Обещанный Неверленд: Новый рассвет

      Солнце растворилось за горизонтом, и городок поглотила густая ночь. Потемнело настолько, что Эмма едва могла различить бугристую брусчатку под ногами.       — А это… — рассеянно проговорила Виолетта, когда Эмма спросила, почему стоящие по краям улиц фонари не горят. — Они сами себя не зажгут, знаешь ли, а заниматься этим некому. Я… мы с моими друзьями не ходим по городу ночью, а остальным, уж поверь, не до этого, — она на секунду умолкла. — Слышала, кто-то из них говорил, что фонари никто не зажигает, потому что свет бросает резкие тени. Некоторых это сильно пугает. Им спокойнее жить в темноте.       Эмма прикусила губу, рассматривая чёрные кроны деревьев и очертания домов на фоне глубокого синего неба. Она не понимала, как можно жить без света, ведь темнота делает человека незрячим. Зажечь фонари не трудно, но с наступлением ночи живущие здесь дети предпочитали становиться слепыми, чтобы не видеть отражение собственных кошмаров в пляске теней.       Однако в этом тёмном тихом царстве всё же был один источник света. Когда Эмма подняла голову, глядя на порхающий рой тёмных, тускло искрящихся бабочек, увидела на небе россыпь звёзд. Маленькие точки сияли бледно и холодно, и на какой-то краткий миг Эмма подумала, что они будто не живые. Не те, какие она видела раньше, когда жила в Благодатном доме или когда несла вахту во время их с Рэем похода сюда. А затем она пригляделась и вдруг заметила странные полоски. Тоненькие, едва различимые, они тянулись через весь небосвод, как огромная сеть.       — Что это такое? — спросила она и указала пальцем на небо.       — Купол, — ответила Виолетта и посмотрела на неё, как на слабоумную. — За весь день не заметила, что ли? Мы же прямо под озером, и эта штука, как заслон, закрывает нас от него и служит небом.       — Хм, — протянула Эмма, плохо представляя, как работают такие вещи. Ей вдруг стало грустно: Рэй бы смог объяснить, как это устроено, если бы был рядом.       — Среди нас есть человек, который знает о всяких таких вещах побольше моего, — пробубнила Виолетта. — Расспросишь его, а меня оставь…       Она не выглядела расположенной к разговору, и Эмма попыталась больше ничего не спрашивать, но не смогла сопротивляться любопытству дольше минуты.       — Значит, солнце и звёзды на этом небе ненастоящие? — осторожно спросила она, глядя Виолетте в спину, и чуть не налетела на неё, когда та резко остановилась.       Виолетта долго молчала, а затем вдруг ответила:       — Да. Ненастоящие.       Слова прозвучали хрипло, будто она сорвала голос от крика, и Эмма почувствовала, как кожа под водолазкой покрылась мурашками.       — А теперь заткнись и шагай. Не видишь, все уже спят в своих домах.       Эмма не сказала ни слова, хотя понимала: Виолетта врала. Она не могла не чувствовать, что за ними наблюдали. Не десятки, но несколько пар испуганных глаз точно выглядывали из-за рам чёрных окон на улицу и неотрывно следили, как она и Эмма, шаркая, шли между домами. Виолетта хорошо видела в темноте, возможно, она даже могла разглядеть этих несчастных детей, да только ни разу не обернулась и не оглянулась по сторонам. Она уверенно и твёрдо шла по улице, и, когда площадь осталась позади, Эмма поняла, куда именно ведёт их путь — к самому краю городка, где на невысоком холме стояла ветряная мельница.       Казалось, ещё хоть слово — и Виолетта точно взорвётся, а затем отвесит смачную затрещину, поэтому, чтобы не раздражать и без того раздражительную знакомую, Эмма заставила себя отложить все вопросы. Её руки и ноги всё ещё подрагивали и болели, а тело ломило после всего пережитого и увиденного за сегодняшний день. А она-то думала, самое тяжёлое: опасный и долгий до изнеможения путь к Золотистому пруду, уже позади. Наивная! Голодный желудок, нехватка сна и смертельная усталость не шли ни в какое сравнение с тем, через что пришлось пройти сегодня. Этот день стал худшим, самым чёрным и ужасным из всех, и Эмма понимала, что, скорее всего, память о нём останется с ней навсегда. Такое просто невозможно забыть.       Она могла только надеяться, что пропитанное кровью и смертью воспоминание о сегодняшнем останется единственным. Припоминая слова о том, что охота случается каждую неделю, Эмма украдкой поглядывала на Виолетту. Как долго она здесь? Несколько месяцев или же… несколько лет? В который раз она переживает день охоты? Наверное, это не важно. В первый раз или в десятый бессильно смотреть, как умирают другие, в любом случае, ужасно…       Среди полного мрака сиял лишь один светлый лучик надежды — мысли о старших ребятах, что заботились о раненых и голодных детях. Вот то единственное, что немного успокаивало Эмму. Здесь есть люди, которые достаточно сильны для того, чтобы позаботиться о тех, кто в этом нуждается. Они действуют невзирая на мрачную, нависшую над городом тень смерти, как деревце корнями вгрызающееся в холодный горный уступ. Разве не замечательно, что на свете существуют такие люди? Эмма почти не сомневалась — они и есть те друзья, с которыми Виолетта собирается её познакомить. И, пожалуй, надежда на то, что ей удастся найти союзников, обрести покровительство, стала последним, что могло заставить Эмму идти за Виолеттой, вместо того, чтобы рухнуть без сил прямо сейчас.       Только одно смутно беспокоило еë. Слова Виолетты о том, что жалкие и слабые люди, те, кто не могут сами защитить себя, не достойны жизни, до сих пор вызывали неприятный озноб и бурю несогласия в душе Эммы. Даже если у Виолетты были веские причины считать так, разве это правильно? Конечно же, нет, но что если и остальные её друзья считают также? Нет, лучше даже не думать об этом. Тогда останется шанс, что это окажется напрасным опасением...       — Эй, ты что там, уснула на ходу? — резко сказала Виолетта, возвращая Эмму в реальность. — Мы почти пришли.       Эмма неловко огляделась в темноте и поняла, что они и правда добрались до края города — мельница находилась совсем близко.       «Какая огромная!» — подумала Эмма, глядя на очертания большого, но в чём-то даже элегантного строения. Мельница была высокой и, скорее всего, светлого цвета, а её лопасти прокручивались медленно-медленно и тихо поскрипывали. Ветер почти не дул.       А Эмма с каждым шагом всё отчётливее ощущала взволнованность. Ещё немного и она встретится с этими людьми. Друзья Виолетты наверняка помогут найти ответы на все её вопросы, и их разъяснения развеят её сомнения и страхи о Минерве и об этом убежище.       Когда они взобрались наверх по тропинке, вытоптанной среди густой травы, и подошли прямо к тяжёлой деревянной двери, Виолетта несколько раз постучала по ней, будто отбивая ритм на барабане, и только тогда отворила.       Внутри было ощутимо теплее и светлее, чем на улице. По крайней мере, Эмма могла разглядеть и свои ноги и всё вокруг. Впрочем, взгляд её не наткнулся ни на одну вещь — так называемая «прихожая» пустовала, лишь несколько масляных ламп горели, свисая с крюков на стенах. Зато здесь приятно пахло мукой, сухими травами и древесиной. Из-за крутящихся над головой огромных шестерёнок скрип лопастей казался более резким, чем за пределами стен, но почему-то не пугал, а наоборот: успокаивал.       — Уютно, — сказала Эмма, с улыбкой продолжая внюхиваться в аромат хлеба. К ней вдруг начал возвращаться аппетит. Сейчас бы поесть мягкой пшеничной булочки…       — Угу, — пробубнила Виолетта. — Мы тут живём.       Она торопливо шагнула вперёд, остановилась у ещё одних двустворчатых дверей, и Эмма, с замиранием сердца, поспешила за ней. С противоположной стороны доносился какой-то шум, и ей показалось, что она точно слышит голоса. А ещё ей вдруг показалось, что дыхание Виолетты странно ускорилось.       — Держись позади меня, поняла? — быстро и резко проговорила она. — И не высовывайся, пока я не скажу.       «Что?!» — Эмма невольно напряглась, нервно сглотнув. Секунду назад она ни о чём не волновалась, но теперь со смутным опасением наблюдала, как Виолетта открывает двери и входит в просторную, освещённую ярким светом комнату. Прямо в центре стоял большой стол. На округлой столешнице валялись свёртки какой-то старой бумаги, а ещё какие-то железки и, плохо различимые с такого расстояния, мелкие предметы, а вокруг толпилось около десятка людей. Выглядывая из-за спины Виолетты, Эмма окинула собравшихся быстрым взглядом. Ожидания оправдались: она узнала в них тех самым старших ребят, которые кормили, лечили и отдавали указания измученным после охоты детям. Кроме них, здесь было ещё пару человек, чьи лица Эмма видела впервые. Они не ходили на площадь.       Ребята сосредоточенно переговаривались, глядя на огромный, разложенный на столе, лист бумаги, и долго не обращали никакого внимания ни на Виолетту, ни на стоящую позади неё Эмму.       Первой в их сторону обернулась девушка с зелёной повязкой на подбородке. Та самая, в незаметной тёмной одежде. Теперь Эмма могла лучше разглядеть её стройную, но крепкую фигуру, собранные в незамысловатый хвост прямые и гладкие чёрные волосы и такие же чёрные глаза. Она смотрела на Виолетту, но, стоило Эмме чуть шевельнуться, девушка тут же перевела всё внимание на неё. Эмма невольно съёжилась и замерла, почувствовав холод от чёрных глаз — взгляд девушки стал жёстким и сосредоточенным, как у хищной птицы, выслеживающей притаившуюся в кустах жертву.       Один за другим ребята оборачивались к ним с Виолеттой — взглядов становилось всё больше. Эмма набрала в грудь воздуха, попыталась расслабиться. Всеобщее внимание никогда её не смущало, было для неё привычной и любимой вещью, но только не сейчас, когда на неё смотрели не с мягким дружелюбием, а с подозрительным напряжённым вниманием. Но почему? Она что-то сделала не так? И тут ей вдруг вспомнилось, как Виолетта отчитывала её за брошенный в чудовищ топор. О нет… Они уже знают, и им это тоже не понравилось?       — Что это такое?       Девушка в повязке первой разорвала гнетущую тишину, и тут уж слова полились рекой со всех сторон.       — Буря, какая ты негодяйка! — с задором сказала светловолосая девушка в ярко-жёлтом плаще и в шапке, усеянной забавными яркими значками. — Опять проказничаешь.       — Ви… — начал было парень в бежевом костюме и странном головном уборе с вшитыми в ткань большими очками, но тут же умолк, когда девушка в зелёной повязке выпрямилась во весь рост и резко заявила:       — Да как ты посмела нарушить закон!       Она перекричала каждого и оборвала все разговоры. Эмма отшатнулась за спину Виолетты и застыла в шоке, будто на неё внезапно опрокинули кадку с ледяной водой. Нарушила закон? Какой закон? Что всё это значит?       Виолетта молчала и, в отличие от Эммы, даже не дёрнулась. Она стояла твёрдо и уверенно, как незыблемая скала, под враждебными, обвиняющими и растерянными взглядами. Послышался тяжкий вздох — девушка в повязке начала терять терпение.       — Отвечай!       — Я отвечу, когда этого потребует Тигр.       Спокойное заявление Виолетты, казалось, только больше взбесило эту девушку, однако она сразу же изменилась в лице и, словно в лёгком поклоне, опустила голову, когда стоящий рядом с ней молодой человек перестал опираться на стол и выпрямился, взглянув на Виолетту. Это был тот самый парень в ярко-красной рубашке и тёмных брюках, с которым Виолетта говорила на площади. Его пепельные волосы с причудливой красноватой прядкой у виска немного топорщились, будто их спутал ветер. Ростом Тигр был чуть выше черноволосой, тоже стройный и крепкий, однако, сразу видно: не такой неприветливый — взгляд красновато-карих глаз казался немного твёрдым, но совсем не холодным.       — Что ж… — протянул он, медленно оглядывая Виолетту и пытаясь рассмотреть скрывшуюся за ней Эмму. — Думаю, все мы хотим услышать твои объяснения, Буря. Ты же знаешь, приводить в стан посторонних запрещено. Это самое главное правило.       — Знаю, — ответила Виолетта. — Я знаю, что нам запрещено рассказывать об этом месте и об отряде кому бы то ни было, и, тем более, приводить сюда безродных…       Виолетта вдруг шагнула в сторону, и свет ударил Эмме прямо в лицо. Теперь собравшиеся, все как один, глядели на неё, и спрятаться от их взглядов было негде. Эмма растерялась, вдруг почувствовав себя совсем крошечной и беззащитной, но в следующую секунду с усилием взглянула на них в ответ. Главное, не опускать глаза в пол, иначе они почувствуют её беспокойство и неуверенность и тогда… а что тогда? Они прогонят её? Вытолкнут за дверь посреди ночи?       — Я нашла её сегодня утром на холме перед воротами в город, — продолжала Виолетта. — Она здесь только первый день, но эта девчонка не обычная безродная. Она появилась здесь с оружием, и, как мне кажется, пришла с поверхности. Я считаю так, потому что она умеет постоять за себя. Эта девочка, Эмма, отважно защищала тех, за кем гнались людоеды. Сегодня мы с ней сумели помочь выжить многим безродным, благодаря ей они вечером добрались до площади и пережили ещё одну охоту.       Эмма до боли закусила губу, вспоминая окровавленный топор в руках плачущего Тео. Виолетта явно приукрашивала её достижения.       — Но, кроме этого, вот, взгляните, — она пихнула Эмму в бок. — Покажи клеймо.       Эмма рассеянно кивнула и машинально потянулась пальцами к воротнику водолазки, оттянула ткань в сторону, открывая татуировку номера на левой стороне шеи. Когда собравшиеся увидели клеймо, по комнате прокатился рокот.       — Да ну!       — Быть не может…       — Значит, она похожа на нас. Но это не клеймо Долины…       «Долины…»       Слово эхом прозвенело в сознании. Эмма попыталась отогнать замешательство, взять себя в руки. Она быстро сообразила, о чём шла речь. Долина, а точнее Великая долина — одна из элитных ферм. Сонджу говорил им о ней, когда перечислял название всех пяти плантаций. Интуиция и здравый смысл подсказывали Эмме, что сейчас самое время ей лично представиться перед этими людьми. Только что Виолетта попыталась доказать им, что она может и должна находиться здесь среди них. Нужно подкрепить её слова.       — Я из Благодатного дома, — сказала Эмма так громко и чётко, как только могла. — Это одна из элитных ферм — такая же, как Великая долина или Славный колокол. Я сбежала оттуда и через лес пришла сюда со своим другом и человеком, который отказался называть своё имя. Мы с ними были вместе, пока нас не разделили, а потом я проснулась здесь.       На лицах собравшихся вдруг промелькнули улыбки, у кого-то слабые и едва заметные, а у кого-то самые настоящие, широкие и искренние. Прямо как у той светловолосой девушки в шапке — она вдруг вскочила со своего стула и, словно готовясь к объятиям, раскрыла руки.       — Так значит вот оно как! Ты одна из нас, а может, даже круче, раз попала сюда из внешнего мира. Сбежала с фермы! Как здорово!       Эмма взглянула на неё, чтобы подарить неловкую ответную улыбку, но тут же снова посмотрела в сторону Тигра и увидела, как он сосредоточенно вслушивается в шёпот девушки с двумя светло-голубыми хвостиками. Когда она чуть отдалилась от его уха, Тигр кивнул и, обведя взглядом комнату, посмотрел на Эмму, а затем дружелюбно улыбнулся.       — Хорошо.       Он вышел из-за стола и вдруг прошёл через всю комнату прямо к ней. Эмма занервничала ещё сильнее, ей пришлось чуть запрокинуть голову, чтобы посмотреть на его лицо, когда парень крепко пожал её руку.       — Решено, Эмма. Ты остаёшься с нами. Меня зовут Оливер, рад знакомству и добро пожаловать в отряд сопротивления, — он шагнул назад и под одобрительные оклики направился к своему месту. — Сейчас мы быстро введём тебя в курс дела. Ребята, представьтесь.       Эмма ещё не успела прийти в себя и успокоиться, а собравшиеся уже начали говорить с ней. Она попыталась сосредоточиться на них и их словах.       — Я Сэнди, а это вот Зак, — звонким, чистым голосом сказал кучерявый парень в клетчатом жилете, указывая на своего высокого смуглого приятеля в синей куртке с синей повязкой на голове и шрамом на переносице. Мягкое и округлое лицо Сэнди показалось Эмме приятным, а улыбка искренней, а вот понять настроение Зака ей не удалось — он только молча окинул её непроницаемым взглядом тёмно-синих глаз. — Мы врачи. Позывные: Вьюнок и Цикута.       — Найджел. Механик и изобретатель. Позывной: Росток, — быстро выпалил невысокий и худой мальчишка, когда вскочил со своего стула и подлетел к ней для рукопожатия. По виду он был немногим старше самой Эммы. Его шапка с вшитыми очками показалась ей странной, а Ростком его звали, судя по всему, из-за забавной заколочки, прикрепленной к самой макушке.       — Голубая змея, помощник и заместитель командующего, — девушка с двумя светло-голубыми хвостиками и в прямоугольных очках коротко кивнула ей, пронзая взглядом серых, почти бесцветных глаз.       Светловолосая девушка с круглыми, будто кукольными глазами и милой улыбкой отшатнулась от стола и подлетела к Эмме. В своём жёлтом плаще и шапке с цветными значками она напоминала маленькую яркую пташку:       — Очень приятно, Джиллиан, или Воробей, а коротко Джил, — она без предупреждения сжала Эмму в объятиях и развернула, а затем указала на темнокожего юношу с копной собранных в хвост мелких косичек и с закатанными рукавами белой рубашки на мощных руках. — Этот большой парень — Пепе — по позывному Коготь. А девчонка, да вот эта, с чёрным пучком, которая пялится на тебя с таким недовольством — Паула или Пантера. Мы с Пепе доставляем и распределяем еду и одежду, а Паула…       — Я состою в разведке, — хмуро откликнулась девушка в зелёной повязке на подбородке. — Но по имени ко мне не обращайся, для этого есть позывные.       Эмма не успевала оборачиваться и улыбаться каждому, пытаясь запомнить, как кого зовут и как кого кличут по, так называемым, позывным. Она растерянно озиралась по сторонам, когда что-то легонько толкнуло её в спину.       — А я Реджина. Привет, — смуглое девичье лицо блестящее белозубой улыбкой оказалось совсем близко, когда Эмма оглянулась. Девушка стукнулась об неё своей большущей корзиной с бельём. — Ты уже пробовала мою кашу? Сегодня она вышла лучше обычного, да. Но, в общем, можешь не обращать на меня внимания. Я не лекарь, и не разведчик, и не боец, и позывного у меня нет, но некоторые называют меня Бесполезная, — она подмигнула и наклонила голову так, что её густые чёрные волны волос рассыпались по плечам.       — О-о, — громко протянула Джилиан, — да ладно, не говори ерунды, Джина. Если бы не ты, кто бы штопал мне рубашки и стирал штаны?       Реджина обернулась к ней и сверкнула зубами в притворно благодарной улыбке, а затем показала язык.       — Помолчите, — произнесла Голубая змея совсем негромко, но её услышали абсолютно все и живо прикрыли рты.       В воцарившейся тишине вдруг прозвучал тихий смех Оливера:       — Позывной: Тигр. Как понимаешь, я здесь командующий, — сказал он, глядя на Эмму, и на этот раз она ярко увидела озорные искры и тепло в красноватых глазах лидера. — Наш отряд сопротивления вот уже долгие годы занимается выживанием в этом месте. Как ты могла видеть, мы помогаем всем детям на Угодьях. Кормим, одеваем и лечим, обустраиваем в городе и рассказываем о том, что необходимо делать, чтобы прожить как можно дольше и не попасть на копьё или под стрелу. Мне, признаться, весьма интересно подробнее услышать о твоём пути сюда, ведь получается, что в отличие от нас, тебя привезли не из приюта. Ты сбежала. Но мы ещё успеем узнать об этом, верно? Думаю, у тебя есть больше вопросов к нам, так что не стесняйся и спрашивай всё, что тебя интересует, а мы уж разъясним, что к чему.       Решительное одобрение слов Оливера и, внезапно, появившаяся свобода действий ввели в замешательство. Эмма потерялась в вопросах, не зная, с чего начать, но слова вырвались сами собой:       — Кто такие безродные?       Кто-то тихо откашлялся, на лицах Сэнди, Найджела и Джиллиан промелькнуло странное выражение секундной растерянности, а Виолетта опустила голову и посмотрела в сторону расставленных у стен бочек, на одной из которых сидела, подогнув под себя ноги, Реджина, рассматривая свои ногти так, будто они самое интересное во всём мире.       — Это дети из города, — Джиллиан первой подала голос. — Мы называем их так потому, что они ну… немного странные…       Голубая змея подхватила её слова, негромко и ровно уточнила:       — Если говорить конкретнее, это те, кто прибыл сюда не из Великой долины. Они не могут назвать ни своего имени, ни места, откуда родом. Зачастую бесполезны в бою и во время охоты погибают первыми.       — Они здоровы, — вдруг сказал Зак, заговорив впервые за этот вечер, — и с головой у них всё в норме, но память к ним не возвращается.       — А вы все только из Великой долины? — спросила Эмма.       В ответ ребята внезапно потянулись к застёжкам на куртках и воротникам рубашек, открывая буквенно-цифровые татуировки чуть ниже ключиц. Разные буквы и цифры стояли в разном порядке, но выглядели схоже. Вот оно — клеймо Великой долины. Значит, все они с одного дома. Одна семья.       — И как долго вы все здесь?       — Счёт идёт на года, — коротко ответила Паула.       Джиллиан широко улыбнулась и покачнулась на ящике, на котором сидела с самого начала собрания:       — Буря у нас младшенькая — ей тринадцать, а остальным уже по четырнадцать. Тигру, Пантере и Цикуте и того уже пятнадцать. Нас отправляли сюда лет в семь-восемь.       — Не всех, — откликнулась Виолетта.       — Я говорю в о-общем…       — Ну, про очерёдность охоты ты ведь уже знаешь, да? — Сэнди завёл руки за голову и откинулся на спинку стула. — Тебе очень повезло, Эмма. Да благословят небеса наше правое дело, и сегодняшняя охота станет последней.       — Последней?       — Верно.       — Взгляни сюда, — Найджел с оживлённым блеском в глазах подозвал её к столу. — Да, подойди смелее и посмотри.       Эмма подошла и взглянула на разложенный на столе пергамент, сразу же увидела чернильные деревца, ручейки и улочки города вместе с главной площадью, замок за широким полем и два высоких холма на одном из которых стояла мельница, а на другом огромный грязный, перечёркнутый крест.       — Это же карта Угодий!       — Ага. Круто, правда? — Найджел поправил козырёк своей шапки и ткнул пальцем на карту. — Видишь эти пунктирные линии? Это пути, по которым обычно передвигаются охотники, а вот эти точки — опоры, надёжные укрытия, где прячутся наши разведчики. Слепые зоны. Склады с оружием, на всякий случай. А вот эти фишки — людоеды.       Эмма с приоткрытым ртом наблюдала за движениями рук Найджела по потёртому, потрёпаному жизнью, бумажному полотну. Сколько же труда вложено в эту карту! Они не нашли её где-то в архиве, если таковой здесь вообще был, по всему видно — сделали сами. Сами начертили эти пунктирные линии-дорожки, по которым ходили чудовища, а до этого выследили их и выявили закономерности. Как много времени было потрачено на это, как много стараний? Эмма не представляла и могла только восхищаться.       — Надеюсь, ты закончил, Росток? — спросила Голубая змея. — Благодарю. Как видишь, Эмма, Вьюнок не просто так говорит, что эта охота станет для нашего врага последней. Перед тобой результат долгого кровавого труда каждого живого и умершего участника Отряда сопротивления — план по захвату Угодий. И совсем скоро настанет наше время сражаться по-настоящему.       «Сражаться по-настоящему…» — растерялась Эмма и содрогнулась, когда прямо перед ней на стол резко и со страшным грохотом опустился большой деревянный ящик до самого верха с горкой набитый… ружьями и пистолетами.       — Вот этим, — сказал Найджел, шумно вздыхая от усилия. — Эта куча металла — оружие, которое дали нам людоеды.       — Дали?       — Верно, — сказала Голубая змея. — Раз в несколько месяцев они поставляют сюда оружие. Им известно, что у нас мало возможности убить их, потому они и идут на такую щедрость. Полагаю, это заставляет их получать большее удовольствие от охоты на нас.       — Но, если у вас есть оружие…       — Оно почти бесполезно, — резко сказал Оливер. — Я уже восемь лет живу на Угодьях и, поверь, большинство тех, кто попадает сюда, не то, что ни разу не стреляли, даже в книжках не видели огнестрельное оружие. А охота устроена так, что даже тот, кто умеет им пользоваться, не может защитить всех. Многие наши товарищи погибли за эти годы, а многие просто не нашли в себе сил сопротивляться… горю. Они умерли, так и не взяв в руки оружия.       — Десятки ребят, — тихо произнёс Сенди, и Эмма увидела, как сжались его кулаки. — Те, что постарше и малыши, совсем маленькие невинные дети…       — Но скоро всему этому придёт конец, — слова Найджела прозвучали, как холодный металлический шелест, и Эмма посмотрела на него. Парень в странной шапке стоял у стола, опустив голову, но, почувствовав на себе её взгляд, оторвался от карты, и на его лице вдруг появилась хищная улыбка. Белые зубы блестели, как в зверином оскале, и даже выражение его кротких светло-ореховых глаз изменилось, стало угрожающе безумным, будто он был готов прямо сейчас взять в руки оружие и пустить его в ход. Был готов убивать.       — Да, — Оливер откликнулся на его слова глухо и твёрдо, и все, как по команде, обернулись к нему. Эмма тоже. — Многие годы мы готовились к тому, чтобы однажды освободиться. Покончить с этим местом раз и навсегда. И в следующую охоту мы, наконец, это сделаем!       Некоторые ребята одобрительно закивали, со всех сторон послышалось приглушённое «да». А Эмма застыла — напряжение сковало её железной сетью. Она не могла отвести глаз от Оливера, от его нахмуренных, сведённых к переносице бровей, и потемневших, наполненных холодом и лютой ненавистью глаз. Его лицо огрубело и стало даже более пугающим, чем лицо Мистера, когда он угрожал убить Эмму и её семью. Мистер тоже злился, но в Оливере была не просто злость. В нём рокотало самое настоящее отчаянное бешенство зверя, которого загнали в угол.       — Мы уничтожим охотников! — его голос рокотом отразился от стен и низкого потолка, раздаваясь будто со всех сторон. — Убьём их всех! И тогда больше никто не встанет на пути к нашей свободе. Мы сотрём Угодья с лица земли и отправимся во внешний мир. Мы сбежим в поселения людей!       Его последние слова утонули в шуме аплодисментов и радостного клича. Эмма оглядывалась по сторонам и видела счастливые, полные торжества улыбки, пугающие в своём единодушии. Все эти люди, все как один, жаждали крови и мщения, чувств, которые она могла понять, но почему-то не могла разделить. Эмма со странным замешательством вдруг поняла, что если бы прямо сейчас кто-то спросил у неё, готова ли она убивать, она бы не смогла ответить, хотя каких-то пару часов назад была готова своими руками разорвать глотки каждому чудовищу за то, что один из них убил друзей Тео. Эмма не представляла, как выглядела тогда со стороны, но теперь узнавала собственную ярость в глазах этих детей из отряда сопротивления.       Она вдруг почувствовала чей-то пристальный взгляд и обернулась, встретилась с внимательными золотисто-коричневыми глазами. Реджина наблюдала за ней и, в отличие от других ребят, оставалась совершенно равнодушной. Когда Эмма посмотрела на неё, мягкие губы девушки тронула странная улыбка, а взгляд стал таким отрешённым, будто она смотрела далеко-далеко за пределы стен мельницы, туда, куда ни Эмма, ни кто-либо другой не мог заглянуть.       — Эмма, всё в порядке? — толчок в плечо от Виолетты вернул на твёрдую землю.       — Да, — Эмма нервно сглотнула и дважды подумала, прежде чем решиться сказать. — Просто… у меня есть ещё один вопрос.       Гул голосов чуть затих, когда Оливер кивнул:       — Давай же.       — Почему Виолетта…       — Нет, дорогая, — Голубая змея вдруг взглянула прямо на неё, и Эмме показалось, что бесцветные глаза хотят пронзить её насквозь. Из её тонких губ слово «дорогая» прозвучало не как ласковое поглаживание, а как удар плетью. — Конечно, ты знаешь наши имена, но тебе следует обращаться к нам строго по позывным. Это одно из правил.       Эмма медленно кивнула и продолжила:       — Почему… когда Буря привела меня к вам, вы сказали, что она нарушила закон? Разве в том, что я пришла сюда, есть что-то неправильное?       В первые мгновения никто не ответил ей. Казалось, на этот раз смутились не только Сэнди, Найджел и Джиллиан — все старательно отводили от неё глаза. Даже Голубая змея, даже Оливер.       — Видишь ли… Эмма, так ведь? — заговорила Паула, прерывая неловкое молчание. — Существование этого штаба, как и отряда сопротивления — тайна для всех, кроме самих членов отряда. Иными словами: ни один безродный не знает о том, чем мы здесь занимаемся.       — Но… почему?       — Потому что их осведомлëнность редко когда кончается чем-то хорошим.       — Значит, никто не знает о вашем плане?       Паула снова наградила её уничтожающим взглядом и, чтобы не скорчиться от страха, Эмма снова принялась оглядывать остальных ребят. Они всё ещё молчали. Должно быть, догадались, что она начала понимать, что к чему.       — Охотники… любят убивать тех, кто сопротивляется, — медленно проговорила Эмма и посмотрела на тихонько стоящий прямо перед ней ящик с ружьями. — Но никто из детей, кого мне удалось спасти от погони, не имел такого оружия. Только топор или нож, копьё или лук без стрел. Почему?       — Потому что это часть плана, — снова ответила Паула. — Чтобы было легче оставаться незаметными. Заставить людоедов потерять бдительность…       — Потерять бдительность?       Паула тяжко вздохнула, теряя терпение:              — Если люди не сопротивляются, даже имея при себе оружие, значит, они полные ничтожества. И никогда не будут сражаться. Такое отношение людоедов помогало нам скрытно проводить нужные приготовления, чтобы потом...       — И ради этого вы даже не пытаетесь спасти других. Так? — Эмма понимала, что перебивать Паулу опасно, но не смогла сдержаться. Каждый ответ вносил всё больше ясности, и она уже понимала, почему ей отвечал только один человек из десяти. То, о чём они говорили, было неправильным, чудовищно несправедливым по отношению к «безродным» детям. Отряд сопротивления прикрывался ими, не давая и шанса спастись. Дети не из Великой долины даже не понимали, что обречены!       — Они бы всё равно погибли, — сказала Паула так, что кожа Эммы покрылась мурашками от холода. — А мы бы только зря потратили на них железо и пули.       — Они могли бы выжить! Если бы у них была возможность…       Паула резко выпрямилась и хлопнула кулаком по столу — фигурки охотников рассыпались по всей карте.       — Нет, не могли бы! Не говори того, о чём не знаешь. Если помнишь, ты тут только первый день. И, если ещё не поняла, я тебе поясню: людоеды всегда кого-нибудь убивают. Они не заканчивают охоту, пока не убьют четверых или пятерых. Это просто факт. Закон! А тот, кто попробует этому помешать, быстро убедится, что в этом нет никакого смысла. И ты смеешь обвинять нас в том, что мы не противимся этому, не рискуем своей шкурой просто так, без всякого смысла? Осуждаешь за то, что мы не хотим умереть просто так? Не надо махать головой — я чувствую твоё осуждение, глупая ты девчонка. Я спрашиваю, что нам делать, когда мы стоим перед выбором: позволить людоедам отсеять слабых, совершенно бесполезных для дела безродных, или пожертвовать жизнями сильных, опытных бойцов? Да если бы мы не прятались и раздали оружия тем, кто ни разу не держал его в руках, уже бы все были сожраны! Понимаешь?       Эмма должна была ответить, сказать хоть что-нибудь, но слова застревали в горле. Потому что на самом деле она не понимала…       И Паула это почувствовала.       — Я так и знала, — она взглянула на Виолетту, тяжело дыша. — Тебе не следовало приводить сюда чужака.       Виолетта вдруг подняла голову и фиалковые глаза вспыхнули яркими огнями:       — Я за неё ручаюсь.       Паула злобно сощурилась:       — Что ты сказала?       — Я за неё ручаюсь! Все слышали? И если она уйдёт отсюда, то только вместе со мной…       — Довольно! — вдруг прогремел голос Оливера. Командующий дождался, когда в комнате наступит полная тишина. — Значит так, эта девочка пока никуда не уходит, — он жестом оборвал Паулу, стоило ей только раскрыть рот. — И не уйдёт до тех пор, пока того не потребует отец. Если потребует.       — Но…       — Никаких «но»! Буря, сходи в подвал и предупреди отца о том, что к нему гости. Эмма, не пугайся, всё в порядке. Сейчас ты познакомишься с самым главным из нас.