. И среди их шумной толпы больше не было ни одного плачущего ребёнка.        Тем вечером они так и не разошлись по спальням, решив, что сегодня будет лучше ночевать вместе на сваленных на полу подушках и одеялах. Они ещё никогда не спали вот так, в одной комнате, но ведь когда все рядом, не страшны ни темнота, ни гром, ни молния. Когда чувствуешь чьи-то тёплые объятия, на душе становиться спокойно и легко.        — Эй, Эмма, — Фил лежал рядом с ней, положив голову на подушку. — Ветер же не сдует наш дом и не унесёт куда-нибудь, пока мы будем спать?        Эмма удивилась вопросу, а затем вспомнила, что мама недавно читала малышам одну книгу, и там смерч унёс домик героини в таинственную страну.        — Нет, — тихо рассмеялась она, крепко обнимая младшего брата. — А если такое вдруг случится, мы все объединимся и вернёмся сюда.        И Фил широко улыбнулся ей в ответ. Ох, Фил… Как он там сейчас?       Эмма совсем не беспокоилась о Гильде, Доне и всех, кто находился в бункере, ведь отныне они там в тепле и безопасности, и с ними Сиана. А вот Фил в приюте, нет, на ферме и он… Он ведь знает. Он единственный во всём доме знает правду. И это знание опасно для него. От мыслей о том, чем всё может кончится если об этом станет известно ещё кому-то, а тем более маме... новой маме, у Эммы замирало сердце.       «Мы вернёмся. Мы обязательно вернёмся к тебе, Фил. Совсем скоро».         Вот ради чего всё это. Вот ради чего она убегает, не спит, голодает и мёрзнет. Всё ради этого. Ради того, чтобы вернуть обратно то, что ей пришлось потерять. Ради семьи и их счастья. Если и стоит жить, то только ради этого. Она доберётся до Золотистого пруда, найдёт то, что там спрятал Господин Минерва, а может, и его самого, а потом, когда вернётся в Благодатный дом, спасёт малышей. И тогда они снова все будут жить вместе. И всё будет так, как раньше.         «Вернёмся… Если вернёмся».           А-А-А-А-А-А!        Она встрепенулась. Метнула взгляд во тьму, туда, где за шумом ливня и грома раздался вопль ужаса. Сомнений быть не могло. Кричал Мистер.        Рэй оживился, внимательно вглядываясь через пелену дождя в место между скал, где всё ещё алым светом горел очаг под брезентовым навесом. Он подумал, что на Старика могли внезапно напасть, но ни одна тёмная фигура, хоть крупная, хоть маленькая не закрывала вход в укрытие.        — Видишь что-нибудь? — спросил он у Эммы.        — Нет.        — Я тоже.        — Может, ему просто снился кошмар? — тихо предположила Эмма.        Кошмар… Рэй слишком хорошо знал, насколько ужасными могут быть сны, но не почувствовал и капли сострадания.       — Мы уже совсем близки к нашей цели, — сказал он как бы невзначай, решая, что будет лучше зайти издалека. — Всего каких-то полдня — и уже на Золотистом пруду, а значит, нужно быть более внимательными и осторожными с... Мистером.        Эмма долго молчала, прежде чем ответить:        — Думаешь? Но с тех пор как он бросил нас тогда, больше ничего не случалось. Мистер уже который день ничего не подстраивал, — она закусила губу. — Может, он передумал?       Рэй фыркнул:       — Ага, как же. А я думаю, он ничего не делает только потому что уже всё продумал. Вот увидишь, следующий его шаг будет у Золотистого пруда.        Пусть Эмму обмануть проще простого, но он не купится на это так же легко. У них нет ни одной причины доверять Старику, как бы тот не бездействовал в последнее время.        Эмма посмотрела прямо на него, а затем медленно перевела взгляд на огонь, и свет заплясал на усталом лице и в зелёных глазах. Она тоже сняла плащ, сидела только в чёрной водолазке и оттого выглядела совсем худощавой и мелкой. Её пальцы вдруг потянулись к медальону на шее, тому самому, что Музика подарила ей на прощание. Эмма долго рассматривала искусную подвеску в виде глаза, и Рэй поймал себя на странной мысли: Эмма… о чём-то беспокоилась. Ещё минуту назад она с благоговейной улыбкой рассматривала фотографии и казалась беззаботной, а сейчас от этого не осталось и следа. Или ему только кажется?        — Я всё думаю об этом, — вдруг проговорила она. — Если он был там, то почему не ушёл в мир людей? Мистер ненавидит Господина Минерву, и, должно быть, этому тоже есть причина. А его товарищи? Мы так и не знаем, что с ними случилось, и о каких предателях было написано на стене, — она шумно вздохнула и покачала головой. —  Может мы… что-то делаем не так? Что, если это решение пойти к пруду было ошибкой? Что, если вообще всё было ошибкой? Мы не спасли Нормана, оставили Фила и остальных, а сейчас подвергаем большой опасности себя и всю нашу семью. Меня беспокоят слова Сонджу о том, что все люди давно перебиты. Что, если это и есть правда? Мир людей… что, если его на самом деле не существует? Может, это действительно только легенда? Тогда что спрятано на Золотистом пруду?        Она вдруг замолчала, будто ожидала ответа, но Рэй не знал, что сказать. Что спрятано на Золотистом пруду? Есть ли мир людей на самом деле, и, если есть, как сложно будет туда попасть? А если нет? Да откуда ж ему знать?!         — Может, нас там ждёт только смерть?        На мгновение вспышка молнии сделала её лицо мертвенно серым, а зелёные глаза стали совсем блёклыми, будто стеклянными. Ливень хлестал по крыше, ветер шумел в ветвях над головой.       «Смерть», — шептали гибкие ветви и листья. — «Смерть. Смерть. Смерть».          Рэй встряхнул головой, подавив нервное напряжение. С чего она вообще начала думать о таком? Опять. Опять Эмма не похожа на Эмму. Снова перед ним незнакомка. Когда она вдруг стала такой неуверенной, такой пугливой?       «Где твоё безрассудство? Что с тобой происходит? Это ведь ты, ты всегда поддерживаешь и подбадриваешь всех… Так может, поэтому… Может, поэтому мне казалось, что сама ты никогда и ни в чём не сомневаешься и ничего не боишься?»        Это раздражало. Эмма день ото дня сомневалась в себе всё больше, и кто в такие моменты постоянно оказывался рядом, кто должен был сказать слова поддержки? Он? Тогда ей можно только посочувствовать, ведь он — худший утешитель в мире. Кто угодно подошёл бы лучше. Кто угодно, особенно… Норман.        В небе снова загремело. Сильный порыв внезапно сложился в завихрение. Ветки деревьев жалостно застонали, а огонь зашипел и задрожал, сбиваясь. Ветер проник под навес и пробрал холодом, заставил закутаться в плед и быстро накрыть просохшее оружие плащом, чтобы капли не намочили его снова. Эмма сжалась в комочек и задрожала, обнимая себя руками.        Только потому что ей было холодно, только лишь потому что ему не удалось придумать ничего лучше, Рэй отложил книгу и придвинулся ближе, накинул половину своего пледа на её плечо.        Эмма вздрогнула. Это было внезапно, и она вполне могла отшатнуться или оттолкнуть его, но вместо этого только прижалась крепче, обхватив его левую руку и плотнее кутаясь в теперь уже общий плед. Её пальцы, даже сквозь водолазку холодили кожу.        — Если будем сомневаться в решениях, нам точно конец, — негромко начал Рэй, а затем ненадолго умолк, стараясь подобрать слова. — Знаешь… когда я сложил все странные факты о жизни в нашем приюте с обрывками воспоминаний, и мне открылась правда, я не хотел в это верить.        Он не знал, стоит ли вообще говорить об этом. Но раз она изливает душу, может, это не такая уж и плохая идея? Может, это как раз то, что сможет помочь ей сейчас?        — Все были так счастливы, а мама… мама была так добра. Сколько раз мне хотелось просто… притвориться, что ни о чём не знаю. Я чувствовал себя беспомощным, потому что знал правду, но не мог никому рассказать о ней. И даже если бы рассказал, это бы ничего не изменило. Не уверен даже, что кто-нибудь поверил бы мне тогда. Как бы сильно мне не хотелось, я не мог никого спасти. Шанс побега… он всегда был слишком незначительным. Я столько раз сомневался, стоит ли мне выдавать себя, стоит ли вообще пытаться что-то сделать, но… когда я видел тебя и Нормана и представлял, как эти твари сожрут вас в тот момент, когда вы даже ни о чём не будете подозревать…        Он запнулся, услышав, что голос начал срываться. Эмма крепче сжала его руку.        — Рэй… — произнесла едва слышно. Он чувствовал, что она смотрит на него и слушает внимательно. Это придало решимости.         — Желание спасти вас, не допустить наихудшего исхода — вот то единственное, что помогало мне держаться. Тогда я не мог позволить себе сомневаться... И сейчас нельзя. Да, нам пришлось нелегко. Мы оставили Фила и… Нормана, но… этого уже не изменить. Ничего уже не изменить. Отступать некуда, и это тяжело. Тяжело осознавать и ещё тяжелее принять, Эмма. И бежать нам тоже некуда, понимаешь? Мы можем идти только вперёд, к чёртову Золотистому пруду. Что бы нас там ни ждало.        Эмма долго молчала, и он было решил, что его слова совсем не помогли, но, когда обернулся и встретился с её взглядом, вдруг понял, что в лице Эммы больше нет ни мрачной задумчивости, ни печали.        — Да, ты прав, — сказала она негромко, но с оживлением. — Главное, что наши родные сейчас целы, и пока они в безопасности, ещё не всё потеряно. Даже если этот поход был ошибкой, ещё ничего не потеряно! И если Господин Минерва вдруг не поможет нам, если на Золотистом пруду ничего нет, мы найдём другой путь. Мы… будем искать, и обязательно отыщем какой-нибудь способ, чтобы спасти всех!        К концу речи её голос стал ещё крепче, а глазах снова вспыхнули смелостью и уверенностью, которыми Эмма так щедро делилась с другими. Она умолкла и вдруг взглянула на него с жадным ожиданием.        — Именно, — ответил Рэй и понял, что угадал. Эмма ждала этого ответа и, когда получила его, широко улыбнулась и засмеялась.        — Спасибо, Рэй. Мне правда стало легче!        — И тебе спасибо, — он на секунду растерялся и ответил первое, что вертелось на языке.        «Не то чтобы это было очень сложно…»        Всё-таки Эмма всё ещё оставалась собой — она могла споткнуться, но не падала, и в подобные моменты достаточно было лишь слегка её придержать, чтобы помочь сохранить равновесие. Она оправлялась сама и быстро возвращала свою врождённую стойкость. Маленькой, но бдительной поддержки ей вполне хватало. Что ж, пожалуй, это ему под силу.        Кроме того, после разговора Рэй и сам вдруг ощутил необычное облегчение, как будто сбросил с плеч сумку с камнями. А ведь он ещё никогда не рассказывал об этом. Остальные, и Эмма в их числе, могли только догадываться о том, как ему жилось в приюте, и насколько прошлое давило на него до сих пор. Удивительно, что даже одной маленькой, но искренней беседы хватило, чтобы немного изменить это.         Эмма больше ничего не говорила, и он тоже. Они сидели в полном молчании довольно долго, и Рэй всё больше начинал замечать сонливость. То ли из-за того, что он смог поесть, то ли из-за того, что Эмма сидела рядом, и вдвоем им стало теплее, желание поспать всё-таки решило посетить его. И кто знает, возможно, сегодня наконец удастся отдохнуть нормально?         «Если только сущности не выследят нас опять. Их давно не видно, может, тоже скрываются от дождя где-нибудь в своих норах? Было бы славно».        И всё же лучше установить дежурство. На случай, если кто-то всё-таки решит заглянуть к ним посреди ночи.         — Слушай, Эмма… — начал было он, как вдруг почувствовал тяжесть на плече. Голова девочки свалилась на бок. Эмма уже посапывала, уткнувшись в него мягкой щекой.        «Вот это своевременность», — Рэй замер в ступоре, не зная, что сделать: растолкать её или укутать крепче.        — Ладно, — в конце концов выдохнул он. — Доброй ночи, Эмма. Я посторожу.